М. И. Ибрагимова
Имам Шамиль. Книга первая
– Садись, рассказывай.
– Не знаю, с чего начать… После нашего благополучного прибытия в Яраг к учителю приехал из Кази-Кумуха устад Джамалуддин-Гусейн. Гостил он у светлейшего шейха два дня, а вскоре после его отъезда мы узнали, что хан Аслан-бек донес Ярмулу, будто бы учитель сеет смуту в округе. Ярмул приказал арестовать святого шейха и доставить в Тифлис. Старика схватили и повели, а мы, его верные ученики, последовали за ним. В Касумкенте светлейшего посадили под замок, а нам приказали убираться подобру-поздорову. Мы укрылись на заброшенном хуторе у дороги на Гуржистан, но в Касумкенте оставили своего наблюдателя. На заре он прискакал и сообщил, что светлейшего шейха повезут по этой дороге. Мы разделились на две группы и в двух местах устроили засаду. Везли шейха Гарун-бек с несколькими нукерами. Мы с волнением ждали их приближения, но все случилось так, как мы задумали. Шейха мы освободили, а пленных – Гарун-бека и нукеров – связали и оставили у дороги. Решили не убивать. Нам помогали освобождать святого старца жители из Кураха. Указав нам дорогу на Табасаран, добрые люди вернулись к своим очагам. Да будет мир и благословение Аллаха над их головами!
– А где сейчас ярагский праведник? – спросил Шамиль.
– Он в Табасаране. Туда же надежные люди доставили и его семью.
– Не грозит ли ему опасность?
– Можно с уверенностью сказать, что нет. Власть Аслан-бека на табасаранцев не распространяется. Да они скорее сложат головы, чем выдадут святого старца Ярмулу.
– Хвала Аллаху – владетелю миров, сохраняющему в умах рабов своих преданность вере, стойкость и мужество! – воскликнул Шамиль. Помолчав немного, сказал с сожалением:
– Напрасно мы весной прошлого года не съездили в Кази-Кумух, к учителю нашему, устаду Джамалуддину-Гусейну. Надо это сделать теперь.
– К нему мы обязательно съездим, только не в Кази-Кумух, – сказал Магомед.
– Куда же?
– В Цудахар.
– Вызовем его специально для встречи?
– Нет, встретимся в том доме, где он теперь живёт.
– Магомед, что означают твои слова?
– Я не успел сообщить тебе еще одну новость. В Табасаране мы узнали о ссоре, которая произошла между ханом Аслан-беком и его везирем – Джамалуддином-Гусейном.
– Из-за чего?
– Из-за ярагского праведника. Оказывается, секретарь владыки Кази-Кумухского и Кюринского вилаетов упрекнул Аслан-бека, зачем тот ударил святого старца. Между ханом и везирем произошла крупная ссора. Возмущенный хан грозил устаду тюрьмой. Везирь Джамалуддин-Гусейн отправился в мечеть, где молился всю ночь, а на заре вместе с семейством в сопровождении близких уехал в Цудахар.
– О, великий Аллах! За что ты лишаешь мира и покоя лучших рабов твоих? – прошептал Шамиль. Затем, взглянув на Магомеда, с тревогой в голосе сказал:
– Цудахар находится в нескольких верстах от Кази-Кумуха. Устад рискует, оставаясь там.
– Аслан-бек слишком хорошо знает, что такое Цудахар в вольном союзе даргинских обществ. И вряд ли он осмелится с оголённым оружием перешагнуть черту, разделяющую земли Цудахара и Кази-Кумуха.
– Теперь, не откладывая, мы должны поехать к устаду, чтобы выразить сочувствие, преданность и предложить помощь в случае нужды, как подобает бывшим ученикам, – сказал Шамиль.
– Поедем обязательно. К тому же я должен отвезти ему письмо от ярагского праведника. С нами поедет Амир-хан. По дороге заедем в Гоцатль за Гамзат-беком.
– За Гамзат-беком? – с удивлением спросил Шамиль.
– Да, так посоветовал шейх и письмо Гамзату написал.
– Учитель считает, что можно доверять отпрыску хунзахских нуцалов?
