Люттоли (Луи Бриньон)
Петербургские сумерки. Часть 1. Морда Принцешная
Глава 4
Белозёровы
Вечер шестого декабря 1870 года отметился ещё одним очень важным событием. Речь о помолвке Катерины Белозёровой с графом Эссеном. После долгих месяцев ухаживаний, одна из самых очаровательных и неприметных представительниц Петербургского света дала своё согласие на брак, уступив не столько очарованию графа, сколь требованиям строгого родителя. Капитолий Белозёров пребывал в настойчивости относительно благожелательного отношения к сватовству. Да и маменька, Софья Белозёрова с сёстрами, немало поспособствовали принятию решения. И понять их можно. Жених отличался не только родовитостью, но и немалым богатством. Катерина, хотя и одолеваемая сомнениями – уступила. Не принимая во внимание разницы в возрасте, равнявшейся двадцати годам с хвостиком, невыразительной внешности с мерзкой на вид бородавкой на лице, жениху были присущи ещё и два неприятных ей качества: чванливость и чопорность. Теми же качествами обладал родитель, и считал их неотъемлемой чертой любого мужского представителя высшего общества. Оттого и нашло в нём отклик сватовство. Они с первого дня сдружились с графом. После чего тот стал завсегдатаем в доме Белозёровых.
Катерина же не выносила эти качества. Ей нравились простота, лёгкость общения, искренность, даже если б выражалась в грубой, не слишком учтивой форме. Она всегда завидовала старшей сестре Ольге. Та обладала весьма решительным нравом, и вполне могла, не стесняясь, высказать своё недовольство в присутствии супруга или тех же папеньки с маменькой. Сама она никогда бы не осмелилась на подобный экскурс. Свои мысли и чаяния Катерина выражала, делая пометки на страницах любимых книг. Только с ними она жила, с ними она и мечтала. Жених стал самой важной частью её жизни, но ни в душе, ни в сердце для него и малого места не нашлось.
Даже в день своей помолвки, Катерина писала на страницах последнего из полюбившихся её романов под названием «Большие надежды». «Возможно ли представить человека со столь пламенным сердцем, идущего на любые жертвы и готового всю жизнь следовать за своей возлюбленной?! Я о таких и не слыхивала. Но будь он трижды кузнец, будь он кем угодно,…с тройною клятвою бы приняла…».
Катерина страдала, переживала, но именно таковыми являлись браки в обществе, оттого и приняла свою участь с молчаливой покорностью.
Прежде чем мы расскажем о самой помолвке, несколько слов о семье Белозёровых.
Глава семьи, Капитолий Андреевич Белозёров, являлся потомком боковой ветви графов Кочергиных, что свидетельствовало о родовитости. Недостаточной для представления царственным особам, но вполне приемлемой для принятия в любой иной дворянской семье. Кроме благородных корней, Капитолий Андреевич сумел значительно увеличить состояние, оставленное ему отцом, занимаясь торговлей чаем и кофе. Нужда в них с каждым годом росла. А вместе с ней рос спрос на оные товары и доходы семьи. Что в конечном итоге и позволило с удобством расположиться в трёхэтажном особняке на Набережной реки Мойки в Адмиралтейской части Санкт-Петербурга.
В свои пятьдесят три года он оставался деятельным человеком и примерным отцом семейства.
Старшая дочь Ольга, когда ей минуло восемнадцать, была отдана в семью Маевских весьма родовитую и обеспеченную. Её супругом стал Фредерик Маевский. Он всего лишь на четырнадцать лет был её старше.
Вторую по старшинству дочь Анастасию выдали замуж через год, когда и ей исполнилось восемнадцать. Она стала супругой Анатолия Дубровина, чья семья владела ювелирными мастерскими, и была не столь родовитой как Белозёровы, но столь же богатой. Супруг на восемь лет был старше, и обладал рядом поистине выдающих качеств, среди которых терпение являлось наиболее заметным.
