Любовь Соколова
В сумерках. Книга вторая

Глава пятая

Песня про коня

Павлу Меркушеву исполнилось шестьдесят пять, день рождения отмечали на даче. Поскольку до солнцестояния оставалось еще не меньше недели, наплыва последователей Заратустры, которые по-прежнему осаждали сакральную территорию, не ожидалось. Погода стояла чудесная, на легендарном мысу, где Талва вливалась в Таму, дул сильный ветер. Вероника с дедушкой накануне закончили клеить флотилию воздушных змеев. Планировался грандиозный перформанс. Павел в детстве змеев сам мастерил, а теперь восстанавливал навык по памяти и по чертежам из подшивки журналов «Наука и жизнь». Накануне Тамара и Розалия привезли из города по его заказу разноцветные лебединые боа. С утра Павел их растрепал и приклеивал перья на крылья флагмана. Дочка Розалии Яна, гостившая у Меркушевых, помогала Катерине – тете Кате, как она ее называла, – завивать булочки из дрожжевого теста с маком.

Начали съезжаться остальные гости. Собралась старинная компания, еще из семидесятых. Алексей, которого теперь, по причине утраты лихости, совсем редко называли Лёхой, подвез из города медсестру Люду и с ней кузину Лизу, так и не вышедшую замуж. Супруга Алексея уверяла всех женщин, будто они совсем не изменились, не уточняя, с какого времени. Луковая рёва Нина с мужем имели свой транспорт, а не поехали, здоровье подвело. Бывший коллега Павла Василий Сиринов, которого Тамара, благодаря детским воспоминаниям, называла экстремистом, приехал с женой и внуком двенадцати лет. Все дети сразу побежали на стрелку и до ужина гоняли змеев, подкрепляясь теми самыми завитыми булочками. К вечеру подтянулись приглашенные с ближних дач. Банкет накрыли на террасе. За стол не садились, ждали очень давнюю подругу Катерины. Тамара скептически отнеслась к желанию мамы пригласить Наташу Лебедеву. Павел придерживался того же мнения, что и дочь. Лебедева смолоду ему не нравилась. Надеялся, откажется от приглашения.

– Чужого поля ягода! Что ей наши грядки да парники?

Но та не отказалась.

Наталья Петровна пожаловала вместе с сыном. Молодой человек ростом со слона выбрался из красного «матисса» с таким выражением на лице, будто покидает «порше» последней модели. Обошел автомобиль спереди и открыл дверцу для мамы.

– О как! – ткнула Алексея в бок жена, всегда самостоятельно вылезающая из их старенькой «нивы». А в «ниве» подножка будь здоров какая высокая.

Виновник торжества Павел, оценив демонстрацию манер, испытал желание уйти в тень, но Катерина его порыв преодолела, подтолкнув навстречу дорогим гостям. Тамара с Розалией заметили, как их дочки отреагировали на Вадика. А те убежали за баню и дружно хохотали, поочередно изображая повадки «дрессированого медведя».

– Как бы не влюбились двое в одного, – беспокоилась Тамара.

– Такого на пятерых поделить! – отвечала беспечная Розалия.

Праздник шел своим чередом. Гости оживленно общались, порой выразительно переглядывались, подмечая манеры новоприбывших. Наталья Петровна скормила своему мальчику яблоко, предварительно очистив шкурку и порезав на дольки.

– Вон как надо, – шепнула внуку жена Василия. – А ты хрясь да хрясь – кусаешь от целого.

Внук не внял. Он уже побывал за баней, где старшие девочки сформировали его отношение к Вадиму. Наконец, Наталья Петровна взяла слово для поздравления. Вручила Павлу подарок – конвертик с купюрами в красивой открытке – и объявила:

– Сейчас в честь виновника торжества прозвучит песня.

Вадик, оказывается, привез гитару – разумеется, особенную – и сейчас запоет! Вероника с Яной замерли в предвкушении. Вступительные аккорды произвели хорошее впечатление, и неизвестно, как повернулось бы дело, не объяви Наталья Петровна:

– Песня про коня!

Вообще, конечно, хорошая песня, голос у Вадима сильный, хоть и высоковат по его-то комплекции. Но песня почему-то не воспринималась как цельное музыкальное произведение, текст шел в отрыве от аккомпанемента. В устах Вадима он обретал нелепость и некоторую даже порочность.