– Ты забываешь, что он чайка[35]. Его мать была простая женщина, за что он всю жизнь и терпит неприязнь со стороны чистокровных родственников ханского происхождения. К тому же чанка Гамзат находится в непримиримой вражде с хунзахской ханшей. А ханство Аварское, как тебе известно, является камнем преткновения для наших вольных обществ, с тех пор как наследники нуцалов, потеряв независимость, силу и мощь, продались русскому царю за золото.
Через день, на восходе солнца, три конника, закутавшись в бурки, ехали по дороге, ведущей в Гоцатль.
Гамзат-бек накануне был извещен о предстоящей поездке в Цудахар. Магомед, Шамиль и Амир-хан не раз бывали в Гоцатле. Потому, не сдерживая торопливых коней, направились к одному из видных домов, расположенных в центре аула.
Хозяин встретил их у ворот. Средних лет, высокого роста смуглолицый человек, шагнув навстречу, протянул руку гостям. Трое слуг приняли поводья коней. Дом Гамзата был небогат, но влиятелен. Отец его Алискендер-бек был известен в Аварии смелыми набегами на Кахетию. Прославился и в Чечне. Со своим отрядом Алискендер-бек примкнул к мятежным силам шейха Мансура, поднявшегося против царских завоевателей. Гоцатлинскому беку удалось избежать расправы. Он вернулся в родной аул. Сыну Гамзату Алискендер-бек дал хорошее образование. Восьмилетнего мальчика отправил в Чох – к известному ученому-арабисту Махачу-эфенди. Двенадцать лет учился Гамзат, из них четыре года у муллы Нура Хунзахского. Он изучил арабский язык, философию, теологию, мусульманское право. После окончания учёбы Гамзат вернулся в Гоцатль, женился и стал исполнять должность помощника кадия.
Правительницей Хунзахского ханства после смерти мужа стала Баху-бике. Напуганная действиями Ермолова, ханша покорилась русскому наместнику, чем вызвала недовольство соплеменников. Чтобы упрочить свою власть, по совету близких, Баху-бике решила отправить в Тифлис делегацию, дабы обсудить вопрос о денежной помощи. Возглавлял посланцев старший сын ханши – шестнадцатилетний Абу-Нуцал. В числе делегированных был и Гамзат-бек Гоцатлинский. В Тифлисе хунзахскую делегацию арестовали. Однако старшего сына ханши сразу освободили, а Гамзат-бека отпустили только благодаря вмешательству Аслан-бека Кюра-Казикумухского. Последний убедил Гамзата, что аресту он был подвергнут чуть ли не по указу коварной ханши Баху-бике.
На самом же деле Аслан-бек был зол на хунзахскую правительницу за то, что та отказала ему в руке дочери, выдав её за сына шамхала Тарковского. Гамзат-бек затаил зло на русского наместника и хунзахскую ханшу. С Магомедом и Шамилём Гамзат-бек был знаком по совместной учебе у муллы Нура Хунзахского. Прочитав письмо шейха Ярагского, Гамзат-бек сказал:
– Я сделаю всё зависящее от меня.
Ночь гости провели в Гоцатле. Утром вместе с Гамзат-беком они выехали из села. По мосту через Койсу переехали на другой берег и направились вдоль русла вверх к Кулпе.
Над дорогой громоздились причудливые скалы. Однообразный шум реки печальным напевом замирал где-то вдали. Величавая мрачность каменных громад местами смягчалась изумрудными островками пробивающейся травы и жалкими саклями одиноких хуторов. Но вот показались небольшие низины и пологие склоны гор, на которых зеленели фруктовые сады, а над ними, на вершинах скал, как большая крепость, возвышался старый Цудахар с высокими стрельчатыми минаретами. Только одна старая мечеть была расположена внизу, у подножия, где по четвергам на площади шумели базары.
Четыре всадника не спеша поднимались к аулу.
– Асалам алейкум, – обратился Магомед к сидящим на годекане мужчинам.
– Ваалейкум салам, – ответили ему, с почтением поднимаясь с мест.
– Не укажете ли дом, в котором живёт переехавший из Кази-Кумуха устад Джамалуддин-Гусейн?
– Почему же нет, не только укажем, но и подведём к нему, – любезно ответил седобородый даргинец и, глянув на сидящего с краю молодого человека, сказал: – Покажи двор Аслан-кадия.
