М. В. Бахтин
Человек в поисках себя. Очерки антропологических и этических учений. Том 1. Античность и Средневековье

Освобожденный человек – это идеал общества, его жизнь должна быть образцом поведения для всего народа. Тот, кто достиг совершенства, должен избегать бездеятельности, или деятельности, которая может ввести народ в заблуждение. Здесь мы встречаемся с диаметрально противоположной позицией относительно взглядов даосов.

Таким образом, намерения или возможность совершить добрый или дурной поступок ведантисты ставят в прямую зависимость от чувства единства «Я» и Брахмана, а также степени удаленности образа мыслей и жизни человека от неразумной жизни животного или первобытного человека.

Перестройка жизни в соответствии с более правильным пониманием реальности и значения причин не наносит вреда практической жизни, а, напротив, утверждает ее на более разумной, реальной, постоянной основе. Перестройка жизни действительно лишает ее смысла в том отношении, что человек начинает контролировать свои страсти и импульсы, смело руководящие животными, ребенком или первобытным человеком. Перестройка жизни позволяет постепенно заменить эти слепые силы сознательными и рациональными идеалами, которые могут вызвать энтузиазм более высокого и более постоянного вида.

По мнению С. Чаттерджи и Д. Датта, «философия Шанкары повышает жизнеспособность человека». Относительно выживания наиболее приспособленных нужно усвоить следующее: то, что является приспособленностью у растений, отлично от приспособленности животных и еще более отлично от приспособленности людей. Такие общественные качества, как любовь, единение, самопожертвование и разумное поведение для выживания человека имеют большее значение, чем эгоизм, зависть, себялюбие и поведение, побуждаемое слепыми страстями.

И лучшим основанием для таких превосходных качеств будет мировоззрение, которое внушает человеку веру в единство всех людей, всего созданного и всего сущего. С помощью нравственной и духовной дисциплины, рекомендуемой Шанкарой, мы стремимся действительно осознать в непосредственном опыте единство бытия, присутствие Брахмана во всех вещах – единство, которое, как мы убеждаемся, должно быть реальным по своей железной логике, но которое наш жизненный опыт различия и множественности пытается обойти. Подобно учениям раннего буддизма и джайнизма, философия Шанкары предназначается только для людей с чистым сердцем, которые могут бесстрашно следовать такой логике и принять ее выводы, как бы ни были они разрушительны для существующих идей реальности и ценности.

Подобного рода философия чревата опасными последствиями для общества. Приведенное выше возражение – результат смешения низшей и высшей точек зрения. С эмпирической точки зрения, различие между правильным и неправильным, как и другие различия, имеет вполне реальное значение. Ибо для каждого, не достигшего еще освобождения, всякое действие, которое прямо или косвенно ведет к осознанию его единства с Брахманом, – добро, а все, что прямо или косвенно препятствует этому, – зло, Правдивость, милосердие, благожелательность, самоконтроль и т. п. даже соответственно этому критерию должны быть отнесены к первой категории (добру), тогда как лживость, эгоистичность, нанесение вреда другим следует отнести ко второй (злу). Достигший совершенного познания, освобождения, считает эти моральные различия относящимися к низшей точке зрения и, следовательно, не имеющими абсолютной силы. Тем не менее он не может совершить плохого поступка, так как мотивы всякого дурного поступка основаны на невежественном отождествлении себя с телом, с чувствами и т. п. – словом, на отсутствии ощущения единства себя и Брахмана.

Прагматический критик, для которого высшей ценностью является практическая применимость, часто сетует на то, что Шанкара увлекается призрачными спекуляциями, которые сводят мир к пустой видимости, лишают жизнь всякого смысла и приводят к поражению в борьбе за существование.

