Людмила Антоновна Заркуа
Эстафета памяти
Запечатлелось в памяти, как я тоже пыталась добывать на пропитание не только попрошайничая. Проходя по одной из улиц села, и учуяв приятный запах пищи, случайно набрела на немецкую полевую кухню. Любопытство пересилило страх, и я подошла поближе. Кашевар меня заметил и поманил пальцем, как ни странно, я без особого страха подошла, и он угостил меня вкуснейшей манной кашей. Этой приятной новостью я поделилась со своими подружками, и на следующий день к этой полевой кухне мы подошли уже втроем. Как ни странно, кашевар нас не прогнал, а угостил такой же вкусной манной кашей. Мы обнаглели и решили еще раз посетить это злачное место. Но на том месте кухни уже не было. Зато на этом месте столько было игрушечных металлических тарелочек, что пройти мимо них и не подобрать несколько штук было выше наших сил Ведь у нас, детей не было никаких игрушек, играли мы, в основном камешками, обточенными со всех сторон. Всего было 5 камешков, надо было один подбросить и, пока он летит, взять с земли другой и так пока все не возьмёшь, а потом по два камешка брать и т.д. И вдруг мы видим такие красивые серенькие тарелочки. Можно играть в «дочки-матери»! Больше всех затарилась я, так как на мне была надета кофточка и юбка, а подружки были в одних трусиках, поэтому тарелочки у них были в руках. Накидав за пазуху полдюжины этих тарелочек, счастливые мы шли домой играть. На наше счастье навстречу нам шел уже советский солдат. Заметив в руках моих подружек красивые и весьма опасные игрушки, он строгим голосом спросил: «Что это у вас, где вы взяли»? Мои подружки испугались, побросали игрушки и убежали. И только я прижала к груди свою добычу, не собираясь её кому-либо отдавать. Развернувшись, я бросилась наутёк. Уже недалеко от дома солдат настиг меня, насильно извлек из меня опасный груз и швырнул его подальше от того места, где мы стояли. Раздался оглушительный взрыв и от рядом стоящей уличной уборной ничего не осталось. Тут уж я по-настоящему испугалась, вбежала в дом и со страху спряталась под кровать. Откуда меня мама извлекла и предметно отпорола. Вот так мы выживали до того знаменательного дня, когда нам сообщили радостную вещь, что Пролетарск освобожден и очищен от захватчиков и мы можем возвращаться домой. Вернувшись в Пролетарск, мы были приятно удивлены и обрадованы, что наш дом и даже времянка целы и невредимы, а на доме висел замок, который бабушка открыла своим ключом. Еще больше были удивлены и поражены, что вся мебель стояла на месте и даже иконы были нетронуты. Остался на месте, хотя и опустошенный очень оригинальный бабушкин сундук, который заслуживает того, чтобы о нем рассказать поподробнее. Как выяснилось, этот необычный, ручной работы сундук, был подарен бабушке её отцом, известным в округе столяром- краснодеревщиком Фёдором Адамовичем, ко дню её свадьбы. Сундук был огромных размеров, по крайней мере, мне тогда так казалось. Был он чёрного цвета, блестящий , служил для всей семьи одновременно и обеденным столом. И если все взрослые члены семьи во время обеда сидели за столом, то я восседала справой его стороны на сундуке. В один из памятных довоенных дней я проснулась от того, что услышала необыкновенную приятную музыку. Едва открыв глаза я увидела следующую картинку: буквально в шаге от меня перед сундуком стояла бабушка, а из чрева сундука лилась эта музыка. Затаив дыхание на цыпочках подошла к бабушке и полушёпотом спросила, что это была за музыка и нельзя ли её повторить? «Можно» – также шёпотом ответила бабушка и закрыла крышку сундука. Держа в правой руке маленький ключик, она протянула его мне и показала узкую щелочку, куда надо было вставить ключик. Я быстро это сделала и легко его повернула. В этот момент и заиграла божественная музыка. Несколько мгновений мы с бабушкой стояли и наслаждались этой прекрасной музыкой. Затем бабушка с легкостью подняла огромную крышку сундука, и музыка исчезла. Кстати, это была моя первая встреча с музыкой в