bannerbannerbanner
Перо архангела

Людмила Лазебная
Перо архангела

Полная версия

– Это всё, что у меня осталось, – тихо сказала Софья, убирая в футляр бриллиантовый фрейлинский шифр с монограммой императрицы. – Я очень дорожу этой бабушкиной брошью. Помню из её рассказов, что у императрицы было всего- навсего двенадцать фрейлин…

– Соня, дорогая, я сделаю всё возможное, чтобы сберечь эту уникальную семейную реликвию, будь уверена! – убедительно сказал Шимон Моисеевич, положив свою сухую и горячую ладонь на руку девушки. – Завтра же я сделаю кое-что для этого… Кстати, семейный торговый дом этой знаменитой династии ювелиров просуществовал в Санкт-Петербурге более века, со времён императоров Павла I и Александра I, и был официально закрыт в России совсем недавно из-за Октябрьской революции. Была маленькая заметка в «Новостях» на последней странице. Вот так всему в своё время наступает конец! – многозначительно добавил доктор Гринберг, подняв свои густые рыжеватые брови и выпятив толстые губы.

В это время за окном, совсем рядом с домом доктора Гринберга, прозвучал выстрел.

– О Боже! Что такое?! Неужели и до нас добрались? – испуганно вскрикнула Софья.

В дверь громко постучали.

– Кто там? – строго и громко спросил Шимон Моисеевич.

– Откройте! – раздался хриплый мужской голос.

– Отец, прошу, не открывайте! Опасно! – схватив отца за руку и умоляюще глядя в глаза, попросила Анна.

– Как же, я же врач! Вдруг нужна моя помощь? – Шимон Моисеевич резко снял все задвижки и осторожно толкнул дверь.

– Благодарю вас! – промолвил молодой человек в военно-морском полупальто из чёрного сукна с кровавым пятном на уровне правого предплечья и потерял сознание.

По ширине галуна-нашивки на рукаве шинели доктор Гринберг сообразил, что перед ним офицер либо мичман.

– Вэйз мир (боже мой – идиш), девочки, помогите скорее занести его! – скороговоркой выпалил доктор.

С трудом затащив раненого в дом, Гринберг поспешил назад. Прислонившись ухом к двери и прислушавшись с минуту, он взял стоявший в углу прихожей веник и ведро с золой. Выйдя на улицу, будто обычный обыватель, опасающийся гололедицы, ловко орудуя веником, размёл ступеньки и дорожку до проезжей части и густо припорошил перед собой серой пыльной пудрой, отступая назад к дому и зная наверняка, что ни одна собака не захочет искать тут чей-то след. Осторожность прежде всего! Вернувшись, Шимон Моисеевич привычными ловкими движениями вымыл руки и попросил девушек снять с раненого верхнюю одежду и помочь перенести его в кабинет. К счастью, ранение было не смертельное. Пуля прошла сквозь ключицу, не повредив кости. Однако кровопотеря была значительной. Доктор Гринберг внимательно осмотрел рану и, оказав незнакомцу первую помощь, поднёс небольшой кусок ваты, смоченный нашатырным спиртом, к носу раненого. Тот очнулся и осмотрелся.

– Не беспокойтесь, молодой человек, вы в надёжных руках! Рана не опасная. А объём крови ваш молодой организм быстро восстановит.

– Спасибо вам! Позвольте представиться: мичман крейсера Балтфлота «Адмирал Макаров» Константин Лазовский к вашим услугам, – с трудом превозмогая острую боль, произнёс мужчина, закашлявшись. – Хотя какие уж тут от меня могут быть услуги.

– Очень приятно, однако, постарайтесь не разговаривать и избегайте резких движений, – посоветовал Гринберг. – Оставлю вас здесь, сейчас организуем вам спальное место. Завтра будет лучше. Не волнуйтесь и старайтесь успокоиться. Сейчас я вам принесу восстанавливающую микстуру, – улыбнувшись, сказал Шимон Моисеевич.

В прихожей его ждали растерянные и напуганные Анна и Софья.

– Отец, посмотрите, что выпало из кармана его пальто, – сказала тихо Анна и протянула аккуратно сложенный листок бумаги.

