Луиза Пенни
Долгий путь домой
Глава девятая
Клара и Мирна успели на утренний поезд, отправлявшийся с центрального вокзала в Монреале.
Клара прислушалась к стуку колес и ощутила знакомое успокаивающее покачивание. Она откинулась на спинку сиденья, удобно устроив голову на подголовнике, и стала смотреть в окно на леса, поля и фермы.
Она много раз проделывала это путешествие. Сначала одна, в Торонтский колледж искусств. Замечательное приключение. Потом – с Питером на художественные выставки. Всегда его выставки, не ее. Престижные выставки, куда его картины отбирались специальным жюри. Клара сидела рядом с Питером, держала его за руку. Радовалась за него.
Сегодня поезд казался одновременно знакомым и чужим. Питера рядом не было.
В расплывчатом зеркале оконного стекла она заметила, что Мирна смотрит на нее. Клара повернулась к подруге:
– Что?
– Ты хочешь, чтобы Питер вернулся?
Мирне уже некоторое время хотелось задать этот вопрос, но она все никак не могла улучить подходящий момент. И вот такой момент настал.
– Не знаю.
Не то чтобы Клара не могла ответить на вопрос подруги, просто ответов у нее было слишком много.
Просыпаясь утром в одиночестве, она хотела его возвращения.
Работая в своей мастерской, не хотела.
С друзьями в бистро или за обедом она совсем не тосковала по Питеру.
Но когда ела в одиночестве дома? Когда лежала одна в своей кровати? Она все еще иногда разговаривала с ним. Рассказывала о том, как провела день, делая вид, что он рядом. Делая вид, что ему не все равно.
Потом она выключала свет, поворачивалась на бок. И тосковала по нему еще сильнее.
Хотела ли она его возвращения?
– Не знаю, – повторила Клара. – Я попросила его уйти, потому что чувствовала его равнодушие, потому что он перестал меня поддерживать. Но не потому, что он стал мне безразличен.
Мирна кивнула. Она знала чувства Клары. За прошедший год они много разговаривали о Питере. Дружба стала еще более тесной, Клара открывала ей тайники своей души.
Все, что переполняло ее, все, что женщины вроде бы не должны чувствовать и тем более показывать, – все это Клара доверила Мирне.
Слабость, страх, злость. Ужасное, мучительное одиночество.
– А если мне больше никогда не придется его целовать? – спросила как-то раз Клара зимним вечером, когда они сидели за ланчем перед камином.
Мирне тоже был знаком этот страх. Ей были известны все опасения Клары, потому что она их разделяла. И признавалась в этом Кларе.
И с течением времени, по мере того как дни становились длиннее, их дружба укреплялась. Ночи становились короче, и страхи отступали. Одиночество обеих женщин перестало быть таким нестерпимым.
«Ты хочешь, чтобы Питер вернулся?»
Мирна задала Кларе вопрос, который та побаивалась себе задавать.
В окне, за которым бесконечно тянулись леса, Мирна видела собственное призрачное отражение.
– А если с ним что-то случилось? – спросила Клара, уткнувшись в спинку кресла переднего ряда. – Я себе не прощу.
– Нет, – сказала Мирна. – Ты всего лишь попросила его уйти. То, что он делал после этого, было его собственным выбором.
– Но останься он в Трех Соснах, с ним ничего бы не случилось.
– Если только у него не было назначено свидание в Самарре.
– В Самарре? – Клара повернулась к подруге. – Ты это о чем?
– О Сомерсете Моэме.
– У тебя крыша поехала? – поинтересовалась Клара.
– Моэм пересказал эту историю в одной из своих пьес[29], – объяснила Мирна. – Я ведь читаю целыми днями, ты не забыла? Я знаю все такие темные дела. Мне повезло, что я не работаю в пекарне у Сары.
Клара рассмеялась:
– Я просто хочу его найти, узнать, что он жив-здоров. А там уж я буду продолжать жить по-своему.
– С ним или без него?
– Я думаю, что пойму, когда его увижу.
Мирна легонько похлопала Клару по руке:
– Мы его найдем.
