Люттоли (Луи Бриньон)
Сэр Шиллинг
Глава 3
Загадочное убийство
Спустя два дня, утром, на углу Мэрибон и Харли остановилась роскошная карета, запряжённая четвёркой породистых лошадей. На дверце красовался герб графов Росбери. Из кареты вышел седовласый мужчина шестидесяти пяти лет и, опираясь на трость, направился к зданию с вывеской «Нотариальный дом Вельбмана». До двери оставалось пройти всего лишь несколько шагов, когда к нему подскочил мужчина и воткнул в него нож.
– Умрут все! Слышишь, Роберт! Умрут все! – прошептал он, и сразу же скрылся за углом здания, оставив нож с рукояткой в виде головы слона с золотистым хоботом торчать в груди своей жертвы. Граф Росбери повалился на спину, потом упёрся ладонями в землю пытаясь подняться, но не смог. К нему уже бежал кучер.
– Пошлите за моей дочерью…немедленно, – успел сказать ему граф Росбери, прежде чем потерять сознание.
Несколько часов спустя, моложавая женщина сорока лет с усталым лицом, на котором застыла печать страданий, в чёрном траурном платье с высоким, обтянутым вокруг шеи воротником, быстро шла по коридорам особняка Росбери, что находился в Вестминстере близ садов Мэрилебон. Элизабет Мальман, так звали женщину, спешила к своему умирающему отцу, графу Росбери.
Дверь в его опочивальню была отворена настежь. Внутри и снаружи столпились слуги. Увидев кто идёт, они начали по очереди кланяться. Не останавливаясь, Элизабет вошла в комнату отца. Пред ней предстало совершенно белое лицо отца с полузакрытыми глазами и перевязанная грудь с расплывающимся кровавым пятном. Рядом с кроватью стоял врач. Завидев Элизабет, он негромко проронил:
– Его светлость очень плох. Поговорите с ним, пока есть возможность. Он уже несколько раз звал вас.
– Звал меня? – Элизабет склонилась над умирающим отцом. – Зачем? Зачем ты меня звал? Надеешься получить прощение? Ты его не получишь. Слышишь?! Ты никогда не получишь моё прощение. Дочь может простить. Даже супруга может простить. Но мать…никогда не простит…ты умрёшь, проклинаемой собственной дочерью! Слышишь меня?! Жестокое, безжалостное чудовище! Проклинаю тебя! Всем сердцем и душой проклинаю! Слышишь?! Проклинаю! Других слов ты от меня не дождёшься. Я буду стоять здесь, и проклинать тебя, пока ты не отправишься в Ад… – закричала Элизабет, но уже через мгновение залилась слезами и начала целовать ему руки, одновременно издавая горестный шёпот:
– Отец! Отец! Умоляю вас…умоляю,…после вашей смерти у меня не останется никакой надежды её найти. Где она? Где моя дочь? Кому вы отдали моего ребёнка? Отец! Сжальтесь над несчастной матерью, – Элизабет сползла на пол и, схватившись руками за голову, исторгла из груди крик полный отчаяния: – Где моя дочь, отец?
– Элизабет… – раздался едва слышный голос графа Росбери.
Элизабет мгновенно вскочила на ноги и наклонилась над отцом. Её слуха коснулся едва различимый шёпот:
– Перед лицом смерти…клянусь,…я не убивал твоего…мужа…Джон Бирн…Ирландия…дочь…не ищи,… – дальнейшие слова не представлялось возможным различить. Как не напрягала слух Элизабет, но так и не смогла разобрать невнятные фразы, которые становились всё тише и тише, а вскоре граф Росбери и вовсе замолк.
– Отец! Отец! – кричала Элизабет ему в лицо. – Какой Джон Бирн? Где его искать в Ирландии? Это он удочерил моего ребёнка? Отец! Не молчите! Отец! Отец!
– Он больше ничего не ответит. Ваш отец умер, – тихо сообщил врач.
– Где её искать? Где? – Элизабет схватилась за голову и бросилась вон.
Элизабет прибежала в комнату, где она провела свою юность, и как в те далёкие времена упала на кровать и разрыдалась. Отец умер, лишив её последней надежды найти свою дочь.
В дверь раздался осторожный стук.
– Прочь! – закричала Элизабет.
