Луиза Пенни
Долгий путь домой
– Пожалуй. Возможно, даже что-то большее, чем срыв. Посреди ночи он вдруг пришел к выводу, что никогда не завидовал моему искусству.
Мирна фыркнула в стакан, отчего чай брызнул ей на нос.
– Да, – сказала Клара. – Я ему тоже не поверила. После этого мы опять поругались.
Казалось, ей невыносимо даже говорить о случившемся.
Гамаш внимательно слушал ее.
– Если он не завидовал вашему искусству, то как он объяснял проблему?
– Я сама – вот в чем была проблема, – ответила Клара. – Он завидовал мне. Не тому, что на своих картинах я изображала дружбу, любовь и надежду, а тому, что я все это чувствовала.
– А он – нет, – заметила Мирна.
Клара кивнула:
– Он понял в ту ночь, что всю жизнь притворялся, а внутри у него ничего нет. Пустота. Вот почему его живопись лишена содержания.
– Потому что он сам таков, – завершил Гамаш.
В маленьком кружке воцарилось молчание. Вокруг роз и высоких наперстянок жужжали пчелы. Мухи пытались утащить хлебные крошки с пустых тарелок. Неподалеку журчала речушка Белла-Белла.
А они думали о человеке, у которого вместо сердца была пустота.
– И поэтому он ушел? – проронила Мирна.
– Он ушел, потому что я велела. Но…
Они ждали продолжения.
Клара смотрела в сад, и они видели только ее профиль.
– Я ждала его возвращения. – Она неожиданно улыбнулась и повернулась к друзьям. – Я думала, ему будет не хватать меня. Надеялась, что в разлуке он почувствует себя одиноким и потерянным. Поймет, чего лишился. И вернется.
– А что конкретно вы ему сказали? – спросил Бовуар. – В то утро, когда он ушел?
Вместо пустой тарелки на подлокотнике кресла появился блокнот.
– Я сказала, чтобы он уходил. Но чтобы вернулся через год, и тогда мы посмотрим, получится ли у нас дальше.
– Вы договорились о сроке ровно в год?
Клара кивнула.
– Простите, что задаю такие вопросы, – продолжил Бовуар, – но это крайне важно. Вы назвали дату? Точно обозначили год?
– Абсолютно точно.
– И когда ожидалось его возвращение?
Она назвала день, и Бовуар быстро произвел в уме расчет.
– По-вашему, Питер принял эти условия? – спросил Гамаш. – Его привычный мир рушился. Может быть, он кивал и вроде бы понимал, а на самом деле не отдавал себе отчета в происходящем?
Клара задумалась.
– Полагаю, это возможно, но мы говорили о совместном обеде. Даже запланировали его. И это не могло пройти мимо его сознания.
Она замолчала, вспоминая, как сидела на том самом кресле, на котором сидит сейчас. Стейки поджарены. Салат готов. Вино охлаждено.
Круассаны в бумажном пакете – на кухонном столе.
Всё в ожидании.
– Куда он направился в тот день? – спросил Гамаш. – В Монреаль? К семье?
– Мне это кажется маловероятным, а вам? – ответила вопросом Клара, и Гамаш, который в свое время встречался с родными Питера, не мог не согласиться с ней.
Если у Питера Морроу вместо сердца была пустота, то опустошила его собственная семья.
– Вы уже связывались с семейством Морроу? – поинтересовался Гамаш.
– Нет пока, – сказала Клара. – Я приберегала это на крайний случай.
– Вы знаете, чем занимался Питер все это время? – спросил Бовуар.
– Видимо, писал. Что же еще?
Гамаш кивнул. Что же еще? Без Клары Питеру Морроу оставалось только одно – искусство.
– Куда он мог отправиться? – повторил он прежний вопрос.
– Хотела бы я знать.
– Было какое-то место, которое Питер давно мечтал посетить?
– Для его живописи место не имело значения, – ответила Клара. – Он мог писать где угодно. – Она немного подумала. – «Я буду молиться о том, чтобы ты вырос храбрым человеком в храброй стране». – Она посмотрела на Гамаша. – Когда я произносила сегодня утром эти слова, я думала не о вас. Я знаю, что вам не занимать храбрости. Я думала о Питере. Каждый день молилась о том, чтобы он вырос. И стал храбрым человеком.
