Любовь Попова
Ночь с лучшим другом

Глава 4

Мы едем недолго, постоянно поглядываем за окно, словно готовые выпрыгнуть на ходу.

Я лишь думаю, о том, что Алекс не планирует нам помогать, хотя утверждает, что знает наших родителей.

И сотни вопросов возникает. Откуда знал? Какие между ними были отношения? Почему не разу не появился и не представился. А самое главное, он ли был тем благодетелем, про которого мне талдычили все пять лет?

Но из всех них, самый главный вопрос, откуда Мирон знал, какую машину тормозить?

И я невольно оборачиваюсь, словно рассчитываю увидеть его самого с транспарантом, на котором большими буквами будет ответ.

Алекс молчит до самой подъездной дорожки к двухэтажному дому.

Их таких в этом элитном поселке стоит много. Шикарные, дорогие, с огромными заборами, за которыми можно разглядеть разве что черепичные крыши.

Наша семья тоже в таком жила, в таком же погибли наши родители. Мать, Лилия, миниатюрная, светленькая, очень добрая. И отец, Богдан, высокий, строгий, порой пугающий до жути. Этакая идеальная арийская семья. Ничего удивительного, что мы с братом тоже получились светловолосые.

Первая мысль, когда мы выходим из машины, что нужно бежать. Брать Митю за руку и путь Алекс ищет нас как ветер в поле. Что-то, а бегать мы умеем.

– Не рыпайся, его заберут не раньше, чем через неделю, а если будешь дергаться, отвезу в город и выкину. Хрен ты его потом найдешь, – угрожает Алекс, выходя из машины и разминая поясницу от долгой езды. А я держу Митю за руку и не смотря на злость от слов придурка, невольно любуюсь тем, как пиджак натягивается на тугих мышцах рук. Тем, как рубашка тянется на мышцах живота. Плоского и рельефного, судя по белой, тонкой ткани.

И я все смотрю и смотрю, не могу оторвать взгляд, пока Митя не отвлекает меня, отнимая ладонь, что я сжимала.

– Эй! Ты мне чуть руку не сломала! – орет он и фыркнув, идет в сторону Алекса, который уже у калитки. Наверное, не одну меня к нему тянет, раз брат так уверено приближается к незнакомцу.

Опускаю взгляд на трясущуюся ладонь. Скорее всего, вместо руки брата я думала о том, какого это прикоснуться к твердой, крупной ладони мужчины. Вспоминания о том, как уверена эта рука держала руль, будоражат фантазию. Остается только гадать, что еще эти руки делают так уверено.

– Саша, – зовет меня Митя, и тут я замечаю напряженное состояние Алекса.

В чем дело?

Он толкает дверь в воротах, хотя судя по всему она должна быть заперта на ключ. Потом делает шаг вперед и поворачивает на нас голову. И я прямо вижу, как дрожь предвкушения от будущей игры пробирает Митьку. Он обожает играть в шпионов, пиратов, инопланетян. Он так отвлекается от реальности, которая не сильно его балует.

– Это террористы и мы должны их обезвредить? – предполагает он и я фыркаю.

– Тебе бы только кого-нибудь обезвреживать. Может ты просто забыл закрыть дверь? – спрашиваю Алекса.

– Это не про меня, – говорит он уверено и достает пистолет.

И вот эта самая дрожь теперь достигает и меня. Просто от того как смотрится оружие в большой руке с идеальными пальцами и чистыми квадратными ногтями.

Это тебе не по телевизору на Стетхема смотреть. Здесь можно прямо вживую слюной подавиться. Интересно, если попросить Алекса снять рубашку, ну… чтобы не замаралась, он ничего такого про меня не подумает?

– Так, стойте здесь, не двигайтесь. Водить можешь? – спрашивает меня о чем-то Алекс, а я только вижу, как он шевелит губами.

Могу, для тебя я все могу.

– Саша!