Ещё через год, аккурат в сегодняшний день шестого декабря, должна была состояться помолвка третьей дочери Катерины. Её брак обещал оказаться самым удачным. Ведь жених носил титул графа, был старше неё, но всё ещё молод, недурен собой и обладал просто неприличным состоянием, что в обозримом будущем могло проложить путь ко двору.
Младшенькая, Маша, собиралась замуж лишь на следующий год. Сестры были погодками. Сначала в семье появилась Ольга. Через год Анастасия. Ещё через год Катерина. А затем и Маша. Сёстры всегда были дружны и души не чаяли друг в друге. Связь только усилилась после замужества старших сестёр. Они приезжали к родителям так часто, как только могли. Супруги поощряли подобные визиты, поскольку были людьми занятыми. Сёстры продолжали проводить время вместе, как и во времена девичества Ольги и Анастасии.
И несколько слов о Софье Белозёровой, достойной супруге и заботливой матери, произведшей на свет четырёх прекрасных дочерей. Каждая из них пошла в мать: такая же статная, белолицая с голубыми глазами и русыми волосами. Именно красота в своё время покорила Белозёрова. Красавица с русской косой сразила его наповал, иначе он никогда бы не женился на дочери купца. Кстати будет упомянуть, что именно тесть помог ему добраться до вершин, на которых он обитал сегодня. У родителя супруги не имелось мало-мальски значимых корней среди предков, но определённо хранилась золотая кубышка, не раз выручавшая в трудных обстоятельствах. Софья Васильевна Белозёрова обладала удивительно мягким нравом, что позволяло всегда и с должным уважением относиться к упрёкам супруга, часто несправедливым и обидным. Ей минуло сорок лет, но она оставалась столь же очаровательной, года не тронули её. В отличие от супруга, успевшего обзавестись солидным брюшком и очками.
Трёхэтажный особняк с двенадцатью комнатами и собственным двором с конюшенным сараем обслуживали восемь слуг. Среди них три горничные, двое слуг мужского пола, кои всегда пребывали в ливреях, повар, дворник, которому надлежало держать в чистоте и порядке весь двор, и следить за тем, чтоб с него не проникли в дом лихие люди. В среднем каждый из слуг получали чуть менее тридцати рублей в месяц, но стол и одежда в оклад не входили. Иными словами говоря, Белозёровы жили, как и большинство представителей высшего общества: красивый дом, большая прислуга и достойный выезд в город. Для последнего имелись четыре лошади, карета и сани. При них всегда находился кучер.
Сёстры играют важную роль в нашей истории, поэтому мы ещё ненадолго задержим внимание читателя. И обратимся мы к Ольге. Первенец семьи являлась и главной заводилой среди сестёр. Она обладала решительностью, упорством и старалась всегда ставить во главу вопроса своё собственное мнение. Сильный характер порой приводил к неприятным ссорам с супругом. Но Фредерик Маевский обожал супругу, оттого и не противился остаться в проигрыше. Стоило Ольге обиженно надуть губки, как все доводы переставали действовать, и он бросался к её ногам, взывая о прощении.
Что же касается Анастасии, она не обладала столь же решительным нравом, но супруг оказался куда более покладистым человеком, нежели Маевский, оттого и положение в семье создалось отчасти похожее. Обе сестры достаточно прочно занимали первенство в браке, и пророчили ещё больший успех Катерине. Ведь её будущий муж был известен поистине ангельским нравом. Беседовать с ним всегда означало удовольствие. Граф Эссен неизменно был вежлив, любезен, и позволял любую вольность в своём присутствии, что особенно ценилось сёстрами.
