Люси Монро
Способен на все
– Придется вам подождать с отдыхом, мисс Шарп.
Клер повернула голову влево – туда, откуда донесся голос, и вскрикнула от ужаса. Мужчина, которого она прежде никогда не видела, стоял у дальнего края кровати и держал направленный на нее пистолет с глушителем.
Если ее пристрелят, Бретт даже ни о чем не узнает. Тогда и Бретт может погибнуть. И тут Клер стало по-настоящему страшно. Незнакомец мог убить их обоих. Надо было как-то предупредить Бретта.
Она открыла рот, но и крикнуть не успела, как мужчина, подняв пистолет, рявкнул:
– Не смей!
И Клер не стала кричать. Не потому, что ее напугала угроза, а потому, что он до сих пор ее не убил. У него был какой-то план, и ей захотелось узнать, какой именно.
– Полагаю, вы и есть Уильям Кили?
Серые глаза незнакомца удивленно округлились, но затем он прищурился.
– Вы знаете, кто я.
– Да. Чего я не знаю, так это того, что вы делаете на этом самолете.
– Возникло несколько вопросов, которые я должен решить. – Глаза его были холодны как лед. – Как вы меня вычислили?
– Мы нашли дневник.
– Выходит, он вел запись всех заказов, а не только тех, за которые брался.
– Да.
– Это меня и беспокоило.
– Значит, это вы убили Лестера? – спросила Клер, испытывая одновременно отвращение и возмущение тем, что в этом человеке не было ни капли раскаяния.
– Не скажу.
– Принимая во внимание то, что в ваши планы входит убить меня и Бретта, какая вам от этого разница?
– Кто сказал, что я хочу вас убить?
– Вы наставили на меня пушку.
– Это мера предосторожности.
– Чего я не могу понять, так это того, почему вы ее еще не пустили в ход, – сказала Клер, словно не слышала его последней реплики.
– Я не хочу пускать ее в ход, но если вы не оставите мне иного выбора, то придется. Так что даже не думайте кричать. Хотя ваш любовник едва ли сможет услышать вас из кабины.
– Но вы и так ничем не рискуете.
– Не рискую. У вас редкостное самообладание. Клер пожала плечами.
– Привычка. Вы и ваши люди в черном успели меня закалить. Теперь я не способна ни паниковать, ни закатывать истерики.
– Не помню, чтобы вы когда-либо закатывали истерики.
– Вы имеете в виду ту ночь, когда пытались придушить меня подушкой?
Ответ на свой вопрос Клер нашла в его глазах. Там она увидела быструю вспышку – верный знак того, что она попала в точку.
– Ваш одеколон вас выдает. Очень запоминающийся запах.
Он нахмурился.
– Одеколон – не отпечатки пальцев. Многие мужчины им пользуются.
– Возможно, но мне встречались только двое любителей этого парфюма. Вы и один из моих преподавателей.
– Понимаю.
Клер обвела взглядом спальный закуток и увидела за спиной непрошеного гостя нечто, похожее на рюкзак. Парашют. Почему он прихватил с собой парашют? Ответ лежал на поверхности.
Глава 23
Хотвайер набрал нужную высоту и включил автопилот. Взгляд его лихорадочно шарил по приборной доске. Ему было не по себе. Что-то не так. Перед взлетом он все проверил и не нашел никаких нарушений. Система охранной сигнализации ничего не выявила. И все же он чувствовал: что-то не так.
Бретт мысленно прокручивал события, начиная с прибытия в аэропорт. Он проводил друзей и поднялся с Клер на борт. Клер уговорила его вернуться в Портленд, и он ожидал, что она затеет ожесточенный спор. Однако Клер на удивление легко согласилась полететь с ним в Монтану. Теперь Бретт понял причину своей легкой победы – она просто хотела спать. По логике вещей, он правильно сделал, отослав Клер в хвост самолета, но интуиция подсказывала ему другое. Почему?
Бретт взглянул на показания радара и увидел, что впереди по курсу зона повышенного давления. Самолет может слегка поболтать, но ведь можно и обойти зону турбулентности. Нет, дело не в этом...
Он мысленно вернулся к тому моменту, когда они поднялись на борт. У него уже тогда было такое чувство, словно в кабине кто-то побывал, но система безопасности указывала, что посторонних не было с тех самых пор, как они с Клер три дня назад покинули самолет. Бретт обвел взглядом кабину, но все было на месте. Так почему он решил, что кто-то был на борту?
