Я забегаю в свою комнату, прямиком к ванной, где включаю кран и начинаю ополаскивать лицо ледяной водой. Снова и снова. Но жар не спадает. Лицо горит, словно его обмазали перцем. Во рту сухо, и я принимаюсь полоскать рот. Еще. Еще. Прошлое. Оно как огнем ласкает мозг, подсовывая новые и новые картинки. События, последствия ошибок. Глупых ошибок наивной дуры, которая просто хотела быть счастлива. Хотела быть красивой. Была уверена, что счастье заключается в красоте и стройности. Женщины глупы, если думают, что именно это сделает их жизнь проще. Теперь в зеркале другая. Я вижу стройную, красивую блондинку, вижу, как хороша и чиста ее кожа, как шелковисты волосы, а одежда струится по телу свободно и легко. Но где же то счастье? Существует ли оно вообще? Я была уверена, что мне станет легче, если я отомщу этому напыщенному козлу, человеку, из-за которого начались все беды, просто потому что однажды мои молитвы были услышаны, и он заметил меня. Вдруг обратил внимание. Бойся своих желаний.
Я получила Харитона на один раз, но цена оказалась слишком высока. Я стала красивой, но и это осталось не без последствий. Так есть ли смысл в той мести, которую я приготовила для Харитона, обвиняя его во всех своих бедах. Поймет ли он когда-нибудь, что именно натворил. Вспомнит ли девчонку, на которую поспорил, а на утро посмеялся?
Эти истории… Я словно сама ковыряю рану, которая заросла корочкой. Снова и снова ковыряю и с жадностью вампира слушаю о жизни Харитона. Не топлю ли я себя сама, оставаясь здесь и дергая тигра за усы. Как он поступит, если все узнает?
А сестра. Не знак ли это, что мне пора сматываться. Ведь с ней мы виделись чуть чаще, она может меня узнать в любой момент.
Дергаюсь, когда слышу звук открываемой двери. Быстро стираю капли полотенцем и выхожу из ванной. Ника. В моей комнате.
Спокойно открыла дверь и осматривает комнату, словно здесь ее территория, словно в этом доме никто не смеет ей перечить. Она всегда такой была. И я ненавидела ее, но и жалела всегда. Я помню, как увидела ее впервые, она была пьяная, еле держалась на ногах возле машины.
Я встретила ее после пробежки. По вечерам я бегала, снова и снова пытаясь согнать жир, который словно врос в меня. Ничего не помогало. Даже десятикилометровые пробежки. Я могла бежать и не задыхаться, но я не могла скинуть ни грамм.
– О, толстуха, – смеялась Ника, вылезая из своей новенькой машины. Красной как закат. Я ненавидела такие. В одной из таких разбился мой брат. – Все бегаешь. Смирись с тем, что ты никогда не станешь такой как я. Нормальной.
– Если нормально быть пьяной шлюхой, то я, пожалуй, пас, – собиралась я пойти к своим воротам, но она вдруг схватила меня за косу и дернула.
– Пытаешься меня унизить? Легко быть любимой папиной дочкой, да? Твой папочка очень добрый? И мамочка так сильно его любит.
– Отпусти, Ника, мне надо идти.
– Конечно, конечно, – потянула она меня все сильнее и вдруг ударила головой о свою машину. – Только знаешь, что я скажу тебе, жирная дрянь. Хочешь, открою тайну, вылью, так сказать, свою грязь на тебя.
– Не надо, мне не интересно! – закричала я, но Нике было плевать, она наклонилась ко мне и зашипела то, что я никогда не хотела бы услышать.
– Твой папочка вчера получил подарочек от моего. Знаешь, что, вернее, кого? – засмеялась она, и я уже понимала, о чем будет речь, чувствовала, что не просто так мой отец вчера вернулся пропахшим женскими духами и чем-то мерзким. – Меня. На блюдечке, так сказать. И пока они обсуждали свои важные дела, я должна была сидеть под столом и обрабатывать твоего папашку. Член, надо сказать, у него отстой. Бывали и получше.
– Заткнись! Ты врешь! Он не мог! Он любит маму!
– О, как мало ты знаешь об этом мире. Разве откажется мужик от красивой девки, когда дома живет свинья. Давай будем честными. Твоя мать не самая красивая на свете.