Приехав в Торонто, они остановились в отеле «Ройял Йорк». Мирна приняла душ. Когда она вышла, Клара сидела за ноутбуком.
– Я пометила на карте все ведущие картинные галереи, – сказала Клара, полуобернувшись и кивая на карту, лежащую на ее кровати. – Мы можем обойти их завтра.
Мирна села на кровать и, вытирая мокрые волосы, стала разглядывать карту с крестиками и кружочками.
– Я подумала, что нужно начать с брата и сестры Питера, – продолжила Клара. – Офис Томаса неподалеку, на Янг-стрит. Он назначил встречу на четыре. Марианна придет в бар отеля в половине шестого.
– Ты времени даром не теряла, – заметила Мирна. Она встала, чтобы посмотреть на страницу, которую Клара читала на мониторе. – Что тут у тебя интересного?
И тут у нее перехватило дыхание.
Наверху страницы было написано: «Уильям Сомерсет Моэм».
– «Слуга отправился на базар в Багдаде, – прочла Клара с экрана, сидя спиной к подруге. – Там его толкнула старая женщина. Он повернулся и узнал Смерть».
– Клара, – пробормотала Мирна, – я не…
– «Смерть пристально посмотрела на него, и слуга, испуганный, убежал. Он пошел прямо к хозяину и рассказал ему, что на базаре встретил Смерть и что ему нужно бежать, чтобы спастись. Хозяин дал ему коня, и слуга во весь опор поскакал в Самарру, уверенный, что там Смерть его не найдет».
– Я не знаю, почему вдруг вспомнила…
Клара сделала еле заметное движение рукой, и Мирна замолчала.
– «Позднее в тот же день хозяин пошел на базар и тоже встретил Смерть, – продолжила читать Клара. – Он спросил у нее, зачем она напугала его слугу, и Смерть объяснила, что вовсе не хотела пугать его. Просто она удивилась».
Клара повернулась и посмотрела на Мирну:
– Закончи эту притчу. Ты ее знаешь.
– Мне вообще не нужно было говорить…
– Прошу тебя, – настаивала Клара.
Наконец Мирна тихо заговорила:
– Смерть сказала: «Я просто удивилась, увидев его на базаре. Потому что у меня назначено свидание с ним сегодня вечером. В Самарре».
– Ты достала фотографию Питера? – спросил Гамаш у Лакост.
– Oui. И отправила ее в Квебек-Сити, – ответила она. – Они обещали этим заняться. Я также разослала ее по отделениям Квебекской полиции и в полицию Парижа, Флоренции и Венеции. Это было почти год назад, так что многого ждать не приходится, но попробовать стоит.
Гамаш улыбнулся. Многие считали, что он сошел с ума или подсел на таблетки, когда он назначил женщину-инспектора, которой едва исполнилось тридцать, своим преемником – главой знаменитого отдела по расследованию убийств. Но он настоял на своем. И ни на минуту не усомнился в том, что сделал правильный выбор.
– Хорошо.
Он уже хотел отключиться, как вдруг вспомнил:
– Ах да, еще Дамфрис. Ты бы не могла и с ними связаться?
– Конечно. Я забыла.
Гамаш повесил трубку, несколько раз постучал по аппарату пальцем. Потом сел к компьютеру и вышел в Интернет.
Набрал в «Гугле» «Дамфрис».
– Что ж, это было не слишком полезно, – сказала Мирна. – Он всегда такой?
Они спустились на лифте и вышли в вестибюль «ТД Бэнк Тауэр»[30]. Мирна остановилась на секунду, чтобы восхититься творением Миса ван дер Роэ. Свет и высота. Контраст с тесным, замкнутым пространством на пятьдесят втором этаже, которое они только что покинули.
Томас Морроу был элегантен, высок, любезен. В каком-то смысле он олицетворял собой неординарное здание. Вот только в нем не было ничего открытого и яркого.
Офисное здание было больше, чем казалось снаружи. Томас Морроу был меньше.
– Хуже, – ответила Клара. – Я думаю, в твоем присутствии он старался выглядеть лучше, чем обычно.
– Ты шутишь, – сказала Мирна.