– А, что? Водить? Только если хороводы…

– Очень смешно. Встали быстро, к воротам, и без шума, – говорит он и снимая пистолет с предохранителя заходит внутрь.

Мы с Митькой прыскаем от смеха, или это просто истерика от страха.

– Как ты думаешь, там могут быть Монголоиды?

– Кто? – хлопаю глазами.

– Ну, инопланетяне? Они заберут нас для опытов, сделают меня солдатом звездного десанта, тебя рабыней, – прекрасно. – И ты будешь рожать маленьких зеленых человечков…

Недовольно поджимаю губы, смотря с укором в наивные голубые глаза этого фантазера.

– Тебе надо меньше читать книжки, – прохожу вперед, оставляя мальчика за спиной и заглядываю в проем в воротах. Вижу, как Алекс медленно двигается ко входу в дом, где дверь тоже на растопашку.

И меня пробирает страх, что там действительно может кто-то притаится и убить Алекса. Учитывая, что он знал отца, то тоже может быть связан с криминалом. Ведь дом подожгли тогда, потому что устали покушаться на его жизнь. Мы тогда спаслись чудом. Нас, матерясь, кто-то вытащил, и у меня до сих пор перед глазами сцена, как мама в горящей ночной сорочке с криком падает со второго этажа.

Я хотела побежать к ней, но нас затолкали в машину и тут же увезли.

Эти воспоминания делают меня почти безумной, и я уже хочу рвануть отсюда, но Алекс кричит:

– Ну ты и дрянь! Позвонить не могла? Саша, Митя! Идите сюда!

– Не поняла, – доносится из дома женский немного визгливый голос. И на пороге появляется миниатюрная, темноволосая женщина в бордовом платье. И я с первого взгляда понимаю. Она мне не друг. – Кто это такие, Алекс?

– Дети Самойловых…

– Что? – ошарашено пятится Лариса, словно увидела приведение. – Но они-то…

– Сгорели…

– Да, да. Точно. Сгорели, – пытается она улыбаться, но от нее веет холодом, и мы с Митькой жмемся к друг другу. – И ты, что, хочешь, чтобы они жили здесь?

– Пока поживут у меня, – говорит он и проходит в дом. Она за ним, и мы, чтобы слышать скандал, который назревает, судя по поджатым губам.

– Но тогда мы не сможем…

– Хорошо, что это мой дом, Лариса. И мне решать кому здесь жить, а кто лишний.

– Это я-то лишняя? Да так и скажи, что хочешь поиметь девчонку! Ей хоть восемнадцать есть.

Что?!

– Есть, – вдруг рявкает он, так что я подпрыгиваю. Потом Алекс хватает женщину за шею. Что сказать, мне ее совсем не жалко. Какое она вообще имеет право говорить про меня так? Без уважения! – И в свои восемнадцать она свежее, чем ты была в пятнадцать.

– А кто в этом виноват?! Убери их из дома! Или ноги моей здесь не будет!

– Знаешь, что больше всего я не люблю? – шипит он ей в лицо, а она бледнеет. – Когда мне ставят ультиматумы. Пошла вон.

– Алекс… Да как ты можешь?

– Могу, в отличие от твоего мужа, нас с тобой ничего не связывает.

Она еще и замужем. И почему я не удивлена?

– Алекс, – меняется она в лице и даже не стесняясь нас хватает его причинное место. Закрываю глаза Мите рукой, но это и не требуется. Алекс грубо отталкивает Ларису и уже ревет медведем.

– Пошла! Вон!

Лариса, или как там ее, гордо вскидывает подбородок и чеканит шаг, не забыв толкнуть при этом меня плечом. Как мне надо относится к тому, что она посчитала меня соперницей? Да еще и с первого взгляда. И могу ли я быть такой, как она соперницей. Может ли такой как Алекс посмотреть на меня как на объект желания?

– Это правда? Про «поиметь девчонку».