Что же касается нрава Катерины, с рождения она страдала излишней скромностью, что являлось ни чем иным как стремлением к одиночеству. Ей тяжело давались любые новые знакомства. Катерина прекрасно владела речью, но часто сбивалась под мужскими взглядами, в особенности, если чувствовала к себе внимание. Оттого, порой, и выглядела неуклюже. Она была очень ранима, и остро воспринимала даже малейший упрёк в свой адрес. Стоило матушке разгневаться, как тут же длинные ресницы взлетали вверх, брови сдвигались к переносице, а в прекрасных глазках появлялись слёзы. А батюшке речь и вовсе не шла. Ибо стоило ему повысить голос, как она замирала, а тело охватывал холодный ужас. В городе старалась появляться как можно реже. Любимое занятие – делать пометки на страницах, отмечая достоинства и недостатки главных действующих лиц очередного романа. Все её книги были исписаны мелким почерком. Тихая, чувственная мечтательница, далёкая от людской суеты, и оттого особенно уязвимая.
Одно дело мечтать, делать пометки на страницах, другое дело оказаться лицом к лицу с неприглядной правдой. И, конечно же, всегда в таких случаях мечты уходили прочь, даже не помыслив сопротивляться.
Маша, младшенькая, отличалась весёлым нравом и свободою выражений, что нередко приводило к наказанию со стороны матушки. Ей запрещали покидать комнату до той поры, пока она не заучит и не перескажет выраженные чуть ранее мысли в форме, приемлемой для благовоспитанной девицы.
Стоит упомянуть ещё об одной важной женщине, имеющей отношение к семейству, вдовствующей графине Кочергиной. Той самой, что беседовала с Крамилиным. По мнению главы семейства Белозёровых и по совместительству дальнего родственника, в свои сорок с небольшим лет, она вполне могла затмить некоторых представителей весьма известных семей. И не только могла, но и обладала возможностью наглядно продемонстрировать своё превосходство, имея доступ ко двору. Но ни красота, ни высокое положение, не могли повлиять на тот уединённый образ жизни, который она вела. Такое положение дел не могли не огорчать Белозёрова. Ведь Графиня Кочергина имела возможность исполнить его давнюю мечту, и представить семейство ко двору. Ещё более огорчали его дурные разговоры. О ней в Петербурге ходили всевозможные слухи, один ужаснее другого. Её боялись. Её сторонились. И тому имелись косвенные причины. Графиня Кочергина всегда появлялась неожиданно, и всегда в мрачных чёрных нарядах. А чёрная шляпка с траурным бантом вместо перьев давно стала притчей во языцех. Ходили слухи, что в шляпке заключено страшное заклинание, способное убить любого, кто осмелится с ней заговорить.
И эти слухи возымели своё действие. Белозёровы стали побиваться её не меньше остальных. И всякий раз испытывали ужас, когда она появлялась. Обстоятельства осложнялись тем, что она являлась крёстной матерью Катерины, и потому навещала её изредка.
Вот коротко и всё о семье Белозёровых. А теперь наступила пора узнать, как же проходил вечер помолвки в доме Белозёровых.
Глава 5
Помолвка
Безветренно. Небольшой мороз. Ночная Мойка покрыта льдом и укутана лёгким снежным покровом с маленькими сугробами по форме напоминающую набегающую волну. Несколько мужчин и женщин катаются на коньках. Они смеются, даже когда падают. За балюстрадой набережная с протоптанными пешеходными тропинками. За дорожкой заснеженная дорога со следами от каретных колёс. На стыке между тропинками и дорогой, через определённые расстояния возвышаются чугунные столбы с газовым освещением. Оттого так светло вокруг.
За дорогой другие протоптанные тропинки. Но теперь они тянутся не вдоль балюстрады, а вдоль стен величественных трёхэтажных особняков с изысканной лепниной на фасадах. Особенно выделяется среди них один мягкого, голубоватого цвета с маленькими ангелочками, которые по замыслу архитектора должны поддерживать козырёк парадного главного входа, выходящего на набережную Мойки. На первом этаже окна только возле парадной двери. Но они есть на втором и третьем этажах. И ярко отсвечивают даже через покрытое инеем стекло. Барельеф и каменные подоконники местами запорошены снегом.
Остаётся упомянуть о четырёх каретах возле парадного входа с кучерами и трёх двуколках, что стояли чуть поодаль с потушенными фонарями, ожидая того самого долгожданного окрика: «Извозчик!»