И тут до него дошло. Он уловил очень слабый аромат. Этот запах был настолько слабым, что Бретт даже не дал себе отчета в том, что его чувствует, тем более что в тот момент он направил все свои силы на то, чтобы убедить Клер в необходимости доставить ее в Монтану.
Бретт напряженно стал вспоминать, с чем у него ассоциировался этот запах. Дорогой одеколон, но не вполне мужественный. Сладкий запах. Бретт вскочил с кресла и в два бесшумных прыжка оказался перед дверью в спальный отсек. Это одеколон того, кто напал на Клер.
Дверь в спальный отсек была приоткрыта.
– Вы посещали Лестера за неделю до его смерти. Он принял вас за вашего отца, верно?
– Да. Вначале я не понял, что происходит. И только когда он начал балаболить о том, почему он отказался от предложенной работы, до меня дошло, с кем я имею дело. У моего отца был несчастливый талант нанимать на нужную работу тех, кого не стоит нанимать ни при каких обстоятельствах.
– Полагаю, вы этим недостатком не страдаете? – спросила Клер ровным голосом. По тому, как она говорила, никто бы не догадался, что она испугана и нервничает.
Бретт был чертовски горд за нее, но он был готов убить того сукина сына, с которым она сейчас разговаривала. Скорее всего этот тип держал ее на мушке. Иначе Клер давно прибежала бы в кабину.
– Нет, я этой болезнью не страдаю.
– Так кого же вы наняли помочь вам в вашей работе?
– А кто сказал, что я кого-то нанимал?
– Вам удалось обмануть охранную систему. А Бретт специалист в этой области. Я не думаю, что вы разбираетесь в компьютерах.
– Вы правильно думаете.
– Тогда... – Клер выуживала у него нужную информацию, и Бретт был восхищен тем, как мастерски она это делала. Если она подержит его на крючке еще немного, самолет войдет в зону турбулентности и их начнет болтать. Скорей бы уж. Тогда Хотвайер сделает свой ход.
– Скажите мне, кто еще считает, что я приложил руку к смерти старика, и я скажу вам, кого я нанял.
– Ваш ход – первый.
– Уступаю его вам. Клер тяжело вздохнула.
– Вам это не понравится, но, возможно, мое признание вас огорчит и заставит пересмотреть ваши планы относительно меня и Бретта. Те люди в черном в Вашингтоне знают о вас, и одного из них вы сильно раздосадовали.
Кили выругался.
– У них нет ничего против меня.
– Вы забываете про дневник.
– Дневник, конечно, сильно мешает делу, но там нет никаких доказательств, что я убил престарелого киллера.
– И еще ваш одеколон. Я запомнила запах.
– Вы не можете быть уверены, что это был я.
– Вы оставили отпечатки возле моего дома.
– Туфли мои, кстати, тоже не ручной работы. Клер пожала плечами.
– Скажите, кто продал нас с Бреттом?
– Вы так уверены, что это сделал тот, кто с ним знаком?
– Мои знакомые в основном старые люди. И, кстати, никто из них не знает про Бретта.
– Я тоже его не знал. До тех пор, пока он не явился с вами на похороны. Но после этого мне не составило труда нанять детектива, который вас обоих выследил.
– И кто этот шпион? – повторила Клер с упрямой настойчивостью, которая была так знакома Хотвайеру и которая сейчас, похоже, могла сослужить им обоим добрую службу.
Кили назвал фамилию, заставившую Бретта нахмуриться. Это был еще один бывший контрактник, отлично разбиравшийся в компьютерах. Бретт подозревал, что он не слишком совестлив. Он сдал бы и собственную семью, если бы ему хорошо заплатили. Бретт пару раз бывал вместе с ним на задании, но потом отказался работать с этим человеком в команде.
Бретт нисколько не удивился тому, что его бывший сослуживец согласился оказать услугу слизняку Кили, но его страшно разозлило, что тот, другой, смог обезвредить созданную им, Хотвайером, охранную систему.
Самолет дернулся и провалился в воздушную яму.
Клер закричала и упала, и Кили успел выругаться за мгновение до того, как на другом конце спального отсека послышался глухой удар.