– Я не в том настроении, чтобы отвечать на дебильные вопросы малолетки. Комнаты наверху, я в кабинете. Все, – разворачивается он и уже хочет уйти, но оборачивается снова. Теперь идет прямиком ко мне. Так стремительно. Так близко, что сердце заходится от бешенной скачки. И я уже вся подбираюсь, словно готовая отразить атаку, как он просто поднимает руку над моей головой, так что я почти носом дышу его дурманящим парфюмом. И почти теряюсь в этом запахе, представляя, как вот такое огромное тело будет надо мной нависать. Но фантазии завершаются по звонку сигнализации.

– Теперь, если сунетесь за дверь, я услышу. Понятно? – опускает он голову и наши взгляды скрещиваются. Боже, какой он шикарный. Особенно в близи… – Саша? Тебе понятно?

– Кончено…

– Что?

– Говорю: конечно понятно! Я вообще не имею проблем со слухом.

– Хорошо бы и с мозгом проблем не было, – говорит он, кивает Мите и уходит, закрыв за собой двери кабинета.

– Что будем делать?

Смотрю на Митю, потом осматриваю богатое убранство дома и почти задыхаюсь запахами роскоши. Брат уже не помнит всего этого, а я порой была готова умереть во сне, когда мне снился наш дом, с изогнутой лестницей, лепниной в гостиной и огромной, сверкающей люстрой.

– Для начала помоемся как люди. И даже выспимся без криков и криков «подъем». А потом надо бежать…

– Да, погоди ты с побегом. Этот Алекс сам сказал, что не завтра меня хотят забрать. Может быть за неделю мы станет настолько незаменимы, что он сам захочет нас здесь оставить…

– Он взял тебя на передержку, – говорю жестко. – Так что вряд ли его получится уговорить… Хоть на что-то…

И почему под «что-то» я думаю о совершенно неприличных вещах.

– Нужно бежать, – решительно заявляю я, но…

– Но сначала усыпим его внимание и соберем необходимую провизию.

Это хороший план, и мы в приподнятом настроении поднимаемся наверх.

И после процедур в ванной, что больше общей душевой в детском доме, я надеваю свою пижаму с песиками и замечаю, что Митя уже спит.

Вот только у меня сна ни в одном глазу, зато в сознании пусто. И неверное дальнейшие действия глупость, но я все равно иду в сторону двери и на выход. По коридору. Вниз по лестнице. Туда, где горит свет под дверью…

И только постучаться я долго не решаюсь.

Как ему объяснить свое решение прийти сюда? Если я сама не знаю.

Собираю всю силу воли, поднимаю руку и в то же время дверь открывается, а на меня почти сваливается огромная туша Алекса. Но он успевает одуматься и взять тело под контроль.

– Что ты здесь делаешь, девочка?

Что я здесь делаю?

Если бы мне кто дал вразумительный ответ на этот вопрос.

Стою – самый простой. Смотрю на припорошенную волосами мускулистую грудь – уже сложнее. Фантазирую о том, как буду пальцами касаться их, инспектируя на мягкость – совсем за гранью.

Поднимаю голову выше, по обонянию бьет запах алкоголя. Такой терпкий, смешанный с табаком и одеколоном. Я пытаюсь найти в себе отвращение, ведь я ненавижу запах виски, которым порой был пропитан отец, но сейчас я ощущаю лишь желание вдохнуть его сильнее. Задохнуться.

– Саша, – как-то хрипло говорит Алекс, убирает прядку волос с лица. – Негоже маленьким девочкам разгуливать в таком виде рядом с большими дядями. Это может обернуться не слишком приятными последствиями.

Его рука ползет ниже, к щеке, шее, пальцы скользят, оставляя эфирный след, касаются тонкой бретельки маечки, под которой ничего нет. И сейчас я ощущаю это острее всего. Еще хлеще желание совсем ее откинуть и показать Алексу, что последствия могут быть очень приятными.

– А если я пришла специально? А если я хочу этих последствий?

На самом деле ты не хочешь, Саша.

Ты и мальчишек избегала, потому что боялась всегда этого самого секса.