Что же происходило в самом особняке?! Давайте войдём в вестибюль, минуем слугу в ливрее, поднимемся по лестнице, устланной мягкими коврами, и пройдём в праздничный зал, где происходили все события.
Всего три десятка гостей или чуть более. Мужчины большой частью во фраках темного цвета, женщины в самых разнообразных шелковых, муаровых, атласных нарядах и самых разных оттенков, однако же схожие между собой формой, необычайно модной этой зимой в столице. Узкие в талии, и далее расширяясь пышным колоколом благодаря корсету, ниспадают до самых щиколоток. Видны лишь носочки туфель. Рукава короткие с оборками на плечах или длинные с кружевным запястьем. Вырез на груди глубокий. Эта деталь верхней части платья вошла в моду недавно и поддерживалась в равной степени женщинами самых разных возрастов. Неизменным атрибутом являлись веер и миниатюрная расшитая жемчугом и шелком сумочка на изящной золотой цепочке, висевшая на запястье.
Для дам накрыли отдельный стол, куда подавались фруктовые напитки, чай, преимущественно китайский, и кофей, преимущественно бразильский. Немецкие и французские конфеты в красочной обёртке, сладости в виде румяной выпечки, а так же изюминка десерта – большой Петербургский торт, от которого каждый желающий мог отрезать себе кусочек. При этом, чем тоньше выглядел отрезанный ломоть, тем скромнее считалась дама. Мужчин это правило не касалось. Они могли себе позволить десертную трапезу вместе с дамами.
А вот дамы были лишены такой же возможности в отношении мужчин. В противоположном углу был накрыт ещё один стол. И там имелся ликёр с винцом. А так же приличествующая к ним закуска. Отдельно лежала коробочка с ароматным табачком и спички.
В то время, пока дамы обсуждали городские сплетни за чашкой чая, мужчины занимались…тем же самым, но только за бокалом вина или рюмочкой ликёра. Дамы сидели на стульях. Мужчины же вынуждены были стоять, ибо сидеть в присутствии дам считалось делом неприличным. Но разговор у них, безусловно, был куда важнее, поскольку пересуды касались публики не столь приятной для высшего общества. Именно это и происходило сейчас. Речь вёл Белозёров. А слушателями являлись действующие зятья Маевский с Дубровиным, будущий – граф Эссе, прибывший на торжество в блестящем чёрном фраке и почему-то пурпурной кружевной рубашке с облегающим шею воротником на золотой булавке. Ещё были Стопин с Легкорожевым, партнёры, с которым у Белозёрова имелись общие финансовые интересы. Но давайте послушаем, о чём возвещал хозяин дома с крайне возмущённым видом.
– Доколе?! Доколе безобразие оное твориться будет в городе? Порядочным людям из дома выйти невозможно. А господин Полицмейстер словно и не замечает оборванцев, толпами снующих по улицам, и готовых обворовать любого среди бела дня.
– Шваль! И её следует немедля вымести из города! – поддержал его граф Эссен. – Негоже нам с ними по одной улице ходить.
– Вот! – Белозёров с гордостью лёгким жестом руки указал на будущего зятя. – Именно об этом и шла речь у Полицмейстера. Но он наотрез отказывается выполнять свои обязанности, оправдываясь высокими словами о милосердии, снисхождении и сочувствии. Господа! О каком сочувствии может идти речь, если вас пытаются ограбить?! В таких случаях уместен лишь кнут! – с пафосом изрек Белозёров.
– Не от хорошей жизни, батюшка! Не от хорошей жизни! – подал голос Дубровин, слывший мягкосердечным человеком. – Иной раз и крошки хлеба не хватает. Чего ж им делать, несчастным?
– Пусть работать идут! Пусть честно трудятся! – ответил на это Белозёров. – Воровство ничем нельзя оправдать.