Шимон Моисеевич многозначительно посмотрел на дочь и, спешно развернув его, углубился в чтение. Смысл первых слов текста мгновенно отразился на лице доктора выразительной и глубокой межбровной складкой… Это была революционная листовка «Воззвание к матросам и офицерам!» о поддержке власти Советов и борьбе с контрреволюцией номер шестьдесят пять от тридцать первого октября одна тысяча девятьсот семнадцатого года. Начинался текст так: «Революционный Морской комитет за власть Советов. Революционный Морской комитет, образовавшийся из делегатов, приехавших на II Всероссийский съезд Советов, временно взявший на себя функции Центрофлота, обращается к товарищам матросам и офицерам со следующим воззванием…».

Авторы текста призывали отбросить всякое честолюбие и партийную вражду, сплотиться теснее и как один встать на спасение страны за революцию. «Совершившийся великий акт истории, независимо от того, кто его совершил, совершён в интересах трудящихся масс, в интересах революции».

Доктор Гринберг молча сложил листок и протянул его Анне.

– М-да… Всё становится ещё более запутанным. Что же, деваться некуда, идите спать, мои дорогие! Я справлюсь теперь один. Утро вечера мудренее, завтра, я надеюсь, станет ясно, какого кота в мешке мы сами затащили в наш дом. Анна, прошу тебя, завтра ни под каким предлогом не позволять твоей сестре заходить в мой кабинет. Отвлеки её чем-нибудь. Надеюсь, что утром нашему гостю станет намного лучше и я смогу помочь ему покинуть наш дом. Однако всякое может быть, поэтому ровно в семь поутру прошу тебя проверить, всё ли сложилось так, как я сейчас предполагаю. Если же он будет слаб, то мне придётся оставить его до обеда в нашем доме. Тогда постарайся незаметно от сестры накормить его или хотя бы напоить сладким чаем. Я постараюсь уладить всё как можно скорее и лучше. А теперь спать! Прошу на всякий случай закрыть свои комнаты на ночь.

Прошла эта странная и беспокойная ночь. Наступило воскресное утро, и в доме доктора Гринберга с едва забрезжившим рассветом началась суета. Анна, как и просил отец, проснувшись раньше сестры и подруги, одевшись в неприметное платье из серого сукна, осторожно спустилась на первый этаж дома и вошла в кабинет. Вчерашнего гостя там уже не было. Облегчённо вздохнув, она осмотрела кабинет и, не обнаружив ничего из того, что могло бы напомнить о вчерашнем вечере и незнакомце, довольная и радостная вышла, плотно закрыв двойные двери. Из гостиной первого этажа уже доносился голос младшей сестры. Милка, накануне заручившись обещанием Анны вместе сходить на городской рынок за целебными травами и кореньями, носилась по дому в поисках подходящей одежды, обуви и корзинки. Анна, предчувствуя непростой день, как ни в чём не бывало принялась готовить чай и немудрёный завтрак, состоявший из овсяной каши на воде с добавлением сушёных яблок и земляники.

– Доброе утро! – заходя в просторную столовую, приветливо сказала Софья подруге. – Бонжур, Софи! Коман сова? (Доброе утро! Как дела, как ты?) – ответила подруге Анна по-французски. Жестом приглашая её присесть на стул, поинтересовалась о самочувствии Софьи.

– Мерси, бьен! (Благодарю, прекрасно!) – усаживаясь за массивный дубовый стол красного дерева и расправляя салфетку на коленях, ответила Софья.

– Аня, а где моя шляпка? – раздался крик Милки из её комнаты на втором этаже. – Кто-нибудь в этом доме может мне подсказать, что же такого мне следует надеть, чтобы не привлекать к себе внимания на улицах города и тем более на рынке? – свесившись через перила, громко требовала Милка.

– Мила, спускайся, после завтрака мы подберём подходящую одежду. Не нарушай порядок в доме! – строго потребовала Анна, разливая чай по чашкам.

– Мне иногда кажется, что ты больше немка, чем я! Орднунг мус убераль зайн, нихьт вар? (Порядок должен быть повсюду, не так ли? – немецкий) – картинно пошевелив бровями и изменив голос на манер мужского, сказала Софья.