На такой упрек ведантист, сторонник Шанкары, отвечает: если человек предпочитает жить неразумной жизнью животного или первобытного человека, то ему нет нужды выходить за пределы мира практической реальности. Но если человек посвятит себя размышлениям о природе и значении этого мира, то, как мы уже видели, логика с железной необходимостью заставит его признать, что мир по своей природе противоречив и нереален, и приводит его к поискам реальной основы мира. К тому же разум требует перестройки жизни на разумной основе в зависимости от того, чтó ему открывается как высшая реальность. Так же как ребенок растет и становится взрослым, человек должен постепенно перестраивать свою жизнь в соответствии с изменяющимися взглядами. Игрушки, которые в детстве считались дороже самых драгоценных вещей, уступают им место, когда человек становится взрослым.

Перестройка жизни в соответствии с более правильным пониманием реальности и значения причин не наносит вреда практической жизни, а, напротив, утверждает ее на более разумной, реальной, постоянной основе. Перестройка жизни действительно лишает ее смысла в том отношении, что человек начинает контролировать свои страсти и импульсы, слепо руководящие животным, ребенком или первобытным человеком. Перестройка жизни позволяет постепенно заменить эти слепые силы сознательными и рациональными идеалами, которые могут вызвать энтузиазм более высокого и более постоянного вида.

Относительно выживания наиболее приспособленных нужно усвоить следующее: то, что является приспособленностью у растений, отлично от приспособленности животных и еще более отлично от приспособленности людей. Такие общественные качества, как любовь, единение, самопожертвование и разумное поведение, для выживания человека имеют большее значение, чем эгоизм, зависть, себялюбие и поведение, побуждаемое слепыми страстями. И лучшим основанием для таких превосходных качеств будет мировоззрение, которое внушает человеку веру в единство всех людей, всего созданного и всего сущего. Именно таким мировоззрением, как мы видели, и является учение Шанкары. Поэтому было бы ошибкой считать, что учение Шанкары пагубно влияет на практическую жизнь. С помощью нравственной и духовной дисциплины, рекомендуемой Шанкарой, мы стремимся действительно осознать в непосредственном опыте единство бытия, присутствие Брахмана во всех вещах – единство, которое, как мы убеждаемся, должно быть реальным по своей железной логике, но которое наш нынешний опыт различия и множественности пытается обойти.

В заключение следует подчеркнуть, что веданта Шанкары в своих различных аспектах является попыткой довести идею упанишад о единстве всего сущего до ее логического завершения. При всех своих недостатках и достоинствах веданта Шанкары считается в истории человеческой мысли наиболее последовательной системой монизма. Оценивая философию веданты Шанкары, представленную в Америке Свами Вивеканандой, Вильям Джемс указывает: «Образцом всех монистических систем является ведантийская философия Индустана». Правда, система философии такого рода недоступна тем, кто обращается к философии для того, чтобы оправдать свои несовершенные идеи о светских различиях людей и ценностей. Подобно учениям раннего буддизма и джайнизма, монистическая философия Шанкары предназначается только для людей с чистым сердцем, которые могут бесстрашно следовать логике и принять все выводы, как бы ни были они разрушительными для существующих идей реальности и ценности. И для тех немногих, кто готов стать последователем философии Шанкары, монизм адвайты не лишен некоторой компенсации и даже эмоционального удовлетворения. Джемс указывает: «Абсолютно Единое и Я, которое есть это единое, – несомненно мы имеем здесь перед собой [своего рода] религию, которая, рассматриваемая с эмоциональной точки зрения, имеет большую прагматическую ценность; она дает нам – даже в избытке – чувство полной уверенности». И далее: «Эта монистическая музыка пленяет более или менее каждого из нас: она возвышает дух и ободряет его»