–…Ночкой темной тихо пойде-ом, мы пойдем с конем по полю вдвоем… – Вадим порозовел щеками, поставил брови домиком.

Дачные соседи слушали вежливо-напряженно. Друг Вася с Павлом понимающе переглянулись, они оба с первой строчки взволновались за лошадь. Всерьез выступление принимала, кажется, одна только дяди-Лёхина жена, державшая за руку мужа, не желавшего приобщаться к культуре и потихоньку наполнявшего свою стопку. Медсестра Людмила внимательно изучала выражение лиц присутствующих. Лизавета – годы превратили ее из золотистой блондинки в платиновую – сжала губы, подняла брови и напряженно рассматривала собственную вилку в тарелке. Катерина хмурилась, вероятно, уязвленная музыкальностью Натальиного сына при ее-то беде – полном отсутствии слуха у единственной дочери. Павел изображал готовность терпеть. Но когда Вадим завел: «Сяду я верхом на коня, ты неси по полю меня…» – Вася, недаром же Тамара держала его за экстремиста, тихонько сказал в рюмку:

– Ой, не надо! – и подмигнул Лизавете, которая из последних сил дышала носом.

Девочки с хохотом покатились прочь с веранды вниз, к реке. Людмила, взрыднув, отошла к перилам, а Лизавета, не сдержавшись, прыснула и, делая вид, что чихает, удалилась в дом.

Вадим либо не замечал реакции слушателей, либо стойко держал удар. Он тряхнул головой так, что льняные, пробором разделенные пряди упали на лицо, и довел песню до финала. Рефрен «Я влюблен в тебя, Россия, влюблен» отдавал похотью, будто исполнитель признавался в намерении воспользоваться объектом вожделения неким нечистым способом.

Потом устроили танцы и показали театрализованное поздравление от Розалии, в котором она всем гостям раздала роли. По команде участники топали, крякали и качались, положив руки на плечи соседям по застолью. Угомонились за полночь, исполнив каждому из дачных соседей: «Так будьте здоровы, живите богато…».

Расшалившиеся Вероника с Яной подшутили над драгоценным Вадиком – подложили ему спящему на подушку пакет с томатным соком. Наталья Петровна обнаружила сына «в крови», устроила переполох. Виновницы признались не сразу, хотя причастность их к происшествию была очевидной. Тамара извинялась, напоминая Наталье Петровне, как в пионерском лагере девочки и мальчики мазали друг друга зубной пастой.

– Давайте считать этот поступок знаком внимания, – предлагала Тамара. – Неловкий знак, но с пастой было бы еще хуже, от пасты раздражение на коже, а от томатного сока ничего, он не вредный, даже без соли.

Не осуждал великовозрастных проказниц никто, а внук Васи вообще проникся уважением. Сам же Вася, когда улеглась пыль от красного «матисса», бросил в пространство:

– Ну и куда же этот бугай водил ночью коня? Ммм?!

Вадик и его мама внесли разнообразие в устоявшиеся годами ритуалы родительской компании. Да вот и Розалия впечатлилась. Тамара на замечание подруги про Вадика ответила:

– Надо еще подумать, кто из нас с девиацией. Маленков-то этот стал самым молодым руководителем департамента. У нас на него заявка, интервью будет в «Персону недели».

– И?! – снова сильно удивилась Розалия. – Поедешь сама?

– Нет. Саша.

– А какой департамент возглавил наш патриот-любовник? Молодежной политики и коневодства?

– Взаимодействие с общественными объединениями граждан станет курировать. Совершенно новый департамент только что создали.

– Под него нарочно?

– Не знаю. Папаша его – какая-то мутная личность. Я его видела один раз. Очень давно. Они с тетей Наташей и не живут вместе. Был в то время каким-то номенклатурным вроде.

– Олигарх теперь?

– Не исключено. А может, Вадик сам себя двигает. Сейчас такие особенные мальчики всплывают.

– Думаешь, он того?..

– Черт его знает. Может, в коня влюблен или не определился еще. Знаешь, под тридцатник, а всё с мамочкой под ручку ходит и, похоже, девственник.