– Закрой рот! – вырвалась я и, не сдержавшись, ударила ее. Со всей своей подростковой силы. – Не подходи ко мне! Не приближайся к моей семье. Это ваша прогнила насквозь, а моя не такая.
– А чего ж ты тогда пялишься на моего прогнившего братца? Сосочки встают, когда видишь его без футболки, а? – она пошло провела руками по своей груди, и я сбежала. Я не собиралась перед ней отчитываться за подростковые желания. Я не воспринимала их всерьез, была уверена, что все кончится. Рано или поздно эта глупая страсть пройдет.
Я рванула от Ники домой, сразу на кухню, где мама пекла пирожки, а папа рассказывал о своей работе. Такой домашний пухляш, которого я бесконечно любила. Доверяла безгранично. До вчерашнего дня, когда мама ездила к своей матери в Челябинск. В тот вечер я должна была замолчать. Сохранить все в себе или поговорить с отцом наедине. Но во мне было столько обиды, столько страха, что Ника не обманула, и еще боль от удара об машину. Глупая, глупая.
– Дочка, ты себя совсем загоняешь, – улыбнулась мама и показала на румяные жаренные пирожки. До сих пор помню этот нежный вкус. – Садись покушай.
– Папа? Это правда? Ника сказала правду?
– Ты о чем? – повернулась мама. – Дочка, у тебя кровь.
– Папа, Ника сказала, что она тебе… – я даже произнести этого не могла. – Делала минет. Вчера, когда ты был у Черепановых.
– Что за чушь? – покраснел отец и вскочил, посмотрев на мать. – Элла, эта девка врет, ты же знаешь, какой образ жизни она ведет. Пьяная, курящая.
Но она не поверила. Она знала отца как облупленного, она знала, что он врет.
– Ты слышишь меня? – щелкнула пальцами уже взрослая Ника, внимательно рассматривая мое лицо. – Оглохла?
– Теперь слышу. Что вам нужно?
– Хотела поинтересоваться, как тебе спится с инвалидом.
– Я не…
– Точно, точно, ты здесь просто готовишь. А это, – она задирает мою юбку, обнажая резинку чулок. – Поварская форма. Если рассчитываешь на что-то большее, чем просто перепихон, то закатай губу.
– Я не… Не обязана перед вами отчитываться.
– Точно. Собирай манатки… Ты уезжаешь.
– Что?
– Что слышала. Брат у себя в комнате, так что тебе никто не помешает. В этом доме будет только одна хозяйка. И это не ты.
Это был отличный шанс уехать. Ничего не отвечать. Не дерзить. Махом избавиться от прошлого и просто жить, как жила дальше. И если Ника собирается помочь, то лучше не отрекаться от помощи.
– Хорошо, – моя сумка была уже готова, и я просто подошла к шкафу и взяла ее в руку.
– Не поняла?
– Хорошо, я уеду. Только проведи меня через охрану, они не пускают меня.
– Даже скучно. Неужели мой брат настолько стал плох, что ты не поборешься со мной.
Бороться с психопаткой, которую продавал собственный отец. Увольте. Мне еще сына воспитать надо.
– Вы сами сказали, что в доме должна быть единственная хозяйка. Это вы, Вероника.
– Любопытно. Мы не встречались раньше? – кожа похолодела от взгляда, которым она обвела мое тело. – Хотя вряд ли я бы стала общаться с обычной поварихой.
– Точно. Так мы идем?
– Да, пошли, покажу тебе запасной ход и даже вызову такси. Цени мою добродетель.
Главное от нее не захлебнуться.
– Что? – черт, неужели вслух сказала?
– Ничего, пойдемте, – я ни минуты не хочу оставаться в этом доме.
От сестры до сих пор потряхивает. Объяснять ей, кто такая Ева, что она делает в моем доме, не посчитал нужным. Тем более отчитываться. Она, конечно, сестра и я, разумеется, за нее любому пасть порву, но и она должна знать свое место.
Наверное, не знай я, что делал с ней отец, не снимай я это на камеру, я бы плюнул на нее. Но мы всегда были в одной лодке. Прогнившей, гнилой лодке, наполненной грязью, но мы поддерживали друг друга. С самого детства покрывали, получали люлей, были действительно одной семьей. Тем не менее она тот омут памяти, который постоянно напоминает, каким бесхарактерными и слабовольным я был. Не мог противостоять отцу, не мог даже ударить его. Не защитил сестру, когда та начала не только идти на поводу у отца, но и сама искать клиентов.