Арман Гамаш откинулся на спинку кресла, чувствуя через рубашку тепло деревянных планок, и задумался о словах Клары. О том, куда мог уехать Питер. И что он там нашел.
И требовалась ли ему храбрость.
Глава седьмая
Самый уродливый из людей, живущих на земле, открыл дверь и встретил Гамаша карикатурной улыбкой:
– Арман.
Он протянул руку, и они обменялись рукопожатием.
– Месье Финни, – склонил голову Гамаш.
Тело старика было искалечено артритом – кривобоко и горбато.
Не без усилий Гамаш выдержал взгляд Финни, по крайней мере одного из его глаз. И даже это далось ему нелегко. Выпученные глаза Финни вращались во всех направлениях, словно в постоянном неодобрении. Соединиться им мешала только луковица фиолетового носа, этакая венозная линия Мажино с громадными траншеями по обеим сторонам, откуда велась и проигрывалась война за жизнь.
– Comment allez-vous?[26] – спросил Гамаш, отводя взгляд от этих необузданных глаз.
– Я в порядке, merci. А как поживаете вы? – спросил месье Финни. Его глаза быстро вертелись, оглядывая крупного человека, возвышавшегося над ним. Сканируя его. – Выглядите неплохо.
Прежде чем Гамаш успел ответить, из коридора донесся певучий голос:
– Берт, кто там?
– Друг Питера. Арман Гамаш.
Месье Финни отступил, пропуская Гамаша в монреальский дом, принадлежащий матери и отчиму Питера Морроу.
– Как это мило с его стороны.
Берт Финни повернулся к гостю:
– Айрин будет рада вас видеть.
Он улыбнулся – так могло бы улыбаться спрятавшееся под кроватью чудовище, которого боятся дети, ложась спать.
Но настоящий кошмар был еще впереди.
Когда Гамаш получил серьезное ранение, среди тысяч присланных ему открыток была одна очень красивая, подписанная Айрин и Бертом Финни. Старший инспектор хотя и чувствовал благодарность за пожелания, но понимал, что вежливость не стоит путать с искренней добротой. Первая – следствие воспитания, социальных навыков. Вторая дается от природы.
Один из подписавших открытку сделал это из вежливости, другой – из доброты. И Гамаш прекрасно знал, кто чем руководствовался.
Он последовал за Финни по коридору в светлую гостиную. Мебель здесь представляла собой смесь британской старины и превосходных изделий из квебекской сосны. Старший инспектор, будучи большим почитателем как ранних квебекцев, так и изготовленной ими мебели, старался не слишком откровенно глазеть по сторонам.
На удобном диване лежало покрывало жизнерадостных, но неярких тонов, на стенах висели картины известных канадских художников: Жан-Поля Лемье, Александера Джексона, Кларенса Ганьона.
Но ни одной работы Питера Морроу. Или Клары.
– Bonjour.
Гамаш прошел к креслу у окна. Там сидела пожилая женщина. Айрин Финни. Мать Питера.
Ее мягкие седые волосы были убраны в свободный узел. Глаза светились чистейшей голубизной. Кожа розоватая, тонкая, изборожденная морщинами. Свободное платье на пухлом теле; любезное выражение на лице.
– Месье Гамаш, – проговорила Айрин Финни приветливо.
Она протянула Гамашу руку, и он пожал ее с легким поклоном.
– Я вижу, вы полностью выздоровели, – заметила она. – Пополнели.
– Хорошая еда и физические нагрузки, – объяснил Гамаш.
– Ну конечно, хорошая еда, – с сомнением произнесла она.
Гамаш улыбнулся:
– Мы живем в Трех Соснах.
– А, тогда все понятно.
Гамаш не стал спрашивать, что понятно мадам Финни, хотя у него возникло такое желание. То был первый шаг в пещеру. А он не испытывал ни малейшего желания проникать в берлогу этой женщины глубже, чем он уже шагнул.
– Что вам принести? – спросил месье Финни. – Кофе? Может, лимонад?
– Нет, спасибо, ничего не надо. К сожалению, это не визит вежливости. Я приехал…
Гамаш сделал паузу. Он не мог сказать «по делу», поскольку больше не занимался делами и не имел личного касательства к вопросу. Пожилая пара смотрела на него. Вернее, смотрела мадам Финни, тогда как ее муж повернул нос в сторону гостя.