Молодой человек быстро пошёл вверх по узкой улочке. Указав пальцем на высокие ворота с железными кольцами под красивой аркой из белого тёсаного камня, парень сказал:
– Это дом Аслан-кадия, здесь и живёт казикумухский учёный.
Человек кадия, стоявший у ворот, услыхав имя хозяина, вмиг распахнул их, пропустил приезжих. Навстречу гостям выбежали сыновья хозяина, взяли коней под уздцы.
В просторной, убранной коврами кунацкой сидели двое. Когда гости вошли, они поднялись. Первым шагнул навстречу высокий худощавый мужчина лет сорока пяти, с приятными тонкими чертами бледного лица, на котором выделялись длинная борода с проседью и тёмные грустные глаза. Белая чалма, повязанная поверх высокой папахи, делала его ещё выше рядом с плотным, коренастым, румяным Аслан-кадием.
– Дети мои! Хвала Всевышнему, дарующему радость встречи! – воскликнул бледнолицый. Это был устад Джамалуддин-Гусейн.
После рукопожатий хозяин усадил гостей на ковре.
– В прошлом году мы собирались навестить тебя в Кази-Кумухе, но, как видишь, Аллаху было угодно свести нас здесь, – сказал Магомед.
– Мир изменчив, никто не знает, что ждёт его завтра – сума нищего или пост правителя, – с улыбкой ответил устад.
– Испытание от владыки миров. Испытуемый не будет оставлен без крова. Мой дом считай своей крепостью, – с почтением обратился Аслан-кадий к устаду.
– Благодарю. Я узнал вас, друзья и ученики мои, ибо храбрые познаются в битве, надёжные – в займе и уплате, дети – в беде, друзья – в несчастье, – сказал Джамалуддин-Гусейн.
Кунацкая кадия постепенно наполнялась людьми. Сюда шли родственники, почтенные и богатые люди, считавшие своим долгом навестить приезжих, узнать, какие вести они привезли. Во дворе суетились хозяйка, слуги. Тут же разделывали тушу зарезанного барана.
Поздно ночью, после ухода гостей, устад остался наедине со своими учениками. Магомед передал ему письмо от шейха Ярагского. Прочитав его, устад обратился к Магомеду:
– Поступай так, как говорит святой старец, мы все будем способствовать успеху дела.
– Джамалуддин-эфенди, – сказал Гамзат-бек, – лично от себя хочу предложить тебе помощь, я ведь знаю, что некоторые из тебе подвластных жили гораздо богаче тебя, теперь ты и вовсе лишён средств к существованию.
– Спасибо, сын хорошего отца! Пока что у меня есть немного денег. Я привык удовлетворяться малым, помня, что тот, кто не удовлетворяется хлебом насущным, чья душа устремляется к благам избыточным, всегда в опасности.
Шамиль с нескрываемым восхищением слушал любимого учителя. Уловив его взгляд, устад заметил:
– Самый младший из моих мюридов[36] в течение вечера не обронил ни слова…
Шейх Джамалуддин Казикумухский
– Почтенный алим, я не мог этого сделать, ибо здесь не было ни одного человека, которого можно было бы опередить, не посчитавшись с авторитетом.
– Твои знания и одарённость дают тебе исключительное право говорить на равных с самыми возвышенными. Я был очень огорчен, сын мой, узнав о неприятности, следствием которой явилась твоя болезнь.
– Эта неприятность слишком незначительна по сравнению с той, которая постигла наших учителей и омрачила души верных учеников и последователей, – ответил Шамиль.
– Не будем роптать на Аллаха, всё от него и к нему возвратимся, – произнес устад.
– Джамалуддин-эфенди, – вновь обратился к устаду Гамзат, – я прибыл сюда с намерением получить твое согласие и отправиться к Аслану в Кази-Кумух, чтобы, переговорив с ним как бек с беком, потребовать твое движимое и недвижимое имущество.
– Брат мой Гамзат, не порть отношения с Асланбеком, всё же он помог тебе освободиться из заключения. Обо мне не беспокойся. Благополучие человека не всегда зависит от материального состояния. Это не главное в жизни. Пусть будет так, как суждено.