Не знаю, истории ли Евы с их выводом о преступлении и наказании, а может быть появление сестры и всколыхнувшиеся воспоминания, но я понял, почему пошел спасать Нику. Почему мстил за нее отцу Даши, теперь уже Синицыной и другим ублюдкам, которые имели мою сестру. Я не ее защищал, ей это было не нужно, я тешил свое чувство вины. Чувство вины за то, что в свое время не смог ничего изменить. Не убил ублюдка в тот самый миг, когда он вручил мне камеру и сказал снимать сестру. Можно сколько угодно говорить, что дети не несут ответственности за поступки родителей, но мы все несем ответственность за свои поступки, а я не сделал ничего.
– Харитон Геннадьевич, – отвлек меня от самобичевания Гриша, заглянувший в дверь. – А я уже вступил в свои обязанности?
– Не понял. Что за вопросы?
– Просто если вступил, то должен вам сказать, что ваша сестру вывела вашу… Повара через заднюю дверь и повела к калитке в сад.
Я бы хотел вскочить, но боль в ногах дала о себе знать, и я просто проревел.
– Туда. Всех. Не дать уйти.
– Я так и хотел сделать, но разве она не испугается?
– Быстро я сказал, – проорал я, и сам поехал в сторону черного хода. Он вывел меня на дорожку, я увеличил скорость. Эта штука может разгоняться до двадцати километров в час, все быстрее чем ногами. А сейчас это было необходимо. Невольно взглянул на небо, где стремительно темнело, и матерился про себя. Это же надо. Нет, это же надо! Мало того, что она так и не сказало о себе ни слова правды, так она еще и смотаться решила. От меня. Словно я какое-то чудовище!
Когда я подъехал к калитке, из нее вышла самодовольная сестра. И как бы я не любил ее, мне очень хотелось ее ударить. Сейчас буквально убить. Тут же подбежали охранники во главе с Гришей. Они застыли, не зная, что делать, ну и, конечно, очень интересуясь семейными разборками. Но это уже не важно. Меня не волновали их уши, я уже решил для себя, что Еву не отпущу. Плевать, кто она. Плевать, что у нее сын. Она должна остаться. Она должна стать тем стимулом, который поможет мне встать на ноги, дышать полной грудью, понять, что такое любить по-настоящему. Именно она, а не те тысячи шлюх, что прошли через мою постель.
– Ты что наделала?
– Решила проблему. Мы оба знаем, как ты падок на уличных девок. Ну зачем она тебе?
– Моя жизнь тебя не касается! Ты жива, здорова и свободна только благодаря мне! И эта твоя благодарность?! Так ты говоришь мне спасибо!
– Закрой рот! Ничего бы этого не было, не будь ты мямлей, дай отпор отцу тогда, когда это было нужно! И что, хочешь сказать, что теперь будешь счастливо жарить повариху, наделаешь поварят, а я должна спокойно смотреть на это? Должна порадоваться за тебя?!
– Должна. Но ты неспособна на это.
– И что теперь? Догонишь эту суку? Женишься на ней? А меня выгонишь? Выгонишь сестру? После всего?
Она словно открыла мне глаза. Вот просто развязала платок, который их стягивал.
– Как ты поняла?
– Что? – она сделала шаг назад, но Гриша схватил ее, а я приблизился как можно ближе.
– Как ты поняла, что я буду с ней счастлив? Что хочу на ней жениться.
Ника проглотила слезу и наклонилась к моим губам, как можно ближе.
– Потому что я знаю, что такое мужское желание. Я питаюсь им каждый раз, когда на меня смотрят, но в твоем взгляде было нечто большее.
– Что?
– Ты не просто хочешь войти в ее тело, ты хочешь всосать ее душу. Но пойми, ты погибнешь, она погубит тебя, она не любит тебя. Смотри, как быстро она ушла, она даже не стала бороться!
– Гриша, – сказал я с улыбкой. – Отведи Веронику в ее комнату и запри там.
– В смысле, запри. Ты совсем страх потерял?!
– Потеряла его ты, когда решила, что можешь решать что-то в моей жизни. Но я тебя не выгоню, ты открыла мне глаза. И тебя я сейчас хочу видеть в последнюю очередь.