Увидев озабоченность, проступающую на лице месье Финни, Гамаш отбросил последние сомнения:
– Я пришел задать вам несколько вопросов.
Облегчение на уродливом лице Финни было очевидным, а черты мадам хранили спокойное учтивое выражение.
– Значит, никаких дурных новостей? – спросил Финни.
Проработав несколько десятилетий в Квебекской полиции, Гамаш привык к подобной реакции. Его воспринимали так же, как незваного ночного гостя, молотящего в дверь, старика-почтальона на велосипеде, доктора с мрачным лицом. Он был хорошим человеком, несущим дурные новости. Когда глава отдела по расследованию убийств приходил в дом, поводом для его визита почти всегда было несчастье. И похоже, этот призрак продолжал преследовать его после отставки.
– Я хотел узнать, слышали ли вы что-нибудь от Питера в последнее время.
– Почему вы спрашиваете? – удивилась мать Питера. – Ведь вы его сосед.
Голос оставался теплым, дружелюбным. Но взгляд стал острее. Гамаш почти услышал скрежет скребка по камню.
Он обдумал ее слова. Она явно не в курсе, что Питер вот уже больше года отсутствует в Трех Соснах. Не знает она и того, что Питер и Клара расстались. Они вряд ли будут ему благодарны, если их взаимоотношения станут предметом досужих разговоров в семье.
– Он уехал в путешествие, скорее всего, ищет вдохновения, – ответил Гамаш. Это, вероятно, было правдой. – Но он не сказал, куда поехал. А мне нужно с ним связаться.
– Почему вы не обратились к Клэр? – удивилась мадам Финни.
– Кларе, – поправил ее муж. – Она, наверное, уехала с ним.
– Однако инспектор не сказал, что уехали «они», – заметила мадам. – Я услышала только «он».
Айрин Финни обратила приветливое лицо к Гамашу. И улыбнулась.
Ни один факт не проходил мимо этой женщины, а истина ее вообще не интересовала. Из нее получился бы великий инквизитор. А вот исследовательской жилки в ней не было. Господь обделил ее любопытством, подарив взамен острый ум и умение находить слабые места.
Как ни старался Гамаш, она нащупала это слабое место. И вцепилась в него.
– Неужели он наконец-то бросил ее? И теперь она хочет вернуть Питера, а вы – ищейка, которая должна его найти и привести в ту деревню.
Три Сосны в ее устах превращались в сомнительные трущобы, а попытка вернуть туда Питера – в преступление против человечности. К тому же она обозвала Армана Гамаша ищейкой. По счастью, Гамаш часто имел дело с собаками-следопытами, а в свой адрес слышал слова и похуже.
Он выдержал взгляд невинных глаз и улыбку мадам Финни. Не возмутился, не отвернулся.
– У Питера есть какое-нибудь любимое место, где он рисует? Может, он мечтал куда-нибудь поехать в детстве?
– Вы ведь не думаете, что я помогу вам найти Питера, чтобы вернуть его жене? – спросила Айрин Финни. Тон ее оставался вежливым. В нем появилась слабая нотка неодобрения, но не более. – Питер мог бы стать величайшим художником своего поколения, если бы жил в Нью-Йорке, или Париже, или даже здесь, в Монреале. Где он смог бы вырасти в профессиональном плане, знакомился бы с коллегами, владельцами и клиентами галерей. Художнику нужны стимулы, поддержка. Клэр это понимала и потому увезла его как можно дальше от культуры. Она похоронила Питера и его талант.
Мадам Финни терпеливо втолковывала все это Гамашу. Просто констатировала факты, которые и без того были бы очевидны, если бы этот крупный человек не был глуповат, туповат и тоже не похоронил бы себя в Трех Соснах.
– Если Питер наконец-то вырвался из ее хватки, я не буду помогать вам в его поисках, – закончила она.
Гамаш кивнул, отвел глаза и скользнул взглядом по стенам. И тут же нашел утешение в образах сельского Квебека. Скалистые, волнообразные, суровые пейзажи, так хорошо ему знакомые.
– Замечательная коллекция, – похвалил он.
Его восторг был искренним. Мадам Финни знала толк в искусстве.