Антропология и этика Рамануджи

Рамануджа жил спустя триста лет после Шанкары, в начале XII столетия. Он менее категоричен в утверждении тождества бога и человека, о котором учат упанишады. Немыслимо, чтобы простой смертный мог быть тождественен богу в каком-либо отношении. Человек не отличается от бога в том смысле, что бог пребывает в нем и управляет им, как и остальными вещами вселенной. Подобно тому как часть неотделима от целого, модус или качество – от субстанции, а живое тело – от души, управляющей его жизнью, так и бытие человека неотделимо от бога. Нельзя, конечно, говорить о тождестве двух совершенно различных вещей. Но также бессмысленно утверждать какое-либо тождество совершенно идентичных вещей, так как это было бы ненужной тавтологией. Можно установить тождество двух форм одной и той же субстанции. Поэтому философия Рамануджи справедливо называется (вишишта-адвайта) тождеством ограниченного. Индивидуальное я есть часть Брахмана и если я рассматривать как часть Брахмана, то можно примирить два противоположных мнения: между богом и человеком существует как различие (бхеда), так и тождество (абхеда). Иначе говоря, отношение между я и богом похоже на отношение между частью и целым, где существует как различие, так и тождество (бхеда-абхеда).

Согласно учению Рамануджи, человек состоит из реального тела и души. Тело, в свою очередь, образовано из материи, представляющей собой часть бога. Это совершенно ясно. Душа, разумеется, не создана: она существует вечно. Будучи частью бога, душа не может быть бессмертной. Всепроникающую природу души, описываемую в упанишадах, нельзя понимать в буквальном смысле. Реальный смысл всепроникающей природы души заключается в том, что душа настолько тонка (сукшма), что может проникать в каждую лишенную сознания материальную субстанцию. Отрицая всеобъемлемость души, Рамануджа вынужден утверждать, что душа бесконечно мала (ану). Ибо если душа ни всеобъемлюща, ни бесконечно мала, то следует признать, что она имеет некоторую среднюю величину, как и вещи, образованные комбинацией частей (как столы и стулья); в таком случае, подобно этим объектам, душа также оказалась бы подверженной разрушению.

Сознание не случайно существует в душе и не зависит от связи с телом. Сознание – не сущность, а вечное качество души и остается им при всех условиях. Во сне без сновидений и даже в состоянии освобождения, когда душа совершенно освобождается от телесной оболочки, она продолжает сознавать себя собой. Таким образом, Рамануджа отождествляет душу с тем, что мы обозначаем словом я или ego (ахам).

Зависимость души от тела обусловлена ее кармой. Вследствие своей кармы душа объединяется с тем частным видом тела, которого она заслуживает. Будучи воплощенным, сознание души ограничено познавательными органами и телом, которыми она обладает. Хотя душа бесконечно мала, она освещает, делает сознательной каждую часть тела, в котором она пребывает, подобно тому как небольшой свет освещает всю комнату, в которой он находится. Душа отождествляет себя с телом и рассматривает его как самое себя. Это отождествление себя с не-собой называется эгоизмом (аханкара). Незнание (авидья) основывается на этой низменной склонности. Иногда Рамануджа отождествляет с этим незнанием и карму.

Достижение освобождения следует искать в деятельности и познании, потому что они прокладывают путь религиозному вдохновению. Под деятельностью (карма) Рамануджа подразумевает здесь различные обязательные ритуалы, предписываемые ведами отдельным лицам в соответствии с их принадлежностью к определенным кастам и положению в жизни. Эти ритуалы должны регулярно исполняться на протяжении всей жизни исключительно из чувства долга, без какого бы то ни было стремления получить награду, подобную небесному блаженству. Бескорыстное выполнение обязанностей этого рода разрушает накопленные результаты минувших поступков, которые препятствуют познанию. Для правильного выполнения этих ритуалов необходимо изучать философию миманса. Таким образом, Рамануджа считает изучение мимансы необходимой предпосылкой для изучения веданты. Изучая мимансу и выполняя ее предписания, мы приходим к пониманию того, что ритуалы и жертвоприношения не могут привести к какой-либо постоянной добродетели и не могут помочь человеку достигнуть спасения. Это убеждает его в необходимости изучения веданты.

Веданта раскрывает реальную природу мира. Из нее человек узнает, что бог – это творец, вседержитель и правитель всех существ, что душа человека не тождественна с телом, а является частью бога, который изнутри управляет ею. Он узнает далее, что освобождение может быть достигнуто не посредством «изучения и размышления», а лишь по велению бога.

