Каролина
Еще одна минута прошла. Секундная стрелка на круглых серых часах, словно в насмешку, двигалась слишком медленно, а перед глазами мелькали события, произошедшие три года назад. Две тысячи сто шестнадцатый год – мне едва исполнилось восемнадцать. Еще не совершеннолетняя, но первая ступень уже пройдена, а потому меня, как и сотни других девушек, направили в главный медицинский центр Верграйза.
Помнила, как волновалась. Нервничая, заламывала кисти рук, пытаясь болью вытравить волнение, а потом нас осталось только трое. Три девушки, больше всех остальных подходящие одному конкретному имситу. Тому, кто стоял по ту сторону толстого стекла, разделяющего две белоснежные комнаты.
Тому, кто жадно шарил взглядом по моему еще по-детски угловатому, тощему из-за недоедания и тяжелой работы, обнаженному телу, прикрытому лишь двумя полосками белой ткани. Она едва ли прятала темные ареолы сосков, обтягивая маленькую грудь. Сжимала бедра, скрывая от взоров треугольник светлых волос, но ощущение чересчур откровенной, смущающей наготы не пропадало. Хотелось сжаться, прикрыться руками, но делать это было строжайше запрещено.
Имситы…
Бич нашего общества, чума, заполнившая Землю, и одновременно самые идеальные существа из тех, что когда-либо были выведены. Сверхлюди, благодаря кому мы все еще живы как раса и из-за которых мы фактически порабощены, потому что им принадлежат абсолютно все крупные предприятия, все структуры власти, вся политическая арена.
А ведь когда-то их не было. Когда-то мы смело покоряли космос, считаясь единственной обитаемой планетой. Единственными разумными существами.
До встречи с космическими пиратами.
Страх перед неизвестностью заставил все страны сплотиться в поисках силы, которая могла бы противостоять представителям других рас. Тем, кто превосходил нас по силе и технологиям.
Так после облучения ударной дозой радиации появились первые сверхлюди, а чуть позже уже они вывели идеальный ген, модифицированный ровно настолько, чтобы превосходить обычных людей буквально во всем. Однако внешне эти особи по-прежнему выглядели людьми.
На то, чтобы захватить власть во всех странах, им понадобился только год, за который изменилось все. Да, мы перестали быть разрозненным обществом с барьерами вроде языка, политических убеждений и цвета кожи, но потеряли слишком многое. Свободу, право выбора, саму жизнь.
Страх.
Встретившись взглядом с имситом Ирадием, я испытала неизведанный ранее страх. Сердце болезненно сжалось в груди, низ живота заполнился неприятным щекочущим холодком. Мужчина пожирал меня темным взором, в котором то и дело проблескивало серебро – единственное, что отличало имситов от обычных людей.
Желание, похоть, жажда – я видела эти взгляды слишком часто, чтобы обмануться и охарактеризовать их как-то по-другому. Видела, но ни разу не примеряла на себя, предпочитая оставаться тенью, блеклой серой мышью, не привлекающей внимание.
Так жить было гораздо легче.
Словно зверь, веркомандир космической армии – элита нашего общества, один из самых известных сверхлюдей на Земле – прильнул к толстому стеклу, разглядывая меня, будто вещь, собственность, что уже принадлежит ему.
Белая рубашка, серый костюм, темный пиджак. Он так сильно был похож на обычного человека, но сила, мощь, сверхъестественные способности – они ощущались даже через разделительное стекло.
Я до отчаяния наивно надеялась, что в нем победят логика и прагматичность. Две другие девушки в процентном соотношении были совместимы с ним гораздо больше, чем я. Одна – на все сто процентов, другая – на девяносто восемь, тогда как я всего лишь на девяносто семь.
Он не должен был выбрать меня.
Но выбрал.
В тот самый момент, когда имсит Ирадий небрежно кивнул в мою сторону, я рассматривала его лицо и пыталась понять, что скрывается за жестокой усмешкой, что легла на скривившиеся тонкие губы.