– Нам хотелось бы, послав Гамзата в Кумух, кроме всего прочего, поставить в известность зарвавшегося правителя, что за твоей спиной есть те, которые не зависят от его воли, и чтоб впредь он не смел оскорблять или унижать твоё достоинство, – заметил Шамиль и добавил: – Один из мудрецов писал: «Деревья, обрубленные топором, растут, мясо и кости, иссеченные мечом, оправляются, но раны, нанесённые языком, не заживают». Разреши Гамзату поговорить с ханом.
– Прошу, оставьте это намерение. Хан был вправе обижаться на меня. Обиды мне особой он не нанёс, только сказал: «Нечестивый друг и помощник подобен змее, которая платит укусом даже тогда, когда её ласкают». Я ответил ему, что, если змея кусает его, она поступает правильно и что худшим из правителей является тот, кого боятся. Тогда Аслан-бек сказал: «Страх, внушённый волей правителя, может возыметь большую силу, нежели благосклонность, которая зависит от воли подчинённых». – «Власть, как и жизнь, даётся временно. Есть многое, что может разрушить её», – возразил я. Хан молчал. Тогда я добавил: «Правителю не подобает презирать доблести человека, хотя бы незначительного по сану, ибо даже ничтожный может стать великим и почитаемым». Знание восточной мудрости помогло мне победить в споре. «Лучше уйди», – сказал хан. Я этого и ждал. Утром вместе с семейством покинул Кумух. Когда мы ступили на цудахарскую землю, жена моя показала кисет, наполненный золотом. «Это дала нам благородная ханша Гульсумбике», – сказала она. Мы решили никому не говорить об этом, чтобы не возбудить гнев в сердце Аслан-бека. Поэтому требовать наше имущество не следует.
В заключение устад Джамалуддин-Гусейн сказал:
– Мы соберём в Аварии большой совет учёных, на котором обсудим то, что предлагает светлейший шейх, но прежде следует перевезти учителя вместе с семейством поближе, в Чиркей или Унцукуль.
Глава вторая
Магомед с чиркеевским Амир-ханом через несколько дней после возвращения из Кулпы отправились в Табасаран. Эта маленькая страна расположена на вершине южных предгорий Дагестана, недалеко от Дербента. Правил ею когда-то майсум[37], после него – кадий. Дорога шла меж однообразных плешивых бурых холмов, с вершин которых была видна бесконечно далёкая, сливающаяся с небом синева Каспия.
Но чем выше поднимались путники, тем чаще стали попадаться кустарники и ярче казаться зелень. Вскоре серая лента дороги повернула за гору и затерялась в густых зарослях векового леса. Далеко протянулась просека, путаясь в дремучих дебрях. Сыро и мрачно в лесу. Беспокойно шуршат сухие листья под копытами коней. Наконец показалась пологая лощина, по дну которой, весело журча, бежала речка. Лес стал редеть, за лоскутами изумрудных лужаек показались сады и белые сакли Табасарана.
Ярагский шейх вышел навстречу ученикам. Он обнял их, говоря:
– Хвала Аллаху создающему людей, непоколебимых в вере, преданных, совесть которых чище снегов Шах-Дага и Базар-Дюзи.
Табасаранцы, узнав о цели приезда койсубулинских узденей, огорчились. С тех пор как в их ауле нашёл убежище святой старец, к ним потянулись из окрестных аулов сотни ходоков за советами и любопытства ради. Значительно увеличились пожертвования, выделяемые для мечетей.
Несмотря на тёплый приём, участие и гарантии безопасности, оставаться в Табасаране шейх не мог. Он спешил претворить в жизнь свои планы. Не задумываясь, ярагский шейх покинул Табасаран.
Ему была приготовлена в Унцукуле сакля, похожая на орлиное гнездо. Здесь ждали учителя тариката новые ученики и последователи, независимые и гордые.
