Любовь Сушко
Снежный король. Сны об Александре Блоке
Глава 13 На закате лодка неожиданно причалила
На закате лодка неожиданно причалила к пустынному берегу. По узкой тропинке прекрасный юноша стал медленно подниматься к храму. Странно чувство охватило его душу в тот момент.
В мире больше никого не было, ни людей, ни богов, последнее его тревожило особенно, но он понимал, что существует только удивительная природа и его душа.
В пустом храме на закате таились какие то тени, метались какие-то блики. Только несколько свеч догорали. Они чуть – чуть разгоняли тот жуткий мрак, в который погрузился мир. И воздух вокруг был таким чистым и прозрачным, что совсем иные боги и легенды проступили сквозь внешний налет.
Какая-то невидимая почти тень приблизилась к нему, и память ожила, она являла образы и заставляла вспомнить давние легенды и предания.
Он не мог молиться в этом храме, потому что по-иному все чувствовал и переживал, потому что и бог у него был совсем другим.
Но он оставался там, словно мог разгадать ту вечную загадку, которая с самого начала не давала ему покоя.
И вера их предков и дивные о боги в этом храме обозначились особенно ясно, они были рядом.
И в тот момент, когда ему казалось, что из-за кустарника покажется дивный Пан – Велес, на самом деле раздался дикий рев на другой стороне, но голоса были человеческими – мужики шли друг навстречу другу. Стенка на стенку. Он стоял и с содроганием смотрел на то, как это происходило. Они готовы были все смести на своем пути.
И тогда он понял, что мир стоит около пропасти, в которую готов рухнуть в любую минуту. И пламя дикого пожара все сжигает на своем пути. И это была жуткая реальность. И когда разгорится это дикое пламя, то от него уже никто и никогда не сможет укрыться. Злоба все сжигала, все уничтожала на своем пути. И он чувствовал себя среди них Христом, но не богом, а человеком, которого вели на распятие, только он вовсе не был уверен в том, что должен жертвовать ради них. Он не видел в том никакого смысла.
И если бы не чудная Германия, просторы которой были обворожительны, природа казалась настоящей сказкой. Душа неудержимо рвалась туда. И жутковатые легенды о Фаусте и Мефистофеле никак не давали ему покоя больше. Он слушал и слушал снова вечную музыку, и погружался в тот удивительный мир. А какая непостижимая высота и красота открылись ему в тот миг. От этого было еще тяжелее возвращаться назад. Но и там, во тьме этой рано или поздно все как-то завершится.
Его мир оказался в объятиях Сатаны, и оставалось только вырвать и освободить его из них. Живая женская душа, единственная и неповторимая, окрыляла его в те дни, усмиряла все тревоги и страсти. Еще не было ни одной чужой женщины – только мать. Но ведь она должна была появиться рано или поздно
И было в те дни одно странное видение. Он потом никак не мог припомнить – сон это или явь, скорее всего явь, перепутанная со сном. Он видел датскую принцессу, давно ставшую русской царицей Марией Федоровной. Он видел ее вместе с сыном цесаревичем Николаем. Но может он был уже русским императором, точно знать этого поэт не мог, потому что даты все время путались. Какой странной и гармоничной они были парой, как умело управляла она сначала мужем своим, а потом и сыном.
Но то, что он видел их вместе – в том был какой-то знак свыше для него самого.
Но почему так рыдало сердце его, когда он смотрел на молодого и красивого императора и его мать.
До грозных событий оставалось еще какое -то время. Он так любил бывать в Шахматово совсем один, бродил по бескрайним просторам его. Какая тишина стояла там, в теплые летние вечера.
Я и молод, и свеж, и влюблен,
– записал он неожиданной в тетрадке после такой прогулки.
Но в один из вечеров небо заволокли черные тучи, жуткий раскат грома ударил прямо над его головой. Он содрогнулся от этого дикого звука. И показалось ему, что Люциферово крыло закрыло половину неба. Он не мог избавиться от ужаса, в один миг охватившего его душу. Тогда он оставался один на один с этим чудовищем. И красота эта – он понял в момент грозы, не от бога, а от дьявола пришла в этот мир.
А вечером за столом, в старой усадьбе все говорили о бунте среди студентов, о покушении на императора. И все это – и гроза небесная, и мятеж на земле, слились тогда воедино для него. И странно, что темные и дикие люди готовы были обрушиться на только что взошедшего на трон наследника, помазанника божьего, который ни в чем еще не был виноват перед ними.