– Спасибо. – Она чуть наклонила голову, принимая комплимент и подтверждая правоту его слов. – Ребенком Питер часами сидел перед этими полотнами.
– Однако у вас нет ни одной его работы.
– Нет. Он еще не заслужил, чтобы его картины висели рядом с этими. – Она повернула голову к стене. – Может, когда-нибудь.
– Что же он должен сделать, чтобы заслужить место на стене? – съязвил Гамаш.
– А-а, извечный вопрос, старший инспектор? Откуда берутся гении?
– Разве я об этом спросил?
– Конечно об этом. Я не окружаю себя посредственными вещами. Когда Питер создаст шедевр, я повешу его на стену. Рядом с остальными.
Работы на стене отличались разнообразием. Александер Джексон, Эмили Карр, Том Томсон. Они словно пребывали в заключении. Повешены до умирания. Как напоминание о сыне, не оправдавшем надежды. Мальчиком Питер сидел перед картинами и мечтал, что в один прекрасный день его работа окажется среди них. Гамаш почти видел того ребенка: аккуратно одетый, с безупречной стрижкой, он сидит на ковре, скрестив ноги. Смотрит на творения гениев. И мечтает создать что-нибудь столь прекрасное, что ему будет гарантировано место в доме матери.
И терпит неудачу.
Эти стены, эти картины стали надвигаться на Гамаша, и ему захотелось уйти. Но он не мог. Пока.
Мадам Финни смотрела на него. Сколько людей заглядывали в ее глаза и видели там гильотину, костер или виселицу?
– У вас здесь одни пейзажи, – сказал Гамаш, не отводя взгляда. – Большинство написано в квебекских деревнях. Эти художники находили там вдохновение, создавали свои лучшие творения. Вы хотите сказать, что музы обитают только в больших городах? Что творчество невозможно в сельской местности?
– Не пытайтесь сделать из меня дурочку, – огрызнулась она, сбросив маску вежливости. – Все художники разные. Я мать Питера. Я знаю его. Кто-то может процветать в глуши, но Питеру необходимы стимулы. Его жена это знала и намеренно его изолировала. Искалечила. Тогда как ему требовались поддержка и поощрение.
– А вы давали ему это? – спросил Гамаш.
Непоседливо бегающие глаза месье Финни сфокусировались на госте. Наступило молчание.
– Я думаю, что поддерживала моего сына больше, чем ваши родители – вас, – сказала мадам Финни.
– У моих родителей, как вам известно, не было такой возможности. Они погибли, когда я был ребенком.
Она в упор смотрела на него.
– Я все время спрашиваю себя, как бы они отнеслись к вашему выбору профессии. Полицейский… – Мадам разочарованно покачала головой. – Да к тому же полицейский, которого пытались убить коллеги. Вряд ли это можно назвать успехом. Кстати, вас ведь, кажется, ранил ваш же инспектор? Это правда?
– Айрин, – произнес месье Финни, в его обычно кротком голосе послышалась предостерегающая нотка.
– Если уж быть справедливым, то я тоже стрелял в одного из моих коллег. Видимо, такая уж карма.
– Убили его, насколько я помню. – Она смерила Гамаша гневным взглядом. – В лесу у той самой деревни. Неужели вас не преследует это видение каждый раз, когда вы там проходите? Если, конечно, вы не гордитесь содеянным.
Как же случилось, что он все-таки оказался в пещере? И затащило его туда улыбающееся ловкое существо. Затащило и выпотрошило.
И еще не закончило своего дела.
– Интересно, что бы сказали родители, узнав о решении сына уйти в отставку. Убежать и спрятаться в той деревне. Вы говорите, что Питер потерпел неудачу? Но он, по крайней мере, не опускает рук.
– Вы совершенно правы, – ответил Гамаш. – Я никогда не узнаю, что бы сказали родители о моем выборе.
Он протянул ладонь. Она пожала ее, и Гамаш наклонился, приблизив губы к уху мадам. Он почувствовал, как ее волосы щекочут его щеку, вдохнул запах духов «Шанель № 5» и детской присыпки.
– Однако я знаю, что мои родители меня любили, – прошептал он, потом немного отстранился, чтобы видеть ее глаза. – А Питер знает?
Гамаш выпрямился, кивнул месье Финни и пошел по темному коридору к выходу из этого дома.
