современная русская литература

психологическая проза

философская проза

социальная проза

в поисках истины

«Автофикшен Любы Макаревской – обжигающий разговор о сексуальности и эмоциональной зависимости, о попытках спасения и о познании себя. Читатели могут отнестись к этой прозе как к приглашению „узнать другого“ – слишком близко, слишком интимно, слишком неловко для „комфортного чтения“. Но фокус в том, что тут уже есть другой – собака Мальва. Ее мир закрыт для нас – но она всегда рядом. Мы не знаем, что она понимает о жизни тех, кто рядом с ней, но ее присутствие делает эту жизнь глубже, а чувственная проза становится, парадоксальным образом, целомудренной и герметичной. И если читатель не „узнает другого“ – потому что человек все равно никогда не рассказывает всего! – он узнает время, в которое рядом с ним жили, тосковали, любили Мальва и Люба. Время страха, ■■■■■, прощаний; время секса и книг; время эпиграфов с разных планет», – Лев Оборин, поэт, литературный критик.

словари, справочники

о бизнесе популярно

книги о путешествиях

руководства

просто о бизнесе

знания и навыки

Март, октябрь, Мальва

Без серии

Рассказы Любы Макаревской можно квалифицировать как прозу поэта – автор действительно поэт и управляется с русским языком, как опытный дрессировщик с тигром. А можно – по степени искренности, откровенности и стремлению ясно видеть вещи, на которые прямо смотреть практически невозможно, больно, стыдно, страшно, то есть воспринимать их как предельно серьезный разговор о самом важном.
Люба Макаревская пишет о боли, смерти, любви и памяти так, словно одалживает читателю свой взгляд, тело и какой-то крохотный мерцающий фрагмент души; читая ее, всегда находишься внутри чего-то, что одновременно "я" и «не я». Ее удивительный дар описывать душевную диссоциацию без диссоциации текстовой, оставаясь внутри и одновременно снаружи – своего рода волшебный эффект снежного шара. Люба пишет острыми снежинками и собственной кровью на этом стекле свои послания нам и миру – читать их немного больно, но эта боль исцеляет. 
Татьяна Замировская, автор романа «Смерти. net»
Открывающая книгу цитата из Сабины Шпильрейн здесь, конечно, не случайна. Существует особенная линия женского письма: Вирджиния Вульф, Сильвия Плат, Энн Секстон, Элизабет Вурцель. Люба Макаревская сознательно идет по их следам. Это, в первую очередь, книга о саморазрушении и стремлении к Танатосу. 
Ольга Брейнингер, писатель. 
"Если представить себе, что все тени сходятся в одной точке, будет ли эта точка только невозможностью любой правды? И не хочу ли я в конце концов, чтобы огонь стер мою жадность вместе с ненасытностью моего зрения? И я снова, лежа на кровати, закрываю глаза и заключаю во тьму мир и храню в себе взгляды, кожу и мимику других – всех тех, с кем я была связана последние месяцы, и я наконец исчезаю. Мое зрение становится больше меня самой, оно зачеркивает меня, словно морская волна в преддверии то ли ядерной войны, то ли русской зимы, что для сознания почти всегда одно и то же".

естественные науки

математика

Третья стадия

НЕЗАКОННОЕ ПОТРЕБЛЕНИЕ НАРКОТИЧЕСКИХ СРЕДСТВ, ПСИХОТРОПНЫХ ВЕЩЕСТВ, ИХ АНАЛОГОВ ПРИЧИНЯЕТ ВРЕД ЗДОРОВЬЮ, ИХ НЕЗАКОННЫЙ ОБОРОТ ЗАПРЕЩЕН И ВЛЕЧЕТ УСТАНОВЛЕННУЮ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВОМ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ.

«Осквернение» – это текст о любви и о жизни в эпоху пугающих перемен. Главные героини повестей и рассказов – современные женщины, переживающие утрату. Они живут в Москве и Петербурге, ходят на выставки, встречаются с любимыми, сталкиваются со знакомыми каждому проблемами. «Осквернение» – это проза, где интимное выходит на уровень универсального, а любовь и воспоминания для героинь становятся последним способом остаться человеком.
«Для кровопускания нужно что-то острое. Макаревская предпочитает кириллицу». – Микаэль Дэссе
«Проза Макаревской погружает читателя в транс, как во время долгой поездки – пейзаж в окне почти не меняется, глаз цепляется за отдельные детали и образы, повторяясь, они складываются в систему, и ты понимаешь, что автор водит тебя по кругу». – Анна Шипилова
Содержит нецензурную лексику.

технология строительного производства

справочная литература

практикумы

Осквернение

учебная литература

Рассказы Любы Макаревской можно квалифицировать как прозу поэта – автор действительно поэт и управляется с русским языком, как опытный дрессировщик с тигром. А можно – по степени искренности, откровенности и стремлению ясно видеть вещи, на которые прямо смотреть практически невозможно,
больно, стыдно, страшно, то есть воспринимать их как предельно серьезный разговор о самом важном.
Люба Макаревская пишет о боли, смерти, любви и памяти так, словно одалживает читателю свой взгляд, тело и какой-то крохотный мерцающий фрагмент души; читая ее, всегда находишься внутри чего-то, что одновременно ""я"" и «„не я“». Ее удивительный дар описывать душевную диссоциацию без диссоциации текстовой, оставаясь внутри и одновременно снаружи – своего рода волшебный эффект снежного шара. Люба пишет острыми снежинками и собственной кровью на этом стекле свои послания нам и миру – читать их немного больно, но эта боль исцеляет. 
Татьяна Замировская, автор романа «„Смерти. net“»
Открывающая книгу цитата из Сабины Шпильрейн здесь, конечно, не случайна. Существует особенная линия женского письма: Вирджиния Вульф, Сильвия Плат, Энн Секстон, Элизабет Вурцель. Люба Макаревская сознательно идет по их следам. Это, в первую очередь, книга о саморазрушении и стремлении к Танатосу. 
Ольга Брейнингер, писатель. 
""Если представить себе, что все тени сходятся в одной точке, будет ли эта точка только невозможностью любой правды? И не хочу ли я в конце концов, чтобы огонь стер мою жадность вместе с ненасытностью моего зрения? И я снова, лежа на кровати, закрываю глаза и заключаю во тьму мир и храню в себе взгляды, кожу и мимику других – всех тех, с кем я была связана последние месяцы, и я наконец исчезаю. Мое зрение становится больше меня самой, оно зачеркивает меня, словно морская волна в преддверии то ли ядерной войны, то ли русской зимы, что для сознания почти всегда одно и то же"".