– Я знавал Джона Бирна, ваша светлость! – раздался осторожный голос.
Элизабет даже плакать перестала. Она со всех ног бросилась открывать дверь. На пороге стоял садовник Олан.
– Ты знаешь Джона Бирна? – с глубокой надеждой всматриваясь в его лицо, спросила Элизабет.
– Знавал когда-то. Много лет назад Джон работал управляющим у его светлости! Но потом уехал. Зачем? Не знаю. Знаю только, что когда он уезжал, у него на руках был ребёнок. Своими глазами видел. Мы тогда все удивились. Ведь жены-то у Джона не было.
– Ребёнок? У него на руках был ребёнок? А куда он уехал? – закричала Элизабет.
– Знаю только, что в Ирландию. А куда именно, сказать не могу. Джон никому и слова об этом не сказал. Только и говорил, что ему пора ехать домой в Ирландию со своей дочерью…
– С моей дочерью! С моей!
– Я рассказал всё, что знал!
– И я никогда не забуду о твоей доброте.
Садовник ушёл, а Элизабет закрыла дверь и постаралась взять себя в руки. Но сделать это сразу ей не удалось. Всё тело сотрясала непрерывная дрожь. Сердце билось так сильно, что она неосознанно прижала обе руки к груди. Более двадцати лет безнадёжных поисков, беспросветного ожидания и пустых надежд завершились. Сегодня она впервые узнала, что стало с дочерью. Отец отнял её и отдал своему управляющему. А тот отвёз её в Ирландию. Там она и будет искать. Даже если уйдут годы, даже если придётся перевернуть всю Ирландию, она найдёт своего ребёнка.
В дверь снова раздался стук.
– Пришли из полиции! Хотят поговорить с вашей светлостью! Ждут вас в гостиной.
– Я сейчас приду!
Элизабет вытерла платком слёзы, поправила платье и, стараясь утихомирить разбушевавшиеся чувства, отправилась на встречу.
– Кларк Могин, – представился констебль, приподнимая край шляпы. – Простите за визит в столь печальное для вас время. Графиня Росбери?!
– Элизабет Мальман!
– Прошу прощения. Я узнал, что ваш отец умер, а вы единственная дочь. Кстати сказать…приношу вам свои соболезнования.
– Благодарю вас! О чём вы хотели со мной поговорить?
– У вашей семьи есть враги?
– Если и есть, мне о них неизвестно. А почему вы спрашиваете?
– Никто просто так не убивает среди белого дня таких людей как граф Росбери. Ваш кучер и ещё два человека видели убийцу. Это мужчина приблизительно пятидесяти лет, среднего роста, с лысиной. Под правым глазом есть маленький шрам. Вам эти приметы никого не напоминают?
– Нет!
– Я слышал, у вас были совсем непростые отношения с покойным графом Росбери.
– Куда вы ведёте? И что пытаетесь сказать? – резко спросила Элизабет. – Думаете, это я подослала этого человека к отцу?
– Нет. Не думаю. Но спросить обязан. Это вы сделали?
– Нет!
– Возможно, у меня снова появятся к вам вопросы.
Констебль попрощался и ушёл. Элизабет тотчас же забыла об этом визите. Но он напомнил ей о долге дочери. Она всю жизнь ненавидела отца за то, что отнял у неё дитя, и даже сейчас, когда он уже умер, так и не смогла простить. Но достойно проводить его в последний путь она обязана. Именно этим и собиралась заняться Элизабет, когда сообщили о прибытии нотариуса.
– Не сейчас, мистер Вельбман! – Элизабет знала в лицо нотариуса отца.
– Я не задержу вас надолго! – Вельбман снял шляпу и поклонился.
Элизабет сделала нетерпеливый жест, показывая, чтобы он поторопился.
– Все бумаги готовы. Завещание тоже в порядке. Вы единственная наследница, и в ближайшее время сможете вступить во владение всей собственностью вашего отца. Кроме того, он вам оставил крупную сумму денег в количестве…
– Это всё? – оборвала его Элизабет.
– Нет. Я на самом деле пришёл по другому поводу. Ваш отец этим утром ехал ко мне, когда его ранили.
– Зачем он к вам приезжал? Хотел изменить завещание? Меня никогда не интересовали деньги, и вы это знаете.