– Постойте…
Гамаш помедлил у двери, повернулся и увидел, что Финни ковыляет к нему.
– Вы беспокоитесь о Питере? – спросил старик.
Гамаш посмотрел ему в глаза и кивнул:
– Было какое-то место, куда он ездил ребенком? Какое-то особое для него место? Любимое? – Он помедлил. – Безопасное?
– Вы имеете в виду реальное место?
– Да. Когда человек переживает трудные времена, его тянет туда, где он был счастлив когда-то.
– И вы считаете, что Питер переживает трудные времена?
– Да.
Финни задумался, потом покачал головой:
– К сожалению, ничего такого мне не приходит на ум.
– Merci, – сказал Гамаш.
Он пожал руку Финни и вышел, стараясь идти размеренным шагом. Стараясь не спешить. Хотя ему и хотелось побыстрее оказаться подальше от этого дома. Он почти слышал, как Эмили Карр, Александер Джексон и Кларенс Ганьон зовут его. Умоляют забрать с собой. Умоляют ценить их, а не держать просто за их ценность.
Сев в машину, Гамаш перевел дыхание, вытащил телефон и увидел послание от Бовуара. Жан Ги приехал с ним в Монреаль, и Гамаш высадил его возле управления.
«Ланч?» – спрашивал Жан Ги.
«„Май Сян Юань“, Чайна-таун», – ответил Гамаш.
Через минуту его телефон заверещал. Жан Ги прислал ответ, что будет ждать его там.
Вскоре за мантами они смогли сравнить записи.
Глава восьмая
Жан Ги Бовуар проделал в верхушке манта отверстие и налил туда соевый соус. Потом подцепил мант ложкой и заправил в рот.
– Мм!
Гамаш проследил за ним, радуясь хорошему аппетиту Жана Ги.
Потом подхватил палочками креветку и мант с кинзой и съел.
Бовуар отметил, что рука шефа больше не дрожит. По крайней мере, заметно. Перестала дрожать.
Захудалый ресторанчик в Чайна-тауне заполнялся посетителями.
– Вавилонское столпотворение, – проговорил Жан Ги, стараясь перекричать шум.
Гамаш рассмеялся.
Бовуар отер подбородок бумажной салфеткой и заглянул в блокнот, лежащий на ламинированной столешнице рядом с тарелкой.
– Итак, вот что мы имеем, – сказал он. – Я проверил на скорую руку движение кредиток и банковских карточек Питера. Уехав от Клары, он около недели провел в отеле в Монреале. Снимал двухкомнатный номер в «Кристалле».
– Двухкомнатный? – переспросил Гамаш.
– Но не из самых больших.
– Значит, он все же не стал облачаться во власяницу, – заметил Гамаш.
– Да. Если кашемировый костюм не считать власяницей.
Гамаш улыбнулся. По стандартам семейства Морроу изысканный отель «Кристалл» считается, вероятно, подобием хлева. Он не идет ни в какое сравнение с «Рицем».
– А потом? – спросил Гамаш.
– Рейс «Эйр Канада» до Парижа. Географический симптом? – предположил Бовуар.
Гамаш подумал немного:
– Не исключено.
Следователи знали, что отчаявшиеся люди бегут от несчастья. От одиночества. От неудач. Они бегут, предполагая, что вся беда здесь. Думают, что где-нибудь в другом городе начнут с чистого листа.
Из этого редко что-то получается. Проблема не в географии.
– Где он остановился в Париже?
– В отеле «Ориан». В Пятнадцатом округе.
– Vraiment?[27] – удивился Гамаш.
Он хорошо знал Париж. В Шестом округе Парижа, в крохотной квартирке, жил его сын Даниель с семьей – женой Розлин и двумя детьми.
– Вы ждали чего-то другого, patron? – спросил Жан Ги, который на вечеринках притворялся, будто знает Париж, хотя это было не так.
Еще он прикидывался, будто не знает восточную окраину Монреаля[28]. И это тоже не соответствовало действительности.
Но с Гамашем он давно уже перестал притворяться.
– Пятнадцатый округ – хороший район, – кивнул Гамаш. – Обжитой. Многонаселенный.
– Не сказать, что богемный.
– Именно, – подтвердил Гамаш. – И сколько он там оставался?