Пышную встречу организовали известному шейху кадии, муллы и знатные уздени Койсубу. Со дня его приезда к Ансатлю, как совсем недавно к Табасарану, потянулись верные мусульмане с думами, чаяниями, жаждущие истины и знаний. Особенно в четверг, после базара, все двери унцукульских саклей гостеприимно распахивались для кунаков, желавших в пятницу послушать проповеди светлейшего шейха. На очарах негде было присесть. Толпы разнаряженных людей расхаживали по улицам, как в праздничные дни. Возле каждого дома у коновязей переступала, дожидаясь хозяина, не одна лошадь. Никогда в Унцукуле не бывало такого оживления. Негде было ступить в соборной мечети в часы молитв. Лучшие места у кафедры отводились для знатных гостей – учёных и чалмоносных хаджи, совершивших паломничество к святыням ислама-Мекку и Медину. Духовные и светские главы свободных обществ Аварии не отходили от шейха. Его приглашали для чтения проповедей в другие аулы. Шейх не отказывался и непременно брал с собой верного ученика Магомеда. В один из четвергов, после того как разошлись торговцы, менялы и покупатели с базарной площади, до позднего вечера не прекращался поток едущих в Унцукуль. Здесь созывался съезд учёных, духовенства и старейшин койсубулинских и других вольных обществ.
Магомед представлял учителю молодых сверстников, умудрённых знаниями:
– Кебед-Магома Телетлинский, Галбац-Дибир Каратинский, Омар из Анкратля, Абакар из Агвали, Газияв из Анди…
Прибыл на съезд из Цудахара и устад Джамалуддин-Гусейн в сопровождении Аслан-кадия.
Гамзат-бек из Гоцатля пригнал сотню овец для пожертвования служителям мусульманских храмов и делегатам.
В этот день пять раз, после каждой молитвы, выступал с проповедью устад Джамалуддин-Гусейн Казикумухский.
Среди мёртвой тишины огромного здания его слова звучали как торжественный гимн, перерываемый периодически громкими возгласами: «Ла-илаха-иллалах!» («Нет Бога, кроме Аллаха!»)
Ночью, когда была окончег молитва и прочитана последняя проповедь, на кафедру поднялся маленького роста старичок, в длинном белом халате и огромной чалме. Короткие тонкие пальцы его с окрашенными хной ногтями заметно дрожали, поглаживая седые пряди бороды. Только узкие желтовато-коричневые глаза из-под полуприкрытых век смотрели спокойно. Это был шейх Мухаммед Ярагский.
Держа обе руки перед собой, обратив взоры к потолку, он прошептал:
– Бисмиллахи рахмани, рахим («Во имя Аллаха милостивого, милосердного»). Да поможет Аллах всем, кто следует по верному пути. Мир посланникам и хвала владетелю миров. Амин!
– Амин! – гулом откликнулась толпа стоящая на коленях.
– Пойдёмте вперед, проповедуя в пути шариат, указывая колеблющимся и заблуждающимся на их нестойкость, – продолжил ярагский учитель тариката свою речь. – Судьбы стран и народов зависят от тех, кто правит, в чьи руки попадут законы. В Коране лежат законы шариата, которые служат основанием ислама. Мы должны не только почитать эти законы, но и упрочить их в своём вилаете, давая отпор тем, кто посягает на святая святых. Не сомневайтесь в преимуществе и успехе. Люди истины не должны забывать, что простые смертные, имея даже незначительные понятия о цели, могут делать большие дела, когда увидят, что тот, кто ведёт их, сам делает то, что требует от других. Правитель должен жить жизнью народа, преуспевая в труде и в даровании благ и свобод. Те, кто пребывает в неволе, больше ценят и возвращают добром тем, кто дарует им свободу. Наша мечта – создать великую силу, способную противостоять гяурам. Да поможет нам Аллах в этом!
– Амин! Амин! – вновь послышались дружные возгласы в тишине храма.
Шейх Мухаммед Ярагский, откашлявшись, вновь заговорил:
– Но прежде чем начать сплачивание жаждущих истины, необходимо избрать имама[38]. Он должен быть ученым, сильным телом и духом и почитаемым народом. Есть такой человек, который достойно будет нести до конца зелёное знамя Пророка. Он уже принял ахд[39]. По воле Всевышнего он был назван именем посланника. Сын мой, подойди ко мне. – Шейх обратился к человеку, сидящему впереди с низко склоненной головой.
На него обратили взгляды все присутствующие. Человек поднял голову. Многие узнали в нём Магомеда Гимринского.