Клер выползла из спального отсека на рекордной скорости, вскочив на ноги возле кабины пилота. Хотвайер сгреб ее и сунул в какую-то нишу. Кили бросился следом с оружием наготове. Хотвайер выбил пистолет из рук Кили и одним ударом кулака уложил его в нокаут.
– Свяжи его, – крикнул он Клер, а сам бросился в кабину пилота. Самолет сильно трясло. Надо было вывести его из этой турбулентной зоны.
Выровняв самолет, Хотвайер помчался назад, к Клер, которая уже успела связать Кили и тащила его к туалету.
Хотвайер нежно, но твердо отодвинул Клер в сторону, и прежде чем запихнуть беспомощного Кили в туалет, стал обыскивать его карманы, так, чтобы у него не осталось никаких острых предметов, с помощью которых тот мог бы перерезать веревку.
– Я уже это сделала. Все, что я нашла, положила там, – сказала Клер, указав на столик между двумя рядами кресел.
Хотвайер даже не взглянул в ту сторону до тех пор, пока не закрыл дверь туалета снаружи так, чтобы ее нельзя было открыть изнутри.
– Пусть побудет там, пока мы не сядем.
– И я того же мнения.
Бретт обнял Клер и сильно прижал к себе.
– Сладкая моя, эти несколько минут нагнали на нас страху.
– Я до смерти боялась, что ему надоест вести со мной беседы и он решит пристрелить сначала меня, потом тебя.
– Я чертовски рад, что он этого не сделал, но не могу понять, почему он на это не пошел.
– Он хотел, чтобы все выглядело так, словно произошла авария. У него с собой было два шприца. Готова поспорить, что в них та же дрянь, что он ввел Лестеру. Он взял с собой парашют – думаю, собирался нас отравить и оставить самолет без пилота, чтобы все выглядело так, словно на борту произошла авария.
– Похоже, ты это быстро поняла, моя сладкая.
– Только не успела придумать, как от него избавиться и как предупредить тебя.
– Турбулентность пришлась кстати.
– Это верно. Но я удивилась, что ты не пустил самолет в обход этой зоны. Я заметила, когда мы летели в Джорджию, что ты отлично выполняешь такие маневры.
Бретт рассказал Клер, как почувствовал, что что-то не так, и что он решил использовать воздушную яму как прикрытие для того, чтобы сделать свой ход. Затем он привел ее назад, в кабину, усадил на сиденье рядом с собой и сменил курс на Вашингтон, туда, где он уже позавчера побывал.
Приземлив самолет, он тут же позвонил Этану и договорился о передаче пленника властям. Им с Клер пришлось давать показания, так что только на следующий день он смог отправиться с ней в Монтану, как и планировал.
Клер с облегчением вздохнула, увидев дом Бретта. К счастью, он нисколько не походил на роскошный особняк его родителей. Ей понравился этот простой одноэтажный фермерский дом, просторный и удобный.
Однако внутри дом оказался совсем не таким, как снаружи. Ничего патриархального не было в его оформлении. Оказалось, что у Хотвайера весьма оригинальный вкус и чувство стиля. Он предпочитал четкие геометрические линии, яркие цветовые пятна оттенялись теплыми обертонами. На стенах висели картины: как его собственные, так и других художников.
– Где ты рисуешь? – спросила она Бретта, когда он показывал ей гостиную.
– У меня студия в пристройке. Хочешь посмотреть? – В его интонации было нечто такое, чего Клер не поняла.
Она вопросительно на него посмотрела, но сказала «да».
Бретт кивнул, и выражение его лица в тот момент было таким решительным и напряженным, что оно могло бы ее испугать, если бы все страхи не улетучились, как дым, днем ранее, во время полета, который никто не посмел бы назвать рядовым и нормальным.
Клер проследовала за Бреттом в громадную комнату. Этот мужчина относился к своему хобби всерьез. Сквозь застекленные люки в потолке в комнату щедро лился яркий солнечный свет. Все стены были завешаны картинами на разных стадиях готовности.
Некоторые полотна маслом оставались незавершенными. Были там и работы акварелью, и акриловыми красками. Но у всех у них имелось нечто общее. Тема. И этой темой была она – Клер.
На всех без исключения картинах была изображена она, Клер. Некоторые работы запечатлели ее спящей. Когда он мог видеть ее такой?
Клер, затаив дыхание, ходила по студии, переводя взгляд с одной картины на другую. Но везде она была разная. С разным выражением лица, в разном настроении.