Их каблуки постукивали по мраморному полу. Часы над длинным мраморным столом службы безопасности показывали четыре часа тридцать пять минут. Томас Морроу заставил свою невестку прождать двадцать минут, а потом уделил ей десять минут своего времени, прежде чем перейти к более насущным вопросам, чем пропавший брат.
– Я уверен, с Питером все в порядке, – проговорил Морроу со снисходительной улыбкой. – Ты же его знаешь. Отправился куда-нибудь рисовать и забыл обо всем на свете.
Мирна ничего не говорила, просто смотрела на Томаса Морроу. На ее взгляд, ему было немногим больше шестидесяти. Он сидел, раздвинув ноги, демонстрируя посетительницам свой пах. На Томасе был прекрасно скроенный костюм с шелковым галстуком. Его кресло стояло спинкой к окну, а значит, входящие видели господина Морроу на фоне громадных черных небоскребов и сверкающего огромного озера вдали.
Он напоминал монарха, окруженного символами власти, призванными скрыть его слабость.
Клара еле сдерживала ярость.
– Ты наверняка прав, но мне хотелось бы узнать, видел ли ты его, когда он был в Торонто.
Томас покачал головой:
– Я и не ждал, что он свяжется со мной. Как видишь, у меня на стенах нет картин.
Он не без гордости показал на ряд фотографий. Там были запечатлены не родные и не друзья, а торжества в связи с бизнес-достижениями. Кубки победителя гольф-турниров. Знаменитости, с которыми он встречался.
Чужие люди.
– Он, вероятно, ходит по выставкам и посещает галереи, – сказал Томас Морроу. – Ты туда не заглядывала?
– Хорошая идея, – ответила Клара с натянутой улыбкой. – Спасибо тебе.
Морроу поднялся и пошел к двери:
– Рад, что сумел помочь.
Вот и все.
– Можно было просто позвонить, – сказала Мирна, когда они вышли в топку торонтского лета.
Стены зданий излучали жар, солнечные лучи отражались от бетона и проникали в тротуар, отчего в тяжелом влажном воздухе висел запах асфальта.
Удивительно, но Мирна начала успокаиваться. Ее мать и бабку умиротворяли запахи скошенной травы, теплой выпечки, едва ощутимый аромат свежевыстиранного белья, сохнущего на веревке. Для поколения Мирны привычными стали искусственные запахи. Плавящийся асфальт означал лето. «Вейпораб»[31] означал зиму и заботу. А еще были порошковый лимонад и газировка, а также запах краски старого ризографа.
Все эти запахи утешали ее по причинам, которые требовали понимания, потому что к пониманию они не имели никакого отношения.
После нескольких лет, проведенных в Трех Соснах, ее пристрастия стали меняться. Она по-прежнему любила запах «Вейпораба», но теперь ценила также запах червей, выползающих после дождя.
– Мне хотелось видеть его, – сказала Клара, пока они ждали с толпой других потеющих людей, когда загорится зеленый свет. – Чтобы понять, не лжет ли он, не утаивает ли что-то от меня.
– И как? Ты думаешь, он видел Питера или разговаривал с ним?
– Вряд ли.
Мирна задумчиво спросила:
– Почему он сказал про стены?
Впереди виднелся впечатляющий фасад отеля «Ройял Йорк». Громадный анахронизм у подножия современного города. И Мирна уже предвкушала вкус пива, которое она вскоре будет пить.
– Кто знает, почему Морроу говорят то или иное, – ответила Клара, остановившись у двери старого отеля.
Швейцар, потеющий в своей униформе, ухватился за ручку, готовый открыть для них дверь.
– Наверное, этим он хотел унизить Питера, – сказала Мирна. – Его, мол, больше интересует искусство, чем брат.
– И он был бы прав, – заметила Клара.
– Давай-ка выпьем пива, – предложила Мирна и направилась прямиком в бар.
Глава десятая
Рейн-Мари сунула толстую книгу под мышку и вышла в сияние дня.
– Внутри или снаружи, ma belle?[32] – спросил Оливье.
Она огляделась и выбрала столик на террасе, под громадным уличным зонтом.
Оливье вернулся через несколько минут с орешками-ассорти и высоким стаканом имбирного пива, мгновенно запотевшим в такую жару.
– Parfait, – сказала Рейн-Мари. – Merci[33].
Она сделала глоток и погрузилась в чтение, оторвавшись от книги только двадцать минут спустя, когда ей на колени легла чья-то голова.
Анри.
Она потрепала его по огромным ушам, поцеловала в лоб.
– Надеюсь, это ты, Серхио.
– Прости, но это всего лишь я, – рассмеялся Арман.
Он подтащил к столику стул и кивнул Оливье, который исчез внутри бистро.
– «История Шотландии», – прочел Гамаш надпись на обложке книги. – Внезапная страсть?
– Почему Дамфрис, Арман? – спросила Рейн-Мари.
– Я сам пытаюсь понять. Весь Интернет облазил.
– Нашел что-нибудь?
– Ничего стоящего, – признал он. – Распечатал кое-что. – Он положил листы на стол. – А ты?
– Да я только начала читать.
– Где ты ее взяла? – спросил Гамаш. – У Рут? – Он посмотрел на дверь магазина Мирны.
– У Розы. Рут спала в разделе «Философия».
– Спала, или вырубилась, или…
– Умерла? – подхватила Рейн-Мари. – Нет, я проверила.
– А что ей сделается? – фыркнул Оливье и поставил стакан с имбирным пивом перед Гамашем.
– Merci, patron, – пробормотал Гамаш.
Они прихлебывали пиво, рассеянно заедали его орешками и читали о шотландском городке.
– Боже мой, – сказала Мирна, оглядываясь.
Она остановилась как вкопанная в дверях бара в отеле «Ройял Йорк», чем вызвала небольшой затор.
– Сколько вас? – спросила ее молодая женщина.
– Трое, – ответила Клара, выглядывая из-за мощной фигуры Мирны.
– Прошу за мной.
Две истекающие пóтом женщины двинулись за строгим стройным метрдотелем. Мирна чувствовала себя гигантом. Громадным, неповоротливым, растрепанным и немыслимым. И вообще, она была где-то в другом месте, невидимая за сиреной, ведущей их к столику.
– Merci, – поблагодарила Клара в силу привычки, забыв, что это англоязычный Онтарио, а не франкоязычный Квебек.
– Боже мой, – снова прошептала Клара, плюхаясь в шикарное «ушастое» кресло, обитое розоватым жатым бархатом.
Бар практически представлял собой библиотеку. Здесь удобно чувствовал бы себя Диккенс. Здесь мог бы найти полезную книгу Конан Дойль. Здесь могла бы сидеть за чтением Джейн Остин. И напиться при желании.
– Пиво, пожалуйста, – сказала Мирна.
– Два, – уточнила Клара.
Им казалось, будто из раскаленного, душного Торонто двадцать первого столетия они шагнули в прохладный сельский домик века девятнадцатого.
Пусть они и стали гигантами, но здесь была их естественная среда обитания.
– Значит, ты думаешь, у Питера было «свидание в Самарре»? – спросила Клара.
Голос ее звучал слишком ровно. Из своей многолетней практики Мирна знала, что именно так говорят люди, пытающиеся скрыть эмоции. Подавить их, выровнять, а через них и свои слова и голоса. Отчаянная попытка представить нечто ужасное как обыденное.
Но глаза Клары выдавали ее. Они молили Мирну об утешении.
Питер жив. Он рисует. Просто потерял счет времени.
Беспокоиться не о чем. Он и слыхом не слыхивал о Самарре.
– Извини, что ляпнула глупость, – сказала Мирна, улыбаясь официантке, которая принесла им пиво.
Все остальные в баре, похоже, пили какой-то мудреный коктейль.
– Однако ты это имела в виду? – не отступала Клара.
Мирна немного помедлила, глядя на подругу.
– Мне кажется, история Моэма не столько о смерти, сколько о судьбе. У каждого из нас свое «свидание в Самарре».
Она поставила стакан и наклонилась над столиком красного дерева, понизив голос, так что Кларе тоже пришлось податься вперед, чтобы расслышать ее.
– Но вот в чем я абсолютно уверена, так это в том, что жизнь Питера принадлежит ему. Останется ли он на базаре, поскачет ли в Самарру – это его судьба. Не твоя. Вот скажи, ты стала бы ставить себе в заслугу что-нибудь замечательное, сделанное Питером за прошедший год?
Клара отрицательно покачала головой.
– Но при этом ты считаешь, что виновата, если случилось что-то плохое.
– А ты думаешь, что-то случилось?
Мирна, слегка раздраженная, хотела возразить, что говорит не об этом. Но, посмотрев на Клару, она поняла, что ее слова не дойдут до подруги, которой сейчас нужно только одно, и это не имеет отношения к логике.
– Нет, – сказала Мирна, взяв Клару за руку. – Я уверена, что с ним все в порядке.
Клара глубоко вздохнула, сжала руку подруги и откинулась на спинку кресла.
– Правда? – Она вгляделась в глаза Мирны, но не слишком глубоко и недолго.
– Правда.
Они обе знали, что Мирна лжет.
– Это она? – спросила Мирна, и Клара, повернув голову, увидела приближающуюся Марианну Морроу.
Клара познакомилась с Марианной, когда сестра Питера вела богемный образ жизни в Кэбиджтауне – районе Торонто, где обитают художники. Она изображала из себя поэтессу и пыталась привлечь к себе внимание своих безразличных родителей. В качестве оружия она выбрала беспокойство.
Образ молодой женщины, в равных долях несдержанной и отчаявшейся, запечатлелся в мозгу Клары так прочно, что она и сегодня предполагала увидеть ту же Марианну. Ей понадобилось несколько минут, чтобы осознать, что в волосах Марианны блестит седина и бывшая поэтесса, пусть не утратившая богемного облика, превратилась в успешного дизайнера. У нее есть ребенок. И она единственная из родни Питера, кого Клара переваривает. Да и то с трудом.
Клара поднялась и представила Мирну, потом все трое сели. Марианна заказала мартини и посмотрела на невестку и ее подругу.
– А где Питер? – спросила она.
– Почему Дамфрис? – спросил Гамаш, отрываясь от своих распечаток. – Городок достаточно привлекательный, но почему Питер предпочел его Венеции?
Рейн-Мари опустила свою толстую книгу.
– Тут сплошной туман. Милый шотландский городок. Одно время – место обитания друидов, потом там появились римляне, потом шотландцы его отвоевали.
– Какие-нибудь известные художники там жили?
– Судя по тому, что я прочла, там вообще не было никаких знаменитых горожан.
Гамаш устроился поудобнее и глотнул пива, наблюдая за детьми на деревенском лугу. За друзьями и соседями, идущими по своим делам в этот теплый августовский день. За машинами, медленно едущими в деревню и из нее.
Потом он подался вперед:
– А что, если Питера привлек вовсе не Дамфрис? – Он потянул к себе книгу Рейн-Мари. – Возможно, город находится на пути к другому месту.
– Что ты имеешь в виду? – спросила Клара.
– Вы с Питером всегда вместе, – сказала Марианна Морроу. – Я подумала, что он к нам сейчас присоединится.
У Клары упало сердце.
– Я приехала, чтобы задать тебе тот же вопрос.
Марианна посмотрела на Клару с недоумением:
– Ты хотела узнать у меня, где Питер? То есть ты этого не знаешь?
Мирну заинтересовали выражение ее лица и интонация. Марианна казалась озабоченной, по крайней мере внешне. Но за этим крылось что-то еще.
Возбуждение. Мирна немного отодвинулась от Марианны Морроу.
Томас с его расставленными ногами и покровительственной улыбкой хотя бы не пытался скрыть презрения. А Марианна скрывала. Только не презрение, подумала Мирна, а скорее что-то вроде голода.
Сестра Питера смотрела на Клару, как голодающий смотрит на изобильный шведский стол. Марианна жаждала дурных новостей, которые предлагала ей Клара.
– Он пропал, – сообщила Клара.
У Марианны заблестели глаза.
– Это ужасно.
– Когда ты видела его в последний раз? – спросила Клара.
Марианна задумалась:
– Он обедал с нами прошлой зимой, только не помню день.
– Ты его пригласила?
– Он явился без приглашения.
– Зачем?
– Зачем? – переспросила Марианна. – Затем, что я его сестра. И он хотел меня видеть.
Она сделала вид, что оскорблена, но все понимали: это игра.
– Нет, правда, – повторила Клара. – Зачем?
– Понятия не имею, – призналась Марианна Морроу. – Может, он хотел посмотреть, как поживает Бин.
– Бин? – Мирна не слышала этого имени прежде.
– Это… – Клара заколебалась, надеясь, что сидящая напротив нее женщина сама даст ответ.
Но Марианна Морроу молча улыбалась.
– Это ребенок Марианны, – закончила Клара.
– Вот как, – сказала Мирна, слегка озадаченная этой заминкой.
Марианна впилась взглядом в Клару:
– А ты когда видела его в последний раз?
К удивлению Мирны, Клара не замедлила с ответом:
– Мы разошлись около года назад. Я его не видела и не слышала с прошлого лета. Это было что-то вроде пробного развода. Питер обещал вернуться через год.
Мирна пристально взглянула на подругу. И не обнаружила ни намека на то, как тяжело дались Кларе эти слова. Как трудно было ей подбирать их весь день. И всю ночь.
– Но он не вернулся. – Марианна все еще пыталась изображать озабоченность, но ее удовлетворение было слишком очевидным.
Мирна не понимала, с чего это Клару понесло.
– Только, пожалуйста, никому ни слова.
– Разумеется, – ответила Марианна. – Я знаю, что он заезжал в колледж искусств. Сам рассказал нам, когда приходил на обед.
– Он там учился, – напомнила Клара Мирне.
– Кажется, он еще заходил в какие-то галереи.
Марианна Морроу внезапно стала разговорчивой, и Мирна поняла, почему Клара открылась ей. Она подкармливала Марианну, набивала ей рот. А Марианна все съедала – чревоугодник на банкете дурных новостей. Объевшись, она становилась сонной, теряла осторожность. Выбалтывала информацию.
– У меня предложение. Приходите сегодня ко мне на обед.
Мирна увидела, как на губах Клары мелькнула улыбка, и прониклась еще большим уважением к подруге.
– Нашла что-нибудь? – поинтересовался Арман, оторвавшись от книги по Шотландии.
Рейн-Мари отрицательно покачала головой и отложила распечатки. Они обменялись материалами, надеясь, что другой взглянет на них свежим глазом.
– А ты? – спросила она.
Он снял очки и протер глаза:
– Ничего. Но кое-что еще в перемещениях Питера вызывает у меня вопросы. – Гамаш придвинулся к столику. – Отсюда он почти сразу же улетел в Париж.
– Oui, – кивнула Рейн-Мари.
– И нашел себе жилье в пятнадцатом округе.
Теперь Рейн-Мари поняла, чем озадачен Арман:
– Не самое подходящее место для художника.
– Нам нужна подробная карта Парижа, – сказал он, вставая. – У нас дома она есть, но у Мирны тоже наверняка найдется.
Он вернулся через несколько минут со старой картой, старым путеводителем и старой поэтессой.
Рут уселась на стул Гамаша, ухватила его стакан с имбирным пивом одной рукой и остатки орешков – другой.
– В последний раз Питера видели в Квебек-Сити, – проворчала она. – И что же ищет Клузо?[34] Карту Парижа. Господи Исусе. Сколько народу тебе пришлось отравить, чтобы пробиться в старшие инспекторы?
– Столько, что еще одного можно и не учитывать, – ответил он, и Рут фыркнула.
Поморщившись, она отодвинула стакан Гамаша и поманила к себе Оливье.
– Лекарство, – заказала она. – Алкогольное.
Рейн-Мари сообщила ей о том, какой округ в Париже выбрал Питер, на что Рут покачала головой:
– Он чокнулся. Да и кто бы не чокнулся, прожив столько лет с Кларой? Только не говорите ей.
Они втроем склонились над картой и путеводителем, выискивая в пятнадцатом округе что-нибудь такое, что могло привлечь Питера.
– Планируете путешествие? – спросил Габри. Он поставил на стол маленькую тарелку с маринованными огурчиками, холодным мясом и оливками и присоединился к ним. – Меня возьмете?
Узнав, чем они заняты, он поморщился:
– Пятнадцатый? Что же задумал Питер?
Двадцать минут спустя, ничуть не продвинувшись в поисках, они переглянулись.
Что было на уме у Питера?
– А это Бин, – сказала Марианна.
Перед Кларой и Мирной стояло создание лет двенадцати-тринадцати. В джинсах, свободной рубашке, с волосами до плеч.
– Привет, – сказала Мирна.
– Хай.
– Бин, ты помнишь тетю Клару?
– Конечно. Как поживает дядя Питер?
– Уехал в творческую поездку, – ответила Клара, чувствуя на себе проницательный взгляд юного существа.
В этом ребенке было много очевидного: вежливость, спокойствие, ум. Наблюдательность.
Неясно было одно: мальчик Бин или девочка.
Осознав, что родители не желают ее замечать, что бы она ни делала, Марианна Морроу избрала другой путь. Ее супружество принесло плод. Плоду она дала имя Бин[35]. А в довершение всего нанесла убийственный удар, не известив семейство о том, какого пола ее чадо. Марианна родила не только ребенка, но и биологическое оружие.
Клара предполагала, что через некоторое время все так или иначе обнаружится. Либо Марианна устанет от своей шарады, либо Бин сам/сама выдаст себя. Либо с возрастом пол неминуемо проявится.
Но ничего этого пока не случилось. Ребенок оставался бесполым, а Морроу пребывали в неведении.
Обедали они молча. Марианна явно очень скоро пожалела о приглашении. После обеда чадо Марианны повело гостей наверх показать цветовой круг[36] – дядя Питер научил делать.
– Ты интересуешься искусством? – спросила Мирна, поднимаясь по лестнице вслед за ребенком.
– Не так чтобы очень.
Дверь в спальню открылась, и Мирна удивленно подняла брови.
– Замечательно, – прошептала она Кларе.
Стены спальни не были завешены постерами с поп-идолами или хоккейными звездами, вместо этого к ним были прикноплены картины. Возникало ощущение, будто в центре Торонто вдруг появилась неолитическая пещера.
– Мило, – сказала тетушка Клара, но Мирна бросила на нее предупреждающий взгляд – Что? – прошептала Клара. – Нормальная похвала.
– Ты и в самом деле хочешь похвалить это? – Мирна толстым пальцем ткнула в стену.
– Картинки – говно, – подал голос ребенок, усевшийся на кровать. – Но мне нравится.
Клара с трудом подавила улыбку. Именно такие чувства она испытывала к своим ранним работам. Она знала, что они говно. Но ей нравилось. Правда, больше никому, кроме нее.
Она снова обвела взглядом стены спальни. На сей раз без предубеждения. Решительно намереваясь найти что-нибудь хорошее среди этих творений.
Она переходила от одной картины к другой.
Приближалась. Отдалялась. Наклоняла голову в одну сторону, в другую.
Как бы она ни смотрела, они были ужасны.
– Вы не переживайте. Вовсе не обязательно, чтобы они вам нравились, – раздался голос с кровати. – Мне все равно.
Те же слова говорила юная Клара, видя вполне предсказуемое поведение людей, пытающихся выдавить что-нибудь похвальное о ее ранних работах. Людей, чье мнение было для нее важно. Чьего одобрения она ждала. «Мне все равно», – говорила она.
Но ей было не все равно. И она подозревала, что Бин чувствует то же самое.
– У тебя есть любимая картина? – спросила тетушка Клара, отринув собственные чувства.
– Вон та.
Палец указал на открытую дверь. Тетушка Клара закрыла ее и обнаружила прикнопленную к ней картину. Она была ужаснее остальных, если такое возможно. Если прочие творения принадлежали к эпохе неолита, картина на двери относилась к самому раннему этапу эволюции. У автора явно имелся хвост, а ходил он на всех четырех. Попадая костяшками пальцев в краску.
Питер, учивший чадо своей сестры делать цветовой круг, оказался никудышным преподавателем. Этюды в спальне нарушали все правила искусства и большинство правил общепринятого этикета. От стен исходил дурной запах.
– И что тебе в ней нравится? – спросила Мирна голосом, сдавленным от сильных эмоций или от обеда в желудке.
– Вот это.
Указуя на картину, палец провел волнистую линию в воздухе. Клара поняла, что при закрытой двери Бин видит это творение, засыпая и просыпаясь.
Что же в нем такого особенного?
Она посмотрела на Мирну – ее подруга разглядывала картину. И улыбалась. Поначалу слабо, а потом все шире.
– Ты это видишь? – спросила Мирна.
Клара пригляделась к «шедевру». И тут что-то переключилось. Забавные красные загогулинки оказались улыбающимися губами. Картина была наполнена улыбками.
Это не делало ее лучше. Но определенно делало забавнее.
Клара повернулась к Бин и увидела широкую улыбку на серьезном лице.
– Художественный ген явно не передается в этом семействе по наследству, – сказала Мирна, когда они сели в такси.
– Я бы отдала кучу денег, чтобы Питер увидел, к чему привели его уроки, – заявила Клара, и Мирна фыркнула от смеха.
– Чем вы сегодня занимались? – поинтересовалась Рейн-Мари у Анни и Жана Ги за обедом на террасе в заднем саду.
– Мы с Доминик прокатились верхом по лесу, – сказала Анни, поглощая салат из арбуза, мяты и сыра фета.
– А ты? – спросил Арман у Жана Ги. – Я точно знаю: ты бы ни за что не сел на лошадь.
– На лошадь? – переспросил Бовуар. – Доминик говорит, что это лошади, но по меньшей мере одна из них – лось.
Рейн-Мари рассмеялась. Ни одна из лошадей Доминик не годилась для конной выставки. С ними плохо обращались, их запустили и в конечном счете отправили на бойню. Доминик их спасла.
Кони смотрели такими глазами, будто знали, что их спасли в последнюю минуту.
Такой же вид иногда бывал у Анри в минуты задумчивости. И у Розы. То же выражение Рейн-Мари иногда читала в глазах у Жана Ги.
И у Армана.
Они знали. О том, что были на волосок от смерти. Но еще они знали, что их спасли.
– Мы с Марком поработали во дворе, – сообщил Жан Ги. – А вы чем отличились?
Гамаш и Рейн-Мари поведали о своих попытках понять, почему Питер уехал в Дамфрис.
– И почему поселился в пятнадцатом округе в Париже, – добавила Рейн-Мари.
– Папа, а что там? – спросила Анни.
Арман поднялся и минуту спустя принес из дома карту Парижа.
– Прошу прощения, – сказал он. – Мне тут нужно проверить кое-что.
Он разложил карту на столе.
– Что вы ищете? – спросил Жан Ги, присоединяясь к нему.
Гамаш надел очки и склонился над картой. Спустя несколько минут он выпрямился.
– Во время прогулки вы останавливались посмотреть, как живет отец Марка? – спросил Арман у дочери.
– На минутку, – ответила Анни. – Мы привезли ему кое-какие продукты. А что?
– Телефона у него по-прежнему нет?
– Нет. А что?
– Так, одна мысль. Он какое-то время жил в Париже, – сказал Гамаш.
– Он довольно долго там жил, после того как мать Марка его выгнала, – уточнила Анни.
– Мне нужно с ним поговорить. – Арман повернулся к Жану Ги. – Ты готов прыгнуть в седло?
Бовуар посмотрел на него испуганно:
– Сейчас? Вечером? На лошадях – или кто уж они там?
– Сейчас темновато, поедем с самого утра, – ответил Гамаш.
– А зачем? – спросила Анни. – Что может знать Винсент Жильбер об исчезновении Питера?
– Возможно, ничего, но я помню, мы с ним разговаривали о его жизни в Париже. Он мне показывал, где останавливался.
Гамаш ткнул пальцем в карту.
Пятнадцатый округ.