Изучение веданты дает только книжные знания и не приносит освобождения. Верно, что освобождение, как учат упанишады, достигается знанием. Но это реальное знание не есть буквальное знание священного писания, ибо тогда всякий, прочитавший его, сразу же был бы освобожден. Реальное знание – это постоянное и неизменное воспоминание бога (дхрува смрити). Оно называется размышлением (дхьяна), молитвой (упасани), соблюдением религиозных обрядов (бхакти). Постоянное размышление о боге как о самом дорогом предмете любви должно сопровождаться обязательным соблюдением ритуалов, устраняющих препятствия для познания бога. Усердные воспоминания о боге и столь же усердно исполняемые религиозные обряды приводят, в конечном счете, к непосредственному познанию (даршана, или сакшаткара) бога. Познание, следовательно, и есть решающее средство освобождения, разрушающее всякое незнание и кармы, от которых страдает тело. Таким образом, душа, познавшая бога, навсегда освобождается от тела без какой-либо возможности рождения вновь. Однако мы должны помнить, что освобождение не может быть достигнуто одними лишь человеческими усилиями. Внемля молитвам, бог устраняет препятствия, помогая тем самым верующему достигнуть совершенного познания. Бог освобождает от зависимости и несчастий того человека, который отдает себя его милости и постоянно помнит его как единственный предмет любви. Такое полное самоотречение называется прапатти.

Освобождение не означает того, что душа становится тождественной богу. Освобожденная душа, обладая чистым, не омраченным каким-либо несовершенством сознанием, становится в этом отношении подобной богу (брахма-пракара). Это подобие природы и есть то, что подразумевают упанишады под объединением освобожденной души с богом.

Как мы уже указывали, согласно неограниченному монизму Шанкары, высшее благо заключается в полном отрицании единичного я и осознании его единства с богом. Религиозное чувство мониста достигает полного удовлетворения путем абсолютного самозабвения, которое не оставляет ничего, кроме бога, – единственной, самосветящейся реальности.

Но для такого теиста, как Рамануджа, – это мрачная перспектива. Согласно Раманудже, высшее удовлетворение религиозного чувства, несомненно, требует самоочищения и самоотречения, но не полного самозабвения. Для благочестивого человека самым высшим благом является чистое и постоянное созерцание бесконечной славы бога, и освобожденный нуждается в своем я уже хотя бы только для наслаждения этим высшим блаженством. Освобожденная, избавленная от незнания и всякого рода зависимости душа наслаждается совершенной любовью и мудростью, а также бесконечной радостью, которая рождается из полного общения с богом.

Ядро, квинтэссенция и смысл всей антропологии и этики веданты состоит в том, что человек, следующий определенным предписаниям морали, может помнить свое предыдущее воплощение. То есть очищения души настолько, что телесность не затмевает в этом состоянии ее трансгенетической памяти. Чтобы достичь этого брахману, необходимо «неустанно читать Веду в надлежащее время; благодаря постоянному чтению Веды, чистоте, соблюдению религиозных обетов, кроткому обращению с живыми существами он помнит прежнее рождение» (Законы Ману. С. 91).

Заметим, что такого результата не дает ни китайская, ни античная, ни средневековая, никакая другая этика мира. Пифагор, как известно, преклонявшийся перед индийскими гимнософистами и много почерпнувший в ходе своих путешествий в Индию, также достиг этого результата: подобно брахманам он помнил свои предыдущие оплошения, что не доступно для большинства людей.

В основании ведантистской антропологии лежит ведическое учение о Брахмане. Это Абсолют, основа всего сущего, душа мира, «пребывающая в абсолютном покое, вечная и бескачественная божественная субстанция, из которой все исходит и куда все возвращается; она является не объектом поклонения, но объектом абстрактного мышления, посредством которого верующий стремится слиться с ней» («Законы Ману». М., 1960. С. 268). Брахман – альфа и омега бытия, единственная истинная реальность, вечная и неизменная. «Знай: оно сущее и не-сущее, наижеланное, то, что выше понимания людей… Плистине Брахман есть это бессмертное. Впереди – Брахман, позади – Брахман, справа и слева. Он простирается вниз и вверх. Брахман поистине есть все это. Он – величайший» (Древнеиндийская философия. М., 1963. С. 242–243).