У тебя в голове до сих пор стоят воспоминания о криках, которые доносились из спальни родителей по ночам. Такие, словно маму резали. А меньше всего ты хочешь испытывать боль. А сейчас ты просто играешься, смотришь за реакцией того, кто впервые за твои восемнадцать лет тебя действительно привлек. И думаешь, сможешь ли переступить через свои страхи и поддаться тому огню, который плещется на дне пьяных темных глаз.

– Куколка, – произносит он сдавленно и, удержавшись за косяк, наклоняет лицо. – Хочется вкусить взрослой жизни? Все вы такие любопытные. А потом требовательные. А потом становитесь суками, которые могут разрушить много чужих жизней. Я бы не хотел, чтобы ты стала такой. А удовлетворив свой мимолетный порыв, я сделаю тебя сукой…

Его речь странная, пугающая и не вызывает никаких приятных ощущений. Это заставляет попятиться от того, как пальцы почти коснулись груди.

– Правильно, малышка. Беги ка ты спать.

Так и делаю, стремительно развернувшись, шлепаю в комнату, где на большой кровати спит Митька. Укладываюсь рядом, подложив ладонь под голову, и размышляю.

Разбираю по косточкам слова Алекса, который, по его же словам, знал родителей. Но я была так поглощена собственными незнакомыми чувствами, что совершенно забыла спросить об этом. И все, что я узнала, что могу вызвать ответное желание.

И что мужчине стоило огромных усилий его сдерживать.

Даже не так, скорее всего мой шаг назад его остановил.

И это странно… Девочки в приюте болтали, что когда мужик или парень, в общем тот, у кого стоит писюн, пьян, то он не церемонится и спокойно может изнасиловать.

Хочу ли я, чтобы меня изнасиловал Алекс?

Нет. Такой фантазии у меня нет. А вот сделать его своим рабом, чтобы он перестал даже думать о том, чтобы куда-то там отвести Митю, прекрасное дело.

Потому что нет никаких гарантий, что после побега мы когда-нибудь будем жить в таком шикарном доме. После комнатки три на три забитой кроватями и запахами нечистого белья, это место кажется почти раем.

Это подтверждается с утра, когда нас кормят разогретыми сырниками с высоким содержанием творога со сгущёнкой. Настоящей, а не напичканной неизвестно чем. Потом показывают крытый бассейн, потом зал с огромным телеком.

Мы с Митей только и ходим с открытыми ртами, а потом с такими же открытыми ртами провожаем Алекса. Он собирается по делам и смотрит на меня очень строго, очевидно забыл, какими взглядом вчера обшаривал мое тело. Потом подходит так близко, что я застываю, не зная куда себя деть.

– Я найду тебя где угодно, понимаешь? И посажу просто за непослушание. И твоя нежная кожа за решеткой превратится в наждачку, а шелковистые волосы в паклю. И ты больше никогда не сможешь привлечь мужское внимание, не раздвинув при этом ноги. Понимаешь?

Каждое слово как гвоздь, забитый в крылья, которые я придумала нам с Митей. Мечтала, что стоит скрыться, и нас никто никогда не найдет.

– Будешь послушной девочкой, я обеспечу тебе вполне достойное существование. Но про брата забудь…

Он уходит, а я кривлю лицо. «Забудь про брата». Ага. Размечтался. Я могу быть доброй и послушной. До поры, до времени.

У нас с Митей есть неделя, чтобы придумать, как отсюда слинять и не напороться на страшное наказание Алекса.

А пока…

– Саша! Смотри сколько игр!

Я с улыбкой несусь играть с Митькой в приставку, потом делаю заплыв в бассейне подумав, что нижнее белье вполне сойдет за купальник. Пока рассекаю воду неуклюжими движениями периодически поглядывая на пейзаж за окном. Значит он считает мою кожу нежной, а волосы шелковистыми. Вроде и угрожал, а вроде и комплимент сделал. Приятно, черт возьми. Обычно все что говорили мне парни, что я сочная и если буду умной, пойду далеко. И конечно предлагали первые пути продвижения через свою ширинку.