– Знаю. Но речь о другом. Он хотел оставить для вас письмо, на случай если с ним что-то случится.
– Письмо? – Элизабет встрепенулась и подошла вплотную к нотариусу. – Он оставил письмо для меня?
– Не успел. Но хотел это сделать. Ваш отец был очень обеспокоен чем-то. Он обмолвился, что у него есть враги, и говорил, что вы оба находитесь в опасности.
– А про Ирландию или…ребёнка…он ничего не говорил?
– Нет. Я счёл своим долгом предупредить вас. После того, что случилось, я бы советовал со всей серьёзностью отнестись к беспокойству вашего отца.
Элизабет задумалась так глубоко, что даже не заметила, как ушёл нотариус. Вокруг отца всё время что-то происходило. Какие-то тайны и внезапные поездки…она до сей поры не знала, как именно умерла её мать. Она тогда была ещё ребёнком, а отец ничего не рассказывал о её смерти.
Глава 4
Семья Уиллоби
В восемь часов вечера того же дня, когда был убит граф Росбери, в одном из самых больших зданий на Кинг-стрит состоялось весьма примечательное событие, именуемое балом дебютанток. Две дюжины высоких окон заливали ослепительным светом едва ли не всю улицу. Десятки карет заполонили всё пространство. Родители, попечители и родственники впервые выводили в свет юных особ в надежде заключить для них выгодный союз. Ведь подавляющее большинство браков оговаривалось на таких торжествах.
Семьи группами с одной или даже несколькими дебютантками, входили в огромный малиновый зал под бой шотландских барабанов, и приветствовали главных патронесс сегодняшнего празднества: графиню Джерси и леди Палмерстон. Далее они расходились и располагались вдоль стен, оставляя всё время проход свободным, чтобы каждый прибывший имел возможность засвидетельствовать своё почтение патронессам.
Для подобного рода торжеств предъявлялись самые строгие требования к нарядам. Для дебютанток допускалось только белое платье с открытыми плечами, предпочтение отдавалось муслину. Он был лёгок, полупрозрачен и самым наилучшим образом подчёркивал стан. Для волос позволялись лишь цветы или венки. Из драгоценностей – медальон или ожерелье из мелкого жемчуга.
Оттого отличить дебютанток от иных дам не представлялось делом сложным. Все они были одеты одинаково.
Для мужчин, вне зависимости от цели их появления, так же существовал чёткий набор требований. Им надлежало быть в бриджах, белой рубашке и фраке.
И поскольку речь самым непосредственным образом идёт о впечатление, которая обязана произвести каждая дебютантка на противоположную часть общества, нам просто необходим мужской взгляд. С этой целью, мы обратим своё внимание на двух молодых людей. Они стояли на некотором отдалении от входа и шёпотом обсуждали каждую дебютантку. О чём же они говорили? Давайте послушаем:
– Эта ей Богу недурна!
– Недурна?! Взгляни на эти впалые щёки. Ей едва ли двадцать, а выглядит на все тридцать пять.
– А следующая?
– Напоминает дерево, которое растёт только в высоту!
– А куда оно может ещё расти? А что можно сказать об этой дебютантке?
– А что можно сказать о женщине с глупым лицом? Дура!
– Тебе ничем не угодишь.
– Почему же ничем?! Вот следующая девица мне вполне подойдёт.
– Да у неё такой цвет лица, будто она только вышла из гроба. Что у тебя за странный вкус?
– Она просто волнуется, оттого и лицо серого цвета. Ты только посмотри на этот волшебный носик. Так и хочется прижаться к нему губами.
– Волшебный носик? Ну да, вероятно она к тебе принюхивается. А как тебе та, что с пожилой леди?
– Хороша. Нет слов. Да и движения легки. Она словно порхает.
– Мне она тоже понравилась. Пожалуй, приглашу её на танец. Нет, подожди…вот ещё одна красавица,…ещё лучше.
– И, правда, прелестна…надо узнать её имя…чёрт, после такой красавицы…эта с обвислыми щеками…надеюсь, она не станет задерживаться у входа…
– Вот повезло так повезло…сразу две красавицы,…выглядят как розы, цветущие в нашем саду, и благоухают так, что я даже отсюда чувствую их аромат…
– Голова идёт кругом…ещё одна…выглядит чудесно, да ещё и взгляд полон нежности…жаль, что она смотрит не на меня…
– И следующая прелестна!