Брахман является метафизическим основанием антропологии и этики веданты, а именно: он установил такой порядок мироздания, где все связано со всем и все зависит от всего. Весь мир – это единая цепь (колесо – сансара) событий, соединенных причинно-следственными связями. Душа человека вечна и вовлечена в колесо вечного движения, ибо она (атман) и есть Брахман; человек и мир едины. Конечная цель человеческой души – полное соединение с Брахманом. Эта антропологическая установка является главным и единственным основание этики веданты: нравственная цель состоит в очищении, освобождении от страстей, ложных привязанностей. Комплекс заблуждений человека, сбивающих его с пути истинного, составляют «семь грехов»: пьянство, игра в кости (вспомним, как Пандавы проиграли огромную и процветающую империю Кауравам в ритуальной игре в кости), женщины, охота, удары палки, ругань и нарушение прав собственности). Отказ от грехов, очищение души является основным условием освобождения от вечного круговорота жизни (сансары) с его бесконечными перерождениями. Это – высшая награда за усилия, совершаемые душой в течение всей жизни. Разумеется, что это достижимо только брахману, поскольку ему уже некуда перерождаться (выше) – выше только Брахман: «Кто понятлив, разумен, всегда чист, тот достигает того места, откуда он больше не рождается» (Упанишады. М., 1967. С. 105).

Стержень этики веданты – нравственный закон жизни (дхарма), установленный Брахмой с целью упорядочения жизни людей для каждой варны в отдельности. Исполнение этого закона и есть реализация нравственного долга. Возможность отличить нравственное благо от зла дает человеку разум, поэтому веданта говорит о разуме как об источнике всякой добродетели. Разум порождает намерения к совершению добродетельных или греховных поступков, именно в разуме рождаются зерна блага или порока, прорастающие в деяниях человека: «Воистину, человек состоит из намерения. Какое намерение имеет человек в этом мире, таким он становится, уйдя из жизни» (Чхандогья-упанишада).

Понятие дхармы подробно исследуется в Упанишадах и «Законах Ману».

«Законы Ману» (санскр. Манавадхармашастра) – сборник предписаний, определяющих поведение индийца в частной и общественной жизни в соответствии с господствовавшими в древнеиндийском рабовладельческом обществе системой взглядов и религиозными догматами брахманизма. Составление это кодекса индийская традиция приписывает мифическому прародителю людей Ману. Этот памятник аккумулирует знания индийцев о происхождении Вселенной, человеческого общества, варн, содержит правила поведения представителей разных социальных групп в индивидуальной и общественной практике.

Считается, что Законы Ману были составлены во II–I веках до н. э., хотя фиксируют они представления более ранней культуры – империи Маурьев (IV–II века до н. э.).

Законы Ману утверждают, что существует дхарма, являющаяся обязательной для всех людей: «дхарма, имеющаяся 10 признаков: постоянство, снисходительность, смирение, непохищение, чистота, обуздание чувств, благоразумие, знание Веды, справедливость и негневливость. Эта дхарма должна всегда исполняться» (Законы Ману, С. 125).

Веданта устанавливает прямую зависимость между добродетелью и достижением нравственного идеала – освобождения – мокши. «Благодаря добродетельному поведению он (брахман) приобретает долголетие, благодаря добродетельному поведению – желанное потомство, благодаря добродетельному поведению – негибнущие богатства.

В противоположность дхарме адхарма – порочный образ жизни также неизбежно дает плоды, порой не сразу, но накапливаясь, она «подрезает корни совершающего ее» (там же. С. 93). Если наказание не успевает настичь самого преступника, но достигает его сыновей, внуков: «совершенная адхарма не остается без последствий для совершающего ее». Благодаря адхарме он некоторое время процветает, потом находит блага, потом побеждает врагов, но в конце концов погибает с корнем» (там же. С. 93). Таково действие закона кармы.