За запотевшим стеклом льет дождь делаю пространство серым. За течением мысли не сразу замечаю за окном силуэт.

Сначала хочу закричать от страха, но черты мужской фигуры становятся отчетливее, и я удивленно открываю рот.

Он сказал, что найдёт нас и нашел. Вот так просто. Меньше суток прошло.

А значит сейчас он ответит на все мои вопросы.

Подробно!

Вылезаю из бассейна, заворачиваюсь в полотенце, еще не хватало, чтобы он видел меня в нижнем белье. Затем иду открывать дверь в сад так, словно нахожусь в доме не первые сутки, а целую вечность. И вообще хозяйка.

– Знаешь… – требовательно начинаю я…

– Сначала пожрать дай, потом все вопросы, – говорит этот наглец, делает лужу при помощи ботинок и своих волос.

– Сначала иди в душ, – морщусь. – Нечего здесь грязь разводить.

Глава 5

– Ты полотенце принесешь? Или мне голым выходить?!

Голос Мирона из ванной на первом этаже оглушает и я дергаюсь. Из-за чего продуваю в элементарную битву первого уровня. Раздражённо кричу:

– У тебя есть одежда!

– Она вся мокрая, а теперь в стирке! Я выхожу! Знал, что ты хочешь увидеть мой штуцер, – орет он в ответ, а я вместо того, чтобы просто принести придурку полотенце, иду разбираться. С ним. С его штуцером. И только заворачиваю за угол, как Мирон действительно голышом идет прямо ко мне…

Я резко отворачиваюсь, сажусь на корточки и закрываю ладонями лицо.

– Мирон! Эксгибиционист ты хренов! Прикрой свою сардельку!

– Рад, что ты оценила. Полотенце где?

– Поднимись наверх, спальня справа и возьми, что хочешь. Только не приближайся! Я чувствую, как на меня капает твоя вода…

– Главное не брызжет, – ржет он и шлепает наверх, а я выдыхаю, часто дышу. Не могу я понять, почему эта штука вызывает такую панику.

Я ведь видела и на картинках и даже девчонки показывали на телефоне, где они его взяли, мне думать не хотелось. Но судя по разговору и восхвалению вен и волосатых теннисных шариков, во вполне определенном месте.

Еще минуту дышу, потом поднимаюсь и иду на кухню чего-нибудь перекусить. Или хотя бы выпить воды.

– Это просто член, – слышу голос Мирона и резко оборачиваюсь со стаканом, который выливается прямо ему на голый торс.

– Я уже чистый!

– Прекрати при мне называть эти слова! Тем более здесь ребенок!

– Член, – делает он шаг, а потом на второй. – Пенис…

– Стой, – вытягиваю я руки.

Да, да, я видела, как ты на меня смотришь и пусть без лохмотьев ты выглядишь почти нормально, это не значит, что твои гениталии могут меня заинтересовать.

– Хочешь есть? Пельмени?

– О, конечно… – сразу меняется его лицо, а замечаю острые скулы, которые он скрывал за волосами.

– Тогда заткнись, понял? – ору я, и указываю на стул за обеденным столом. Достаю из холодильника сваренные пельмени и разогреваю в микроволновке.

– Смотрю, ты уже освоилась? – усмехается он и налетает на только что поставленную тарелку. Вторую я ставлю себе и принимаюсь обедать. – Ведешь себя как настоящая сучка богатого хахаля.

– Договор был заткнуться, и мы здесь всего на неделю, не придумывай, – рявкаю я и сама сую ему пельмень в рот.

Он с усмешкой прожевывает, хочет наколоть следующий, но тут поднимает взгляд.

И мне он не нравится. Мне не нравится, что Мирон сидит рядом, что издевается надо мной, даже сетка вен на его руках не нравится.