Бовуар посмотрел в свои записи:
– В отеле? Несколько дней. Потом он четыре месяца снимал квартиру. Уехал незадолго до окончания срока аренды.
– Куда?
– Судя по кредитке, он купил билет на скоростной поезд в один конец во Флоренцию, а еще через две недели – в Венецию, – продолжил Бовуар. – Решил поездить по свету.
Да, подумал Гамаш. Гончие хватали Питера Морроу за пятки. В этой гонке по Европе Гамаш видел намек на отчаяние. Похоже, никакого плана в метаниях Питера не было.
Однако то, что Питер выбирал города, знаменитые своими художниками, не походило на случайность.
– Пока у меня есть только кредитные карточки и банковские выписки, – сказал Бовуар. – Мы знаем, что из Венеции он полетел в Шотландию…
– В Шотландию?
Бовуар пожал плечами:
– Да. А оттуда – назад в Канаду. В Торонто.
– Он и сейчас там?
– Угадайте, куда он отправился из Торонто.
Гамаш строго посмотрел на Бовуара. После посещения матери и отчима Питера он не испытывал желания играть в угадайку.
– В Квебек-Сити.
– Когда это было? – спросил Гамаш.
– В апреле.
Гамаш быстро прикинул: четыре месяца назад. Поставив чашку с зеленым чаем, он воззрился на Бовуара.
– В Квебек-Сити он снял со своего банковского счета три тысячи долларов.
Бовуар оторвался от своих записей и медленно закрыл блокнот.
– А потом – ни следа. Он исчез.
Клара и Мирна сидели в гостиной Гамашей. В камине горели дрова, Гамаш разливал напитки. Холодный воздушный фронт принес с собой противный дождь.
Вообще-то, особой нужды в камине не было. Гамаш растопил его, чтобы взбодриться, а не для тепла.
Анни ушла обедать со своей приятельницей Доминик в бистро, оставив родителей и мужа разговаривать с Кларой.
– Прошу. – Гамаш подал Мирне и Кларе стаканы с виски.
– Вы бы лучше принесли бутылку, – буркнула Клара.
У нее было выражение испуганного авиапассажира, который во все глаза смотрит на стюардесс во время взлета. Пытается прочесть по их лицам, не случилось ли чего-нибудь.
«Нам ничто не угрожает? Все идет нормально? Что это за запах?»
Гамаш сидел рядом с Рейн-Мари, а Бовуар притащил из угла старинное «ушастое» кресло, замкнув их маленький круг.
– Вот что мы нашли, – сказал Гамаш. – Пока фактов немного, и какие-то выводы делать преждевременно.
Кларе не понравилась такая формулировка. Попытка успокоить, утешить. Значит, утешение необходимо. Значит, что-то все-таки случилось.
Значит, этот запах – запах дыма, а этот звук издает вышедший из строя двигатель.
Арман и Жан Ги рассказали им о том, что удалось узнать. Услышав о визите к матери Питера, Клара сделала глубокий, очень глубокий вдох.
Мирна, сидевшая напротив нее, впитывала информацию на тот случай, если Клара упустит какие-то важные моменты.
– Покинув деревню, Питер отправился на несколько дней в Монреаль, а потом улетел в Париж, – сообщил Жан Ги. – Оттуда он уехал во Флоренцию, а потом в Венецию.
Клара кивнула, давая понять, что следит за его рассказом. Пока ничего страшного.
– Из Венеции Питер улетел в Шотландию, – продолжил Бовуар.
Клара перестала кивать:
– В Шотландию?
– Что он забыл в Шотландии? – удивилась Мирна.
– Мы надеялись, что вы нам скажете, – обратился Гамаш к Кларе.
– В Шотландию, – тихо повторила Клара, уставившись на камин. Потом тряхнула головой. – Куда именно?
– На карте проще увидеть. Давайте я вам покажу.
Гамаш поднялся с низкого дивана и минуту спустя вернулся с атласом. Раскрыл его на кофейном столике и нашел нужную страницу.
– Он улетел в Глазго. – Арман указал точку.
Все склонились над картой.
– Там Питер сел на автобус.
Он провел черту от Глазго на юг. Все дальше на юг. По петляющей дороге. Мимо городков с названиями Беллсхилл, Лесмахагоу, Моффат.