– Ой, ну скажешь тоже! – смущённо ответила Анна. – Просто с нашей Милкой иначе нельзя. Ей нужна дисциплина и порядок! Вот, думаешь, она придёт сейчас? Не верю! Наверняка увидела что-нибудь интересное и рассматривает, а то и вовсе забыла про всё и читает уже какую-нибудь книгу по биологии. Милочка, у тебя пять минут на завтрак, если ты, конечно, не раздумала идти на рынок! – позвала Анна и для пущей важности момента громко зазвонила в колокольчик.

– Какой чистый звук! Валдайский? – спросила Софья.

– Может быть. Право, не знаю. Когда-то мама любила так звать слуг. Теперь вот я сестру с его помощью отовсюду выманиваю. Хотя она на него редко реагирует. – Анна снова позвонила.

– Да иду уже! Что ты в самом деле! – скатившись по перилам и стремительно садясь за стол, пробормотала Милка. – Не старайся зря, тебя всё равно в церковные звонари не возьмут. По причине неподходящего происхождения, вот так! – растянув улыбку и прищурив глаза, сказала девочка.

– Я тоже считаю, что не возьмут, потому что «религия – опиум для народа», а опиум, как известно, в колокольном звоне не нуждается, – доедая кашу, сказала Софья.

Позавтракав и надев свои повседневные пальто, повязав поверх скромных шляпок вязаные шарфы, девушки отправились на рыночную площадь, стараясь держаться рядом среди прохожих и избегать пустынных переулков. Над городом забрезжил жёлто-алый рассвет, вселяя уверенность и прогоняя страх и беспокойство сумерек…

Несмотря на ранний час на рынке царили суета, шум и гам торговок, зазывал и всяких праздношатающихся молодых парней, то тут, то там пробующих семечки, орехи, сушёные фрукты и бесцеремонно рассматривающих всех прохожих, навскидку определяя, насколько те увлечены поиском нужного товара или рассеянны. Городской рынок Кронштадта был разделён на сферы влияния авторитетов воровского мира с давних времён. Однако воры и явные бандиты, в результате революционных событий освобождённые из следственных изоляторов и тюрем, теперь валом валили именно сюда, на рынок.

– Чаво трёсси тут?! – закрывая тряпкой ведро с мочёными яблоками, грозно прикрикнула на оборванного вида беспризорника дородная торговка с красным лицом и маленькими крысиными глазками-щёлками. – Я те уж сворую! По хари щас вот как хлыстну, будешь знать, как у Маланьи воровать! – орала она вослед уже улизнувшему мальчишке.

 

– Здравствуйте, а нет ли у вас лечебных трав и кореньев? – спросила Анна эту бабу.

– Как нету, барышня, – вмиг сменив выражение лица на угодливое и слегка наклонившись вперёд, ласковым голосом притворно ответила та, сообразив, что у девушек наверняка есть деньги либо что-то стоящее на обмен. – Вот, под рушничком лежат, от снежка да дождичка укрытыя. Какие вам надобны, барышня? Есть и мята, и брусничный лист, и подорожничек.

– Нам нужен корень лопуха майского, липовый цвет, цветки ромашки, сушеница топяная… – вступила в разговор Милка.

– А это что за травка такая? – спросила баба.

– Её еще жабьей травой называют, – пояснила Милка.

– А! Ну как же! Есть, барышня, и жабья травка имеется! У Маланьи всё есть!

– А Маланья в сарафане носит воду и дрова… – сказал позади девушек наглого вида парень в фуражке со сломанным козырьком и выбивавшимся из-под него чубом рыжих кудрей.

Милка оглянулась на него и невольно улыбнулась.

– Ой, я думал, что тут один такой солнечный, а к тебе, тётка Маланья, сегодня ещё один рыжик пожаловал, – рассмеявшись, сказал он, подмигнув Милке как давней знакомой.

– Иди, иди отсель, Гришка! Не замай девчат! Не балу́й! – тихо и строго ответила торговка, протягивая парню монетки.

– Ой, не балуй! Оторву тебе я… ухо! – развязно ответил Гришка, глянув между делом на полученный оброк с торговки и засовывая деньги в глубокий карман щегольских брюк, широких книзу на манер моряцких клёшей.