– Прелестна? Она мне напоминает тётушку перед смертью. Худощава и стан кривой…
– Я имел в виду ту, что с родителями.
– А…её я не заметил…
– Не стоит переживать. Здесь много красивых дебютанток. Выберешь себе любую, какую пожелаешь.
– Я уже выбрал! Ты только взгляни на эти дивные голубые глаза…какие отточенные линии лица…Афродита. Богиня любви!
– Скорее Богиня зла. Держись от неё подальше. Она весьма не сдержана на язык.
– Ты знаком с ней?
– Однажды довелось танцевать. О чём сожалею до сей поры. Это Амелия Уиллоби. Дочь барона Уиллоби. Они идут под руку. А позади них Берна и Лизи Уиллоби.
– Тоже недурны! Я не прочь приударить за всеми тремя сёстрами.
– Будь осторожен. На Лизи Уиллоби имеет виды Виктор Бэндигтон.
Оставим молодых людей и обратим внимание на семью Уиллоби. Молодые люди очень точно их описали. Действительно, барон Уиллоби лично вывел в свет младшую дочь Амелию, которой только исполнилось восемнадцать лет. Другие две дочери уже выходили в свет, и теперь пришли, чтобы поддержать сестру, хотя она в том не нуждалась. По крайней мере, они сами так говорили. Однако их слова выглядели весьма сомнительно, учитывая те взгляды украдкой, которые они бросали на двух рыжеволосых молодых людей, которые в свою очередь не сводили взгляда с них. Это были кузены Виктор и Джейсон Бэндигтон. Как только появилась возможность, а выражалась она в том, что барон Уиллоби был занят разговором с Амелией, оба одновременно подошли и пригласили Берну с Лизи на французскую кадриль, с которой и должен был начаться бал. Получив согласие, они быстро удалились, чтобы раньше времени не попадаться на глаза барону Уиллоби, который откровенно недолюбливал главу семейства Бэндигтон.
– Мы можем поехать после бала к матушке Элизабет? – спрашивала Амелия у своего отца.
– Нет. Она прислал письмо, в котором приглашает нас завтра. И просит прощения за то, что не смогла вывести тебя в свет сама.
– Крёстная потеряла отца! Как она могла приехать в такой день на бал? Это мы все должны быть сейчас рядом с ней!
– Мы поедем…
Барон Уиллоби не договорил. В этот миг к Амелии подошёл молодой человек, назвал своё имя, поклонился и пригласил на кадриль.
– Простите, я занята и не смогу оказать вам внимание! – вежливо ответила Амелия.
Молодой человек побледнел, снова поклонился и медленно пошёл прочь.
– Не смей! – прошипел барон Уиллоби. – Не смей! Веди себя так же, как все остальные девушки.
– Генри! – достаточно громко выкрикнула Амелия. Молодой человек, который недавно получил отказ, повернулся и устремил на неё удивлённый взгляд. – Генри?! Вас ведь так зовут?
Молодой человек кивнул. Амелия поманила его рукой к себе. Тот сразу же подошёл.
– Я передумала, Генри. Первый танец ваш!
Поблагодарив её, Генри отошёл, но недалеко.
– Вы сами того желали! – Амелия даже не старалась делать вид, будто не замечает возмущённый взгляд отца.
Не один барон Уиллоби был возмущён. Все кто стал свидетелем столь грубой выходки, то и дело косились в её сторону с откровенной неприязнью.
Сёстры не обратили внимания на поведение Амелии. Они лучше других знали её нрав. Вероятно, по этой причине всё время старались сохранять некоторое расстояние между собой и ею.
Тем временем, объявили французскую кадриль.
– Не смей его обижать! – успел шепнуть барон Уиллоби до того, как Генри повёл Амелию на танец. Мало ему было беспокойства за Амелию, а тут ещё заявился сын этого выскочки Бэндигтона, и повёл Лизи на танец. Второго барон Уиллоби не знал в лицо, но намеревался выяснить его имя сразу после танца.