Разговор вынуждены были прекратить, поскольку в зале появилась невеста в сопровождении трёх своих сестёр. Дивный овал лица обрамляли русые локоны, а вырез платья был украшен живыми цветами. Катерина явилась в белоснежном платье. А вот сёстры нарядились в голубое, салатовое и бордовое платья, чтобы подчеркнуть одеяние невесты.
Губы Катерины были слегка приоткрыты, а реснички вздрагивали и взметались вверх каждый раз, когда до неё доносились восторженные отзывы в свой адрес. Взгляд выражал одновременно смущение и некоторую неловкость.
Граф Эссен пожирал её глазами вплоть до того времени, пока она не взглянула на него. На лице невесты мелькнула лёгкая тень. Одного этого хватило, чтобы жених на всех парах поспешил к ней. Он произнёс приличествующие случаю слова, отмечая достоинства невесты и выражая благодарность за оказанную честь.
Не будем всего пересказывать, ибо происходящее являлось обыденным на всех подобных событиях. Остановимся лишь на главном. После соблюдения всех формальностей и обмена любезностями, жених надел кольцо на руку невесты, а затем поцеловал обе её руки вместо одной, что считалось небольшой, но вполне допустимой вольностью. Далее Катерина взяла его под руку, и они уже вместе продолжили торжество.
В разгар праздника прибыл Соколов. Он доводился племянником Белозёрову. Правда, приезжал в гости редко по причине загруженности в работе. Он передал слуге шинель с фуражкой и, поправляя мундир, поднялся и присоединился к гостям.
Соколов приносил искренние поздравления Катерине и графу Эссену, когда его приметил Белозёров.
– А вот и храбрец, защищающий нас с вами от преступников! – возвестил он во весь голос, привлекая к Соколову всеобщее внимание. Белозёров подошёл, поздоровался с племянником, после чего выразил надежду в скорейшем искоренении «отвратительных нелюдей», как выразился он сам.
Соколов развёл руками.
– Ничего утешительного сообщить не могу! Утром случилось ещё одно убийство. Убили молодую девушку самым бесчеловечным способом, какое только возможно представить.
Многие, в основном женщины испытали ужас после таких слов, а вот Белозёров бросил торжествующий взгляд на Дубровина.
– Вот вам и снисходительность! Калёным железом выжигать эту нечисть. А что Крамилин? – поинтересовался Белозёров.
– Самого сегодня ограбили!
– Что вы говорите?! – поразился Белозёров.
Соколов широко заулыбался.
– Прямо на моих глазах. Смотрели на этого паренька в упор, и ничего не поняли. Подошёл, умыкнул у Крамилина бумажник и не торопясь ушёл. Спохватились, когда уже и след простыл. Крамилин как приехал, всех собрал и приказал: хоть из-под земли его мне достаньте. Злой, как чёрт на него!
Старшая из сестёр – Ольга – слушала с открытым ртом. Её эта история настолько заинтересовала, что она решилась задать вопрос.
– Как же так? Не заметили? Я бы и то заметила. А вы сыщики, и прохлопали преступника!?
Многие думали как Ольга. Да, они всегда были невысокого мнения о полиции. Но Соколов только улыбался.
– Так обчистит, что и не поймёте. Увидите красивого паренька лет двадцати, сразу прочь. Иначе вернётесь домой с пустыми карманами.
– Красивого паренька?! – недоумённо переспросил Белозёров. – Так они же все как один, с выкатанными глазами да свиным рылом.
– Необычайно хорош собой! – повторил Соколов. – Словно благородных кровей. И одет опрятно. Оттого и с такой лёгкостью карманы обчищает. Представить в нём вора невозможно. Мы не смогли понять, хотя всякого успели навидаться, а другие и подавно не смогут.
– Словить сможете? – поинтересовался Белозёров.
– Словим! Обязательно, словим! – пообещал Соколов.
На этой обнадёживающей ноте и завершили разговор о преступниках. Как-никак помолвка.
Но у Провидения в этот день имелись свои планы. Не успели Соколов с Белозёровым отойти от жениха с невестой, как совершенно неожиданно появилась графиня Кочергина. Её никто не приглашал, но она пришла.