Клер остановилась возле картины, которая была еще не закончена.
– Ты никогда раньше не видел меня обнаженной. Как ты смог это нарисовать?
– Я сотни раз видел тебя такой во сне. Ты не находишь сходство ошеломляющим?
Клер не могла ответить. Язык не слушался. Но Бретт был прав. Для человека, вдохновленного одним лишь воображением, он потрясающе точно запечатлел ее нагое тело.
– Одна галерея в Нью-Йорке пыталась уговорить меня выставить это полотно на несколько месяцев, но эта работа – лучшая, что у меня есть, и я не могу делиться ею с общественностью, не признав публично, что ты для меня так много значишь.
Клер протянула руку к полотну и пробежала пальцами по контурам груди, по соску, восставшему от желания.
– Я выгляжу так, словно не могу дождаться, когда ты вернешься в мою постель.
На картине Клер лежала посреди огромной кровати на простыне цвета заката. Край простыни закрывал лишь одно бедро, все остальное тело было открыто взгляду.
– Мысленно я был там с тобой.
– Я просто не могу поверить, что ты все это написал. И везде я.
– Творчество было для меня единственным способом сохранить рассудок, пока я так старательно скрывался от чувства, что ты во мне родила. Я говорил себе, что ты – просто интересный объект для творчества.
Клер опустила руку и повернулась к Бретту:
– О каких чувствах речь?
– Я говорил тебе, но ты мне не поверила. Но я люблю тебя, Клер. Давно люблю. Я был слеп, потому что... – Он замолчал, не договорив.
– Ты не хотел нарушать клятву, данную Елене. Хотвайер вздохнул:
– Это еще не все.
– Что еще?
– Я любил Елену, но долг для нее значил больше, чем я. Я боялся того чувства, что испытывал к тебе. Оно было слишком сильным.
– Ты боялся, что я причиню тебе боль?
Бретт нахмурился. Ему совсем не нравилось говорить о своих чувствах, но тем не менее он кивнул.
– Я с самого начала чувствовал, что ты способна ранить меня сильнее, чем даже она, и это мне чертовски досаждало. Я был таким идиотом, Клер! Я сказал себе, что не люблю тебя, что я не могу тебя любить, что то, что я чувствую к тебе, – лучше, чем любовь.
– Возможно...
– Да, и это чувство лучше любви, по крайней мере той любви, что я испытывал к Елене. То, что я чувствую к тебе, гораздо больше, гораздо крепче, гораздо сильнее того, что было у меня к Елене. Ты – мое все. Ты – та женщина, которая может сделать полной мою жизнь. Ты можешь это понять? Ты нужна мне.
У Клер слезы наворачивались на глаза, но она не боялась расплакаться. Она даже представить не могла, что ее суровый солдат может так поэтично изъясняться.
– Я – несовершенна, – сдавленно проговорила она.
– И я рад, потому что ты как раз такая женщина, какая мне нужна. Я так тебя люблю, что мне страшно.
– И мне страшно. Я люблю тебя, Бретт. Так сильно люблю!
– Я знаю, моя сладкая. И я буду благодарить Бога каждый день и до конца дней, что ты меня любишь. Ты это знаешь?
Клер не могла ответить, да ему и не нужен был ее ответ.
Бретт поцеловал ее, а потом поднял на руки, отнес в спальню и положил на кровать. Клер увидела, что это та же кровать, что была на картине.
– Ты про это говорил «жить фантазиями»? – спросила она, глядя на то, как Бретт торопливо раздевается.
Он стал раздевать ее. Но тут уж он никуда не торопился. Сначала Бретт снял с нее обувь и носки, потом брюки и топ. Он оставил ее в бюстгальтере и трусиках, и у нее было чувство, что она обнажена больше, чем если бы он раздел ее донага.
Бретт отступил на шаг и окинул Клер взглядом, полным нежности и желания.
– Каждый миг с тобой – это ожившая фантазия, Клер. Самая лучшая фантазия. А теперь закинь руки за голову, родная.
– Зачем?
– Потому что мне нравится смотреть на тебя такую. Она засмеялась, сделав то, что он просил, и почувствовала, как соски скользнули по ткани бюстгальтера.
– Мне тоже это нравится.
– А теперь держи руки за головой, пока я буду снимать с тебя штанишки. Ты сделаешь это для меня, сладкая?