Глава шестая

Принципы построения большой любви и взаимовыгодной дружбы

Порядок! В воздухе витала жажда порядка во всем, что касается частной и общественной жизни, экономики, политики. Заговорили о формировании среднего класса – страна вышла из кризиса и зашагала в ногу со всем миром. «Наличие среднего класса обеспечивает стабильность любого общества», – вещали телевизионные люди в хороших костюмах и чистой обуви. Одинаковые внешне, совпадающие в суждениях до точки, они будто переходили из студии в студию, чтобы, развалившись в модерновых креслах, убеждать друг друга в правильности пути, по которому идет страна. В полночном эфире еще кипели страсти дискуссионных клубов, а предметов для споров почти не осталось. Теперь уже все будет хорошо, осталось только внести законопроект и своевременно обеспечить инвестиции. Но главное – навести порядок, обеспечить порядок и поддерживать порядок неукоснительно. Представление о порядке еще не сложилось – вот в чем был фокус. Каждый вкладывал в слово собственный смысл.

Теми угрожал транспортный коллапс. Всего за два года численность автомобилей в Темской области увеличилась в три раза. Основная часть прироста пришлась на областной центр. Население накупило иномарок. «Мерседесы» и «тойоты» ночевали возле фабричных общежитий, ставших доходными домами. Обитатели городских трущоб утратили надежду обрести достойное жилье, однако им хватало денег выплачивать кредит за «ниссан патрол», а то и «кадиллак», пожилой, но в приличном состоянии. Самой востребованной недвижимостью года стали гаражи.

«Постоянное организованное парковочное место имеют только 30 процентов автомашин, – писала Тамара Меркушева в аналитическом обзоре. – В зависимости от качественных характеристик стоимость гаража в центральной части города составляет 200–350 тысяч рублей, стоимость машиноместа в подземном гараже колеблется в пределах 450–550 тысяч рублей».

Спрос возрастал. Люди стали неплохо зарабатывать. Истерическое стремление иметь хоть какие-то деньги любой ценой сменилось стремлением достичь устойчивого благополучия.

В Теми строили – еще в советское время начали, но теперь не оставалось сомнений, что достроят, – великолепный бассейн, спортивный комплекс с трибунами, прыжковыми вышками, набором саун и тренажерными залами. Объект считался пусковым. Пресс-служба губернатора давала еженедельные репортажи со стройплощадки. Комплекс сравнивали с Олимпийским бассейном в Москве, гордились, что он уступает московскому совсем немного. Тамара на пресс-конференции, посвященной завершению очередного этапа «великой стройки», поинтересовалась, зачем Теми спортивный комплекс, уступающий объекту, построенному четверть века назад. Застройщик стал сбивчиво объяснять про документацию, составленную еще в те времена, когда… Руководитель пресс-службы его остановила:

– Вы не понимаете, где Москва и где Темь? Разницу почувствуйте!

Коллеги – а присутствовали в основном молодые репортеры – охотно почувствовали разницу и посмотрели на Тамару так, будто она пукнула посреди комнаты. Посмела испортить приятный разговор неприятным вопросом! Кто ей позволил?!

Только успела войти в редакцию, а там ждет, на стуле вертится директор по рекламе с просьбой не ставить этот фрагмент в репортаж: звонили из мэрии.

– Переполошились! – похохатывал директор. – Ох, Меркушева, ох, остра! Обещали оплатить сюжет по оптовым, правда, расценкам. А так-то он бесплатно прошел бы в новостном блоке. Ну, зацепила!

– Пусть сначала подпишут заявку, а то мы их удовлетворим, а они нас – нет. Я пока этот фрагмент держу. Если не заплатят, поставлю в итоговый выпуск.

– Послали уже курьера. Подпишут, как милые.

Инна Эдуардовна Бельская понимала, что репортаж с вопросом про устаревший проект смотрелся бы выигрышно. Однако и Тамара понимала, что отказываться от денег неразумно. Допустим, покажет она в эфире беспомощную реакцию застройщика и реплику «Темь – не Москва». Что от этого изменится? Она, конечно, мастер задавать неудобные вопросы. Если кое-кто готов доплачивать ей за молчание, то почему бы и не промолчать в эфире на этот раз? Так надо для порядка. Ощущение неотвратимого упорядочивания и усовершенствования жизни отдавало новизной и тревогой. Все ли будет так хорошо, как видится?

В тот день тревогу ее подогрел призрак из прошлого. Бывший муж появился на проходной телекомпании. Он постарел и облез. Буквально! Его по-прежнему длинные локоны, очевидно, помытые ради визита, обрамляли проплешину на темечке и едва скрывали потертость на затылке.