– Иди, да поможет тебе Аллах, – шепнул сидевший рядом Шамиль.
Магомед поднялся, подошёл к шейху.
– С этого часа к имени твоему будет прибавлено слово «гази»[40], – сказал ярагский проповедник. Затем он повернулся, подошёл к стене, снял с гвоздя саблю и со словами «Бисмиллахи рахмани, рахим», которыми начал свою речь, опоясал Гази-Магомеда.
Учёные, побывавшие в столице Турции, знали, что таким образом «коронуют» султанов в мечети Эйюба в Стамбуле.
– Именем Пророка повелеваю: иди, собери народ, вооружи его и с помощью Аллаха начинай газават!
– Газават! Газават! – раздались восклицания среди сидящих.
Устад Джамалуддин-Гусейн Казикумухский поднялся с ковра, подошёл к Гази-Магомеду.
– Да прославится имя твоё! – сказал он, положив руки на плечи ученика.
– Амин! Амин! – раздалось вокруг.
Когда народ умолк, Гази-Магомед сказал:
– Благодарю вас, мусульмане! Все собравшиеся здесь – люди, возвышенные надо мной в знании наук и жизни, мои учителя и наставники, заботящиеся о судьбе чистой религии и народа. Как вы, так и я отныне буду неустанно изыскивать своим умом пути к упрочению шариата и очищению земли нашей от неверных и отступников. Быть тому, что Аллах желает, а то, чего он не желает, не будет!
– Во имя газавата! – воскликнул молодой мюршид[41], извлекая лезвие сабли из ножен.
– Во имя газавата! – хором повторили правоверные. Они тоже оголили лезвия сабель.
– Ла-илаха-иллалах! Ла-илаха-иллалах! – стал восклицать ярагский шейх.
– Ла-илаха-иллалах! – стали повторять хором все, кто был в мечети.
Эти возгласы напевным гулом с нарастающей силой торжественно звучали под сводами квадратного здания, раздвигая стены, множа голоса.
Весть об избрании имама разнеслась быстрее ветра по всем аулам Койсубу, всюду шёпотом и громогласно произносилось заклинание – «Ла-илаха-иллалах!».
Но делегаты съезда разъехались не сразу после возведения Гази-Магомеда в сан имама.
На заре следующего дня унцукульская Джума-мечеть вновь наполнилась народом. Шейх Ярагский вновь поднялся на кафедру.
– Слава Аллаху великому, превышающему все ожидания! – начал он. – Аллах сказал через Пророка: «Сражайтесь на пути верном с теми, кто сражается с вами. Но будьте справедливы, потому что Аллах не любит несправедливых». Отныне мы будем преследовать неверных там, где их настигнем. Изгоним их оттуда, откуда они изгоняют нас. Не поводырем для ослепших, а предводителем прозревших будет наш избранник-имам Гази-Магомед. Слушайте его, следуйте за ним! Разделяйте его мечты и душевные желания, начинайте газават! Нас окружают со всех сторон, сбивая слабых с пути истинного. Царь России грозит нам, подкупая вождей племён и колеблющихся мусульман. Воспротивимся этому, станем на защиту своей родины. Наших северных соседей из года в год оттесняют с плодородных земель к бесплодным вершинам гор. Этим Белый царь лишает нас хлеба и зимних пастбищ. А те, кто покорились царю, обнищали и стонут от непосильного труда и непомерных податей. Малейшее их неповиновение властям или несвоевременная уплата податей ведут к жестоким наказаниям, позорному унижению и разорению имущества. Избавление можно найти в газавате!
Шейх Ярагский был наделён мягким баритоном, блестящим красноречием и необычайной притягательной силой.
– Есть у нас и второй враг, внутренний, а потому не менее опасный, – продолжал он. – Ханы, шамхалы, майсумы. Они продались неверным во имя сохранения прав и привилегий. Более опасными я их называю потому, что они, зная особенности страны, сильные и слабые стороны, нравы, обычаи, владея местными языками, могут соперничать с нами и противостоять нам вместе с силой и оружием гяуров. Но нет силы, превышающей силу Аллаха и тех, кто следует по его пути. Поднимайтесь! Поднимайте всех, кто стоит рядом и способен нести разящий меч! На газават!