Какие мысли были в его голове? Волевой подбородок, идеальный прямой нос, короткие темные волосы и татуировки на висках.
О чем он думал, выбирая меня?
Ответ на этот вопрос я не могла получить ни тогда, ни сейчас. Прекрасно знала, что в тот злополучный день после моего возвращения в нашу квартиру пришли незваные, но очень важные гости. Отчим не думал ни секунды, подписывая договор, фактически продавая меня, как вещь. И это неудивительно, потому что после смерти матери он только и ждал момента, когда сможет от меня избавиться, чтобы небольшая квартирка в спальном районе полностью отошла ему. Ведь невесты имситов приходят в дом жениха ни с чем, потому что так принято, но…
Отчим мог меня не продавать.
Мог отказаться по закону, и тогда повторный контракт мне прислали бы только этим утром, в мой двадцать первый день рождения, в день моего совершеннолетия. И да, я в любом случае должна была его подписать, потому что меня уже выбрали, но именно от меня тогда бы зависело, какие пункты в него внесли, а теперь я была только вещью, собственностью, принадлежащей безропотно, не имеющей никаких прав.
Со слезами на глазах в тот вечер тихо наблюдала из окна за тем, как веркомандир космической армии покидает нашу многоэтажку. Видела, как выходит из подъезда и направляется к летной машине последней модели в сопровождении своей охраны.
Каждый его шаг разделял мою жизнь на до и после, да только в тот день судьба действительно повернулась ко мне не той стороной, потому что имсит Ирадий обернулся.
Обернулся и посмотрел точно на мое окно.
Я не вздрогнула, не отпрянула от подоконника. Храбро встретила его черный взгляд, лишь на секунды сверкнувший серебром.
Злилась ли я на него?
Нет. Просто потому, что он поступил по закону и имел полное право выбрать себе жену, купить ее, как это делали все имситы, но почему именно я?
Наверное, на этот вопрос мне должна была ответить дьявольская улыбка, что легко обняла его губы, прежде чем мужчина занял место в летной машине. Эту улыбку, не обещающую мне ничего хорошего, я помнила до сих пор. Она будто говорила: «Ты в моей власти. Ты принадлежишь только мне».
Последняя минута истекла. Секундная стрелка преодолела последний рубеж. Все эти три года я продолжала жить с отчимом, и моя жизнь фактически никак не изменилась, потому что я не увидела ни копейки из тех денег, которые отчим выручил от моей продажи и ежемесячно получал на мое содержание.
Да и разве могло ли быть по-другому?
– С днем рождения, Кара, – прошептала я, подхватывая свою тощую сумку и направляясь к дверям.
Фактически у меня не было ничего своего. Рюкзак был легким, потому что вмещал в себя только расческу, кошелек с деньгами и один из двух комплектов одежды, которые я купила этим вечером.
Каждая копейка, положенная в этот кошелек, досталась мне кропотливым трудом. За эти три года я бралась за любую, самую тяжелую и грязную работу, которую отказывались выполнять другие. Бралась, точно зная, что деньги не пахнут.
Сортировала мусор, очищала канализации на всех трех уровнях, истребляла баксамов – белых червей, что жрали остатки гнилья. Сами по себе они были безобидными, но имели невероятные размеры и оставляли после себя огромное количество противной слизи.
Таскала грузы на собственной спине, сжигала мертвых, чтобы отдать родственникам пепел, работала по ночам в пекарне, а рано утром шла собирать на поле цветы. Трудность была в том, что исохи – полевые, смертельно ядовитые осы – ненадолго засыпали только в предрассветные часы, но остро реагировали на любые запахи.
Да только в первый же день работы я поняла, что они спокойно воспринимают аромат карамели, которым в пекарне я за ночь пропитывалась насквозь. Никакие духи я никогда не использовала, потому и считалась самым лучшим собирателем цветов. Даже если осы просыпались, меня они не трогали.