Выстроившись в ряды, юные леди со своими кавалерами ждали начала танца. Зазвучали первые аккорды. Кавалеры отступили на шаг вправо и поклонились. Следом сделали шаг дамы, и присели в реверансах. Затем кавалеры взяли их за руки, и повели вперёд. Один ряд проходил сквозь другой, создавая неповторимое очарование.
Когда они снова взялись за руки, Генри допустил серьёзный промах. Он спросил Амелию, что она о нём думает.
– А что можно думать о человеке, который с радостью принимает унижение? Он жалок.
Генри споткнулся и чуть не упал. Амелии пришлось его поддержать.
– Да ещё и на ногах не держится!
– Зачем вы сюда пришли? – успел спросить Генри, прежде чем они разошлись в разные стороны. Когда они вновь сошлись, Амелия со всей любезностью ответила на вопрос.
– Посмотреть на таких болванов как вы!
Генри остановился среди танца. А затем, не поклонившись с высоко поднятой головой, ушёл восвояси. Амелии тоже пришлось вернуться к отцу. Её встретил гневный взгляд.
– Генри почувствовал себя дурно, – Амелия изобразила некое подобие расстройства.
– Уезжай домой, пока ты всех нас здесь не опозорила. Я с твоими сёстрами возьму наёмный экипаж!
– Как скажете, батюшка, – Амелия поклонилась ему, а потом неторопливо направилась к выходу.
– Наверняка ослушается и отправится к Элизабет, – пробормотал ей вслед барон Уиллоби и тяжело вздохнул. – Господи, когда же я от неё избавлюсь?! Неужели, мне всю жизнь терпеть эти муки? Откуда взялся у неё этот характер? Если б не Элизабет, я бы не справился с Амелией.
Элизабет! Она всегда оставалась для барона Уиллоби той юной красавицей, в которую он влюбился много лет назад. А потом…потом сделал предложение. Но она выбрала другого человека. После того злополучного вечера, когда она отвергла его руку, они не встречались несколько лет. Судьба свела их лишь в день похорон Аманды, покойной баронессы Уиллоби. Он остался один, с тремя дочерями на руках. Лизи исполнилось всего три года, Берне два. А Амелия родилась в день смерти своей матери. Это произошло ровно восемнадцать лет назад. И все эти восемнадцать лет Элизабет поддерживала его. Она относилась к его дочерям как к своим собственным, но больше всех любила Амелию. Она души не чаяла в младшей дочери и однажды призналась, что Амелия напоминает её саму в молодости. Дочери называли её не иначе как матушка Элизабет. Он сам иногда называл её по имени. Барон Уиллоби и сейчас продолжал её любить. Возможно даже больше, чем в молодости, но ни разу за эти годы так и не осмелился на откровенный разговор. Он боялся. Боялся, что она снова уйдёт и оставит его одного. И главной причиной страха являлся траур, который и по сей день соблюдала Элизабет по своему покойному супругу. Он никогда бы не осмелился потревожить столь трогательную преданность.
Барон Уиллоби полностью погрузился в мысли, оттого и не замечал как Лизи и Виктор смотрят друг на друга. А они не только смотрели, но и разговаривали:
– Когда, Лизи? Когда? – спрашивал у неё Виктор.
– Я уже сказала. Завтра. Встретимся в кофейне, как обычно.
– Когда я смогу просить твоей руки?
– Надо ещё немного подождать, Виктор!
– Ты меня не любишь!
– Я тебя люблю, а вот мой отец действительно не любит.
– Я – то в чём виноват?! Они с моим отцом разъехаться не смогли, поэтому и разругались.
– Твой отец не уступил дорогу!
– Твой отец тоже не уступил дорогу!
– Не смей грубить, Виктор!
– А как насчёт тебя?
– Я говорю правду!
– Я тоже говорю правду!
– Нет! Ты грубишь! И если ты сейчас не извинишься, мы с тобой никогда больше не увидимся.
– Ну и прекрасно. Раз ты не способна выслушать правду, нам действительно не стоит встречаться.
Оба надулись, замолчали и до конца танца больше не заговаривали. Дела Берны с Джейсоном обстояли немногим лучше. Оба испытывали симпатию друг к другу, но так и не решились заговорить до самого конца бала.