– Ладно, ну, рыжая, я тебя запомнил. Подрастёшь – найдёт тебя Гришка Лис, так и знай! – подмигнув Милке и переложив языком во рту спичку справа налево, Гришка Лис вальяжно направился к следующему торговцу.

– Вот паразит каков, а?! Не продала ещё ни одной морковки, а деньги за день – плати! Вот тебе и революция! Как было при царе – бандюганы везде свои порядки устанавливали, так и щас всё осталось, лишь бы уж ещё хуже не стало! – сказала подошедшая к Маланье соседка-торговка.

– Молчи, а то беду накличешь! Ну тебя к лешему! – сердито вполголоса посоветовала ей хитрая Маланья и тут же, ловко повернувшись к покупательницам и слащаво улыбаясь, принялась складывать в их корзинку травы и коренья, расхваливая каждую из девушек за правильный выбор трав и расспрашивая: – Откель уж вы, барышни, и столько-травок-то знать сподобились…

Купив всё необходимое, девушки направились домой. Вдруг на самом бойком месте к Софье в ноги, поскользнувшись на повороте, упал мальчишка, который раньше пытался украсть яблоко у Маланьи. На паренька накинулись двое разъярённых торговцев, стараясь отобрать у него что-то из-за пазухи. Мальчишка, понимая, что не убежит, скрючившись и защищая свой живот и голову, вертелся на земле, пытаясь увернуться от ударов ногами и истошно крича от боли.

– Прекратить! – раздался громкий и зычный крик, затем пистолетный выстрел, который как по волшебству остановил озверевших мужиков-торговцев и напугал всех вокруг.

Мальчишка, воспользовавшись замешательством, подскочил как ни в чём не бывало и дал дёру.

– Разошлись! – услышали девушки позади себя строгий и молодой мужской голос.

Оглянувшись, Анна увидела направлявшегося в их сторону через толпу зевак их вчерашнего ночного гостя с раненной правой рукой и перекинутой через плечо повязкой.

– Здравствуйте! – сказал молодой человек, явно смущаясь, и от этого привычно приглаживая свои чёрные усы. – Я вас провожу. В нынешние времена без сопровождения девушкам на рынке бывать опасно! – сказал он.

– Мерси! – почему-то по-французски ответила Анна, приходя в себя от замешательства.

– Как же нам повезло, не так ли, Аня? – радостно прошептала Милка.

– Тихо! Неприлично при неизвестных людях называть имена своих спутников, – чуть слышно ответила Анна.

– Простите, я не представился. Константин Лазовский, бывший мичман Балтфлота. А вы ведь дочери доктора Гринберга с Николаевского? Я знаю вас. Я вас помню, – остановившись на минуту и обращаясь к Анне, сказал молодой человек.

Наступила пауза. Софья и Милка недоумённо смотрели на этих двоих.

– Я вас летом видел в парке на качелях… Простите! – очнувшись от явно приятных воспоминаний, смущённо сказал мичман.

– Что же, раз мы практически знакомы, благодарю вас за сопровождение!

– Простите, вы не сказали, как ваше имя, – спохватившись, спросил Константин.

– Это неважно! Благодарю ещё раз! Пойдёмте, девочки! – сказала Анна сестре и подруге и ускорила шаг.

– Её зовут Анна, – быстро пробормотала, хитро улыбаясь, Милка, поспешая за сестрой и Софьей.

* * *

Прошло несколько дней, а доктор Гринберг всё ещё молчал об отъезде из Кронштадта. Анна не спрашивала его об этом, она знала, что он готовится и беспокоить его нельзя.

Софья наконец дождалась своего Алекса и, распростившись с семьёй подруги, ставшей ей за этот месяц по-настоящему родной, перебралась со своим возлюбленным на съёмную квартиру. Несмотря на неопределённость всё шло своим чередом и люди старались устраивать свою жизнь, искать и находить личное счастье. Милка увлечённо занималась самообразованием, в глубине души надеясь, что наступит время и она продолжит образование либо сдаст экзамены экстерном.

