bannerbannerbanner
Конец легенды (сборник)

Сергей Лукьяненко
Конец легенды (сборник)

Полная версия

3

Домой Артём попал к двенадцати, спать лег около часа. В восемь утра он стоял у дверей «Денег на ветер». Пивная только что открылась – к удовольствию немногих страждущих, которым требовалось пиво, и куда большего количества служащих, не успевших позавтракать дома.

Есть Артёму не хотелось совершенно, но позавтракать нужно. Он подождал, пока ранние посетители расселись за столиками (работал пока только верхний зал), вошел в вестибюль. Невольно посмотрел вниз, на лестницу, где вчера лежал рядом с умирающим Иваном.

Разумеется, все было вымыто и вычищено. И даже ковровую дорожку, прижатую к ступенькам медными прутьями, успели сменить.

Артём встал у двери, ведущей на улицу. Протянул руку, сильно толкнул дверь. Та плавно открылась – и замерла, распахнутая, пока отрабатывал доводчик.

– Я вам сейчас покажу… – пробормотал Артём, озираясь.

Что покажу?

Своего будущего убийцу?

Флэш-карту?

Улица. Неширокая, почти всегда пустынная, машины по ней ходят редко. Невысокие, двух-трехэтажные домишки на другой стороне давно бы снесли, вот только представляют какую-то историческую ценность.

И новый корпус Бауманки. Три верхних этажа виднеются над крышами и над кронами деревьев. Часть окон закрыта, часть открыта. Метров девятьсот… да нет, побольше. Километр.

Далеко. Из пистолета можно стрелять хоть до посинения.

Но кто сказал, что стреляли из пистолета?

– Я вам сейчас покажу, где работаю, – сказал Артём.

Кивнул – фраза прозвучала правильно. Так она и должна была прозвучать вчера в полдень. Но не успела. Из окна университета раздался выстрел, которого никто не услышал. И еще один. И еще. Петренко падал, а убийца ловил в прицел стоявшего рядом с ним человека – на всякий случай…

Артёму вдруг стало чудовищно неуютно. Будто на него снова упал холодный, умный, расчетливый взгляд человека, привыкшего и умеющего убивать людей…

Доводчик мягко закрыл дверь, и Артёма передернуло. Он постоял секунду, потом вошел в зал. Едва не наткнулся на давешнего официанта. Тот его узнал – еще бы не узнать! – и едва не выронил из рук поднос с кофе, горячими булочками и джемом.

– Мне то же самое плюс сосиски, – сказал Артём, проходя за ближайший свободный столик.

Официант принес завтрак минут через пять. Держался парень молодцом, многие бы на его месте уволились еще вчера – или с полным основанием затребовали больничный лист.

– Мои соболезнования, – расставляя перед Артёмом приборы, сказал официант. – Ваш друг… это ужасно.

Артём кивнул. Спросил:

– Вчера вы не заметили убийцу?

– Нет, – официант вздрогнул, но ответил уверенно. – Нет. Выстрел, пуля рядом с головой попала… даже не посмотрел в сторону улицы. А вы?

– И я не посмотрел, – кивнул Артём. – Скажите, Иван часто сюда захаживал?

– Нечасто, – официант не раздумывал, видимо, вчера его допросили как следует. – Но регулярно. По большей части вниз, но мы-то меняемся залами. Сидел долго, но выпивал всего-то пару кружек.

– Один приходил?

– Обычно с друзьями. Чаще всего с таким крепеньким, невысоким… – официант неуверенно развел руками, рисуя в воздухе кого-то, комплекцией напоминающего Карлсона. – Кирилл его зовут.

– Киря?

– Да, Киря.

Артём кивнул. Ничего неожиданного он не услышал, но…

– Спасибо, вы мне помогли.

– Вы… из полиции? – с легким сомнением спросил официант.

– Пять лет назад назначен начальником отдела особо тяжких преступлений МУРа, – честно сказал Артём. О том, что три года назад он был снят с должности, Артём предпочел не распространяться.