– Где твои зубы? – спросила Тамара, заметив, как бывший муж, улыбаясь, прикрывает рукой рот. Спросила и пожалела об этом. Юрику будто лампочку внутри включили. Он принялся оживленно рассказывать про ДТП, в которое попал «с нормальными пацанами», уходя от бандюков. Та еще была погоня! Судя по тексту, Юрик часто смотрел боевики. «Значит, там, где он живет, есть телевизор», – сделала вывод Тамара. Теперь уж она читала его мысли как с листа, а мыслил он радостно. Явившись сюда, хотел денег просить на одежду, а теперь сообразил попросить на зубы. На зубы получалось куда больше, и даже если она даст только половину… Радовался он зря. Тамара достала из кошелька двести рублей.

– Это всё? У тебя нет больше?

– Тебе мало на хлеб с маслом?

– Дак хотелось бы еще по мелочи…

– Мелочи сейчас посмотрю. Вот шестнадцать копеек. Прощай. Здесь тебя не ждут. В следующий раз выставят вон. Я внесла тебя в черный список, не сомневайся. – Юрик хотел еще что-то рассказать. – Иди. Мне некогда.

– У меня еще просьба. Я документы восстанавливаю. Паспорт, все такое. Если бы ты подтвердила мою личность… И еще прописку, хотя бы временную регистрацию… Всё отняли, я без документов совсем. Ты не представляешь, что такое современное рабство.

– Не ушли от проклятой погони? – Тамара наблюдала, как бывший муж переваривает строчку из старинной песни, чтобы сделать из нее выгодный для себя сюжет. Не успел. Она усмехнулась:

– Юра, твои басни не становятся интереснее год от года.

– Столько лет не виделись, неужели ты…

– Ужели, ужели. Пой, птица Сирин, в райских кущах, а я затыкаю уши.

Тамара теснила призрака, выставив вперед руки, но не прикасаясь к нему. Юрик пятился до двери и, уже оказавшись на улице, через прозрачную стену сделал какой-то жест, выражавший надежду. Махнул рукой и еще оглянулся, уходя.

Дежурный посмотрел вслед неудачнику, «внесенному в черный список». На самом деле списков таких не водилось.

– Кто это, Тамара Павловна?

– Человек из прошлого, можно сказать, родственник, очень дальний. Точнее, очень давний.

– Жалко его. Потрепала жизнь.

– Хм, всех не пережалеешь. А двести рублей его поддержат.

Призрак растворился, оставив странное послевкусие, что-то вроде непризнанной вины. Тамара давно все объяснила своей Вике-Нике-Веронике про папу и много раз объясняла снова. С возрастом дочь становилась разумнее и сама задавала правильные вопросы, уточняя особенности отношений родителей друг с другом. Ее занимала склонность отца спонтанно придумывать нелепые истории по любому поводу.

– Он мог бы стать писателем, раз уж такой фантазер!

– Он не фантазер, он врун, и это патология. Опасная, хотя сначала кажется смешной. С таким человеком нельзя состоять в отношениях. Он непредсказуемый.

В конце концов, Тамара дала дочери установку «замуж надо выходить по большой любви за состоятельного человека со стабильной психикой».

– Но ты же по любви? – засомневалась Вероника.

– А надо по большой любви. Большая зиждется на состоятельности и здоровой нервной системе. Главное, не оглядываться, что про тебя люди скажут. Жить-то тебе.

– Что могли про тебя люди сказать?

– Могли сказать, что он меня бросил, он такой красавчик был, весельчак, а я просто какая-то клуша неотесанная, засидевшаяся в девках. Двадцать пять лет – ой-ой-ой! Вот я и побежала в ЗАГС.

– Ты – неотесанная? – изумилась дочь.

– Я отесалась потом, когда мы с тобой стали жить одни. И вообще, женщина достигает расцвета к сорока годам. Я почти достигла.

Вероника осмотрела мать оценивающе и подняла большой палец кверху. Точно!

Они сидели на своей маленькой кухне. За окнами летал настоящий снег, тот, который до весны не растает. «Рановато нынче снег лег», – подумали обе и замолчали каждая о своем.

Глава седьмая

Не я, так другой возьмет эти деньги

Депутат от двенадцатого избирательного округа Денис Александрович Суровцев имел намерение вновь избраться в Законодательное собрание области, а с некоторых пор вошло в обязанность делать накануне выборов подарки электорату. Благословенны времена, когда кандидаты горлом брали: кто больше наобещает, в дебатах молодцом себя покажет, тот и с мандатом. Суровцев дважды так прорывался. Обещать приходилось всё, чего хотелось электорату, без скидки на реальные компетенции. Шел в городскую думу – обещал пенсии поднять. Бессмысленно, бессовестно, а людям нравилось. Теперь блеф не прокатывал.

Первым применил прямой подкуп избирателей директор Темской бумажной фабрики Кудымов. Совсем недавно, на довыборах по одному из округов. Там депутат выбыл до окончания срока – уголовный срок получил. Кампанию довыборов вели на троих – директор, врач и предприниматель. Так, втроем, и ходили на встречи с избирателями: выступали по очереди, Советский Союз хвалили, о демократах отзывались уклончиво, пенсии обещали поднять, преступность снизить. Преимущество имел врач – с ним люди оставались поговорить о своих болячках. Предпринимателем тоже интересовались, прощупывали на предмет денег: даст – не даст. Директор государственной фабрики, да еще и приезжий, казался никому не нужен. И вот, выступают они трое в колледже при моторном заводе. Один кандидат высказался, другой высказался. Берет слово директор и говорит: «Обещать лишнего не стану. Дарю колледжу телевизор». И вносят помощники на сцену огромную коробку с телевизором диагональю 80 сантиметров. Зал зааплодировал, директор колледжа не стоит на месте – пляшет, а кандидат продолжает в том духе, что не последний подарок, если еще чего понадобится, обращайтесь, последнее с себя сниму, отдам на ваше благо. Телевизоры он получил по бартеру из Кореи за какую-то очень нужную корейцам бумагу. Кудымов до конца кампании телевизоры с собой носил и раздавал. Напоследок объявил розыгрыш телевизоров среди избирателей. Неважно, за кого отдашь голос, а если явился на избирательный участок, получи лотерейный талончик. Бесплатно! Выбрали его, конечно. Стыдно брать талон, если голосовал за другого. Люди в Теми еще не потеряли совесть. Вскоре после избрания директора освободилось место в Госдуме, и Кудымов туда метнулся. Похоже, у него этих телевизоров где-то вагон стоял, на запасном пути с бронепоездом.

После него стало неловко приходить к избирателям без подарка. Суровцев решил не мелочиться: нате вам сквер. Район неблагополучный, безопасных мест отдыха нет, считай одним махом весь электорат осчастливил. А какие бабки под это благоустройство отмыл, только сам Суровцев да бухгалтер знали. Дешево получилось, как по оптовой цене картошку на зиму покупать, только деньги другие, конечно. Инфоповод для СМИ тоже на дороге не валяется. Платить все равно пришлось, не дураки там работают, но эмоциональный фон получился правильный. И старшему поколению заодно потрафил – приурочил открытие сквера к 7 Ноября. Красные гвоздики охапкой, музыкальное сопровождение тематическое.

Электорат, конечно, испортился. Ни энтузиазма, ни веры в нем. Смотрят только, чем поживиться.

Раиса Николаевна пришла на праздник в сквер по объявлению в ЖКО, где подрабатывала мытьем полов. Думала, подарки станут раздавать. Жила она трудно, сын вырос, по ее собственной оценке, оболтусом. Она выборы любила как источник дохода. Ноги намаешь, пока повестки разнесешь, листовки наклеишь, но ведь приварок.

– Вот и колотишься, – рассказывала она коллеге по электоральному бизнесу. – До пенсии-то далеко. Нынче к зиме сапоги новые надо себе и курточку сыну.

Коллега тоже на праздник пришла по объявлению, но в основном из любопытства. Опыт подсказывал: если массовая тусовка, хороших подарков не дадут. Вон гвоздику разве да шариков с гелием оторвать домой. А Раиса продолжала:

– Если б не выборы, хоть занимай денег. Жалко, что кандидатов мало. В прошлый раз девять человек пошло, а нынче только четыре, пятый не в счет, он технический, за него толком не платят.

– Этот третий раз идет. Видно, не наворовался. Молодой, жадный. Чё-то подарков не видно. Одни гвоздики, – ворчал сантехник, протискиваясь в первый ряд. Раиса с подружкой его не пропустили, сомкнулись боками.

– Мандатов разыгрывают нынче в два раза больше, – откликнулся на замечание сантехника начальник ЖКО Аликин. – Половина по партийным спискам идет. А этот – одномандатник, сам за себя бьется.

– Как же они все там уместятся? Если их в два раза больше, надо и стульев больше ставить? – беспокоился электорат.

– Зал им сейчас ремонтируют, – успокоил Аликин, довольный случаю показать свою осведомленность. – Расширяют. Кресла ставят новые. Вам за это волноваться не надо. Вы на открытие сквера пришли, любуйтесь. Готовьте вопросы кандидату. – Аликин осмотрел свою команду, встретился взглядом с Раисой Николаевной, всем своим видом источающей готовность к действию, уточнил: – Толковые вопросы.

– А чё я-то сразу? Чё сразу я? – радостно возмутилась Раиса, приняв замечание на свой счет.

Аликин отвечать не стал, отвернулся, слегка расстроенный. Понял: встрянет баба. У нее ко всем должностным лицам один вопрос: когда запретят продавать в ларьках «Родничок» и ацетон? Парнишка у нее пристрастился к этому делу. Нюхает, а средство для мытья окон «Родничок» вроде бы уже и внутрь принимает, как взрослые синяки-пропойцы.

Пришли на открытие мамашки с колясками, подростки на роликах. Мужики молодые тоже тут, курят в кружок, оглядываются на гуляющих. Пенсионеры под предводительством начальника ЖКО организованной группой встали напротив микрофонов, чтобы слышать и видеть. Музыка играла-играла – вдруг выключили. Энергичной походкой впереди небольшой свиты к микрофону подошел Сам в кожаном пальто.

– Симпатичный мужчина, – Раиса ткнула соседку в бок. – С прошлых выборов маленько раздобрел.

Дама с модной стрижкой объявила начало торжественного митинга «в этот радостный день». Сначала о большом значении нового сквера высказался представитель районной администрации. Затем завуч школы. Она возлагала большие надежды на новый сквер, без которого дети занимались безобразиями, а сейчас не станут, потому что скамейки и фонари – антивандальные. Председатель ТСЖ из соседнего со сквером жилого дома обещал строго следить и призывал не портить. Молодая мать радовалась хорошему месту для прогулок с коляской. Ученый-биолог рассказал о видовом разнообразии растений, высаженных в сквере нарочно и произраставших тут изначально. Наконец, дело дошло до Дениса Александровича. Он отчитался вкратце о проделанной работе, обещал не снижать темпов, назвал сквер своим личным вкладом в повышение качества жизни, пошутил, не назовут ли когда-нибудь это место его именем, и пообещал ответить на все вопросы, как только разрежет ленточку.

Тамара сильно сомневалась, что высаженные на этой неделе крупномеры примутся, что тротуарная плитка, кое-как уложенная мигрантами на мерзлый грунт, простоит сезон, но у нее заключен контракт на информационное сопровождение, надо смотреть на вещи позитивно. Денис Александрович ей не нравился. Пафосный во всем, что касается собственного имиджа. Склонный умиляться до слез, рассказывая о своих благородных деяниях. То он велел ступеньки к роднику забетонировать, и хромая бабушка прежде оскальзывалась, а потом набрала себе две бутыли воды и несла их, благословляя того, кто ступеньки укрепил. Сам Суровцев, похоже, сидел в кустах, наблюдая старушек, идущих на водопой.

К празднику сквера и Великой Октябрьской предвыборный штаб приготовил спецвыпуск вкладки «ʺКомсомольская правдаʺ в Теми». Восемь полос, и все о нём. Перед каждым выпуском Тамара по часу сиживала в кабинете Суровцева, слушала «подлинные истории из жизни». В итоге рождалось произведение в жанре «житие святого Дениса».

Рассказывая про мать инвалида, которому подарил игрушку, Суровцев пустил слезу. Губы его подрагивали:

– Купил своему, а не удержался, отдал. Я такой человек, эмоциональный, у меня подвижная психика.

Тамара собиралась выключить диктофон – ан нет, за историей с игрушкой следовало продолжение. Суровцев встал, взял гитару, хранившуюся в дорогом чехле на специальной стойке в его рабочем кабинете.

– Когда-нибудь я вам спою.

– Песню про коня? – не успела прикусить язык Тамара.

– Про лошадей, как они тонули в океане. Хорошая песня. Я сейчас беру уроки игры на гитаре. Разные песни учу, а про лошадей – это у меня с детства. Я рыдал, когда услышал ее впервые. Слова переписал, выучил, хочу спеть в кругу семьи в Новый год. Новый год встречаю в кругу семьи. Об этом надо будет упомянуть в одном из выпусков. Семейные ценности для меня – это всё. Лошади плыли, а потом заржали, возражая, и утонули.

Тамару мутило. Она тоже в детстве пионерском об эту балладу травмировалась. Подумала, из последних сил удерживая вежливое выражение на лице: «Что ж их всех по коням-то прёт?! – и так же мысленно ругнулась крайновским страшным ругательством. – Сучье вымя!».

Прервала пересказ краткого содержания «песни про коней» ассистент Суровцева. Время проводить производственное совещание, Дениса Александровича ждали. Света, выпроводив шефа на совещание, мило улыбнулась и подмигнула Тамаре. Убрала гитару на место.

– Может быть, кофе? Я попрошу вам принести, компанию составить не могу, убегаю. У нас очень хороший кофе. Правда-правда!

Тамара помнила ее очень красивой, но закомплексованной девушкой в волонтерском лагере в Сучино. Сейчас Светлана Сергеевна – наросло поколение молодежи, склонной к величанию по отчеству, – выглядела и держалась безупречно, сквозь комплексы проросла элегантная сдержанность. Радушие было искренним. Тамара согласилась на кофе. Повод пересидеть неконтролируемый гнев. «А то ударю еще кого-нибудь на улице», – посмеиваясь, думала она.

В другой раз Денис Александрович изложил собственный план преодоления демографического кризиса:

– Просто нужно изменить законодательство. У нас ведь как: в армии не служил – в милицию работать не возьмут. Вот и женщина должна заслужить гражданские права. Родит десять-пятнадцать детей – только после этого допускается к поступлению в вуз, например, или в техникум. И всё у нас будет в полном порядке. А то строят они, видишь ли, карьеру, занять руководящие посты норовят. Постов на мужиков не хватает, а тут они. А кто рожать за них будет?

– Не слишком ли – десять-пятнадцать? – засомневалась Тамара.

– Не слишком, – отрезал депутат. – Мы же не станем, как сейчас, каждого выпаривать, выживут самые здоровые.

– Как в Спарте! – догадалась Тамара.

– Зачем как в Спарте? У нас цивилизованное общество, со скалы скидывать никого не станем. – Денис Александрович демонстрировал знание греческой мифологии. Чуть не сбился с мысли, упомянул поездку на Пелопоннес, в Спарту, скалу видел. Вернулся к своей демографической доктрине, очень она ему нравилась. – Скидывать не станем, но и выпаривать всяких… Зачем? Допустим, выживет половина. Вот эти нам нужны. Заодно оздоровим генофонд нации. Только писать сейчас об этом не надо. Это задача следующего этапа.

Суровцев неопределенным жестом показал этап у себя над головой, имея в виду, наверное, Госдуму. Не в президенты же он собрался.

Тамару бесила слезливость Дениса Александровича, склонного творить вокруг себя немотивированное добро и впадать в экстаз от проявлений «добрости», как он называл свое основное качество. Зато технически работать с командой Суровцева было удобно. Платил клиент регулярно и щедро, рассчитывался налом. Задачи формулировал начальник штаба, но всегда в присутствии Самогớ. Депутат находил обязательным проговорить нюансы. Это помогало избегать мучительных согласований и переделок. Шесть недель – шесть спецвыпусков и столько же телевизионных сюжетов. Надо только преодолеть нарастающее отвращение, чтобы не сойти с дистанции. Она преодолела и не сошла. Сдала всю заказанную ей медиапродукцию, получила сумму согласно договору, а по итогам выборов, завершившихся уверенной победой кандидата, ей выплатили бонус. Она подумала, что эти деньги следует перевести в валюту и не стоит пока ехать к морю. Мало ли что. Она не могла забыть сон про Таню, которая всегда все делает правильно и чует грядущую перемену, когда еще никто ни о чем не догадывается.

Доллар стоил двадцать восемь рублей. Она купила доллары и простила себя за продвижение дурного человека во власть: «В конце концов, я просто заработала денег. Если не я, их заработал бы кто-нибудь другой, а суровцевых мне все равно не остановить».