– Харитон, – кричала она за моей спиной, пока довольно сильный Гриша тащил ее в дом. – Харитон! Ублюдок! Ты такой же как он! Такой же!
Слушать ее дальше не было смысла, и я помчался на своей тарантайке вперед, по лесной дорожке, к месту, где можно перебраться через поле и оказаться на шоссе. Там рядом остановка. Насколько же я ей действительно неприятен, что она рванула в ночь. Или ее тайна настолько страшна, что она боится в ней признаться?
– Ева! – заорал я, и стайка ворон слетела с дерева, создавая вокруг ауру кладбища. Именно оно здесь и было. Родовое кладбище Черепановых. Еще не было «Рублевки», а наш дом уже стоял. Часто сжигаемый и часто перестраиваемый. Я ненавижу его, но продолжаю здесь существовать, словно наказывая себя за все. Словно имея совесть. – Ева!
Парни охранники уже отстали, а я продолжал ехать вперед, выкрикивая имя. Снова и снова. Срывая горло.
– Ева! – закричал я снова и вдруг увидел впереди тень. Она была быстрой, но я быстрее. – Ева, да постой же ты!
Именно в этот момент колесо моей коляски не нашло опоры, и меня накренило. Уцепиться было не за что, и я перевернулся, слетев в овраг и последний раз крикнув:
– Ева!
Наверное, тут я и умру, ведь парни пробегут дальше, а униженно кричать: «помогите» я не хочу. Поэтому просто лежу, пытаясь найти в себе силы ползти вверх. Тут невысоко и, будь ноги здоровы, я бы преодолел препятствие. Но есть ли смысл, если я ей настолько противен. Можно, конечно, пошутить, что она просто не пробовала меня на вкус.
Шевелю пальцами ног, рук, поворачиваю головой из стороны в сторону, замечая свою коляску. Пытаюсь повернуться и встать хотя бы на четвереньки, но боль в мышцах такая, что я вою сквозь зубы.
– Харитон… Геннадьевич, – никогда еще ее голос не звучал такой музыкой. Вместо того, чтобы подняться, я наоборот расслабился и повернулся, чтобы посмотреть на прекрасное видение, что стояло сверху.
– Может быть, пора перейти на «ты»?
– Может быть, мы позже об этом поговорим, когда вытащим вас оттуда.
– А зачем. Здесь ничего, присоединяйся, – улыбаюсь, словно под кайфом. Не бросила. Вернулась. Нет ничего слаще этой мысли. Кто бы она не была. Ведьма. Мошенница. Приведение, умеющее проникать в голову и питаться мозгом. Я сдаюсь. Я отдаю себя ей в полное владение, но хочу владеть ею тоже. Быть ее хозяином. И никуда больше не отпускать, даже если придется стать долбанным романтиком.
Она аккуратно спускается и, сминая траву маленьким ножками, подходит ближе, садится на корточки. Смотрит так внимательно. Словно что-то ищет. Словно ждет чего-то. А я не собираюсь ничего говорить. Мне достаточно того, что она рядом. Что не воспользовалась возможностью уйти.
Я поднимаю руку, убираю прядь волос с ее лица. Они другие, ее волосы. Не жёлтые, а словно лунный свет напыленный на прическу.
– Ева… – мне не нужно другое имя. – Я готов даже на твою жалость, только не убегай больше.
Она не дергается, просто убирает с моего лица травинки, задевая губы, что я не оставляю без внимания, вбираю ее тонкий пальчик в рот. Сладкая. Очень, очень сладкая.
– Нужно вас вызволить отсюда. Кому позвонить?
– Гришу набери. Он придет.
– Он неплохой. Вроде даже адекватный.
– А должно быть иначе?
– Он же работает на вас, – пожала она плечами с легкой ухмылкой и быстро позвонила на пост охраны дома, затем посмотрела на меня.
– А ты поэтому сбежала. Хотела снова быть адекватной.
– Снова… – она словно пробует на вкус это слово. – Да, пожалуй, я хотела снова быть адекватной.
– Значит, – я поглаживаю ее руку, скольжу вверх, к плечу, к шее, жилка на которой пульсирует слишком часто, а глаза блестят в темноте. – Я тебя настолько волную, что ты боишься стать неадекватной? Боишься стать моей любовницей?
– Я не буду вашей любовницей. Я уже говорила, что говорить об этом бесполезно.