В один из декабрьских вечеров доктор Гринберг пригласил в свой кабинет старшую дочь и показал ей документ, предписывающий Гринбергу Шимону Моисеевичу освободить незаконно имеющуюся в его распоряжении жилплощадь, то есть их дом, который в соответствии с принятым двадцать третьего ноября проектом Декрета Совета народных комиссаров «Об отмене права частной собственности на недвижимости в городах» подлежит экспроприации. В случае неповиновения либо противодействия бывшего владельца этой недвижимости он лишается права на отдельную квартиру.

– Аня, ты помнишь того молодого человека, которого мы тогда ночью спасли от бандитов? Того раненого моряка? Так вот, он сегодня приходил ко мне. Через несколько дней в наш, то есть в этот дом должна въехать возглавляемая им служба по противодействию бандитизму или что-то в этом роде. Он предупредил нас заранее, чтобы мы смогли что-то предпринять и не оказаться неожиданно на улице. Порядочным оказался человеком, хоть и большевик! Время такое сейчас! М-да. Что же, элефантум экс муска фацире (не будем делать из мухи слона – латынь)! Не всё потеряно! Мы живы и здоровы, а это самое главное богатство, остальное – уже роскошь. Надо нам собрать и надёжно спрятать здесь, в доме, кое-какие наши драгоценности и в том числе ту брошь, которую на хранение оставила Софья. Я думаю, совершенно чудесно, что в этом доме будет располагаться учреждение. А самое главное, что тут будет работать этот удивительный человек – Константин Лазовский! Знаешь ли, он из приличной семьи обрусевших польских евреев и имеет хорошее образование и воспитание. Что же, много образованных людей, в том числе офицеров, следуя идеалам бунтарства и мечтам о возможном счастье для всех без исключения, перешли на сторону революции. Такие времена, дорогая! О темпора! О морес! (О времена! О нравы! – латынь) – задумчиво заключил доктор Гринберг. – Как считаешь, где можно было бы замуровать драгоценности, чтобы сохранить до лучших времён?

– Не знаю, отец! Мне надо подумать. Хотелось бы обдумать спокойно всю полученную сейчас информацию, – ответила Анна.

– К сожалению, совершенно нет на это времени. Нужно поспешить! – заметил Шимон Моисеевич. – Неси ко мне только самые дорогие украшения. Это будет маленький тайник. Часть, что попроще, мы возьмём с собой в Новочеркасск. Отплываем завтра в десять утра. Милку предупредим после того, как управимся с нашим важным делом.

* * *

…Пройдут годы, десятилетия, мир изменится до неузнаваемости. Но несмотря на голод, разруху и войны Софьина фамильная драгоценность будет сохранена! Через много лет благодаря благородству и порядочности дантиста Шимона Гринберга персональный фрейлинский шифр с монограммой государыни Александры Фёдоровны вернётся к Софье Штерн – родной внучке и законной наследнице придворной статс-дамы самой очаровательной и романтичной российской императрицы!

Так завершилась ещё одна маленькая, но красивая история из большой истории семьи Гринбергов.

10.10.2022 – 14.10.2022, г. Санкт-Петербург

Когда светится сердце…
Рецензия на повесть «Имя твоё – Человек»

В нём была жизнь, и жизнь была Свет Человеков!

Из Библии

Перед нами новая повесть Людмилы Семёновны Лазебной – «Имя твоё – Человек». Начинаешь читать и оторваться не можешь! Именно так на читателя действуют буквально все произведения этой талантливой петербуржской писательницы и поэтессы. Если определить их жанр коротко, можно сказать двумя словами – «историческая проза». А если задуматься над глубоким, высокодуховным смыслом всех исторических повестей этого периода, то хочется подчеркнуть особое творческое состояние автора. Это когда душа созрела и не может молчать, когда сердце светится особенным Божественным Светом, которым Человеку хочется поделиться с другими людьми, чтобы уберечь их от дурных поступков и заставить задуматься об истинном Сокровище на Земле, путь к которому указывает каждому из нас Бог-Творец. Особенно в годину испытаний!