Уезжая с дочерями после бала, барон Уиллоби пришёл к выводу, что Амелия была права, когда говорила, что не стоило сюда вообще приезжать. Как он и предполагал, Амелии не оказалось дома.
– Что мне с ней делать, ума не приложу! – бормотал он, ворочаясь в постели. – Надо выдать её замуж. Но как? Она меня не станет слушать. Поговорю завтра с Элизабет. Она лучше меня знает, как следует поступить.
Глава 5
Театр Друри-Лейн
Тем же вечером начинался ещё один «Гамлет» в театре Друри-Лейн. Десятки, сотни мужчин и женщин сдавали свои плащи, пальто и даже шубы в гардеробную. Часть из них воспользовалась услугой бесплатной чистки обуви. Но зеркало продолжало оставаться спокойным. Шилли сосредоточенно очищал обувь. Мама Жантан и Лотри развешивали одежду в гардеробной. Джонни Мышонок в костюме шута подпрыгивал и отпускал незатейливые шуточки в адрес прибывающих зрителей, при этом он не упускал ничего из того, что происходило вокруг гардеробной. Но вот Лотри схватилась за своё правое ухо и несколько раз слегка подёргала его. В этот самый миг мама Жантан принимала пальто у высокого джентльмена. Это был сигнал, адресованный Шилли. И Шилли его увидел. Он в это самое время очищал красные туфельки одной дамы, что ничуть не мешало наблюдать через зеркало за тем самым высоким джентльменом. Вот он развернулся и неторопливо прошёл мимо Шилли. Шилли наклонил голову. Это значило, что выбор жертвы его не устраивает.
В течение следующей четверти часа такие знаки были поданы в отношении ещё одного джентльмена. Они так же были отвергнуты Шилли.
Первый поток людей схлынул, когда к гардеробной подошёл самодовольно улыбающийся толстячок лет пятидесяти в сопровождении молодого человека. Пока он передавал своё пальто, Лотри снова схватилась за ухо. Сдав пальто, толстячок вошёл к Шилли и поставил ногу на декроттуар с видом человека, который оказывает великую честь, позволяя прикасаться к своей обуви.
– Чтоб ни одного пятнышка не осталось на моих новых туфлях доставленных из Франции, – высокомерно бросил толстячок, одновременно доставая из кармана монету в три пенса.
Шилли принял деньги, несколько раз пылко поблагодарил, а потом с показным вниманием начал рассматривать стоящую перед ним туфлю с золотистой пряжкой посередине.
– О чём я говорил? – полуобернувшись, спросил толстячок у своего спутника.
– Алоиза, – напомнил спутник.
– Алоиза! – восторженно подхватил толстячок. – Это очаровательное создание вполне способно внушить неудержимую страсть любому мужчине. Рядом с ней я чувствую себя юнцом. Она столь страстна, столь неистова в постели, столь умело выстраивает встречи…я в восторге от этой девушки… и намереваюсь оставить её только для себя.
– Мистер Догерти, а кто она по национальности?
– Говорит, итальянка, и даже произносит моё имя на итальянский лад «Джованни». Но я ей не верю. Она слишком хорошо разговаривает на английском языке. Скорее всего, она ирландка или шотландка…
Раздался протяжный звонок, предупреждающий зрителей о скором начале представления. Шилли взъерошил свои волосы несколько раз правой рукой, а потом заработал обеими руками так быстро, как только мог. Этот знак означал, что жертва уже выбрана.
Толстячок со своим спутником ушли, продолжая обсуждать ту самую Алоизу. За ними сразу же увязался Мышонок. Он танцевал и прыгал рядом с этими двумя, одновременно очень внимательно прислушиваясь ко всему, что они говорили.
Дальнейшие действия представляли собой набор отработанных шагов. Как только от гардеробной отошёл последний человек, мама Жантан отнесла чай швейцару и заняла его разговором. Одновременно, Лотри с Шилли скрылись за дверью, ведущей в закрытую часть театра. Они быстро миновали коридор и поднялись по лестнице на чердак, который был завален театральным реквизитом. В дальнем углу чердака возвышался древний массивный шкаф. Именно к нему оба и направились. Лотри распахнула дверцы, осторожно раздвинула вешалки с мужской одеждой и, склонившись, прошла сквозь появившийся просвет. Шилли проследовал за ней. За шкафом оставалось крошечное пространство, скрытое от посторонних взглядов и представляющее собой… обычную гримёрную. Зеркало на стене, столик со всеми необходимыми, миниатюрные серебристые коробочки с составами, которые могли стать предметом зависти для любого гримёра, и старое кресло.