– Да...
Он не снял ее трусики сразу, а сначала провел по краю, потом вниз по лобку, и Клер выгнулась ему навстречу, томимая желанием.
– Хорошо, – задыхаясь, сказала она.
– Да, милая, хорошо. – Бретт долго играл с крохотным лоскутом шелка, пока Клер не начала извиваться под его руками, изнывая от желания.
– Бретт, прошу...
Хотвайер вдохнул аромат возбуждения, исходящий от Клер, и просунул пальцы за резинку трусиков. Он хотел прикоснуться к ее шелковистой влажной плоти не меньше, чем того хотела она. Он столько мечтал о том, чтобы ласкать ее здесь, в своей постели, но никогда не думал, что его мечте суждено сбыться.
Но теперь Клер принадлежала ему, и он ни за что не отпустит ее от себя.
Он стал медленно стаскивать с нее трусики так, чтобы шелк ласкал ее бедра.
– Ты выйдешь за меня замуж, сахарок?
Клер, словно в беспамятстве, металась по подушке. Трусики упали на пол, и она благодарно раздвинула ноги.
Бретт провел ладонью по завиткам лона и сунул палец в медовый жар.
– Я о браке. Про то, что мы с тобой станем мужем и женой. Ты выйдешь за меня замуж?
– Я люблю тебя, – простонала Клер.
– И я тебя люблю. – Бретт сунул в нее два пальца. Клер вскрикнула.
– Скажи «да», Клер. Я хочу услышать слова. – Он не знал, откуда брались у него силы разговаривать, но он должен был знать, что пал последний из ее оборонительных рубежей.
– Да. Все, что ни попросишь, Бретт. Все, что угодно. Только ласкай меня.
Он лег на нее сверху и продолжил ласкать пальцами, но не прикасался ни к клитору, ни к той особой точке внутри.
– Это интригующее предложение, сахарок, но мне от тебя сейчас нужно внятное согласие принять мое предложение руки и сердца.
Клер опустила руки и, схватив его пенис, подвела его к входу.
– Да, я выйду за тебя замуж, но вначале я могу убить тебя, если ты немедленно меня не полюбишь.
Бретт глубоко вошел в нее, одновременно целуя в губы. Они почти сразу кончили – оба, ловя губами крики друг друга.
Потом Бретт перекатился на спину, и Клер сказалась сверху.
Она водила ладонью по его груди.
– Интересно, кто у нас будет: мальчик или девочка?
– Мне все равно. Я не строю династий. Я просто хочу иметь здоровых детей.
– И я тоже. – Клер приподняла голову Бретта, чтобы заглянуть в его глаза. – Я не хочу играть пышную свадьбу, как у Джозетты. Я бы предпочла отпраздновать наш брак на пляже только с близкими друзьями. И с твоей семьей. Ладно?
Сердце Бретта замерло в груди.
– Отличная мысль, сахарок. Превосходная, можно сказать.
– Мы можем куда-нибудь поехать на медовый месяц?
– Да. Куда скажешь.
Клер вздохнула и закрыла глаза, положив голову ему на грудь.
– Мне все равно куда. Мне просто хочется быть с тобой и знать, что мы там, потому что мы любим друг друга и хотим быть вместе до конца дней.
– Хорошо сказано, дорогая, в самом деле хорошо.
– Это верно. – Клер крепко обняла Бретта, и он сомкнул руки вокруг нее, признав для себя раз и навсегда, что лучше любви может быть только любовь, такая любовь, как у них.
Они поженились на пляже Мехико. Приехали Куини, семья Бретта и их друзья. После свадьбы Бретт и Клер отправились на курорт, работающий по формуле «все включено», и Бретт там учил Клер нырять, а она его – запускать воздушных змеев.
Уильям Кили умер в камере предварительного заключения при загадочных обстоятельствах как раз накануне суда. Ходили слухи, что он имел связи, которые не подлежали разглашению, и потому влиятельные люди решили избавиться от него.
Клер была рада уже тощ, что если не правосудие, то хоть справедливость восторжествовала, и убийца Лестера был наказан. Когда она сказала об этом Бретту, он заметил, что она чертовски кровожадна для пацифистки.
Но Клер была женщиной, которая если любит, то всем сердцем. И она готова была любить Гамильтона Бретта Адамса всем сердцем и всей душой до скончания дней.