Он видел печальное лицо царицы. Она казалась ему отрешенной и уродливой. И на челе ее сияла печать гибельности. Но настоящей царицей навсегда останется мать, а не жена. Он это видел и понимал в те минуты.
Глава 14 Император и поэт
Они все это время жили где-то рядом – император и поэт. Они и переживут друг друга ненадолго. Так сложились судьбы, так все было предопределено. Хотя, наверное, могло быть по-другому, да не стало.
– Как он может быть так спокоен, – спрашивал Поэт у матери своей, – когда власть ускользает из рук и в мире непонятно что творится. Это видно и понятно всем, кроме него самого.
– Нет, ему это тоже ведомо, только вида не подает, потому что так воспитан, и бессилен что-то переменить.
Но кто это был с ним, его мать или императрица в том странном сне? Он так и не понял этого.
Он видел ее около своей постели во второй раз. Она склонилась, чтобы поцеловать его перед сном. И в тот самый момент он провалился в пропасть. Они говорили с бабушкой о том, что юный Пушкин всю жизнь любил только одну женщину – и это была императрица Елизавета. И это было самым удивительным открытием для него в те дни, хотя кого еще мог он любить? Но Мария Федоровна – это совсем другое. Она была слишком властна и недоступна. А Александра Федоровна, такая печальная и отрешенная, что он никогда и близко бы к ней не решился подойти. Если бы еще на какое-то время у власти оставался бы император Александр, они бы прожили дольше и избежали бы этого революционного кошмара. Но в начале века все совпало. Дворяне оставили и предали юного императора. Хватило одной капли, чтобы чаша терпения переполнилась. Безумный мужик, который строит из себя великого чародея, таких всегда было много рядом с любым императором. Но этот все сокрушит на своем пути и глазом не моргнет.
№№№№№
От отца все время приходили дурные вести. На этот раз он узнал о сильном нервном расстройстве, и еще о том, что это передается по наследству. Пока ничто не предвещало беды. Но он заглядывал вперед и это его очень тревожило. Он был так силен физически, так умел радоваться жизни, что это казалось почти нереальным, и все-таки так было.
Он видел, с каким волнением смотрела на него матушка, пытался ее как-то успокоить, но тревоги в душе не стихали.
Она с горечью думала о том, что сама, связав судьбу с этим человеком, обрекла своего сына на печальную участь. Он будет страдать и мучиться. За минутную страсть приходится расплачиваться, а сделать это бывает очень непросто.
В тот момент и пришло скорбное известие из Варшавы. Дед должен был свыкнуться с тем, что он поедет на похороны. Сначала Алекс и слышать об этом не хотела. Ей казалось, что он живой или мертвый, собирается отнять ее сына. Но он уже взрослый, вряд ли такое теперь возможно. Но она очень этого боялась. Он отправился на последнее свидание с отцом. Какая-то странная тайна в тот момент окутала ее душу. Пусть он проделал в одиночестве, на окраину русской империи. Он еще раз должен был взглянуть в лицо смерти.
А там, в его доме было спокойно и пусто, он больше не нес никакой угрозы. Только тишина и разочарование, все, что оставалось. И печаль из-за несбывшихся обещаний.
Поэт бродил по Варшаве, встречался с родственниками, которых никогда прежде не видел. У него была сводная сестра, и это его странно удивило до глубины души. Как странно видеть здесь взрослую девушку. Но остальной мир был чужим, и люди чужими. И с ним не нужно общаться, не стоит бояться его вторжения. Но почему такие чувства породил в душе его родной отец? Вот чего он не мог больше понять.
Он радовался тому, что после его рождения им с матушкой не пришлось оставаться в этом мире. У него было Русь и дедова усадьба, и это самое главное.
В гробу лежал несчастный, усталый и измученный старик. Чужой, непонятный и не понятый никем в этом мире
Другой старик рассказывал в этот вечер, как умер его отец, он подробно говорил о том, что с ним происходило за это время. Он слушал молча и понимал, что в душе его могла возникнуть жалость, но ничего не ощущал, как не пытался и не старался. Он помнил о времени, когда все начиналось, что должна была переживать его мать, когда тень от крыла Демона нависла над его головой.
Он стоял вместе со всеми у часовни, и хотел только одного, чтобы все это поскорее закончилось. С самого начала и до конца они были страшно далекими. Чуда не произошло. Такими они остались не только в реальности, но и в вечности самой.