самом высоком смысле этого слова. Ведь у нас в доме не было ни радио, ни патефона, ни других музыкальных инструментов и источников музыки. Впечатляло и внутреннее содержание сказочного сундука. На внутренней стороне крышки было множество цветных красивых наклеек. Как потом оказалось это были обёртки от довольно дорогого туалетного мыла известных в те годы фабрик, чуть ниже этих обёрток красовались фантики от подарочных дорогих конфет. В правом верхнем углу был приделан небольшой деревянный ящичек, в котором хранились предметы для шитья: нитки, иголки, напёрстки и прочая мелочь, также лежал, как бабушка его называла «аршин» для измерения ткани, хотя , по моим понятиям это был простой метр, который служил одновременно и опорой для удержания крышки сундука в открытом виде. Внутри самого сундука хранилось всё бабушкино богатство: свадебное платье, украшенное кружевами, воздушная кружевная фата, миниатюрные на небольшом каблучке белые туфельки, сменная обувь в виде высоких из мягкой кожи ботиночек со шнуровкой на небольшом каблучке. Еще глубже, ближе ко дну сундука лежали всевозможные аккуратно уложенные кофточки с кружевами и вышивками, фартуки разного назначения, разного цвета льняные юбки с подъюбниками, шали и полушалки, отрезы и лоскуты дорогих тканей. Вот таким оказался этот сказочный сундук, который прослужил верой и правдой бабушке и членам её семьи с момента свадьбы и до последних дней этого дорогого мне человека.
Вскоре после нашего возвращения маму вызвали в военкомат, выдали «аттестат», по которому она стала получать деньги на содержание семьи за участника военных действий . Хотя война ещё продолжалась, а в городе уже начали работать и восстанавливаться заводы и шахты. Начали работать школы и детские сады. Пришло время и мне идти в школу, но не было ни тетрадей, ни ручек. Правда, газеты печатались, и мы их использовали вместо тетрадей – писали между печатными строками карандашами. Карандаши были «химические». то есть послюнявишь и он пишет как чернилами. У всех учеников были синие языки от таких карандашей.
В мае, когда на улицах буйно цвела акация, мы вдруг услышали из репродуктора, висевшего на столбе посреди улицы, что закончилась война, мы так обрадовались: детвора кричала, взрослые кто плакал, кто смеялся. Мы знали, что скоро вернутся домой отцы. Многие возвращались, а папы всё не было. И только в декабре месяце, незадолго до Нового 1946 года папа вернулся домой да ещё с какими подарками, которых мы никогда не видели: мандарины, айва, гранаты и ещё какие-то экзотические фрукты. Постепенно жизнь начала входить в мирное русло.
Невыдуманные истории
Молюсь на небосвод прозрачный, звёздно-синий
И на молчанье боевых стволов,
На удивительно красивый здесь, в России,
Волшебный перезвон колоколов.
Глаза Фортуны-феи мне не часто улыбались:
Случались неудачи и ушибы, и ненастья.
Однако в цепкой памяти зарубкою остались
Победы трудные и редкие минуты счастья.
Борис Заркуа
Извилистая тропа, начертанная рукой непредсказуемой Дамы по имени Судьба, привела автора этих строк, его супругу Людмилу вместе с тёщей Марией Ивановной в «дефолтовом» 1998 году из благодатной Кубани в столицу Православия – священный Сергиев Посад. Именно здесь, в тихом несуетливом богомольном городе возникла идея о создании Книги Памяти своей большой семьи. Непосредственным толчком к действию послужило следующее обстоятельство.
Перед 60-летием праздника Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945г. г. на радио был объявлен конкурс на лучший рассказ, стихотворение, повествующие о боевых наградах родственников – участников битв с немецко– фашистскими захватчиками. Многие слушатели с гордостью описали историю получения родственниками боевой или трудовой медали. В это время, в апреле 2005 года, мы отмечали 90-летие живущей с нами тещи Марии Ивановны Бобрик, вдовы Антона Тимофеевича Бобрика, боевого офицера-танкиста, кавалера 22 правительственных наград – участницы и свидетельницы тех страшных грозных событий.