Многоэтажка, в которой мы жили, еще не спала. Она была расположена на первом уровне Верграйза. Пока я спускалась в лифте на первый этаж, слышала через картонные стены голоса соседей и работающие тевизы. Квартира теперь официально принадлежала отчиму, поэтому особой любви к своему дому я не испытывала. Больше меня волновал мой план, который я составила и просчитала уже очень давно.
Надеялась, что просчитала.
Не имела возможности сбежать из дома раньше. Нет, фактически могла это сделать, но тогда бы меня тут же начали разыскивать, потому что до совершеннолетия за меня отвечал отчим, который от своей выгоды ни за что не отказался бы, а этого мне было не нужно.
Оставалось дождаться двадцать первого дня рождения. С полуночи, то есть уже как три минуты назад, я считалась самостоятельной личностью и могла сама распоряжаться своей жизнью. Могла сама выбирать, как быть и кем стать, к какому будущему стремиться.
Конечно, если на меня еще не предъявили права.
Чтобы избежать этой сомнительной чести, я и вышла из дома, намереваясь как можно скорее добраться до пусковой арены. Денег на билет в один конец мне хватало. Даже оставалось еще немного, чтобы ни от кого не зависеть в минуту нужды. И, как ни странно, способ побега мне подсказал именно мой хозяин – веркомандир.
Космическая армия нашей планеты считалась элитой, но, несмотря на ее необходимость, попасть в ряды счастливчиков суждено было далеко не каждому. Во-первых, потому что билет в один конец стоил двести семьдесят тысяч рушек, а это как минимум девять средних месячных зарплат. Во-вторых, в ряды космической армии принимали только молодых людей в возрасте от двадцати одного до двадцати пяти, не обремененных семьей и детьми. Но давало это гораздо больше.
Человек, поступающий на обучение в космические войска, автоматически освобождался ото всех финансовых долгов и любых договоров, связывающих его свободу. Теперь его жизнь принадлежала армии. Конечно, были в этом и минусы – многие погибали еще во время обучения, а те счастливчики, что доживали до конца, почти всегда связывали свою жизнь с войной, но…
Имели хотя бы подобие свободы и статус неприкасаемых. На большее я и не рассчитывала. Становиться женой чудовища не собиралась ни при каких обстоятельствах.
До пусковой арены добиралась пешком. Скорее по привычке, потому что экономила буквально на всем, но больше из-за предосторожностей.
Если бы потратилась на летное авто, это могло бы вызвать подозрения, а так я поднималась на второй уровень привычным маршрутом – через эскалатор. Мое расписание на сегодня не изменилось ни на секунду. После уничтожения баксамов я, как и обычно, отправилась домой, чтобы поспать два часа и, взяв рюкзак, направиться в пекарню.
– О, новые шмотки? – с порога спросила Диара.
– И тебе привет, рыжая, – привычно улыбнулась я знакомой.
Поздоровавшись с коллегами по ночной смене, я всегда шла переодеваться в маленькую каморку, но сегодня через эту самую каморку я попала на улицу. Простенький навесной замок сломала еще вчера и поменяла на свой, ключ от которого был только у меня.
Запах свежей сдобы ударил в нос, едва я выбралась в небольшой закоулок между домами, пряча в рукаве черной куртки железную трубку для крема с острым наконечником.
Пустынно, темно, но чисто. Этим второй уровень и отличался от первого. Здесь всегда следили за чистотой улиц, а преступлений совершалось в разы меньше. Средний класс неохотно пускал к себе бедняков, но именно жители первого уровня были самой большой рабочей массой.
Торопливо ступала по темным улицам, стараясь оставаться в тени домов, чтобы не привлекать к себе лишнее внимание. До пусковой арены было всего-то ничего – рукой подать. Она находилась на самой окраине, потому что кораблям было необходимо пространство для взлета. Туда я и направлялась, остановившись только у невзрачной темно-зеленой будки кассира.
– Чего надо? – ворчливо окликнула меня пожилая дама, кончиком пальца поправляя сползшие на нос квадратные очки.
– Хочу купить билет, – не дрогнула я, спокойно доставая из рюкзака кошелек.
– Кто? Ты? Не смеши мои тапочки, они и так смешные, – скривила она губы, перекладывая какие-то листочки с места на место.
– Я хочу купить билет, – ответила настойчиво, отсчитывая двести семьдесят тысяч рушек.
Горка денег получилась внушительной, потому что крупными деньгами со мной расплачивались редко, но мне было все равно. Внимательно взглянув на меня, дама приподняла монетницу и ссыпала горку себе на стол. Скрупулезно пересчитывала каждую банкноту, раскладывая их по стопочкам, чем изрядно меня нервировала.
Время – оно шло против меня.
– Ваш билет, – протянула она желтую бумагу формата А5.
Даже не читала то, что в ней было написано. И без того знала назубок, что, получая этот билет, я больше не существую как личность. Есть только солдат под длинным буквенно-цифирным номером и его права и обязанности, которые заключаются в том, что я больше никому и ничего не должна. Никому, кроме космической армии и аускомандира, чьи приказы обязана выполнять неукоснительно и в установленный срок.
А еще, если я вдруг забыла, напоминание о том, что впереди для меня только смерть. По крайней мере, получая этот билет, я согласилась с тем, что за мою жизнь никто, кроме меня, ответственности не несет – об этом тоже была соответствующая пометка.
Железные ворота со скрипучим механизмом медленно отъехали в сторону. Сердце колотилось в груди, словно ненормальное, будто точно знало, что сейчас под брезентовым навесом я делаю самые важные шаги в своей жизни. Что сейчас я разделяю свою жизнь на до и после. Сама, как то и должно было быть, если бы моя жизнь принадлежала мне.
– Добрый вечер, новобранец. Еще немного, и ты бы опоздал на сегодняшний рейс, – не глядя на меня, произнес тучный пожилой мужчина в темно-синей военной форме.
Он стоял рядом с печкой, железная створка которой была распахнута настежь, открывая всем любопытным вид на огонь, что жадно пожирал чьи-то вещи. Именно эти вещи мужчина сейчас и проталкивал палкой как можно глубже.
– Я знаю, – спокойно ответила я, продолжая стоять.
Военный оборачивался медленно. На его лице с одутловатыми щеками я могла запросто прочесть скептичное к себе отношение. А все потому, что в космическую армию крайне редко приходили женщины.
И еще меньше из них оставались в живых.
– Вы должны выложить на стол все ваши личные вещи и документы, оставляя только деньги, средства гигиены и один сменный комплект одежды, – заторможенно, скорее на автомате оповестил меня вояка.
– У меня нет при себе ничего лишнего, – открыла я рюкзак, приготавливая его к досмотру.
– Вы можете идти, но должны знать, что мы не возвращаем деньги и отказаться от службы вы можете только до тех пор, пока не сели в корабль.
– Спасибо, – улыбнулась я вежливо. – Учту.
Навес закончился через несколько шагов, открывая моему взору широкую прямоугольную площадку, на которой оставался последний корабль. Я действительно подгадывала время с точностью до минуты. Во-первых, чтобы никто не успел меня остановить, если мой побег случайным образом вскроется. А во-вторых, чтобы и я сама не передумала.
Хоть я и была не из трусливых, сомнения всегда плохо влияли на поступки людей.
– Девушка, вы не ошиблись? – окинули меня насмешливым взглядом на подступах к кораблю.
Платформа-мостик все еще была открыта и выпускала наружу яркий оранжевый свет, освещающий дутые ступени и лицо очередного вояки, что решил блеснуть остроумием.
Я молча протянула ему свой билет. Взглянув на него лишь мельком, мужчина кивнул в сторону входного отверстия. По ступеням забиралась не спеша. До взлета всего минута. Даже если кто-то что-то и заподозрил, то остановить меня уже не успеют.
Кабина корабля была круглой, словно сфера. Обшитая оранжевой мягкой тканью изнутри, она имела только двенадцать мест. И то два из них, отделенные прозрачной стеной от остальных, принадлежали капитану и его помощнику. Другие десять были заняты едва ли наполовину. Я стала пятым новобранцем в этом рейсе и, как бы прискорбно это ни звучало, единственной девушкой.
– Эй, малышка, ты что здесь забыла? – глумливо хмыкнул обладатель роскошной блондинистой шевелюры, оценивающе пробегаясь взглядом по моей фигуре, затянутой в черные штаны и того же цвета майку.
– Какие-то проблемы? – остановилась я у ближайшего сиденья, но садиться не спешила, чтобы в случае борьбы иметь преимущество.
Чуть тряхнув рукавом куртки, придерживала ладонью железную трубку, готовая в любой момент ею воспользоваться, но, к счастью, не понадобилось.
– А ну, быстро заткнулись и расселись по местам! – рявкнул капитан, усаживаясь за центральный пульт рядом со своим помощником.
– Да мы просто хотели познакомиться… – насмешливо протянул рыжеволосый новобранец, одним хорошо отрепетированным движением откидывая назад длинную челку.
– Я два раза не повторяю, – с угрозой обернулся к нам капитан, отмечая взглядом каждого.
С облегчением выдохнув, я села на свое место, и автоматические ремни тут же скрепились, фиксируя руки, ноги и спину. Если понадобится, я была готова убивать, но только в случае крайней необходимости. Здесь слабые не выживают, и я должна была сразу показать, что со мной шутки плохи. Иначе…
Платформа с шумом начала подниматься. Еще секунда, и сфера стала цельной, будто у нее и не было входного отверстия. Стена рядом с моей головой поплыла, оборачиваясь толстым стеклом, через которое отлично просматривалась взлетная площадка. Пальцы сжимали твердые подлокотники, сердце поднималось к самому горлу.
Я еще никогда не летала на космических кораблях и испытывала нереальное предвкушение, густо сдобренное страхом. Проглотить комок, образовавшийся в горле, никак не получалось. Руки мелко подрагивали. До скрежета сжимала зубы, когда объявили взлет. Корабль тряхнуло, еще раз – это открепились сдерживающие клешни. Мы начали подниматься, высота стремительно росла, но я еще успела заметить, как отъехали в сторону железные ворота.
Летные машины последней модели сверкнули светом фар и скрылись под навесом, чтобы вынырнуть из-под него уже через секунды, останавливаясь прямо на взлетной площадке.
Он все-таки приехал за мной.
Но не успел.
Ирадий
Он ее упустил.
Точно знал, что такие, как она, не сдаются, но все равно проморгал, отвлекшись на дела. А ведь хотел же, хотел забрать ее сразу после полуночи. Даже охрану предупредил, что летный автомобиль должен быть готов без пятнадцати двенадцать, но сам же велел подождать, когда Мерик явился с отчетом, что все выполнено согласно приказу.
Велел подождать, с головой погрузившись в новую стратегию ведения дальнего боя, и упустил то единственное, что действительно для него сегодня было важным. Он упустил ее.
Корабль поднимался все выше. Выйдя из автомобиля, имсит Ирадий еще долго стоял, глядя в синее небо, затянутое пеленой туч. Округлая луна, словно в насмешку, то выглядывала из-за низких облаков, то скрывалась за ними, но лишний свет ему был ни к чему.
Он и без того отлично видел даже в кромешной темноте. Потому и провожал взглядом корабль ровно до тех пор, пока тот не скрылся за тучами. И да, он прекрасно видел ее. Не образ, не расплывчатое пятно, а девушку, что так одуряюще пахла карамелью. Его карамельку.
Как и в тот день три года назад, она смотрела на него с ярко выраженным страхом, а он не видел никого и ничего, кроме ее огромных, по-детски наивных голубых глаз в обрамлении светлых ресниц. Полные губы были зазывно приоткрыты. Она дышала через раз, увлеченная страхом, а он не мог оторвать от нее взгляда.
Не мог оторвать взгляда от двух косичек, в которые были собраны ее светлые волосы. Не мог насмотреться на хрупкие плечи, отчетливо обрисованные ключицы и ареолы сосков, которые толком и не скрывала белая повязка. Смотрел, жадно подмечал детали, нетерпеливо вдыхая аромат карамели, что просачивался в помещение даже через толстое стекло.
Какая она была худая. Худая настолько, что кожа обтягивала ребра, а ее бедра могли бы запросто спрятаться под его ладонями. Острые коленки, маленькие стопы с озябшими пальчиками. Если бы не стекло, он бы уже закрыл ее от чужих взоров. Да хотя бы тем же пиджаком, в который мог бы завернуть ее дважды. Но он не мог пройти – правила это запрещали.
Потому ему и оставалось только любоваться ею. Насыщаться, как насыщаются наркоманы новой дозой. Она и была для него наркотиком. Его наркотиком. Мало кто знал, что у сильных этого мира были такие же сильные слабости. Этот слой их жизни тщательно скрывался от людей, потому что никто не хотел терять власть.
Признаться, имсит Ирадий никогда не верил в эти сказки. Искренне считал, что их придумывают специально, чтобы сверхлюди – лучшие из лучших этой планеты – просто не зазнавались. А теперь и сам был сражен, ослаблен, точно зная, что нашел свою слабость. Единственную слабость – Ахиллесову пяту.
Нашел и потерял.
Нет, выдержка никогда не отказывала ему. Он был человеком подневольным, о чем говорить? Он был человеком, наделенным властью, но не всесильным. Насколько сильно он хотел забрать ее еще три года назад, настолько же трудно ему было удержаться и не пойти против законов. До совершеннолетия Каролина просто не могла ему принадлежать. За такое он бы запросто мог потерять место веркомандира космической армии.
Все, что он мог сделать, – это купить ее, отрезая ей любую свободу выбора. За нее выбирая, какой будет ее дальнейшая жизнь. Оплачивая ее заранее – каждый ее вдох, каждый взмах ресниц.
И он не поскупился. Выдал за нее почти в пять раз больше, чем вообще был готов потратить на покупку. Более того, выписал ей ежемесячное содержание, потому что даже он, прошедший не одну войну, не мог смотреть на нее без боли.
Но она отказалась от его денег, как от подачек. Нет, ее отчим ему ничего такого не говорил, переводы не возвращал, но жизнь ее абсолютно никак не поменялась. Могла бы заниматься чем угодно, но предпочитала работать, выполняя самую трудную, самую тяжелую работу.
Он это точно знал.
Веркомандир космической армии, словно мальчишка, раз в месяц позволял себе ненадолго полюбоваться на нее издалека.
Обычно без надлежащего сопровождения он садился за руль неприметного летного автомобиля и ехал туда, где она должна была находиться в этот час. Ее расписание имсит Ирадий знал даже лучше, чем свое. Любовался, подмечал малейшие изменения вроде содранной ладони или серого пепла на ботинках. Изнывал. Умирал, желая до хруста в пальцах, до зубного скрежета схватить ее и забрать. Спрятать, чтобы никто не видел, никто не знал, что она его. Его девочка, так сладко пахнущая карамелью.
Этот аромат окутывал ее постоянно и преследовал его с их самой первой встречи. Он не мог им насытиться. Засыпал, видя во сне ее огромные голубые глаза, и просыпался, чувствуя привкус карамели на губах. Она была его сумасшествием, его болезнью и его таблеткой для воскрешения. Да, он умирал от желания обладать ею и возрождался каждый раз, когда снова видел ее, не имея возможности подойти.
Кто вообще придумал эти чертовы правила?
Но сегодня в его жизни все изменилось. Что уж кривить душой? Он прекрасно помнил о летном авто, что ждало его без пятнадцати двенадцать. Больше того, он отсчитывал минуты до встречи, занимаясь делами, но в последний момент вдруг подумал о том, что теряет себя. За этой жаждой, за этим нестерпимым болезненным желанием он теряет себя, теряет контроль, к которому за прошедшие годы давно привык. И это напугало веркомандира космической армии.
Этим вечером он впервые по-настоящему осознал, что она – Каролина – его слабость. Она – его контроль и его поводок. От нее теперь зависит его жизнь. От девушки, девчонки, что едва переступила порог совершеннолетия.
Это было странно, но он себя уговаривал. Веркомандир космической армии, прошедший не одну войну, себя уговаривал. Уговаривал подождать еще минуту…
Две…
Три…
Подождать, чтобы убедиться, что контроль в его руках, что он по-прежнему принадлежит себе.
Работал ли он в это время?
Отнюдь.
Он смотрел в расчетные листы и не видел абсолютно ничего, потому что все его мысли были сосредоточены на контроле. Хотя чего уж врать?
Все его мысли витали вокруг Каролины. Он раз за разом представлял, как приезжает за ней, забирает ее с первого уровня, из этого тесного серого дома, и увозит к себе. Поднимает ее выше облаков – туда, где она еще никогда не бывала.
Представлял, каким восторгом горят ее глаза. Как в их голубизне отражаются многочисленные огни третьего уровня. Как они пролетают мимо роскошных особняков и садятся на площадке у самого дома.
Наверное, ей бы понравились цветы. Вокруг его особняка был разбит великолепный сад, в котором он любил отдыхать, отрекаясь ото всех мыслей. Да! Он бы ей понравился, но…
Он ее упустил. Потому что поднялся из-за стола ровно в полночь, гордый тем, что контроль до сих пор в его руках. Нет, она не его слабость. Именно так он думал, пока летел на первый уровень, пока поднимался на лифте на пятый этаж, брезгливо осматривая грязную кабину.
Именно так он думал, пока ее отчим отвечал, что его, имсита, они сегодня не ждали и девчонка отправилась на работу. И да, он знал ее расписание даже лучше, чем свое, поэтому уже через десять минут он выходил из машины у пекарни, в которой пахло карамелью, но совсем не так. Не так, как пахла она.
Он чуял ее запах. Мог различить его из тысячи других. Он шел пешком, будто зверь, напавший на след своей жертвы, но, едва нашел верное направление, до ощутимой боли сжал кулаки. Заняв кресло водителя в летном автомобиле, мчался так быстро, как только мог. Мчался, понимая, что уже потратил слишком много времени. Ведь он…
Ведь он даже не думал о том, что она будет сопротивляться. Нет, в его планах, в его мечтах она с удовольствием покидала отчий дом и была благодарна ему за то, что он выбрал ее. Потому что это честь – быть женою имситу, быть матерью его детям. Потому что благодаря ему ее статус взлетал выше небес и она могла все, все что угодно в рамках закона, а закон имситам и их семьям позволял очень многое.
Железные ворота открывались слишком медленно, оглашая округу противным скрипом. Показанная зеленая карточка давала ему доступ туда, куда пускали только определенный круг лиц. До хруста сжимал руль, но его мало волновало, что своей нечеловеческой силой он может что-то повредить. Нет, его это вообще не волновало, потому что корабль уже взлетал, а ему только и оставалось, что выйти из автомобиля и смотреть Каролине вслед, жадно вдыхая ускользающий флер карамели.
Потому что он не мог остановить полет. Не мог развернуть корабль, что летал исключительно на автопилоте по одной и той же траектории.
Потому что теперь он не мог предъявить на нее права. Не мог отговорить от глупости, которую она уже совершила. Не мог рассказать ей, что там ее – маленькую, нежную, хрупкую – ждет верная смерть.
Но он не мог без нее, а значит, должен был отправиться следом.