– Кем мы собираемся стать? – спросил Лотри, закатывая рукава своего платья.
– Лонтерн! – с некоторым озорством ответил на это Шилли.
Лотри весело рассмеялась.
– Бедняга! Он ведь столько страдал по твоей вине. Тебе его совсем не жаль?
– Жаль. Поэтому я и хочу сделать из него знаменитость. Пусть купается в лучах моей славы и помнит мою доброту. Кто знает, может у него тоже есть таланты к нашей профессии?
– Лонтерн так Лонтерн.
– Справишься?
– Самая сложная задача – найти эту дурацкую красную бабочку, в которой он всегда ходит. Если не найду, возьму чёрную и перекрашу в красный цвет.
Лотри исчезла в гардеробе, а Шилли начал быстро раздеваться. Он разделся до нижнего белья и стал крутиться в разные стороны перед зеркалом подражая актёрам.
– Для вас не лучшая встреча, сэр! – то и дело повторял он любимую фразу Лонтерна, придавая своему голосу различные интонации.
Лотри вернулась, держа в руках белую рубашку, бабочку красного цвета, светлый жилет и серый пиджак с брюками. Всё это она передал в руки Шилли, а потом снова ушла и вернулась уже с цилиндром и плащом, которые сразу же повесила на стену рядом с зеркалом.
Она помогла Шилли одеться, затем усадила в кресло и по шею обмотала простыней с множеством разноцветных мелких пятен.
Она разглядывал лицо брата лишь несколько коротких мгновений, а потом потянулась к ящичкам, которые располагались ровным рядом справа от гримёрного стола. Выбрав один из них, она поставила его перед собой и открыла. Он оказался битком набит бакенбардами различных форм и длины. Она выбрала одну пару и положила их на стол. Следом за бакенбардами появилась коробочки с усами, бровями, носами и ящик с париками. Отобрав всё необходимое на её взгляд, Лотри стала их крепить к лицу с помощью специального клея.
Прошло совсем немного времени с того момента, когда Шилли сел в кресло, но теперь это был уже другой человек. В зеркале отражался мужчина со светлой шевелюрой, курчавыми бакенбардами, которые закруглялись в нижней части подбородка, и пышными рыжими усами, закручивающимися кверху в виде полуколец у самых уголков губ. Но это всё же был молодой человек. Следовало его немного состарить, и придать чертам лица схожесть с лицом Лонтерна.
Лотри слегка подёргала наложенную растительность. Лишь убедившись в надёжности своего творения, она приступила к самому главному таинству – работе над лицом. С помощью набора специальных кисточек, штрих за штрихом, молодой человек уходил, уступая место мужчине с розоватым лицом и мелкими морщинами под глазами.
Ровно через час и эта часть работы была завершена. Как раз тогда и появился младший брат. Джонни Мышонок едва не сбежал, завидев брата.
– Вот это да! – с восхищением выдохнул Джон Мышонок, собираясь дотронуться до лица Шилли, но Лотри на него так цыкнула, что он сразу отдёрнул руку.
– Как там Гамлет? – спросил у него Шилли.
– Офелия узнала, что Гамлет убил её отца.
– У нас ещё полно времени, – пробормотала Лотри, оглядывая лицо Шилли со всех сторон.
– Больно уж на нашего Бейлифа похож, – с беспокойством заметил Джонни Мышонок и тем самым вызвал горделивый взгляд Лотри.
– Попробуй! – попросила она у Шилли.
Шилли встал и, направив правую руку с выставленным указательным пальцем в сторону зеркала, внушительно произнёс:
– Для вас не лучшая встреча, сэр!
У Лотри на лице появилось недовольное выражение.
– Не похоже. Мягко. Слишком. Твой голос должен звучать жёстче и немного грубовато.
Шилли понятливо кивнул и повторил прежние слова, придавая голосу требуемые оттенки.
– Для вас не лучшая встреча, сэр!