Остается только думать, что торс у Алекса гораздо красивее. И лицо. И вообще Алекс пусть и скотина, но очень богатая, и я все же постараюсь с ним договориться.

– Он уже теребил твою…? – кивает Мирон головой на пельмени, которые он уплетает с армейской скоростью. Только вот я намеков не понимаю.

– Теребил что?

– Ну… Это самое… Пельмешку, – говорит он и засовывает пельмень за щеку и двигает. И меня осеняет так резко, что голова кружится, а к горлу подступает тошнота.

– Ты больной! – вскакиваю я. – Как тебе вообще в голову пришло думать о том, что я хочу… Этого…

– А, ну да… ну, да – усмехается он, вытирая рот рукавом. Затем встает из-за стола и медленно приближается. Ну это слишком. – Невинная Шура, которой никто не смог предложить такого подарочка, чтобы она свои ножки раздвинула… Или может… Предлагали не то?

– А может это ты бесишься, что тебе предложить нечего?

– А ты не задавалась вопросом, почему я кинул камень рядом именно с этой машиной?

– Задавалась, – пячусь, обхожу стол и сощуриваю глаза. – Ты как раз обещал мне все рассказать! Но точно не обещал домогаться.

– Вот еще. Да видел я эту тачку. Слышал пару разговоров.

– Ха, – хмыкаю – Значит дело не в твоей прославленной интуиции. А в мозгах.

– Я-то их включаю, а теперь пора включить тебе и подумать, чем ты можешь привлечь такого мужика, как этот. Чтобы и брат с тобой остался, и ты не стала жить как бичерстоун. Смекаешь?

Его намеки наводят только на один не слишком утешительный вывод.

– Ты что? Предлагаешь мне соблазнить его? Стать шлюхой?!

– Ой, – всплескивает руками Мирон и направляется к выходу. – Он приличный, симпатичный мужик, я более чем уверен, твое сердечко рядом с ним буквально рвется из груди. Жени его на себе и нормальная жизнь тебе обеспечена.

Такое мне даже в голову не приходило…

– А потом, – иду за ним. – Придешь ты требовать оплаты за свои советы?

– Даже не сомневайся. Приду. Ради такой-то пельмешки, – задевает он мою коленку, усаживаясь рядом с Митей, который уснул прямо за игрой. И вместо того, чтобы треснуть придурка, я просто убегаю наверх. «Жени на себе». Надо же. Это…

Мысли рвутся молекулами в разные стороны, собираются в единый образ того, как Алекс поднимает с моего лица фату, а потом укладывает в кровать.

Щеки тут же загораются пламенем, и я прикладываю к ним ладони.

«Жени его на себе».

А может мне не хочется именно женить. Может быть мне хочется, чтобы меня полюбили. По-настоящему. Чтобы этот взрослый Алекс сам валялся у меня в ногах.

Жени… И вот как это сделать? Что нужно сделать, чтобы взрослый мужчина посмотрел на тебя как на матримониальный объект, да еще за такой короткий срок?

С этими вопросами и укладываюсь в постель и открываю глаза, когда по нему пробегает свет от фар. За окном уже темно, а к дому подъехала машина. Они ведь могли уже забрать Митю!

С этой мыслью бегу вниз и вижу, что Митя сам греет пельмени. Он тоже спал, так что почти не глядя машет рукой. Сонный. Взъерошенный.

– А где Мирон? – спрашиваю, осматривая пустое пространство дома, а затем открывается дверь, и входит Алекс.

– Ушел уже, – говорит Митя, но я уже бегу к Алексу.

– Привет. Кушать хочешь? – спрашиваю, разглаживая волосы.

– А ты готовить умеешь? – усмехается он, бросая ключи и барсетку, рассматривает меня с ног до головы. Идет мыть руки, а я за ним.

И вспоминая любовь наших детдомовских парней к еде, слова Мирона, собственные чувства, я улыбаюсь и киваю.

– А я научусь. Я всему научусь, Алекс.