Около свежевырытой могилы стояла еще дюжина людей. Он знал, что стоит здесь и все это видит в первый и последний раз. Они были странно далеки от начала до конца. Чуда не произошло. Такими они остались не только в реальности, но и в вечности самой. Никакая сила не заставит сына появиться на земле, где покоится тело его блудного отца.
Глава 15 Огромный мир
Варшава давно осталась за спиной. В душе – только холод разочарования. Он довольно резко закрыл книгу, которую давно держал открытой, но не прочитал ни одной строчки. А ведь это были истории его любимого Андерсена. Он помогал ему всегда в минуты смятения и горести земной, но не на этот раз.
Он торопился домой. Невероятная радость охватила душу, когда он понял, что ему есть куда возвращаться. Как много мог значить для поэта дом. До тех пор он о том не задумывался вовсе.
Дом деда навсегда останется его единственным пристанищем. Поэт закрыл глаза. В месте, где в последние дни влачил свое жалкое существование его отец, не было и подобия дома.
В те минуты он ощущал это особенно ясно. Циничный и злой ум. Обиды на весь свет, незавершенные дела – вот что оставил он в наследство своему сыну.
– Какая нелепая и страшная судьба, – думал он в тот вечер под стук колес.
Ни на кого больше не обращал внимания поэт.
Он рассказывал обо всем матери. Да и невозможно было что-то утаить от нее.
– Он обедал в дешевом ресторане, не держал прислуги, он был страшен для тех, кто рядом, и страшно скуп, – вот главная правда, которая так поразила его в тот момент.
Он знал, что до конца дней будет сопротивляться всем этим чертам характера отца, и бояться, что они как-то проявятся и в его характере. Но он был благодарен деду за то, что тот избавил его от жизни и взросления рядом с ним, подарил теплоту, заботу, ласку. Он воспринимал такую жизнь, как самую обычную, а ведь такого могли и не быть вовсе.
Он прошел в залу тогда, остановился перед его роялем. Человек, ставший его отцом, всю жизнь упивался музыкой. Как она звучала должно быть в этом захудалом доме. А у него не было абсолютного слуха. И здесь бог словно бы только посмеялся над ним, и не дал то, чего ему так хотелось получить.
И он поспешно вышел на воздух, не в силах оставаться в замкнутом пространстве, где над ним нависала страшная тень.
Невский проспект. Мир вокруг казался сияющим и великолепным. Чего еще можно было желать тогда? И это трудно путешествие и необходимо было для того, чтобы оценить все, что у тебя есть. А потом было еще одно путешествие.
В очередной раз вместе с матерью они отправились в Германию. Он знал, что навсегда связан со своей исторической родиной. Они говорили, шутили, веселились. Она все понимала, а он знал, что в жизни его не будет человека ближе и дороже, чем она.
№№№№№
Алекс, глядя на сына, с грустью думала о том, что он однажды, очень скоро, он встретит другую женщину. И та станет ему ближе и дороже, и все время он будет проводить рядом с ней. Она сможет дать ему если не духовную, то физическую близость, а это очень важно для любого мужчины. И она не сможет ничего противопоставить.
Она понимала, что для ее сына любая другая женщина будет не хороша, потому ей иногда и становилось так грустно.
А за окном уже мелькали великолепные пейзажи. Они погрузились почти в сказочный мир. И лесной царь с мертвым ребенком на руках оказался рядом.
Страсти переполняли его душу. Он жил предчувствием любви. И хотя ему только едва и исполнилось 16, но казался он значительно старше, и трудно даже представить, что творилось в мятежной душе его.
Но его не привлекали такие же юные девушки, как он сам, возможно, в этом было ее влияние. Он был слишком раним и впечатлителен. Его взор был обращен все время на взрослых женщин.
Прекрасная Дама – вот тот образ великолепный, который неустанно манил к себе. Какими далекими и желанными они были всегда.
№№№№№
Ему снилась женщина. Она была таинственной и великолепной, скорее древняя богиня, сошедшая с небес на землю. И в таком образе и заключался для него весь мир. Он знал тогда, что всю оставшуюся жизнь будет служить ей. Для нее он будет писать свои стихи. Он останется ее рыцарем и пройдет свой путь до конца.
Видения и грезы повторялись снова и снова. В такие минуты он все дальше уходил от реальности – она переставала существовать. Он жил в ожидании, одними только предчувствиями и мечтаниями.