– На газават! – повторили прихожане.
В эти дни по всем дорогам и тропам ручьями стекались к Унцукулю горцы из ближайших и отдалённых аулов.
Муллы, кадии и сельские старшины обществ, свободных от власти местных владык и царского наместничества, наперебой уговаривали ярагского шейха посетить их мечети, выступить перед их соплеменниками. Шейх обещал уважить просьбы, хотя и без того заранее решил объехать самые крупные аулы, чтобы мобилизовать людей в отряды молодого мюршида, которого благословил на ратные дела.
Но ярагский шейх считал, что одних проповедей с призывами к священной войне мало. На сознание людей нужно было воздействовать повседневно и разными способами. Один из таких он видел в письменных воззваниях, обращённых к народу. В Унцукуль для этой цели были собраны все грамотные люди. Сюда были доставлены пачки чистой бумаги, флаконы с чернилами, гусиные перья. Лучшие каллиграфы старательно выводили арабской вязью аварские, даргинские, лакские, кумыкские слова воззвания, составленного шейхом Ярагским и устадом Джамалуддином-Гусейном Казикумухским.
Первый друг имама Гази-Магомеда Шамиль был признан лучшим писарем.
Воззвание было такого содержания:
«Мусульмане! Жизнь земная не есть постоянное место пребывания человека. Она только указатель стези, ведущей путника к небесным высотам, к Аллаху, ибо только ему известно, кто пришёл в этот мир и кто покинул его.
Не думаете ли вы, что павшие на войне есть мертвы? Нет! Они воистину живы перед Аллахом! Обитают и блаженствуют в раю! Принимающие участие в войне за Бога и веру – да не убоятся они ни боли, ни страданий, ибо они есть избранники Всевышнего!
Да свершит Владыка свой суд над упорствующими и придерживающимися обычаев, противных истинным законам.
Тот, кто желает спасти свою душу от вечных мук, будет усердно следовать требованиям шариата.
Начинайте войну с неверными, не щадя ни жизней, ни имущества. Кто оставит дом свой и не пожалеет жизни, по примеру Пророка, и удалится от мест угнетения или умрёт на пути своём, того за труды и послушание Аллах не оставит без наград.
Так спешите же, мусульмане, под знамя святой веры!
Спасайте же себя, своё Отечество и религию от неверных!»
Сразу же после окончания съезда имам Гази-Магомед со старым учителем шейхом Ярагским, с юным другом Шамилём Гимринским и другими приближенными стал объезжать дагестанские аулы, неподвластные ханам и царским наместникам.
В каждом селении они создали надёжную опору из представителей духовенства и выборных старшин, поставленных во главе собираемого ополчения.
С минаретов всё чаще и чаще звучали призывы к газавату.
Мятежный дух начал витать над мирными аулами Аварии. Мрачные думы теснились в народе. Призывные речи шейха, имама, их сторонников будили в горячих сердцах воинственный пыл, страсть уничтожения зла и пороков.
Но были те, кто не хотел проливать ничьей крови. Были и те, кто подобен в своём безразличии угрюмым скалам, и не хотели ничего знать, кроме привычного ритма, неизменного покоя. Нашлись и такие, которые готовы были стать поперёк начавшегося движения во имя сохранения адатов, утверждённых предками. Такие не хотели перемен, с тревогой прислушивались к первым толчкам мюридизма[42], основанного на законах ислама и грозящего потрясти привычные устои.
– Пора от слов перейти к делу, – сказал, наконец, ярагский шейх молодому имаму Были названы предводители будущего ополчения, которых вместе со старейшинами, муллами, кадиями пригласили снова в Унцукуль, но теперь на военный совет.
Это были молодые учёные-уздени, лучшие джигиты, способные увлечь людей на славные подвиги. Гамзат-бек Гоцатлинский, Амир-хан Чиркеевский, Омар Анкрат-линский, Али-Султан Унцукульский, шейх Шабан Белоканский, Аслан-кадий Цудахарский, мулла Ахмед Табасаранский и многие другие. Этим людям, утверждавшим шариат в своих селениях, было приказано к определённому сроку закончить мобилизацию сил и явиться по первому зову имама Гази-Магомеда на сборный пункт.