Праздник оказался вдвойне приятным, так как представители администрации г. Сергиева Посада от имени правительства РФ вручили имениннице юбилейную медаль «60 лет Победы в Великой Отечественной войне» и поздравительное письмо Президента России В. В. Путина. Было много воспоминаний о войне, о тяжелейших работах в тылу, о трудностях и лишениях тех лет. Воспользовавшись воспоминаниями Марии Ивановны, мы по горячим следам записали наиболее интересные факты, события, необыкновенные истории, связанные с жизнью этих двух скромных, простых замечательных людей. Эти воспоминания явились существенным дополнением к тем многочисленным рассказам ныне покойного Антона Тимофеевича Бобрика о его голодном батрацком детстве, трудных годах учебы и работы, о войне, восстановлении разрушенной страны, казахстанской целине и встречах с выдающимися людьми нашего государства.
Воспоминания эти писались не для печати, а скорее для семейного архива, чтобы наши дети, внуки, правнуки и их дети знали и помнили своих героических предков, трудом, потом и кровью которых была одержана великая победа и поднята из руин огромная многонациональная страна под названием Советский Союз. Многочисленные рассказы радиослушателей убедительно показали неподдельный интерес молодого поколения к героическому прошлому своих предков. Именно это и побудило автора этих строк к написанию серии небольших рассказов под общим названием «Невыдуманные истории».
Новороссийская «фазенда».
Новороссийск – южные морские ворота России. Ежедневно из Цемесской Бухты отправляются в разные места планеты гигантские танкеры, безразмерные трюмы которых полны российской и азербайджанской нефти. Огромные сухогрузы отходят от причалов порта с превосходным нашим лесом и пиломатериалами, цементом, металлом, сельскохозяйственной и военной техникой. Встречным курсом приходят в порт суда со всевозможными грузами для России.
Именно сюда, к морю, после 14-летнего вкалывания в целинной глубинке Актюбинской области Казахстана, приехала в 1969 году семейная чета двух пожилых трудоголиков – Антона Тимофеевича Бобрика и его верной спутницы Марии Ивановны Антон Тимофеевич буквально светился от счастья: сбылась его голубая мечта «жить у самого синего в мире» Черного моря. Что же касается Марии Ивановны, то ей город не понравился – шумный, пыльный, с частыми сильными ветрами, нехваткой питьевой воды.
И действительно, портовый Новороссийск – далеко не идеальное место для проживания и отдыха: значительная территория города покрыта цементной пылью, каменистая трудная в обработке земля. Частенько свирепствует противный норд-ост, нарушающий привычный ритм жизни и работы горожан, срывающий крыши, заборы и другие части недвижимости. Нередко налетает на город и другой нежеланный гость новороссийцев – бора, скорость вихрей которого порой превышает 25 м в секунду.
Да и «фазенда», которую приобрел благоверный на все накопленные за трудовую жизнь деньги, не вызывала восторга: половина каменного дома, состоящая из двух небольших комнат, площадью 25 квадратных метров, кухоньки-прихожей и трех соток земли. В доме только вода и батареи отопления. Ни ванной, ни туалета, все удобства – во дворе.
«Зато море рядом, и магазины, и кинотеатр «Нептун» близко и поликлиника недалеко. Что еще надо нам, пенсионерам?» – оптимистично отвечал на оханье жены Антон Тимофеевич. «И
место какое, какая замечательная виноградная беседка, а яблонька, черешня, абрикосы, сливы!» – восторгался бывший агроном. – Посадим еще малину, клубнику, зелень и будем жить «як в раю».
А место и в самом деле было неплохое: сложенный из гранитного камня дом размещался на небольшой тихой улочке Глухова, защищённой от шумного проспекта имени Ленина многоэтажными домами с фасадной стороны и зданием телефонной станции, окруженной « высотками» с другой тыльной стороны. Даже во время налётов норд-оста и боры здесь было относительно спокойно, царил свой особый микроклимат.
Поэтому сюда охотно приезжали дети, внуки и другие родственники Антона Тимофеевича и Марии Ивановны. Особенно нравилось здесь внукам – прогулки к морю, музейному комплексу на Малой земле, купание на «косе» в Широкой балке, катание на качелях и каруселях в горпарке.