№№№№
Однажды вечером в старинном парке Алекс заговорила с ним о женщинах. О той тридцатилетней (кто знает, сколько ей было на самом деле), на которую, как ей показалось, он смотрел особенно внимательно.
Он никогда не лгал даже в мелочах. Он молчал, потому что не находил слов для того, чтобы объяснить, что на самом деле с ним происходит. Это смущало и мучило его.
– Все будет в свое время, прости, я просто напридумывала себе лишнего. Они будут терять головы из-за тебя, я это точно знаю.
Ее маленькая рука коснулась его ладони. Они еще сидели молча.
– Мне не нужны все женщины, – думал он, – или нужны. Как это можно знать заранее. В каждой из них своя загадка и вечная тайна.
Глава 16 Грезы
– Он очень чувственен, – думала мать, и это будет мешать ему в жизни, хотя поэт не может быть иным.
Но это не могло ее не тревожить.
Он чувствовал душой, что вернулся домой, и готов был раствориться в великолепной природе, в мире, который всегда согревал его немного усталую душу. И была голубоглазая светловолосая женщина, которая так сладкозвучно пела.
– Оксана, – повторял он ее имя в забытьи, словно странную молитву.
Она долго его ни о чем не спрашивала, но верила, что женщина была не призраком, а настоящей. Он стремился к ней всей душой, хотя и не хотел оставлять мать в одиночестве.
Но вечерами в тихих комнатах, где они жили, он боялся даже себе самому признаться в том, что с ним происходит. Он был безнадежно влюблен. Тогда он был уверен в том, что это навсегда. Но не так ли любой думает в свои 16 лет. Ему казалось, что никто никого так не любил. Это было в первый раз за 16 лет.
На белых листах его рукой были начертаны его великолепные стихи. Ему не удалось ничего скрыть, даже если бы он и хотел. Но он и не пытался этого сделать.
Она, конечно, была хороша. Но она была ее ровесницей. И одному богу известно, в какую бездну эта женщина может бросить ее сына. Но не может же она думать серьезно о том, что он свяжет с ней свою судьбу.
Он оставался в ее сетях, хотя чему тут удивляться. И она увлеклась, да и как можно было не любить его.
Когда он поздно вернулся совершенно неузнаваемый, она проснулась и уселась на постели своей. Она видела его смущение, хотя в комнате царил полумрак.
– Я влюблен и счастлив, – звучал где-то рядом его голос, наяву она еще лучше и прекраснее, чем в моих снах
Ей ли не знать какими бывают эти слова и эти чувства. И она утешала себя, что первая возлюбленная не может быть легкомысленным созданием.
Она в чем-то очень похожа на мать. Но когда она пыталась успокоиться, тревоги только умножались,
– Она стара для тебя, дорогой, – слышал он голос матушки.
– Но для любви возраст не препятствие, – только и говорил он.
Он еще не верил в то, что она может оказаться права.
– У этих отношений нет будущего. Царевич мой прекрасный, ты выбрал не ту дорогу.
Больше она ничего не говорила, пусть он думает и решает сам, она была бессильна перед обстоятельствами и людьми.
Первый опыт почти всегда и у всех бывает печален, и никто не волен что-то менять.. Почему-то вспомнила опыт мятежного лорда. Он говорил о том, что в своей жизни мужчина любит только одну-единственную женщину, ту, которая была самой первой.
Возможно, он заблуждался. Но она и прежде все время мучительно думала о том, способен ли ее сын быть счастливым. Даже если он женится, и попытается что-то сделать, что из этого выйдет? Трудно даже представить себе такое.
№№№№№
Теперь он точно знал, что скоро все кончится. Но будет ли он после разрыва свободен от той, которая так крепко его к себе привязала, ведь и она вернется в их город и будет рядом. Вероятно, тогда и родилась трагедия его одиночества. Оно растянулось на всю его жизнь.
Они возвращались в серый осенний город. Встречи с Оксаной продолжались и здесь. Но он все время уходил от нее, это было совсем другое время, и мир здесь был иным.
Осень была долгой в том странном году. Он не особенно стремился к ней, но и рвать окончательно отношения не собирался, они тянулись так же бесконечно, как и эта странная осень.
Туманы и грезы, все, что оставалось этим двоим. Ее и не было вроде рядом, но она и не исчезала.