– А как насчет того, чтобы стать моей женой?
Она в шоке. Я и сам не ожидал такого поворота. Но, черт, это же гениально. Она, конечно, будет отнекиваться, но по итогу согласится. Хотя бы потому что для нее важно будущее ее сына, которое я обеспечу. Ее ко мне тянет столь же сильно, как и меня, но становиться просто подстилкой она не собирается. А и не надо. Есть гораздо лучший выход. Я никогда не хотел стать мужем. Никогда не видел ничего хорошего в браке, который мне навязывал отец, или стать банкоматом какой-нибудь жадной до денег суки, но жениться на Еве. Разгадать ее тайны, стать ее владельцем, иметь право прикасаться к этому лицу, когда захочется. Разве может быть что-то лучше?
Она все еще молчит, легонько приоткрыв губы, часто-часто выдыхая горячие, сладкие пары.
– Замуж? – еле выговаривает, хриплый голос током пробегает по венам, а язычок облизывает пересохшие губы, вытворяя с моей выдержкой что-то невообразимое.
– Замуж.
– Замуж?
– Повторяй это снова и снова, мне нравится, как это звучит, – провожу пальцами по прохладной щеке, спускаюсь к подбородку, трогаю часто бьющуюся жилку на шее. Черт, как она прекрасна в своем удивлении.
Она меняется в лице, отодвигает мою руку и хмурится.
– Это не смешно.
– А кто смеется. Если хочешь убедиться, насколько я серьезно, потрогай мой…
– Хватит. Причем тут похоть? Ты… Вы… позвали меня замуж. Как вы вообще это объясните?
– Нужно объяснять?
– Да, хотелось бы, – требует она. – Неужели вы зовете каждую замуж, кого не сумели уложить в постель.
– Не веришь мне, – догадался я. – Но это значит, что замуж ты хочешь, но не доверяешь, что это вообще возможно, я прав?
– Я не… – она поднимается, отворачивается. – Я не знаю.
– Посмотри на меня, – преодолевая боль, сажусь, берусь за ткань юбки и тяну на себя. – Посмотри на меня, Ева!
– Ну что? Как вообще можно быть таким? Как можно предлагать такое и вести себя… Просто потому что я не раздвинула ноги…
– Скорее потому что ты убежала. И попытаешься снова. Тебя пугает то, что происходит между нами, и, поверь, меня тоже. Думаешь, я ожидал, что захочу на тебе жениться? Но знаешь, что?
– Что?
– Помнишь, как в мультике «Кто сказал мяу»? Вместе бояться не так страшно.
– Вы смотрели этот мультик? – улыбнулась она и убрала с моих волос пару листочков. Я всегда ненавидел, когда девушка была сверху, смотрела свысока, но с Евой нет ощущения унижения, наоборот кажется, что она уже подо мной. Уже стонет и просит еще. Даже если стоит сейчас выше.
– Я же не робот. Иногда я тоже смотрю телек. Ева, я хочу тебя, это правда. И если для того, чтобы ты была со мной, нужно жениться, тогда я готов пойти на этот шаг.
– Но… Это так…
– Просто, Ева. Это очень просто.
– Вы обманете, вы поимеете меня и скажите, что свадьба отменяется.
– И я так делал, – признался я, отчего она попыталась отодвинутся. – Делал не раз. Но обычно девки уже после предложения прыгали на меня, но с тобой мы сделаем все по-настоящему. Мы поженимся. Организуем самую лучшую свадьбу. Купим тебе самое красивое платье.
Не знаю почему, но ее начало потряхивать. Она все-таки отодвинулась, отошла и обняла себя руками.
– И вы готовы сидеть на свадьбе в инвалидной коляске?
– А ты готова выйти за меня?
– Не переводите стрелки…
– Я буду стоять на своей свадьбе, если там будешь ты.
Она только открыла рот, чтобы сказать что-то, как раздался голос Гриши, которого я тут же захотел уволить…
– Харитон Геннадьевич, мы сейчас! – кричит он в панике, и они с парнями спускаются в овраг, чтобы помочь мне. Тут же выкатывают наверх коляску и помогают выбраться мне и Еве. – Простите, что мы так долго. Мы переживали.
– Конечно, переживали, какой еще идиот будет столько вам платить, – усаживают меня в коляску, но, когда собираются везти, я откидываю руки Гриши и зову Еву.