Но особый восторг у внуков вызывали вечерние чаепития, как правило, за любимым дедушкой самоваром, с пирожками, блинами или баранками. А главное, неторопливые рассказы дедушки Антона Рассказчиком Антон Тимофеевич был превосходным, хотя говорил на бытовом русско-украинском языке. Речь его всегда была яркой, образной, со множеством пословиц и поговорок, неожиданными сравнениями, сочными эпитетами. Неброскими жестами, мимикой лица, озорной улыбкой и звучным уверенным голосом он придавал рассказываемым событиям и фактам яркость, выпуклость и узнаваемость.
Благодаря этому его рассказы остались в памяти на долгие годы.
На фото: Антон Тимофеевич Бобрик, его жена – Мария Ивановна, дочь – Людмила и зять – Борис Ерастьевич Заркуа. На переднем плане – внуки Антоша и Оксана. Музейный комплекс «Малая земля», г. Новороссийск. 1974 г.
Батрацкое детство.
Родился Антон Тимофеевич Бобрик на хуторе Згарь, что находился в 2-х часах ходьбы от райцентра Золотоноша – крупной узловой железнодорожной станции Полтавской губернии на Украине. И было это в далеком 1909 году. Семья была обычной по тем временам – многодетной и бедной: 10 едоков, в том числе 8 детей, и один кормилец – отец Тимофей Алексеевич, мужчина среднего роста, коренастый, крепкого здоровья и богатырской силы. Работая «водителем» кобылы, т. е. перевозчиком угля, он мог, по словам очевидцев, подсесть под застрявшую в грязи или в яме, лошадь и вынести на себе её вместе с повозкой.
Видимо, за эту необыкновенную силу, большие озорные глаза, молодецкую удаль и весёлый нрав и полюбила его молодая красавица из зажиточной семьи Наталья Семёновна Яровая. Да так полюбила, что вопреки воле родителей, не желавших видеть в женихах «голодранца Тимоху», зимой в лютый холод, тайком, раздетая и босая (верхнюю одежду и обувь родители прятали) бегала к нему на свидание с жаркими поцелуями и объятиями, от которых не чувствовала мороза и растаявшего под босыми ногами снега. Не остановила Наталью даже угроза родителей лишить её наследства.
Жили молодожены очень бедно, но дружно и счастливо. Взаимная любовь и согласие помогали преодолевать бытовые неурядицы и бедность. А бедность была поистине ужасающей. Когда пришло время идти в школу среднему сыну Антону, у него не было даже штанов, а сапоги одни на двоих со старшим братом Федором. Вечера и долгие зимние ночи полуголая детвора проводила на теплой печке. Чтобы приодеть сына к школе, решено было определить его в батраки к местному богатею пасти коров.
За работу тот обещал одарить Антона штанами и рубахой. Дневной паёк молодого пастушка состоял, как правило, из куска хлеба и огурца или луковицы. Такова была «щедрость» работодателя. Ясно, что при таком скудном рационе, приходилось промышлять по соседским садам и огородам в поисках пищи. Позднее сообразительный Антоша нашёл ещё одну лазейку для наполнения желудка. Ночуя на чердаке или на сеновале, он регулярно посещал свой и соседский курятник, поглощая до десятка свежих яиц в сутки.
Мальчик рос смелым, отчаянным, нередко дрался, часто ходил в синяках, но и обидчикам крепко доставалось от его крутых кулаков.
За свои «подвиги» часто бывал бит строгим папашей. Всего лишь один пример: во время причастия в сельской церквушке, где батюшка угощал прихожан ложечкой кагора, молодой прихожанин Антон решил повторить приятную процедуру причащения. Однако это не осталось незамеченным внимательным батюшкой, и о неблаговидном поступке было сообщено отцу. Крайне возмущённый Тимофей Алексеевич крепко выпорол сына ремнем, но, посчитав это наказание недостаточным, раздел его догола и привязал к столбу на улице. Эту позорную экзекуцию Антон запомнил на всю жизнь.
С церковью у Антона связано ещё одно неприятное воспоминание. Обладая сильным голосом, но достаточно плохим музыкальным слухом, он активно посещал местный церковный хор, где громогласно пытался проявить свои певческие способности. Правда, это часто выходило за рамки мелодии и ритма. В конце концов, руководитель хора вынужден был выставить за двери несостоявшегося певца.