Официант просиял:

– Как хорошо, что вы здесь! Вчера ваши товарищи просили позвонить, если что-то вспомню.

– Да? – Артём оживился.

– Вчера, когда он зашел, убитый-то, с самого утра, то сперва заглядывал в верхний зал. Я вначале значения не придал, а потом повспоминал получше. Он в дверь-то заглянул, на зал особо и не глядел, сразу в тот угол уставился.

Артём проследил взгляд официанта. Два столика, один пустой, за другим субтильная девушка ковыряла ложечкой пирожное.

– Там кто-то сидел?

– Нет, никого. А он, убитый, вроде как ожидал кого-то встретить. И когда никого не увидел, то сразу пошел вниз.

– Кто там обычно сидит? – спросил Артём.

– Разные люди. Место хорошее, у окон и в уголке, нешумное. Там многие стараются сесть.

Артём достал сигареты.

– Извините, здесь не курят, – вежливо сказал официант. – Хотя для вас…

– Нет, ничего. А там – курят?

– Да, у окна курящие места. Там вытяжка хорошая, дым никого не тревожит. Некурящие там не любят сидеть: со всех сторон дымят.

Артём снова посмотрел на девушку. Та справилась с половиной пирожного и теперь собиралась с силами: крутила в пальчиках сигарету, призывно поглядывая по сторонам.

– Знаете, вы все-таки позвоните в МУР, – сказал Артём. – Расскажите им, что вспомнили… Да, той девушке у окна явно нужен огонек!

Сосиски остыли, но все еще были вкусными. Артём позавтракал, рассеянно поглядывая по сторонам. Изможденная девица домучила пирожное, выкурила сигаретку и ушла. Компания студентов деловито смолола сосиски и яичницу, погоготала только им понятным шуточкам, удалилась. Поодиночке уходили клерки, рылись в меню случайные посетители. Иногда кто-то садился за те столики, которые вчера интересовали Петренко. Никто не походил на убийцу, явившегося на место преступления. Впрочем, убийцы, как правило, ничем не отличаются от нормальных людей. Даже наличием бессмертной, реинкарнирующей души.

Все-таки симпатичный молодой преподаватель Петренко был не так уж прост. Он пришел в «Деньги на ветер» не напиваться, а поговорить. Что-то открылось ему в короткой диктофонной записи… что-то, требующее обсуждения.

Но человек на встречу не пришел. Предпочел сесть у окна и подождать, пока Петренко не выйдет из пивной. Потом прицелился из…

Из чего?

Артём вздохнул. Картина вырисовывалась совсем уж фантасмагорическая. Пистолет, револьвер – это оружие можно представить у гражданского лица. Сохранились со старых революционных времен наградные наганы, в армии и милиции есть табельные пистолеты, которые имеют обыкновение теряться. Существует, как с ним ни борись, подпольный рынок оружия. В общем, если человек хочет иметь револьвер или пистолет, то он его найдет. И порой такие стволы убивают.

Но на подобной дистанции речь может идти только о винтовке. А учитывая точность стрельбы – о винтовке с оптическим прицелом. Охотничье оружие такого типа тоже существует, но всерьез его даже рассматривать не стоит.

Снайперская винтовка. В руках убийцы, в центре Москвы!

На мгновение Артёму захотелось достать телефон и позвонить в МУР. Они там хоть исследовали пули? Убедились, что стреляли вовсе не из револьвера? Или старичок-эксперт Арсений Сергеевич, вот уже сорок лет работающий на отдел особо тяжких преступлений, только сегодня утром приковылял на работу? А весь вчерашний день отрабатывалась «револьверная версия»?

Желание позвонить угасло, прежде чем Артём достал телефон. В любом случае к обеду Крылов будет все знать точно. А попасть со своей идеей впросак и услышать в очередной раз про Пинкертона Артёму не хотелось совершенно.

Хорошо. Примем за рабочую гипотезу снайперский выстрел из здания Бауманки.

Винтовка с оптическим прицелом. Снайперская винтовка… Опытный стрелок: три пули подряд попали в Петренко. Так что же у него было? Полицейская снайперская винтовка? Вряд ли. Такую точность боя на таком расстоянии СВУ не даст никогда, вручи ее хоть Натаниэлю Бампо по прозвищу Соколиный Глаз.

Армейская СВД? Винтовка Драгунова – надежная, хорошая штука. Но на километровом расстоянии и от нее ждать чудес не приходится.

Какие-нибудь иностранные модели? Тут Артём мог только пускаться в догадки. У всех стран есть армии, поскольку рано или поздно люди начинают воевать, невзирая на реинкарнацию (честно говоря, порой она даже служит оправданием – враг не убит совсем, а всего лишь отправлен к следующему перерождению). У всех стран есть полиция, а в полиции – спецподразделения со снайперами, потому что рано или поздно появляются убийцы, которых не страшит неизбежность наказания.

Но про иностранное оружие Артём не знал практически ничего. Наверное, есть что-то очень дальнобойное и точное, позволяющее на километровой дистанции всаживать пули в сердце жертвы. Да и у российских спецподразделений найдутся хитрые вооружения, о которых простые полицейские и не слышали никогда.

Но представить себе убийцу с иностранной или секретной снайперской винтовкой разум Артёма решительно отказывался.

Ладно. Это тупик, но он и не должен искать убийцу. Пусть голова болит у Крылова. Артёму надо всего лишь найти флэш-карту, а убийцу с его хитрым оружием он получит в довесок.

Не правда ли, удобно?

Артём усмехнулся, представив себе Крылова, узнающего, что пули выпущены из снайперской винтовки. Прижал чашечкой из-под кофе десятку, кивнул официанту и вышел, не дожидаясь сдачи.

С деньгами – совсем швах. Надо было взять у Татьяны задаток.

У дверей Артём на миг задержался. Резко, холодно толкнуло в сердце предчувствие. Сейчас он откроет дверь, шагнет – и далекий снайпер нажмет на спуск…

– Хренушки, – сказал Артём, распахивая дверь.

Удара не было. Отсвечивали на солнце окна Бауманки.

Но все-таки Артём поспешил перейти на другую сторону улицы, прежде чем двинуться к университету.

Существуют места, навевающие тоску на любого нормального человека. Прежде всего, конечно, это присутственные учреждения, обитель бюрократов, с которыми хочешь не хочешь, а приходится иметь дело – если ты уже родился, еще живешь или недавно скончался и пока не похоронен. Далее – отвратительные для любого считающего себя здоровым человека медицинские заведения. Пусть врачи будут мудры и гуманны, сестры красивы и квалифицированны, нянечки заботливы и небрезгливы – все равно нормальный человек больниц и поликлиник чурается, как огня. Даже кладбища и крематории выглядят веселее и правдивее – бесповоротной окончательностью своей функции.

 

Но не меньшее отторжение вызывают школы и институты (конечно, если ты в них учился, а не пас овец на высокогорных пастбищах). Пятнадцать загубленных лет жизни, да еще каких лет! Энергия бьет ключом, хвост стоит пистолетом, хочется резвиться и шалить, ухаживать за девушками и путешествовать. Нет, суровая проза жизни (и ведь правдивая проза, вот что обидно!) заставляет тебя учиться, грызть науки (кое-кто говорит, что это гранит, но скорее – не более чем закаменелые отложения), постигать дисциплину и приобретать опыт жизни в коллективе. Надо, конечно же, надо учиться! И даже ненужные в жизни знания служат великой цели тренировки ленивых мозгов. Но по доброй воле появляться там, где из малолетних гуманоидов делают людей – занятие невеселое. Сразу вспоминаются детство и юность, прошедшие до обидного быстро и скучно. А еще становится понятно, что тебе уже никогда не изменить свою жизнь, что ты, в отличие от веселых студентов, все положенные выборы сделал, закоснел, заматерел – и теперь перед тобой только одна дорога.

К следующей инкарнации.

Артём не думал об этом, пробираясь мимо аудиторий и лабораторий, мимо вечно распахнутых дверей в накуренные туалеты, мимо шумных студенческих компаний и вечно спешащих куда-то преподавателей. Все эти мысли и так были с ним лет с тридцати, когда он уволился из МУРа, полный решимости изменить и свою жизнь, и окружающий мир; он еще был напоен энергией, еще ощущал себя молодым… и внезапно оказался в тупике. Все уже выбрано. Все уже отмерено. Все уже построено. Можно сменить профессию окончательно, уйти из частного сыска в цветоводство или начать петь песни под гитару – ничего не изменится. Полжизни ты ждешь поезд, в который хочешь сесть, покупаешь билеты и ищешь свой вагон. Но только когда поезд трогается, ты узнаешь, что остановок больше не предвидится. И тогда либо прыгай под откос, ломая руки и ноги, либо кури в тамбуре, глядя, как проплывают мимо навеки незнакомые полустанки.

Школы и институты – они как беспощадное напоминание о тысячах жизней, которые не дано прожить.

– Я тебя ждал у носа! – перекрикивая гвалт, сообщал в мобильник какой-то студент. – В циркуле, где же еще… Давай, подходи!

Кафедра низко– и высокочастотных колебаний помещалась на восьмом этаже. Артём поднялся пешком, то ли из упрямого желания доказать себе собственную хорошую форму, то ли стараясь воспринять окружающую атмосферу. Вторая причина казалась приятнее для самолюбия.

Искать никого не пришлось. У открытых дверей с табличкой «Аспирантская» стояла невысокая крепенькая женщина и отчитывала кого-то, невидимого из коридора.

– В нашей ситуации, товарищ аспирант Киреев, следует думать не о себе, любимом, а о погибшем друге и учебном процессе! Ваше поведение – это капитулянтство и слюнтяйство! Ведете себя, простите, как баба перед месячными!

При появлении Артёма женщина и не подумала снизить голос. Лишь покосилась неодобрительно и добавила, прежде чем закрыть дверь:

– И прекратите курить на рабочем месте, окружающие не обязаны вдыхать вонь!

Дверь она ухитрилась закрыть мастерски – вроде бы захлопывая с раздражением и силой, но при этом абсолютно беззвучно. Высший класс разборок!

– Что вам нужно, товарищ? – женщина перенесла свое внимание на Артёма.

– Добрый день, Карина Аслановна, – вежливо сказал Артём. – Артём Камалов, детектив. Если вы не возражаете, я побеседовал бы четверть часа с товарищем Киреевым, а потом отнял семь-восемь минут у вас.

Удивительные результаты приносит «попадание в тон» и демонстративная информированность об именах-фамилиях. Профессор Данилян не удивилась слову «детектив», не попросила предъявить удостоверение, а лишь взглянула на часы и сообщила:

– Через двадцать минут жду вас в своем кабинете, товарищ Камалов.

Уточнять, где находится кабинет, Артём теперь не мог. Поэтому дружелюбно кивнул и вошел в «Аспирантскую».

Да, тут и впрямь было накурено. Помещение оказалось длинным, узким, с одним окном, выходящим в сторону Лефортовской набережной. По стенам – стеллажи с каким-то хламом, книгами, журналами. У окна – стол, несколько стульев. И подвергшийся суровой критике товарищ аспирант Захар Киреев. Пренебрегая мебелью, Захар сидел на подоконнике.

Он и впрямь походил на Карлсона – такой же толстенький, невысокий, щекастый. Вот только Карлсон при всем своем антипедагогическом поведении никогда не курил и не брал в руки стакан с однозначно алкогольным содержимым.

– Влетело, Захар? – спросил Артём, подходя к аспиранту.

Тот лишь махнул рукой. Вдумчиво посмотрел на Артёма. Плеснул в чистый стакан прозрачной жидкости из склянки.

– Спирт я разбавляю, – сообщил Артём.

– Уже разбавлено, – отозвался Киря. – Земля пухом Ивану… пусть побыстрее повернется колесо.

– Побыстрее, – согласился Артём.

Они выпили не чокаясь. Едва прикоснувшись к стакану, Артём понял, что спирт был разбавлен исключительно символически.

Киреев выжидающе смотрел на Артёма, и тот молча выпил. Вздохнул, взял со стола кусочек хлеба, зажевал.

– Ты не мент, – сказал Киреев. – Ты кто?

– Частный детектив. Зовут Артёмом.

Киреев скорчил удивленное лицо. Подумал и спросил:

– А с каких пор расследованием убийств занимаются в частном порядке?

– Я не расследую убийство, – Артём придвинул стул, сел. – Я ищу флэшку от диктофона. А убийство… ну, разве что случайно.

Киреев понимающе кивнул. Затянулся, затушил бычок, ловко вскарабкался на подоконник и принялся дергать закрытое наглухо окно.

– Танька наняла? – спросил он, не поворачиваясь.

– Она.

– А частные сыщики всем и все рассказывают? Вдруг я и есть убийца?

Артём фыркнул. Киреев начинал ему нравиться.

– Был вчера утром у «Денег на ветер»?

– Зачем? С нашего этажа вход в пивнушку как на ладони. Пиф-паф…

Мысленно Артём поаплодировал аспиранту.

– Браво. Но ты-то не убийца.

– А кто тогда?

– Тебе сказать? – лениво спросил Артём.

Киреев, распахнувший наконец-то окно, медленно повернулся. Сходства с Карлсоном он не потерял. Только теперь это был очень злой Карлсон, у которого стырили годовой запас варенья, да вдобавок еще и запретили играть с Малышом.

– Ты знаешь?

– Есть версия, – сказал Артём. – А к вечеру сообразят и в полиции. Или завтра к утру. Но это ничего не значит, Киря. Улик уже не найти. А без флэшки не будет и мотива.

Киреев тяжело спрыгнул с подоконника. Подозрительно уставился на Артёма. Тот сидел молча, без улыбки.

– Что я могу для тебя сделать? – спросил Киреев.

– Где Иван смонтировал Звезду Теслы?

Киреев развел руками. Постучал по столу.

– Здесь! Здесь он ее смонтировал. Извини, показать не могу – забрали вчера как вещдок. Вон к той розетке подключился, дурачина. И сунул башку в капкан…

– Он тебе не звонил? – спросил Артём. – После эксперимента?

Киреев покачал головой.

– Ты сам флэшку искал?

– Тут вчера все перерыли, – мрачно сказал Киреев. – В обед явились – и лаборатории, и аспирантскую – все проверили. Нет флэшки, опоздали!

– Никто никуда не опоздал, – ответил Артём. – Давай для начала исходить из этого. Иван спрятал запись, и она до сих пор находится в здании.

– Откуда ты знаешь?

Артём промолчал. Ну как объяснить, откуда он это знает? Из слов Ивана, из его уверенности, что запись существует. Из ощущения чужого холодного взгляда на пороге «Денег на ветер». Убийца здесь. И флэшка тоже здесь. Пока существует запись – убийца под угрозой.

– Иван мне говорил, что хочет пройти Звезду, – пробормотал Киреев. – Я сам ему предложил записать разговор на диктофон… Но я не знал, что он собирался это сделать прошлой ночью! И куда он флэшку дел – тоже не знаю. Я пришел утром на работу, увидел прибор на столе, рядом диктофон – сразу все понял. Проверил, но в диктофоне флэшки не было.

– Что за диктофон? – спросил Артём.

– Простенький такой, китайский. Размером с пачку сигарет. Вставляется флэшка, на нее идет запись. Динамик крошечный, едва-едва бормочет. Даже не на аккумуляторах, на батарейках.

Артём кивнул, поднялся. Выпитый спирт придал движениям неприятную ватность.

– Возьми, – Киреев протянул ему упаковку «Антиполицая». – Спасибо, что выпил со мной. Я… не прав, наверное. Но захотелось помянуть Ивана.

– Понимаю, – сказал Артём. – Мне надо поговорить с Ройбахом, Световым, Агласовым и Данилян. Что скажешь о них, Захар?

Киреев задумчиво потер переносицу.

– Данилян… Ты же ее видел… На самом деле – неплохая женщина. Как ученый давно кончилась, увы. Но как руководитель кафедры – на своем месте. Знаешь, организаторы в науке тоже очень важны, если они не мнят себя при этом великими учеными. Иван ее уважал.

– А ты?

– Тоже, – во взгляде Киреева мелькнуло удивление. – Ты об этом разносе? Да нет, она права. А я дурак, что дверь не запер.

– Агласов?

– Приятный мужик. Ему уже семьдесят, в прошлом году юбилей отмечали. Ивану он помог в свое время. До сих пор занимается научной работой… Тридцать лет назад, можно сказать, из руин факультет газодинамики восстановил.

– Фигурально выражаясь?

Киреев хихикнул, но тут же посерьезнел.

– Да нет, на самом деле из руин. Был взрыв в научной лаборатории, погибли семеро студентов и почти весь преподавательский состав. Ты же понимаешь, у нас и сейчас многие исследования военные, а тогда в мире было неспокойно. Занимались боеприпасами объемного взрыва… дозанимались! Что факультет возродился – целиком заслуга Агласова.

– Светов?

– Пижон, – коротко ответил Киреев. – Парень с амбициями, но… Я его плохо знаю, а вот Ивану нравилось с ним пикироваться. Наш с Иваном ровесник, на год раньше закончил университет. В армии служил где-то на Кавказе, но так раздолбаем и остался.

– Кем служил?

Киреев замолчал. Неуверенно развел руками. Спросил:

– А ты полагаешь…

– Нет, я просто спросил, – успокоил его Артём. – Ройбах?

– Ну, Анатолий Давидович – ученый серьезный, – Киреев едва заметно улыбнулся. – Быть ему нобелевским лауреатом за что-нибудь. Или президентом Академии Наук. Как сам решит. Я серьезно говорю, у него на все способностей хватит. А мужик еще молодой.

Артём достал и протянул ему визитку.

– Здесь мой мобильный номер. Если вдруг что-то вспомнится или найдешь флэшку… – он улыбнулся. – Позвони.

– Позвоню, – пряча визитку в карман, пообещал Киреев. – Что-нибудь еще?

– Где кабинет Данилян, не подскажешь?

Карина Аслановна сидела за компьютером. Не изображала деятельность, а именно работала – пальцы так и бегали по клавишам. Артём постучал, тихонько вошел. Карина Аслановна кивком указала на кресло и продолжала работать. С полминуты Артёму пришлось ждать.

– Извините, – закрывая файл, сказала Данилян. – Чем могу быть полезна, товарищ Камалов?

«Товарищ» у нее звучало звонко, гордо. Видимо, Карина Аслановна состояла в коммунистической партии. При всем скепсисе Артёма касательно революционных идей работать с убежденными коммунистами он любил – почти как с ортодоксальными православными или мусульманами-ретроградами. Всегда проще, когда у собеседника есть четкая система убеждений.

– У меня несколько вопросов общего порядка, – сказал Артём. – Карина Аслановна, скажите, как получилось, что на кафедре имелась работоспособная Звезда Теслы?

Данилян вздохнула – как человек, вынужденный в очередной раз излагать азбучные истины.

– Товарищ Камалов, наша кафедра называется «Кафедра низко– и высокочастотных электромагнитных колебаний». Как вы понимаете, основной темой нашей работы является исследование влияния электромагнитных колебаний на психику человека. Те самые исследования, которые в 1893 году привели к созданию «спиритической спирали», или Звезды Теслы.

Артём вежливо кивнул.

Его нисколько не интересовал исторический экскурс – да и причина, по которой в университете стоял рабочий макет Звезды. Ясное дело, что будущие механики изучают макеты двигателей, будущие электрики – макеты генераторов, а будущие ученые – макеты «спиритической спирали». Куда интереснее было наблюдать за самой Кариной Аслановной.

– Устройство, созданное больше ста лет назад и активно применяющееся во всем мире, не может являться секретным, – продолжала Данилян. – И пожелай Тесла изначально засекретить свои исследования – за годы информация все равно бы просочилась. Даже на уроках физики в пятом классе детям рассказывают об устройстве Звезды Теслы, упрощенно, разумеется. А у нас учатся студенты, которым предстоит всю жизнь продолжать исследования великого Теслы. Как вы полагаете, возможно ли обучать их без работоспособных макетов?

 

– Звезда может быть опасной.

– Не более, чем утюг или электрическая лампочка, товарищ Камалов. Макеты Звезды, находящиеся в университете, вполне работоспособны. Но! Есть одно отличие. Настоящая Звезда Теслы воздействует на человеческий мозг сочетанием низко– и высокочастотных колебаний. Только в этом случае возникает «инкарнационный прорыв» и предыдущее воплощение человека временно обретает сознание. В макете стоит простой и надежный предохранитель, позволяющий включать либо только низкочастотный, либо только высокочастотный контур.

Артём снова кивнул. Данилян чуть-чуть оживилась, как любой профессионал, получивший возможность растолковывать азбучные истины благодарному слушателю.

– Отключить предохранитель несложно, – продолжала она. – Точно так же, как несложно засунуть в розетку два гвоздя и взяться за них рукой. Мы запрещаем гвозди и розетки? Нет. Так какие у нас были основания использовать вместо нормальных работоспособных макетов бутафорские генераторы?

– Никаких, – согласился Артём. – Вы совершенно правы. Извините, я не имел в виду ничего дурного. Хотел лишь прояснить ситуацию.

Данилян подозрительно посмотрела на него. Кивнула. Суховато спросила:

– Еще вопросы?

– Вы знаете о причинах убийства Петренко?

Данилян вздохнула.

– Как сказать. Вчера, когда я беседовала с вашими товарищами, у меня сложилось ощущение, что прежняя инкарнация Ивана сообщила ему что-то важное. Об этом узнал кто-то заинтересованный. И убил Ивана, опасаясь, что правда откроется.

– В общих чертах все верно, – согласился Артём. – Рассказ был записан на флэш-карту…

– Знаю, знаю, – Карина Аслановна поморщилась. – Ее искали. Вот… – она полезла в ящик стола, достала маленькую коробочку диктофона. – У меня точно такой же, видите? Вот такая флэш-карта, – она выщелкнула из гнезда маленький пластиковый квадратик и положила на стол.

– Да уж, спрятать несложно, – согласился Артём. – Вчера утром, до появления полиции, кто-нибудь мог зайти в аспирантскую и вынуть карту из диктофона?

– Да кто угодно! У нас сессия, занятия уже не проводятся. Ключи от дверей, если честно, получить нетрудно. Здесь ходили студенты, преподаватели, уборщицы… кто угодно!

– А я-то думаю, почему так тихо, – понимающе сказал Артём.

– Сессия, – повторила Данилян. – Завтра экзамен у третьего курса – будет шумно. Иван был в комиссии… теперь надо срочно искать замену. Ужасная история, товарищ Камалов. Всякое бывает в учебном процессе, студенты порой такое творят! Но чтобы преподаватель повел себя столь безответственно, а потом погиб! Такого у нас не бывало никогда!

– Ну а как же взрыв в лаборатории газодинамики?

– Этой истории почти тридцать лет, – Данилян поморщилась. – Да, там было явное нарушение техники безопасности. Но это не наш факультет. Мы с подобными объектами не работаем.

Она демонстративно посмотрела на часы.

– Кого из друзей Петренко посоветуете расспросить? – Артём сделал движение, будто порывается встать.

– Киреева, – не задумываясь, ответила Данилян. – Светова… он не друг, скорее – вечный оппонент. Профессора Агласова – он всегда протежировал Ване.

– Спасибо, – теперь Артём и в самом деле встал. – Скажите, а где я могу найти профессора Ройбаха?

– Его кабинет в конце коридора.

– Благодарю вас, товарищ Данилян, – с чувством произнес Артём. – Последняя просьба… Вы не могли бы одолжить мне флэш-карту из своего диктофона?

– Зачем? – удивилась Карина Аслановна.

– Хотел бы показать некоторым людям. Всегда проще, когда показываешь, что надо искать. Я верну ее через пару часов.

– Пожалуйста, – Данилян протянула ему карту. – Я буду на работе до четырех часов, потрудитесь меня найти.

Работа детектива – неважно, состоящего на службе в милиции или занимающегося частным сыском – неизбежно связана с поступками не самыми этичными.

Чтобы разоблачить шантажиста, приходится стать шпионом. Чтобы поймать вора, приходится искать доносчиков. Чтобы схватить убийцу, приходится угрожать и запугивать.

Артёму приходилось и шпионить, и вербовать доносчиков, и угрожать.

Но больше всего Артём не любил провоцировать.

Есть что-то постыдное в самой необходимости одному человеку устраивать ловушку для другого. Даже для преступника. Даже для убийцы.

Но ни одному детективу в мире не удалось обойтись без блефа и провокации. В прошлой своей жизни, будучи Аланом Пинкертоном, Артём неоднократно становился «своим» для преступников, проникал в банды, планировал ограбления – чтобы затем победоносно схватить негодяев на месте преступления. Разумеется, Артём не помнил своих приключений, тысячекратно умноженных и растиражированных «желтой» прессой. Читать – читал, со стыдливым интересом знакомясь с деталями похождений своей прежней инкарнации. И неоднократно думал, что «его» методы, во многом заложившие основы современного сыскного дела, имели и свою оборотную сторону. Сыщик и преступник – не только антагонисты, не только соперники, но еще и два полноправных игрока. От хода сыщика зависит и ответный ход преступника. Алан Пинкертон безжалостно преследовал и уничтожал американских бандитов, но не была ли ответная жестокость преступного мира отчасти порождена и его методами?

Артём не знал ответа. Точнее, знал тот ответ, который стал справедливым в его время. С шулерами дозволимо играть краплеными картами.

Если и были в мире благородные преступники, то они навсегда остались под пологом Шервудского леса. Там, наверное, им самое место.

Потому что стоит присмотреться к настоящему преступлению, и вы найдете не страдающего Отелло, а лишь пьяного мужа, приревновавшего супругу к соседу; не благородного Гамлета, а коварного охотника за наследством; не пылкого Ромео, а банального соблазнителя.

Правда всегда грязнее фантазии.

Выйдя от Данилян, Артём не сразу отправился к моложавому профессору Ройбаху. Вначале он снова заглянул в аспирантскую и несколько минут беседовал с Киреевым. Они обсудили, куда же все-таки Петренко мог спрятать флэш-карту, и сошлись на том, что она «где-то здесь».

Артём еще раз попросил Киреева позвонить, если сумеет что-то найти, и удалился.

А флэш-карта от диктофона Карины Данилян осталась в аспирантской. На дне стеклянной вазочки, из которой уныло торчали пластиковые цветочки.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22 
Рейтинг@Mail.ru