Совет старшин наметил план действий. Этот план должны были обсудить на военном совете.
Его представил имам Гази-Магомед.
– Поистине успехи будут сопутствовать тем, кто взялся за оружие! Койсубулинцы, андалальцы, гумбетовцы уже готовы к выступлению. Каждые три дома выставляют вооруженного воина с конем и провизией на десять дней. Место сбора – Чумескент. Действия будут начаты в двух направлениях. Первый отряд поведу я на шамхальство Тарковское, княжества Аксаевское и Эндери, чтобы привести к покорности кумыков, а также изгнать гяуров из крепостей, расположенных в этих вилаетах. Второй отряд во главе с Гамзат-беком и шейхом Шабаном пойдёт в направлении Джаро-Белокан, чтобы поднять всё тамошнее население против военных чиновников, поставленных наместником. Отряд Гамзата отрежет пути сношения хана Кюра-Казикумухского Аслан-бека со штабом гяуров, расположенном в Тифлисе.
Когда имам Гази-Магомед окончил, ярагский шейх обратился к присутствующим:
– Мусульмане, усомнился ли кто-либо в успехе того, что мы хотим осуществить?
– Нет, – ответили многие.
Только Шамиль не поднял глаз. Устад Джамалуддин-Гусейн, обратив внимание на бывшего ученика, заметил:
– Сын мой, ты безразличен к тому, что доложили, или не согласен с изложенным?
Шамиль ответил:
– Я внимательно слушал то, о чём говорил Гази-Магомед. Мне хотелось склониться в сторону намеченного и согласиться со всеми, но некий голос во мне начинает противиться. Натянув узду, я стараюсь удержать язык за зубами, ибо мой возраст моложе и знания скуднее всех тех, кто собрался здесь.
– Не всегда в молчании есть благоразумие, как иногда нет пользы в молчаливом согласии тех, с кем советуемся… Поведай нам, о чём говорит голос, протестующий в душе твоей.
– Мне думается, – начал Шамиль, – не следует начинать дело с наружных концов. Зачем идти за Кумыкскую плоскость и отдалённую землю Джаро-Белокан, оставляя позади себя владения врагов-отступников? Вы знаете, что Авария, простирающаяся от южной подошвы Койсубулинского хребта по долине Аварского Койсу, от устья Андийского Койсу до устья Казикумухского Койсу, разделена на зависимые и вольные общества. Рядом с нами – владения хана Мехтулинского, выше – резиденция хунзахских ханов. Южнее – Кюра и Кази-кумухское ханства. Ниже – шамхальство и княжества кумыков. Не лучше ли было бы предотвратить сначала возможные удары в спины наши, умножить ряды за счёт освобожденных от зависимости и тогда, не оборачиваясь назад, идти вниз – на плоскость?
– Сын мой, – сказал в ответ ярагский шейх. – Слова твои не лишены смысла, однако целесообразнее сначала идти вниз.
– Почему? – спросил Шамиль.
– А вот почему. Когда мы покажем себя в деле с гяурами и с теми, кто переметнулся на их сторону, оставшиеся подумают и, возможно, с большей уверенностью и большим числом перейдут к нам. Если же мы начнём наступление на близлежащие Мехтулинское и Хунзахское ханства, неизбежные схватки приведут к возникновению вражды между народами. Причём кровники будут мстить нам до конца и своим внукам накажут делать то же самое. Междоусобица будет на руку главному врагу – царю гяуров. А нам необходимо крепить союз соплеменников и единоверцев против общего врага.
– Светлейший шейх, убедительность твоих слов навсегда развеяла мои сомнения, – сказал Шамиль.
Имам Гази-Магомед назначил Шамиля своим помощником по снабжению и строительству оборонительных сооружений.
Саид-кадий Араканский, обойдённый вниманием правящих кругов Койсубу, узнав о съезде учёных, духовенства, старейшин в Унцукуле, а также о готовящемся выступлении горцев, поспешил в Темир-Хан-Шуру к командиру Отдельного Кавказского корпуса генералу барону Розену.
Григорий Владимирович Розен знал араканского учёного, а потому любезно принял его. С помощью переводчика кадий сообщил Розену:
