Любовь Розинова
Когда утихнет ветер
Он шутливо поклонился и пошел к двери, ведущей на балкон. Около нее остановился и, полуобернувшись, нарочито серьезно сказал:
– И прошу, не говорите своему милому брату о моем приезде. Пусть думает, что я все еще в Париже. На сей раз мое присутствие здесь его не касается. Это наше личное дело, не так ли, Элиза? Буду надеяться на ваше понимание и участие… Прощайте! – и он вышел на балкон.
Я выбежала вслед за ним, но ни на балконе, ни поблизости Лестера не оказалось. А я так надеялась, что, прыгая со второго этажа, он сломает себе шею… Или вампиры от этого не умирают?
Вернувшись в комнату, я легла в постель и постаралась выкинуть из головы все мысли о вампирах вообще, и о их столь ярком представителе – в частности. Это было трудно, но вскоре я стала засыпать. Перед тем, как окончательно отдаться объятиям Морфея, я подумала: «Он вернулся. Он меня не забыл».
* * *
– Он не смог тебя забыть? Это и неудивительно, – мягко заметил Никита. – Если он тебя, действительно, любил…
– Любил? Не уверена. Я не сомневалась в любви Эстоша, а Лестер… Такое чувство, что это два разных человека. Странно…
– Вовсе нет, – с горечью в голосе возразил юноша. – Это просто характеризует различие между человеком и вампиром.
Элиза в смятении качнула головой.
– Этого не может быть, – прошептала она, – ты сейчас в точности повторил слова одного человека. Нет, вампира. На тот момент он уже был бессмертным…
Никита промолчал. Ее последние слова не требовали его комментариев. Посмотрев на часы, он увидел, что уже девятый час ночи. Обычно он в это время изучал материалы относительно способов лишения самого себя жизни, размышлял о самоубийцах. Элиза же приходила к нему во второй половине ночи. Но сегодня она рассказывает свою историю, а он не был уверен, что и всей ночи хватит. Поэтому-то он и позвал девушку, как только солнце окончательно зашло за горизонт.
Посмотрев на Элизу, Никита спросил:
– А что было дальше?
Девушка в ответ на его вопрос весело хмыкнула:
– Ты сказал это таким тоном, будто я пересказываю тебе мексиканский сериал – по сериям. А что будет дальше? В серии эдак сто тридцать восьмой?..
– Извини, – виновато проговорил юноша.
– Не бери в голову, – отмахнулась она. Помолчав, задумчиво продолжила, – Все же – что было дальше?
* * *
«Лестер, как и обещал, пришел на следующую ночь. Когда я узнала его получше, то мне стало понятно: вампир всегда выполняет данное им слово. А также прямо идет к намеченной цели, сметая все преграды на своем пути, и не останавливаясь ни перед чем. Но пока что я не знала об этом и наивно была убеждена, что Лестер никогда не сделает меня вампиром насильно. Иногда – через много лет после этого – я раздумывала над тем, что все эти его качества – целеустремленность, упорство, упрямство, самоуверенность и в высшей степени эгоизм – все это было у Лестера-человека? Или же он приобрел их, став вампиром?
Но вернемся назад. На сей раз Лестер решил последовать иной тактике: ирония и высмеивание человеческой неполноценности. Все его слова сводились к одной мысли: человек глуп, несовершенен, и вообще не достоин собственного существования. Последнее мне показалось особенно смешным.
Не выдержав, я засмеялась.
– Лестер, ты сошел с ума! Даже вампир – будь он, конечно, в здравом уме – не сказал бы такую глупость. Ведь за счет крови людей вы, бессмертные, и живете.
– Да, – вынужден был признать ярый борец против всего человечества. – Люди – наш корм и корни. Но на этом их предназначение и заканчивается.
Меня тогда сильно поразило отношение Лестера к людям. Он их презирал. Ненавидел. Они вызывали у него отвращение. Естественно, кроме тех случаев, когда он их убивал, утоляя свою жажду… У меня даже промелькнула мысль, не оскорбил или обидел ли какой-нибудь представитель рода человеческого когда-то Лестера, когда тот был еще смертным?
– И я не понимаю, Элиза, – продолжал между тем мой собеседник, – с какой стати ты цепляешься за эту жалкую человеческую жизнь. Что в ней хорошего? Медленно стареть, страдая от различных болезней? Неужели ты желаешь стать безобразной старухой, унижающе слабой от старости? Или же тебя так привлекает смерть? Можешь мне поверить, прекрасного в ней ничего нет. Смерть страшна. Навеки застыть в неподвижности, стать такой, как земля или камень – это ли не страшно! Подумай. Люди все смертны, бессмертны лишь вампиры. И я хочу дать тебе эту возможность – возможность жить вечно, не пугаясь костлявой руки смерти. Никогда не болеть, всегда оставаться молодой…
– Лестер, ты напрасно стараешься, – прервала я его монолог. – Тебе меня не переубедить, можешь более не перечислять достоинства жизни вампира. Мне это неинтересно. Кстати, смертная жизнь тоже имеет свои преимущества.
– Какие? – вроде как удивился он.
Мне не понравилась ирония, что звучала в голосе вампира. И еще я поняла: что бы я ни сказала в защиту жизни обычного человека, Лестер не поймет. Не захочет понять.
– Я не буду тебе этого говорить, – устало произнесла я. – Было бы жестоко перечислять прелести смертного существования, ты же навсегда их лишен. Тем более, ты сам был человеком и должен знать о них.
Лестер внимательно посмотрел на меня.
– Да, я был им. К великому моему сожалению. И я что-то не заметил притягательных сторон этой жизни, – высокомерно заявил он. И уже тише добавил, – Может, мне просто не повезло…
Повисло молчание. Мне нечего было в ответ ему сказать, а спорить мне надоело. Лестеру, по-видимому, тоже. Он решил зайти с другой стороны в своих уговорах.
– Элиза, – мягко обратился он ко мне. Голос его был нежен, таким голосом разговаривал со мной Эстош. – Скажи, что тебя привлекает в твоей смертной жизни? Что тебе так дорого? Какова истинная причина твоего нежелания стать бессмертной? Значит, тебя в этой жизни что-то держит… Я прав?
Меня застала врасплох его нежность. Я просто не была готова к ней. Если бы не это, я бы никогда не сказала бы ему правду. Но он спросил таким тоном, так себя повел… В-общем, Лестер опять превратился в Эстоша, а с последним я всегда была откровенна.
– Брат. Самая главная моя привязанность в человеческой жизни – это Оноре. Конечно, есть и другие, но основная – это он.
Лестер был удивлен, и поняла причину этого. Ведь во время наших разговоров – наших споров – имя моего брата никогда не звучало.
– Но почему?
Я уже осознала какую ошибку только что совершила, но было поздно. Осталось сказать вампиру все.
– Я его люблю. Я ему многим обязана. Оноре постоянно обо мне заботился, заменил мне родителей. Все сделал, чтобы я ни в чем не знала нужду. Чтобы я была счастлива. Я должна ради него выйти замуж за Этьена. – Я замолчала. Продолжила я уже с гневом, – Думаешь, я рада была, когда его обманывала, встречаясь с тобой в сторожке? Нет. Тогда я ставила чувство к тебе выше моей любви к брату. Выше всего. Но сейчас-то это не так, любезный наш вампир! За то время, что мы с тобой не виделись, я поняла какую чудовищную глупость чуть было не совершила. Подумать только! Хотеть променять брата, человека столь для меня делающего, на…, – я не нашла слов, дабы закончить свою речь.
– Можешь не продолжать, – Лестер выглядел немного ошеломленным, но в голос вернулась прежняя язвительность. – Я тебя прекрасно понял: «на Чудовище, вроде меня. Точнее, коим я и являюсь». Ты это хотела сказать?
– Нет, и ты это знаешь, но – как всегда – все извратил.
– Да? А я вот так не думаю. Ты достаточно ясно выражаешь свои мысли.
– Думай, что хочешь. Не хочу с тобой спорить.
– О, ты не хочешь со мной спорить! – прошипел мой гость. – Что ты тогда желаешь? Не отвечай, я и так знаю. Чтобы я сейчас ушел и никогда больше не возвращался. Чтобы оставил тебя и твоего любимого братца в покое. Ведь так?
«О да! Лестер, ты безусловно прав!» – кричало все во мне. Но сейчас я не смогла сказать ему эти слова. Меня остановила боль, звучавшая в его голосе.
– Ты преувеличиваешь. Я не хочу, чтобы ты навсегда ушел, и не против твоего общения с Оноре. Я просто не желаю, чтобы ты меня заставлял стать вампиром… Мне кажется, это никак не влияет на ваши отношения с моим братом. И на наши с тобой – тоже.
Я сама не верила в свои собственные слова. Неудивительно, что не убедился в их правдивости и Лестер.
– Ты кого сейчас пытаешься обмануть? – с горькой иронией спросил он. – Меня или себя?
И в этом заключалась вся проблема – я пыталась обмануть сама себя. Моя душа как бы разделилась на две части: одна рвалась к нему несмотря на то, что он был убийцей; другая же питала к вампиру отвращение и ненависть.
Лестер увидел мои сомнения, и сам ответил на поставленный им вопрос:
– Себя, моя милая.
Я промолчала. Вампир отошел к окну, и глядя на небо с сожалением в голосе произнес:
– Мне пора уходить. Ночи сейчас короткие – это большое несчастье для нас, вампиров. Но это ненадолго… Кстати, Элиза, в ближайшее время можешь меня не ждать. Мне необходимо уехать. К твоей свадьбе, думаю, успею вернуться и…
– Ты передумал? – не поверила я.
– Чтобы успеть ей помешать, – невозмутимо закончил он. – Я не передумаю, моя дорогая. Не питай напрасную надежду. Но обстоятельства сложились таким образом, что мне придется на некоторое время покинуть тебя. Смею верить, что ты успеешь соскучиться по моему неотразимому обществу и изменишь свое мнение…
– Никогда!
– Умоляю, перестань спорить. – голос Лестера был тих, и в нем чувствовалась усталость. – Я тебя прошу лишь подумать о моих словах. Я же должен уладить одно малоприятное недоразумение. Если честно, мне очень не хочется этого делать, но от него многое зависит. Если бы не это…
Вампир не договорил и пошел к балконной двери. На прощание он наградил меня странным взглядом – в нем отчетливо были видны боль, вина и усталость. Молча поклонившись, Лестер исчез за дверью.
Он приезжал всего на две ночи? Странно…
После его ухода я испытала радость. Вампир уехал, и я некоторое время могу жить спокойно. Я понимала, что это ненадолго. Лестер не оставит своих попыток меня переубедить. Почему-то я была уверена, что спорить он со мной будет лишь на словах, не делая никаких действий…
За эти две ночи я поняла еще кое-что: я уже любила не молодого человека Эстоша, а вампира Лестера. Но это вовсе не значило, что я возжелала стать бессмертной. Ни за что на свете я по доброй воле не стану вечной убийцей. Действительно, моя любовь обречена. Я не стану вампиром, а в другой роли я Лестеру и не нужна. Но Лестер не должен знать о моих чувствах к нему. Пусть считает, что любила я его, как графа Эстоша де Фуа».
Глава 4
«Спать хотелось невыносимо, но на сегодня была назначена последняя примерка. Что ж, после нее можно будет и лечь.
Немного почитав, я спустилась в столовую. Там я застала Оноре, он как раз заканчивал завтракать. Мой брат всегда вставал очень рано и старался побыстрее разделаться с едой, дабы заняться делами. Он говорил, что ему жаль тратить свое время на такие пустые дела, как сон и трапеза. Мол на свете есть вещи и поинтереснее. Думаю, если бы это не было необходимостью, но Оноре вообще бы перестал спать и питаться…
Мой брат, возможно, и удивился моему столь раннему пробуждению, но вида не показал. Лишь заметил, что после завтрака хочет со мной поговорить. Меня эта перспектива не особо обрадовала, так как и без этого всю ночь разговаривала, вела милую беседу с очаровательным вампиром… Но Оноре я отказать не могла, и потому на его слова лишь согласна кивнула. Мы мирно позавтракали, и потом перешли в гостиную. Я устроилась в кресле, мой брат, закурив сигару, выжидательно посмотрел на меня.
– Что случилось, Оноре? – я не смогла чувствовать на себе этот его взгляд. – Ты захотел со мной поговорить, а теперь смотришь на меня так… Что-то произошло?
Оноре как бы очнулся. Рассмеялся.
– А ты сейчас смотришь, как испуганная лань. Ничего не произошло… – он перестал смеяться, стал очень серьезным. – Ладно, будем разговаривать без обиняков. Просто у меня сложилось впечатление, что ты не слишком-то радужно относишься к своему предстоящему замужеству. И мне почему-то кажется, что причина этого кроется в нашем добром знакомом Эстоше…
Я вздрогнула. Неужели Оноре догадался? Не может быть!
– Ты о чем? – я сделала вид, что не поняла его слов.
– Тебе это прекрасно известно, – грустно проговорил мой брат. – Я заметил, какими взглядами вы обменивались, когда думали, что на вас никто не смотрит. Я понял, что ты каждую ночь посещаешь сторожку, точнее – посещала… А как ты переменилась после его отъезда! Это было трудно не заметить. – с болью в голосе закончил Оноре.
В то время, когда он это говорил, у меня возникло желание исчезнуть, испариться… Мне было стыдно за свой обман. Как я осмелилась лгать родному мне человеку? И что мой брат чувствовал, зная о том, что я его обманываю? Мне нет оправдания.
– Прости. – только и смогла сказать я.
– Но мне не за что тебя прощать, – удивленно поднял брови Оноре. – Я тебя вполне понимаю. Даже где-то оправдываю… Тебе просто навязали предстоящее замужество. Ты же молодая и здоровая девушка, вполне естественно, что ты влюбилась в этого лощеного красавца. В Париже все сходили по нему с ума. Возможно, он обладает своеобразным магнетизмом, но он так и притягивает всех к себе. Две девушки – кстати из знатных семей – покончили с жизнью из-за него. В прошлом году эти два самоубийства наделали шума в Париже!.. Эстош умеет очаровывать. У него изысканные манеры, он красив. К тому же граф имеет некоторые странные привычки, которые – хоть и экстравагантны – но все без исключения считают их очень милыми. Он элегантен, обходителен, идеален – одним словом. Но… – Оноре почти перешел на крик, когда закончил: – Но ты моя сестра!
– Но при чем здесь наши родственные узы?
– А притом, моя любимая сестричка, – печально проговорил брат, – что я не желаю, чтобы ты разлюбила жизнь, как те две девушки, поддавшись очарованию его прекрасных глаз. Ты мне слишком дорога, чтобы я смог допустить это.
– Оноре, знай, – произнесла я, стараясь, чтобы мой голос звучал убедительно, – мне никогда в голову не придет совершать самоубийство из-за Эстоша. Признаюсь, я была в него влюблена, но это чувство осталось в прошлом. Очарование его глаз исчезло.
– Сомневаюсь, Элиза. Я же не слепой и вижу, как ты страдаешь. Я рад, что этот человек уехал, хоть он мне стал другом. Надеюсь, что граф никогда не вернется. Мне искренне жаль парижских красавиц, но я безумно счастлив от того, что он оставил в покое тебя. Наверняка ты тоже сможешь забыть Эстоша, как он забыл тебя…
– Я уже забыла его!
– Не верю. Если бы это было действительно так, то ты бы так над собой не издевалась. Спала бы по ночам и выглядела счастливой. Твое поведение не соответствует твоим же словам, как сама видишь.
– Думай, что хочешь, – устало сказала я и встала. Мне надоело спорить с Оноре, зная о том, что мой брат тысячу раз прав. Но я не могла признать его правоту, и поэтому поспешила выйти из комнаты.
День был безнадежно испорчен. Меня огорчало, что я поссорилась с братом. Это случилось впервые в жизни и причиной этого был, конечно же, Лестер. Я понимала, что Оноре просто проявляет заботу обо мне. Но – к моему великому стыду! – в глубине моей души начала медленно закипать злость на него. Ведь первопричиной моих страданий был он сам! Он же подружился с графом Эстошем де Фуа и привез того в наш замок. Если бы не это, то я никогда не познакомилась с очаровательным человеком Эстошем, впоследствии оказавшимся жестоким вампиром Лестером…
День прошел ужасно. Закончился же он страшно…
К ужину Оноре не вышел. Я решила, что он обиделся за сегодняшний мой уход. Тем более он меня избегал и в течении всего дня. Я была все еще зла на него, поэтому особо не расстроилась на это показное игнорирование моей персоны. Что ж, если он не желает меня видеть, то и я не буду навязывать ему свое общество. После ужина я поднялась к себе в комнату. В глубине души я посмеивалась над мальчишеским поведением своего брата. Все же он взрослый человек, и не пристало ему вести себя, как обиженному ребенку.
Я уже готовилась наконец-таки лечь спать, как ко мне в комнату вбежал перепуганный слуга.
– Мадемуазель Элиза… – еле слышно выдохнул он.
– Что тебе, Серж? – раздражение слышалось в моем голосе.
– Наш господин… месье Оноре…
– Что случилось? – сейчас я испугалась.
– Он убит. Его нашли на дороге. Разбойники напали на него, а он – видимо – сопротивлялся и…
Слуга продолжал что-то говорить, но я его не слышала. Оглушенная этой ужасной вестью, я бессмысленным взглядом смотрела на него.
– Где он? – очнулась я через несколько минут.
Не знаю, почему я не упала в обморок. Возможно, шок был слишком велик, чтобы можно было спастись от него в спасительном забытье. Боль была настолько сильна, что заглушила собой остальные чувства. Перед глазами было темно, и кожей я ощущала могильный холод. Сердце же готово было разорваться на части
– Где он? – повторила я, так как верный слуга почему-то не спешил с ответом.
– В своей спальне, но вам…
Дальше я его не слушала. Я побежала в комнату Оноре. По дороге в моей голове всплыли слова Лестера:
«Смерть – она как женщина. Чаще всего ей не важен возраст возлюбленного. Молод ли он, иль стар – это не имеет значение. Своим спутником он может выбрать любого, независимо от его возраста, положения в обществе и мнения окружающих».
Я почти бегом преодолела весь путь, но около дверей в спальню моего брата я остановилась. Я не могла заставить себя войти в нее. Наверное, я бы так простояла до самого утра, если бы не заметила идущую по коридору служанку. Я поняла всю глупость и бессмысленность моего страха. Ведь от того, войду я в эту комнату, или нет, ничего уже не измениться. Мой брат не оживет. И я вошла.
Оноре лежал на кровати и издалека казалось, что он спит. Но это было лишь издалека. Пойдя поближе, я увидела, что его лицо уже приобрело первые признаки смерти – мертвенную бледность и скованность. Не сочеталось с этим только выражение лица – оно было безмерно удивленным. Странно, что я обратила на это внимание, так как в голове у меня было место лишь для одной мысли: Оноре больше нет и передо мной лишь его тело, а сам для меня потерян навсегда.
В эту ночь я никого не пустила в комнату. В эту ночь я прощалась с братом. Навсегда.
Я крепко обнимала холодное тело, целовала лицо, гладила волосы. Внимательно вглядывалась в черты лица, пытаясь запечатлеть их в своей памяти.
И плакала. Нет, рыдала, выла… За эту ночь я выплакала слез на много лет вперед. В следующий раз мне было также больно почти через сто лет… В другой жизни.
Я обращалась к мертвому телу:
– Пожалуйста, оживи. Перестань быть мертвым. Ты не мог, не должен был умереть! Оживи, прошу тебя! Ты же меня любишь, всегда исполнял все мои прихоти… Сделай же это, исполни мою последнюю просьбу – оживи… Оживи, черт тебя подери!
Я прекрасно осознавала всю бессмысленность этих слов, но от этого понимания мне делалось еще больнее. Я упорно продолжала с горячей мольбой шептать, умолять, кричать.
– Послушай меня, оживи. Лучше умру я, а не ты… Господи, убей меня, но его воскреси. Оноре, умоляю тебя, оживи! Мой хороший, любимый, оживи. Пожалуйста, оживи… оживи…
Я не могла представить свою жизнь без брата. Оноре был моей жизнью. И сейчас он лежал здесь, бесчувственный к моим мольбам, уговорам, слезам и страданиям. Он перестал быть частью моей жизни. Мне становилось совсем плохо при воспоминании о том, что в последнюю нашу с ним встречу мы поссорились. Что впервые в наших отношениях произошел разлад. Что я не успела попросить у него прощения, и что больше у меня не будет возможности это сделать.
Оноре был всем для меня. И я его потеряла. Вернее, моего брата у меня просто отняли.
В эту ночь я несколько раз прокляла Бога. Я не представляла себе того Бога, который смог допустить смерть моего брата. Мне казалось, что такого Бога просто не может быть. зачем он тогда нужен?
В эту ночь я умоляла Господа забрать меня, но, чтобы Оноре стал живым. Читала молитвы и взывала к Всевышнему с мольбой о помиловании души моего брата. Злилась на Оноре, что тот посмел умереть…
До утра я находилась в его комнате, пытаясь смириться с тем, что произошло. Но не могла. Мне казалась смерть Оноре глупой, жестокой, бессмысленной, невероятной… Не понимаю, почему я тогда не сошла с ума, ведь была так близка к этому.
В последний раз я склонилась над застывшим лицом Оноре. Выражение удивление на нем исчезло, уступив место холодному безразличию и смертельной отстраненности. Оно стало чужим. Но все же было до боли родным. Просто Оноре перестал принадлежать людям, а отдался во власть вечности.
Поцеловав лоб брата, я вышла из комнаты. Бесстрастно отдала приказы слугам относительно похорон. Потом я пошла к себе. Меня хватило лишь на то, чтобы дойти до кровати. Упав на нее, я сразу же уснула. Я не смогла даже раздеться. На мне все также было нарядное платье, которое я одевала специально для встречи с Лестером. Которое за весь день, а потом и ночь забыла переодеть.
Так я проспала до утра похорон – сказались две бессонные ночи и последние события. Наверное, мой организм таким образом проявлял заботу о своей хозяйке, защищал ее разум…
* * *
Когда я спустилась вниз, то первым, что бросилось в глаза, был черный гроб. Его сверкающие бока отражали солнечные лучи. Это было страшно и неуместно. Сам гроб смотрелся чужеродным предметом в гостиной. Предметом, при виде которого я почувствовала, что у меня начинается истерика. Я смогла сдержаться, но от гроба отошла.
На диване сидела женщина. Заметив меня, она встала и пошла мне на встречу.
– Бедная моя девочка! – заговорила она и обняла. – Наконец ты проснулась… Мы за тебя так волновались! Я твоя тетя Ариетта. Я буду помогать тебе с похоронами, и останусь в качестве твоей компаньонки до свадебной церемонии. Надеюсь, ты не против?
– Конечно, оставайтесь, – кивнула я, хоть и не очень поняла цель ее приезда. Мысли мои были заняты другим. – Когда начнется?
– Через два часа. – приторным голосом проговорила чужая мне женщина. – Я понимаю, как тебе тяжело и постараюсь…
Я не стала ее дослушивать. Мягко освободившись из ее объятий и пошла к выходу. Мне было безразлично, в чем именно будет заключаться ее помощь, а также я не хотела слушать ее слова соболезнования.
Взяв лошадь из конюшни и оседлав ее, я поехала к небольшому лесу, что находился неподалеку от замка. Мне необходимо было подумать.
Оноре мертв, и с этим фактом никак нельзя было поспорить, насколько сильным не было бы на это мое желание. Помимо боли, страдания и ужаса, в моей душе было еще одно чувство – чувство вины. Ведь в день его смерти, в последнюю нашу с ним встречу мы поссорились. Из-за меня. Оноре очень меня любил, и я знала это. Знала и принимала как должное. Он был единственным близким и родным для меня человеком. И не только потому что мы являлись родственниками, были братом и сестрой. Мы были родственны и в духовном плане. Он знал мои мысли, мои мечты… мой характер, и какая я была на самом деле. Знал и любил.
Глядя на хмурое солнце, так подходящее моему душевному состоянию, мне в голову пришла мысль: а ведь Оноре был совсем молод. Он мог жениться, иметь детей… Но все это он откладывал – из-за меня. Мой брат говорил, что сначала должна выйти замуж я, мне нужно было первой устроить свою семейную жизнь, а потом и он будет задумываться о женитьбе. Что спешить ему некуда. Некуда…
Я глухо застонала от этой мысли. Кобыла испугано шарахнулась в сторону, но я быстро ее успокоила. А вот в моей душе покоя не было. В ту ночь я просто предавалась отчаянию, отдавалась во власть той боли, что терзала мою душу. Боль осталась, но сейчас для нее не было времени. Нужно было подумать. Собрать все мысли воедино и решить, что делать дальше.
Но именно сейчас я могла думать только об Оноре. О его красивом лице и обаятельной мальчишеской улыбке. О его веселых умных глазах. О его чудесном характере. О его невероятной интуиции и готовности всегда придти другим на помощь. О его открытости для всего мира. О его талантах: он прекрасно играл на рояле – казалось, что его пальцы так и порхают над клавишами; он вдохновенно сочинял прекрасные стихотворения; у него был красивый глубокий голос…
У моего брата было много достоинств. Но главное, он любил меня. Такую, какая я есть. Оноре был единственным человеком во всем мире, который по-настоящему меня любил. И я его любила. Он для меня был всем: братом, отцом, кумиром…
Я не понимаю, как могла его обманывать. Его – моего брата – ради случайного человека. Ради мимолетной прихоти я пожертвовала тем, что казалось прочно как камень – искренностью в наших с Оноре отношениях. А я пожертвовала. Наверное, я до конца своей жизни буду вспоминать об этом. И еще я чувствовала себя причастной к его гибели. Не было причин для такого чувства, но все же я его испытывала. Возможно, оно возникло из-за того, что при последним нашем с ним разговоре мы поругались? Не знаю…
Пошел дождь. Мне было все равно. Я не желала возвращаться в замок. Мне казалось, что здесь – на природе, где я одна – Оноре мне намного ближе, чем там, где лежит его мертвое тело и суетятся какие-то люди. Мне казалось, что вместе с каплями дождя с меня смывается весь груз моего горя, моего страдания, моей вины. Я была благодарна этому дождю, который всего за несколько минут из маленького накрапывания нескольких неуверенных капелек превратился в сильный ливень. Мне хотелось думать, что и там – на небесах – не остались равнодушны к смерти такого чудесного человека, коим был мой брат.
И мне в голову пришла мысль, что именно таким образом люди начинают медленно сходить с ума…
Я пустила лошадь в галоп, отдаваясь во власть стихии. Выкинула все мысли из головы, заставив себя чувствовать лишь стук капель на моем теле и одежде, и мою бессмысленную борьбу с ветром, холодом и водой. Все это было глупо, но это помогало избавиться от мыслей, от боли, причиняемой ими. Какое счастье – хотя бы на время – забыть кто я, и что сегодня похороны моего брата, единственного любимого моего человека…
Ливень начал потихоньку превращаться в обычный дождик. Но и тот вскоре утих. Вместе с этим я медленно обретала уверенность в себе и знание, что же делать дальше. Я поняла, что мне нужно сделать. Я выйду замуж за Этьена Мак-Клелланда. Этого хотел Оноре, и я выполню его желание. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы стать хорошей женой моему будущему мужу, буду примерной хозяйкой в его поместье. Забуду Лестера и постараюсь полюбить Этьена. Это будет правильно не только по отношению к памяти Оноре, но и к себе самой.
И в тот момент, когда я приняла это важное решение, дождь окончательно закончился. На смену ему выглянуло из-за облаков ласковое солнышко. Я посчитала это благословением небес на принятое мною решение, и моя душа обрела относительный покой.
Круто развернув лошадь, я во весь опор поскакала к замку».
* * *
– Я тебе рассказала про мои мысли и чувства касательно гибели моего брата лишь с одной целью. Я хочу, чтобы ты понял мотивы моих дальнейших поступков. Почему я сделала так, хотя могла иначе… И мое решение выйти замуж за Этьена Мак-Клелланда не должно тебе показаться странным. Да, я была с ним помолвлена, но я также могла уйти в монастырь. И поверь: тогда это было единственное мое желание. Не видеть больше людей, ничего не чувствовать, только молиться… Возможно, это и следовало мне сделать и не было бы дальнейших событий. Но я в этом не уверена, – с печалью в голосе закончила девушка.
Никита молча смотрел на нее, внутренне содрогаясь от той боли, что звучала в ее голосе во время рассказа о гибели брата. Прошло более двухсот лет, а она страдала так, будто это произошло лишь вчера. И юноша понял почему эта боль никак не может утихнуть в сердце вампира. Просто она олицетворяла единственную привязанность девушки в ее смертной жизни. Может, она потом кого и любила среди людей, но так глубоко и искренне, как своего брата – никогда.
– А Лестер?.. – нарушил молчание юноша.
– Лестер? – будто удивилась Элиза, но ответила с долей задумчивости: – Наверное, со смерти Оноре и начались наши с ним отношения. Отрезок времени, начиная с нашего с ним знакомства и заканчивая его отъездом перед гибелью моего брата, был всего лишь прелюдией.
Подумав, проговорила с горечью в голосе:
– Кстати, об этом. Оноре стал первым человеком, который погиб из-за наших с Лестером отношений. Я не говорю о тех несчастных, что были жертвой нашего вампирского голода. Нет. Я имею в виду тех, кто пострадал именно из-за нашего – поистине дьявольского! – союза с Лестером. В чьих смертях повинны те чувства, что мы с Лестером питали друг к другу.
– Что ты этим хочешь сказать? Каким образом гибель твоего брата связана с вашими отношениями? – не понял Никита.
– О, ты скоро узнаешь, – невесело усмехнулась девушка-вампир. – Но давай я продолжу.
– Конечно, – с готовностью откликнулся юноша. Ему было искренне интересно, и интерес этот был болезненный. Сродни увлечению зараженного чумой, который хотел бы все знать о своей болезни. И при этом прекрасно осознавал бы, что жить осталось совсем недолго.
– Церемония похорон была мрачной, – тем временем начала говорить Элиза. – Присутствовали лишь я, тетя Ариетта и слуги. И священник, конечно же. Сами похороны я не помню. Во время их проведения я была больше занята собственными мыслями, нежели наблюдением за окружающими меня людьми. Нас с Оноре связывало духовное общение, а к мертвому телу, которое вскоре будут закапывать, я ничего не чувствовала. Возможно, это жестоко… Но по отношению к кому? К Оноре? Так его душа уже покинула тело, а я не видела смысла оплакивать ее земное пристанище.
Удивительно, но мое безразличие приняли за невыносимое горе. Я действительно страдала, но к тому, что заколачивают гроб и опускают его в темную грязную яму, мои чувства не имели никакого отношения.
После похорон я заболела. На самом деле больна была у меня душа, но те доктора, что приезжали, находили разные болезни тела. Тетя Ариетта усиленно за мной ухаживала, но мне ее внимание казалось назойливым и было неприятно. За ее ласковыми словами стояло лицемерие, в ее утешениях сквозила нервозность. Никаких родственных чувств я к ней не испытывала. Но выгнать я ее не могла. Она была единственной, кто так идеально подходил на роль моей опекунши, необходимой мне на оставшееся время до свадебной церемонии. Поэтому я с терпением относилась к ее присутствию в замке, и к лицемерным попыткам мне угодить.
– Но, – Никита недоуменно взглянул на девушку, – какой был резон этой женщине тебе угождать?