Несмотря на высокий сан, который предписывал всем и каждому в зале подойти и приветствовать графиню, никто и с места не двинулся. Наоборот. Все стали отступать. Даже в глазах Катерины отражался ужас. Она боялась свою крёстную матушку. Виделись всего несколько раз за всю жизнь. Причиной всех этих страхов являлись те же слухи. А если кто и сомневался, так получил сейчас подтверждение. Помолвка, а она явилась в траурном платье с этим ужасным красным траурным бантом! На запястье покачивалась сумочка столь же мрачных оттенков, как и всё одеяние.
Вокруг воцарилась полная тишина. Даже веера в руках дам замерли. Графиня Кочергина направилась прямиком к Катерине. С каждым последующим шагом, та теснее прижималась к жениху.
Графиня Кочергина остановилась в нескольких шагах от крестницы и повелительным жестом подозвала её к себе. Не сразу, но Катерине пришлось подчиниться. Она освободила руку и очень медленно подошла. Взгляд отражал отчётливый страх.
– Тебе нечего меня боятся! – с необычайной мягкостью проронила графиня – Я здесь только ради тебя.
Когда Катерина подошла, она дотронулась тремя пальцами до её груди, что было расценено присутствующими как некое действие, имеющее целью приобщить невесту к своей секте. Граф Эссен забеспокоился, наблюдая за происходящим, но подойти к гостье не осмелился, равно, как и все остальные. Графиня Кочергина убрала руку.
– Ночью я видела сон. Вещий сон. В том сне я видела твоё сердце. Оно остановилось. Двадцать лет назад я видела точно такой же сон. Только про себя.
Графиня Кочергина открыла сумочку и достала оттуда ожерелье. Десятки чудесных изумрудов, нанизанные на золотую нить, сверкали так, что в глазах рябило. От этого сияния по стенам побежали зеленоватые блики. Все так и ахнули от восторга, завидев такую красоту.
Графиня Кочергина надела ожерелье на шею Катерины.
– Это оберег. Всю жизнь берегла! Мой подарок тебе. Держи у сердца своего. Даст Господь, поможет в тяжёлые времена.
Графиня Кочергина ушла, не обращая внимания ни на гостей, на хозяев, и даже не попрощалась.
Катерину, после её ухода охватила сильная дрожь, и она никак не могла успокоиться. Ожерелье жгло шею и грудь. Она подняла руки, чтобы снять его, но внутри возникло что-то ужасное, и словно дикий зверь набросилось на неё, не позволяя этого делать. Катерина безвольно опустила руки.
Гости не спускали с неё настороженных взглядов. Они видели, что с невестой происходит нечто очень странное. Оттого и бочком, бочком, незаметно потянулись к выходу. Никому не хотелось подпасть под влияние ведьмы Кочергиной. А ведь она явно что-то наколдовала! Какое-то страшное заклинание, раз уж невеста трясётся как листочек на ветке.
Помолвка закончилась. Не прошло и четверти часа после ухода Кочергиной, как в зале осталась лишь семья Белозёровых с зятьями да Соколов, который вообще не верил во всю эту чушь с заклинаниями. Но Кочергина даже его впечатлила своими речами. Впрочем, вскоре откланялся и он. Служба! А за ним потянулись Маевский с Дубровиным. Жён решили оставить в родительском доме, дабы озаботились Катериной. Та чувствовала себя всё хуже и хуже. Не желая более испытывать стойкость невесты, едва державшейся на ногах, откланялся и граф Эссен, пообещав наведаться на следующий день, осведомиться о самочувствии невесты.
Сёстры отвели Катерину в её покои, раздели и уложили в постель. При этом все старались держаться как можно дальше от ожерелья.
Родители побыли рядом с ней немного, а затем, сокрушаясь, отправились обратно в зал, чтобы отдать распоряжения слугам, а заодно и решить, как отделаться от нежелательного родства. Их очень беспокоила судьба дочери после встречи с графиней Кочергиной.