Как мало в современной отечественной литературе художественных произведений, посвящённых началу ХХ столетия, гибели Российской империи, Гражданской войне! После революции 1917 года Кронштадт был превращён в русскую Голгофу, где вплоть до 1921 года мученическую смерть приняли десятки тысяч представителей высшего общества, дворянства, военных царской армии и флота, жандармов, купцов, мещан, учителей, чиновников всех рангов и, наконец, просто православных верующих. Многих доставляли на баржах на остров Котлин, превращённый в огромную тюрьму, и массово расстреливали или топили живьём без суда и следствия. Трудно сказать, сколько народу тогда пропало без вести в отдалённых уголках Кронштадта!

В художественной литературе почти нет произведений о трагедии Голодомора, унёсшей миллионы жизней – куда больше, чем все вместе взятые революции и войны прошлого века. Этим и отличаются правдивые исторические произведения Людмилы Лазебной. Новая повесть «Имя твоё – Человек» вновь рассказывает о дружной семье доктора Гринберга, оказавшейся в конце 1920 года в Поволжье, в городе Саратове – в самом эпицентре разгула нищеты, голода, эпидемий и всех низких человеческих страстей и пороков. Будто сам сатана правил свой бал на огромной территории Центральной России, над которой чёрным вороном нависла старуха смерть, заслонив своими костлявыми крыльями свет от солнца и звёзд. Какая авторская метафора! Даже описание природы в повести передаёт тревожное состояние людей, которым предстоит пережить «страсти Господни»…

Всем этим ужасам и, казалось бы, уже полной безысходности автор ярко и образно противопоставил примеры бескорыстной гуманитарной помощи прогрессивной мировой общественности, пришедшей в Россию на борьбу с холерой, чумой, голодом и сиротством. С конца 1920-го по начало 1923-го годов благодаря активной работе Международного Красного Креста, духовных иностранных миссий из Америки и Европы, помощи церкви, волонтёров, прибывших по доброй воле в молодую Советскую Республику, наша страна стала приходить в себя и постепенно подниматься из руин, победив эпидемии и голод. Добро всегда побеждает зло! Особенно, если народы говорят на языке сострадания, дружбы и, объединившись, готовы прий ти на помощь друг другу. «В суровое время испытаний каждому тяжело. Главное – сохранить в душе Свет! Тогда всё можно преодолеть», – так рассуждает главная героиня повести Анна Гринберг-Лазовская, не только ставшая поддержкой для всех своих близких, но и усыновившая и спасшая от голодной смерти чужого ребёнка-подкидыша. Как сказал в начале повести своим любимым дочерям доктор Гринберг, «разруха, прежде всего, начинается в наших головах». Отсюда выводы: важно соблюдать привычный порядок и хранить спокойствие.

Из любой, даже самой сложной, ситуации Человек, духовно зрелый, живущий по вере и Божьим заповедям, сумеет найти единственно правильную дорогу! И наоборот, стоит совершить лишь один бессовестный поступок, поддаться корысти, предать ближнего – можно угодить в жернова Судьбы или попасть в лабиринт, откуда уже нет выхода. Выросшие на высоких идеалах Любви и Доверия, Благородства и Участия сёстры Гринберг и их отец крепко держатся за свою семью, находят единомышленников, оттого живут с твёрдою верой, что сумеют вместе всё преодолеть. Кому-то это может показаться удивительным. Но подобной высочайшей духовностью, верой и надеждой в то самое сложное время для страны были пронизаны произведения русских классиков Серебряного века.

 

Читая повесть Людмилы Лазебной «Имя твоё – Человек» и размышляя о созданном ею образе главной героини, невольно вспоминаю строфы Иннокентия Анненского, написанные ещё в 1909 году. Как удивительно точно его поэзия передаёт истинные чувства и состояние души настоящего Человека:

 
Среди миров в мерцании светил
Одной Звезды я повторяю имя…
Не потому, что я Её любил,
А потому, что я томлюсь с другими.
 
 
И если мне сомненье тяжело,
Я у Неё одной ищу ответа,
Не потому, что от Неё светло,
А потому, что с Ней не надо света.
 

Вот бы и нам сегодня, ровно сто лет спустя, сохранить и приумножить в наших душах ЭТОТ УДИВИТЕЛЬНЫЙ СВЕТ, чтобы передать его нашим детям и грядущим поколениям.

И тогда Тьма отступит, далеко и надолго!

Т. А. Зимич
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20 
Рейтинг@Mail.ru