Расстались они в разгар зимы, в порывах метелей. Тогда его душа оказалась окончательно замороженной.
Алекс так и не узнала, что же в те дни случилось у них на самом деле, он ничего не рассказал ей. Она смогла только облегченно вздохнуть. Он страдал без нее страшно. Но был тверд, не сгибаем.
Этой странной и таинственной женщины в его жизни больше не было.
И пахли древними поверьями,
Ее волнистые шелка,
И шляпка с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.
И странной близостью закованный,
Смотрю за темную вуаль.
Так напишет он совсем скоро в самом знаменитом своем стихотворении, которое перевернет его жизнь, и заставит признать его первым и единственным даже тех, кто меньше всего хотел бы этого и много дал бы за то, чтобы это признание не прозвучало.
А она спрашивала себя, а расстался ли он с ней тогда. Можно ли было с ней расстаться. Но перед ними мелькала уже развенчанная тень. Но в душе его никогда не царила юная дева, нет, там всегда оставалась великолепная женщина.
Как он страдал в ту снежную зиму, только она одна могла знать это. И потом все зимы были для него карнавалами страстей. Он уходил в метель и растворялся в этом холоде
Глава 17 Только первая снится любовь
(ЧТО было, что будет, чем кончится, чем сердце успокоится)
На улице лютовала метель. Снегом замело все улицы, ничего не было видно и слышно.
В небольшой больнице, переполненной такими же несчастными, палате умирала еще не старая женщина, она была, вероятно, красивой когда-то, но шел пятый год революции, и ничего не оставалось от ее красоты. Только отрешенное молчание и немота, сразу же поразившие доктора Сергея Сергеевича, и заставили его обратить на нее внимание.
Она никого и ни о чем не просила, ни на что не жаловалось, хотя по всему было видно, что страдала страшно, боль была невероятная, уж доктора не обманешь.
Когда, проходя мимо палаты, он прислушивался к разговорам, то никогда не слышал ее голоса. Она почти ни с кем и ни о чем не говорила. А ведь наверняка была у нее какая-то своя тайна, он чувствовал это.
Но было так суетно и тревожно в этом почти уничтоженном диким бунтом мире, что он сначала совсем не знал ее фамилии и имена, потом, когда надо было как-то с ней поговорить, заглянул в записи, сделанные неумелой рукой сестры, и поразился. Ксения Михайловна Садовская – ничего особенного, конечно, но что же это ему напоминало. Все было знакомо, и фамилия, и имя, отчество – это не могло быть случайностью. Сколько было больных, он и при желании не запомнил бы всех имен, но некоторые врезались в память. Но и в больнице, и вообще в реальности он видел ее в первый раз.
У него не было родственников, не было знакомых с таким именем, хотя бесконечные столкновения, потасовки, смерти заставили многое и многих забыть. Он старался не думать о том времени, когда не было этого бунта, и они были так молоды и так беззаботны. Они слушали музыку, и самые великолепные стихи звучали везде, какое же это было сказочное время. Как часто ему снился мир, который они навсегда потеряли.
И вдруг доктора словно бы осенило. Он все понял, и картины зимы, маскарада, концертов, вечеров, мелькали, сменяя одна другую, но он уже точно знал, что старалась вернуть ему память.
И словно карточный пасьянс, разложенный на столе, все сходилось в душе его. Поэт. Великолепный, удивительный, сколько раз он видел и слышал его. Он знал наизусть почти все его стихотворения. Он знал (сколько тогда было самых невероятных слухов и сплетен) все подробности его бурной и яростной жизни.
Они все стремились жить стремительно и насыщенно не только потому, что были молоды, но словно бы чувствовали, что осталось совсем не так много, как бы им хотелось, что завтра (а в этом поэты убедили их) они проснутся совсем в другом мире, который никогда не будет прежним. Это было похоже на смертельный диагноз, с которым ничего нельзя сделать, остается только смириться и выбрать для себя, жить ли ему дальше или безропотно умереть, отказавшись от жизни. Наверное, слишком велико было желание жить, радоваться всему происходящему, потому он и выжил. А поэт, он словно бы выдохся в один миг и задохнулся. И что самое удивительное, случилось это в тот момент, когда он только что прожил первую половину, доктор помнил, что было ему не многим больше сорока лет, но какая-то странная болезнь, которой не было определения во всех медицинских справочниках. Никто ничего не мог сделать, а поэт просто не хотел жить. Ведь всем известно, что человек живет только столько, сколько жить хочет.
