Любовь Владимировна Люфт
Разговоры о наследии
– Учёные.
Маша вынырнула из воображения и глянула на отца – родитель поскрёб пальцами подбородок в задумчивости, затем дополнил:
– Не только Циолковский и Королёв, но и Тихонравов, Богомолов, Глушко, многие другие. А исследования Кондратюка, – вновь лёгкая ухмылка, – и легли в основу американской лунной программы по высадке.
– Ух ты.
Тени позади Петьки в воображении рассыпались на меленькие частички. За спиной Маши же новые оформились обликами учёных-исследователей космической науки.
– Также и животные. Куда ж без них. Белка и Стрелка, Звёздочка, Лайка, Чернушка…
Барбос под столом заливисто гавкнул, словно его хозяин забыл упомянуть.
– Да, Барбос и ты в будущем, – будто понимая пса, пошёл у того на поводу отец.
Маша заглянула вниз и удивилась – она и не заметила, как пёс перебрался с прихожей во вторую лежанку, обустроенную на кухне. Барбос повернул к ней морду и, приоткрыв пасть, высунул вбок язык, как если бы пробежал несколько десятков метров и теперь сражался с отдышкой. По паркету несколько секунд раздавался стук хвоста, затем тот стих. Маша, решив, что Барбос пришёл тогда, когда она мыла руки, вернулась вниманием к родителю и прислушалась к себе. В воображении становилось тесно. У ног её теперь появился и Барбос в таком же лётном костюме как у космонавтов, только с изменённым скафандром.
– Учёные, рабочие заводов, конструкторы, исследователи, лётчики, испытатели – это была мечта, над которой работала вся страна, и едва ли стоит умолять их заслуг.
Несмотря на слова, тени позади Петрова оформились в виде аппарата. Он громыхал, фырчал и его посадка сопровождалась комментариями на чужом языке.
– Но американцы сейчас высадились на Марсе. – Маша покачала головой в попытке так сбить с курса чужой аппарат. – Недавно. Неужели мы там не бывали?
– Бывали пролётом, – с улыбкой парировал отец. – Бывали и на поверхности. Наши программы по освоению Луны, Венеры и Марса собирали на них первые данные.
На воображаемом поле в воображаемом сражении сошлись образы Маши и Петьки и их защитников: люди, животные, спутники и будто даже целые планеты. И пока не было там победителя, только хаос, какой царил и в мыслях самой Марии.
– А что сейчас? – задала она главный вопрос.
Отец вздохнул.
– А сейчас произошло достаточно.
– И мы отстали? – словами Петрова осторожно спросила Маша.
Сражение застыло, как если бы остановилось время и все предметы пространства. Всё замерло в предвкушении, как задержала дыхание слегка Маша. Отец же, доев кашу, отставил тарелку в сторону и взял кружку чая. Дочь не торопила его, лишь наблюдала, как из пиалы сбоку он взял снизу печенье, словно оно было вкуснее прочих наверху, затем обмакнул его в чай и проговорил страшное:
– Отчасти.
Мысли в голове упали в больший хаос и уныние. Там одни начали теснить и загонять других, и блёкли те, у кого Маша просила защиты. Стирались в пыль.
Она вернулась к каше, уже без особого интереса доедая съестное и ощущая, как образы Петрова становились выше, грознее, ужаснее. Только Барбос в скафандре выскочил перед ними и начал лаять, скалясь и рыча. Когда отец заговорил, дочь слушала почти без интереса.
– Тогда настал развал страны. Народы пошли каждый по своему пути, который избрали сами. Приходилось решать задачи. Такие, от которых зависело существование и будущее – справляться с голодом, разрухой, завалами экономики.
Маша знала об этом немного – на уроках истории они проходили ещё Древность, но кое-что она помнила из сводок Интернета, который также подсказал и даты того, о чём говорил отец.