– Хорошо, но слишком грубо. Грубость должна звучать не столь явно. Она подчёркивает фамильярность, но ни в коем случае не должна задеть собеседника. Попробуй ещё раз.
Шилли пришлось повторить несколько раз, прежде чем он заслужил благосклонный взгляд сестры.
– Из тебя мог бы получиться прекрасный актёр. Ты очень быстро и очень точно вживаешься в роль.
Джонни Мышонок начал рассказывать всё, что ему удалось подслушать. Большей частью речь шла о том, что Шилли уже слышал сам. Новостью стало лишь то, что этот самый Догерти собирался забрать Алоизу из публичного дома и поместить в отдельную квартиру втайне от своей супруги.
– Не целуй никого. У тебя губы подкрашены. Не сморкайся слишком сильно, иначе нос слетит. Не три глаза, иначе морщины исчезнут, – на прощание предупредила Лотри. Она помогла ему надеть плащ, сама поместила цилиндр на голове, и в конце перекрестила.
Спустя пять минут из маленькой двери театра со стороны Рассел-стрит вышел мужчина средних лет в плаще и цилиндре. На воротнике рубашки ярко выделялась красная бабочка. Он направился в сторону кареты, запряжённой двойкой чёрных лошадей. Карета стояла на улице, за оградой. На козлах сидел Ягр.
– Я один поеду.
Ягр без единого слова сошёл с козел, уступая место сыну.
Надвинув цилиндр глубоко на лоб, Шилли сел на место кучера и тронул лошадей. Карета медленно проехала до угла и завернула налево, на Кэтрин-Стрит. Проехав ещё немного, она остановилась. Отсюда был прекрасно виден портик с лестницей. Оставалось дождаться появления жертвы.
Шилли всегда охватывал азарт перед каждым ограблением. Но сейчас к азарту примешивалось и заметное злорадство. У него появилась ещё одна возможность воздать заслуженное наказание неугомонному полицейскому за причиняемое им беспокойство в отношении себя и своей семьи.
Очень скоро из дверей начали появляться первые зрители. Поток людей с каждой минутой увеличивался. Шилли всё время выискивал взглядом знакомое лицо. А искал он своего младшего брата. Джонни Мышонок всегда шёл перед жертвой, показывая, где его следует искать. Так случилось и на этот раз.
Толстячок вышел из театра с тем же самым молодым человеком. Поговорил с ним немного. А потом они расстались, и он перешёл на другую сторону улицы. Карета медленно двинулась с места и неторопливо поехала за двухместным зелёным кэбом, в котором находилась будущая жертва.
Спустя два часа, миссис Догерти открыла входную дверь. На пороге стоял хорошо одетый незнакомый мужчина. Особенно в глаза бросалась красная бабочка.
– Кто вы такой и что вам нужно? – недоумённо оглядывая незваного гостя, спросила миссис Догерти.
– Добрый вечер, мэм! – Шилли приподнял край цилиндра. – Моё имя Лонтерн. Полиция Лондона. Мне необходимо безотлагательно побеседовать с мистером Догерти. Он дома?
– Да! – с возрастающим удивлением и некоторым испугом ответила миссис Догерти, а в следующую минуту повернулась и громко позвала мужа. Он явился, набивая трубку табаком. Заметив незнакомца рядом с женой, он грозно осведомился о цели визита.
– Вы – мистер Догерти? – последовал в упор вопрос.
– Да!
– Лонтерн. Полиция Лондона. Мне необходимо с вами поговорить по весьма важному вопросу.
– Полиция Лондона? – с беспокойством переспросил мистер Догерти. – Но сейчас слишком поздно…
Шилли прошёл между озадаченными супругами, вошёл в дом и внимательно огляделся по сторонам.
– Кто ещё здесь живёт?
– Наши дети…и слуга! – ответил мистер Догерти. – Позвольте, почему вы…
– Где ваш кабинет?
– Наверху…по лестнице…
– Следуйте за мной, мистер Догерти, и воздержитесь от любых слов; ваше положение и так выглядит весьма шатко в глазах правосудия.
Шилли с решительным видом вступил на лестницу и начал быстро подниматься. Мистер Догерти пожал плечами в ответ на вопросительный взгляд супруги, и тут же направился вслед за полицейским. Решительность последнего не оставляла никакой возможности для любого промедления.