Сергей Сергеевич вспомнил про тот день, когда слух о его смерти облетел город. И понятно было, что не может быть по-другому, это случится не нынче, так завтра, но попробуй поверить в то, что его больше нет.
И он не верил. И странно серым показался мир вокруг, и это было последней точкой в том безобразии, которое именовалось русским бунтом.
Но эта женщина, странная история была связанна с ней, если она еще жива, и это именно она:
– Жизнь давно сожжена и рассказана, только первая снится любовь, – прочитал он вслух одну из строчек стихотворения и странно замер при этом.
Можно было долго сидеть и гадать, но он поднялся и направился в палату. Она смотрела на него так, словно был он ангелом смерти и уже пришел за нею.
– Скажите, голубушка, вы та самая…
Доктор остановился, он не знал, что и как можно было сказать еще.
Странно оживилось ее лицо, она словно бы увидела его впервые, и ей стало интересно посмотреть на того, кто явился к ней из забытья.
Она не спрашивала, о чем говорит он, хотя должна была бы спросить. Она просто ушла от реальности в какие-то свои грезы и сны.
– Это все не серьезно, он был совсем мальчиком, лет 16, это было в другой жизни. Мы были так молоды, мы встретились случайно среди дивной природы. Это была страсть, увлекавшая в бездну. Знаете, у богини Афродиты был такой помощник – бог Гиммер, увлекающий в бездну. Он не должен был меня полюбить, я никак не могла полюбить его, но это случилось. И были бесконечные прогулки, и были стихи, там, в стихах все есть о том времени, он был удивительно откровенным мальчиком, а я, мне просто хотелось еще раз пережить те светлые и высокие чувства, которые были когда-то в юности, а потом пропали, кажется навсегда. От них ничего не осталось больше. Но должно было остаться, только горстка пепла и стихи.
Доктору показалось, что она уже не видела и не слышала никого, но соседки по палате из своих углов заглядывали на нее удивленно. Старуха казалась им сумасшедшей.
– Знаете ли вы, что такое, когда нельзя, просто невозможно расстаться, когда скучаешь еще до того, пока ушел от него. В его душе творилось что-то невообразимое.
– А Вы? – не удержался доктор, хотя он никогда не был особенно любопытен, особенно когда это касалось чужой личной жизни. Но на этот раз особенный случай – это связанно с судьбой его поэта, и он знал, что рано или поздно, если конечно уцелеет, то напишет книгу воспоминаний, потому что был уверен в том, что каким бы не был строй в этом мире, они никогда не смогут забыть этих стихов.
Какова была его популярность в те годы, особенно в 1907, когда он только что появился на Башне и прочет свою «Незнакомку». Его знали все, им восхищались, к нему просто старались приблизиться, чтобы взглянуть в его синеватые глаза, и услышать то, что он будет говорить, хотя часто говорил он не особенно приятные вещи и никогда не лгал, даже когда эта маленькая ложь и казалась совершенно безобидной.
– Я никогда его не знала таким, – удивленно говорила старуха.
Она помолчала немного и заговорила снова.
– Я никогда его не видела потом, не приближалась к нему, ведь мы очень тяжело расставались, когда пришлось вернуться домой, и там меня ждали дети и муж, я не могла больше продолжать этих отношений, они должны были закончиться сами собой, и они завершились. Хотя и не сразу. Он ждал меня, мне приходилось прятаться от знакомых и просто каких-то странных людей, хотя тогда никто и не ведал о том, что он поэт. Если бы мы столкнулись позднее, то моя репутация была бы навсегда погублена.
– А как вы жили без него, – решился спросить доктор, хотя и сам он считал этот вопрос совершенно бестактным.
– Сначала терпимо, казалось, что это возможно, а потом все стало совсем отвратительно, тогда, уже забыв, что я разорвала с ним сама, я стала искать встречи, но он был слишком горд и независим. Он вычеркнул меня из своей памяти раз и навсегда. Все было напрасно. И потом он был таким правдивым даже в мелочах. Старуха снова замолчала, а он вспоминал:
– Твое лицо в его простой оправе,
Своей рукой убрал я со стола.
Прочитал он строки, обращенные к совсем другой женщине, его жене, дочери знаменитого ученого. Они написаны были после разрыва, а ведь казалось сначала, что ничто не предвещало беды, они так любили друг друга, они были такой красивой парой.