– Иди сюда.
Часть парней идут впереди, другие сзади, как будто конвоируют нас. Но меня сейчас волнует только то, что Ева еще здесь. Значит, всерьез обдумывает мое предложение.
– Наверняка ты когда-нибудь мечтала о свадьбе, – поднимаю я голову и вижу, как сведены губы Евы, как напряжены мышцы лица. Она бросает на меня взгляд, но снова его отводит, продолжая толкать коляску, механизм которой после падения вышел из строя.
– Мечтала.
– Не сложилось?
– Я думала, вы сами должны рассказать мою историю после того, как соберете все части пазла.
– Расскажу. Но разве мешает это нам пожениться.
– Очевидно, нет. Но это и не отменяет того, что вы ублюдок, который использует всех в своих целях…
– И тебя?
– И меня, только цель пока непонятна. Ну, кроме самого очевидного.
– Никаких подводных камней, Ева. Я просто хочу быть с тобой. На любых твоих условиях. Ведь мы оба понимаем, что ты влюблена в меня.
– Настолько самоуверенны?
– Скорее просто наблюдательный, – мы тормозим возле дома, и я разгоняю всех, чтобы остаться с Евой наедине. – Ты мне нравишься.
Она улыбается и наклоняется ниже. Еще ниже, так, чтобы наши губы оказались на одном уровне. Моя рука тут же потянулась к ее филейной части, что отлично выпирала сейчас.
– Когда-то мне было этого достаточно, – таинственно заявляет она и почти касается моих губ. – Но сейчас я хочу, чтобы вы меня полюбили.
– Жадная моя девочка. Я не уверен, что знаю, что такое любовь, но уверен, что без тебя я снова закроюсь в своем гробу и буду себя жалеть. Неужели ты это допустишь?
– Нет, я не могу отказать себе в удовольствии помучить тебя подольше, но свадьба тебе влетит в копеечку.
– Повтори, – внутри все сжалось от ее простого «тебя». – Повтори это, Ева.
– Что?
– Ты перешла на «ты».
– Перешла.
– Значит, организуем свадьбу века? Станешь моей женой?
– Я очень хочу эту свадьбу. Всегда мечтала о такой.
– И я исполню твои мечты.
– И встанешь на ноги…
– Это даже не обсуждается, – целую ее как можно глубже, притягивая к себе на ноющие ноги. Но сейчас не боль заполняет мой разум, а удовольствие от обладания той, кого давно хотел. Пусть пока такое невинное. И задумываться о причинах того, почему она все-таки согласилась, я не хотел, как и о том, какой скандал устроит мне сестра.
– Твоя сестра…
– Сделает все, чтобы помешать этой свадьбе, но не сделает ничего сверхъестественного, потому что иначе я просто лишу ее содержания.
– Ты можешь это?
– Я все могу, – хочу снова ее поцеловать, но она вскакивает. – Что?
– Тебе нужен укол? Помнишь?
– А еще мне нужен новый повар. Найдешь?
– Я могу и сама, – помогает она мне докатиться до спальни, в которой странно пахнет. – О, как все чисто.
– Это точно моя комната? Пахнет хлоркой, – сморщил я нос, а Ева рассмеялась и пошла готовить шприц с нужным раствором, довольно ловко это делая.
– Очевидно, что иначе твою спальню было не оттереть от грязи.
– Скоро это будет нашей спальней, – играю я бровями, а Ева прячет улыбку. – Можем опробовать кровать прямо сейчас.
– Обязательно. Ты ляжешь, а я вставлю в твой упругий зад, – она поднимет руку со шприцом, – вот эту иглу.
– Да ты, смотрю, озорница, – делаю, как она говорит, и оголяю задницу, потом буквально через секунду она смачивает кожу спиртом, ставит укол и снова протирает. – А говорила, что не умеешь.
– Я не так говорила, – улыбается она и собирается уйти, а я напоминаю о ее решении. О нашем решении.
– Ева, завтра мы едем в ЗАГС.
– Что? Так скоро?
– А чего тянуть? Или ты надеялась, что все это шутка?
– Мы поедем в ЗАГС только посте твоей тренировки.
– Договорились, – улыбаюсь я, остаюсь один, чувствуя, как меня потряхивает от возбуждения и предвкушения. Иду в душ, туда, где в скором времени меня будет омывать самая притягательная девушка.