Старуха прислушалась, а потом тихо спросила:
– Так и было. Скажите, вы думаете, что у него так было всегда?
– Мне трудно судить, но, скорее всего, да. Вы же сами говорите, что он был правдив, и все, что происходило, тут же появлялось и в стихах его:
Иль хочешь стать мне приговором?
Не знаю, я забыл тебя.
И, похоже было на то, что он мог вспомнить сколько угодно именно таких строчек.
Старуха молчала, но он видел и чувствовал, что она хотела спросить его о чем-то, он даже догадывался о чем.
– Я никогда не читала его стихов потом, после нашего разрыва, но если вы их знаете, скажите, как Вам кажется, доктор, любил ли он кого-то? Вы вспоминаете такие странные строки.
– Не знаю, – признался он, – я и сам часто задавал себе этот вопрос, но не находил на него никакого ответа. Он все время был с актрисами, это могло показаться странным, но именно они никогда не были собой, они могли сыграть чужую судьбу гениально, но всегда так небрежно относились к собственной жизни и судьбе, вне сцены они были безлики и хотели только отдохнуть. И он отдыхал рядом с ними, но как только вспыхивали истинные чувства, он тут же уходил, ему не нужны были женщины без масок.
Она смотрела на него, но еще не понимала, к чем он клонит.
– Я долго не мог понять, пока не прочитал:
Жизнь давно сожжена и рассказана,
Только первая снится любовь,
Как бесценный ларец перевязана,
Накрест лентою алой, как кровь.
И когда в тишине моей горницы
Под лампадой томлюсь от обид.
Синий призрак умершей любовницы
Над кадилом мечтаний сквозит..
– Он похоронил меня еще тогда? – удивленно спросила она и странно передернула плечами.
– До него дошли слухи о вашей смерти, – ответил ей доктор, – об этом писали где-то. Но он и не думал, что мертвых мы любим еще сильнее, потому что исчезают все недостатки, которые были у живых.
– А я и на самом деле умерла, – растерянно проговорила она, – когда стало понятно, что ничего больше не вернется, все было прежним, но меня больше ничего не могло интересовать. Муж завел себе любовницу, да и что ему оставалось делать, а мне? Я и представить себе не могла, куда деваться могла я? Тогда и уехала снова за границу, и жила там, и бродила по местам, где была счастлива. Если бы не нужно было вернуться, чтобы похоронить Сережу, я бы там и осталась неприкаянной тенью, всегда чужая в чужом мире, но пришлось вернуться. А тут все и началось, я потеряла все, что можно было, Я должна была уехать, хотя мне совсем не хотелось этого. Мне казалось, что произойдет чудо, я встречу его, и мы снова будем вместе. А потом я смотрела на собственное отражение и была уверенна в том, что тот мальчик просто не узнает меня, он всегда был очень правдив, и на этот раз скажет, что не существует той далекой Ксении, обворожительной Ксении, а есть смерть сама, которая пришла за ним. Вы никогда не испытаете того разочарования, которое приходит, когда еще помнишь, как такой любовались и понимаешь, что только жалость в их душах и может появиться.
№№№№№
Доктор растерянно оглянулся по сторонам, он видел, что эти простые и незамысловатые женщины слышали их, но вероятно их разговор казался им бредом сумасшедших, они если и хотели, то и тогда ничего не смогли бы понять – это уж точно. Он понимал, что должен оставить ее в покое, но все медлил, ждал, что должно быть еще что-то сказано, ему хотелось страстно еще что-то услышать.
– Может быть, когда вы расстались, он и был уверен, что у него еще все было впереди:
Что же делать, если обманула.
Та мечта, как всякая мечта.
Но чем больше проходило времени, чем больше он метался в метели, тем яснее становилось, что ничего не будет и быть не может.
– Помня о вас, он написал те загадочные и удивительные строки, которые и сделали его в один день самым знаменитым из всех поэтов:
И каждый день, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна,
Дыша духами и туманами,
Она садилась у окна,
И пахли древними поверьями,
Ее волнистые шелка
– Сколько было разговоров и споров, как пытались они понять и угадать, кто скрывается за маской, но никого там так и не обнаружили, а он только таинственно улыбался, когда слышал эти споры. У каждого поэта должна быть тайна, у него их было великое множество. Многие из них не удастся понять, только если бы кто-то сказал мне, что я еще столкнусь с его незнакомкой, как поверить в такое.