Тут он остановился.
Клара наклонилась пониже:
– Дамфрис?
Она нахмурила брови, пытаясь прочесть слово, или понять его значение, или и то и другое. Наконец она выпрямилась и посмотрела на Гамаша:
– Вы уверены?
– Абсолютно, – ответил Бовуар.
Последовала пауза.
– Может, это был не Питер? Может, кто-то похитил его кредитку? – спросила Клара. – И его паспорт?
Она встретила взгляд Армана. И не отвела глаз, понимая, к чему ведут ее вопросы. Любой живой человек, потерявший документы или ограбленный, обязательно сообщил бы в полицию. Если же такого сообщения не последовало, значит владелец документов мертв.
– Это возможно, – признал Гамаш. – Но маловероятно. Преступник должен был знать его пин-коды и быть похожим на него. Агенты службы безопасности и миграционной службы теперь внимательно сличают фотографию на паспорте с оригиналом.
– И все же такая вероятность существует? – настойчиво повторила Клара.
– Очень малая. Мы подключили агентов, чтобы проверили, – сказал Бовуар. – И мы исходим из наиболее вероятного сценария, что это был сам Питер.
– Но как мог Питер покинуть Венецию ради Дамфриса? – спросила Мирна.
– Я согласен, это странно, – кивнул Гамаш. – Если только у Питера не имелось какого-то особого интереса к Шотландии.
– Ни о чем таком он не упоминал, – сказала Клара. – Хотя шотландский виски он не любит.
Мирна улыбнулась:
– Может, все и в самом деле просто. В Париж за прекрасным вином, во Флоренцию за «Кампари», в Венецию за… – Она запнулась.
– За «Беллини», – подхватила Рейн-Мари. – Мы как-то пили этот коктейль в «Баре Гарри», где его и придумали. Ты помнишь, Арман?
– Мы сидели в баре на набережной и смотрели, как проплывают мимо вапоретто, – припомнил он. – Коктейль назвали так по цвету мантии на одной из картин Беллини. Он розовый.
– Розовый? – протянул Жан Ги.
– Вы предполагаете, что Питер проехал всю Европу, пьянствуя? – спросила Клара. – Гранд-тур а-ля Рут Зардо?
– Не смотрите на меня, – сказал Гамаш. – Это не моя гипотеза.
– Тогда какая у вас гипотеза? – хмыкнула Клара.
Гамаш помрачнел, глубоко вздохнул:
– У меня пока ее нет. Слишком рано. Но в одном я уверен, Клара. Каким бы странным это ни казалось, у Питера были причины посетить эти города. Только нужно понять их.
Клара снова склонилась над столом, глядя на точку на карте:
– Он все еще там?
Бовуар покачал головой:
– Оттуда он улетел в Торонто…
– Он в Торонто? – перебила его Клара. – Почему же вы мне сразу не сказали? – Однако, увидев их лица, она запнулась. – Что случилось?
– Он там не задержался, – ответил Гамаш. – В апреле Питер улетел из Торонто в Квебек-Сити.
– И того лучше, – обрадовалась Клара. – Он возвращается домой.
– В Квебек-Сити, – повторил Гамаш. – Не в Монреаль. Если бы он собирался домой, то отправился бы в Монреаль, non?
Клара на мгновение возненавидела его. Ну почему ей не позволяют хоть ненадолго остаться со своими иллюзиями?
– Может, он просто хотел посмотреть Квебек-Сити, – выпалила она как из пулемета. – Хотел его нарисовать, пока ждет… – Она запнулась. – Пока ждет возвращения домой.
Но он не вернулся.
– В апреле он снял три тысячи долларов со своего банковского счета, – сказал Жан Ги, чтобы поскорее покончить с этим.
Потом замолчал и посмотрел на Гамаша.
– Это последнее, что удалось узнать о нем, – добавил Арман.
Клара замерла. Мирна положила свою большую ладонь на ее руку и почувствовала, какая она холодная.
– Может, он все еще там, – пробормотала Клара.
– Oui, – сказал Гамаш. – Безусловно.
– Где он остановился?
– Мы не знаем. Но пока еще рано. Вы правы, он вполне может находиться в Квебек-Сити. Но с тем же успехом он мог взять деньги и отправиться еще куда-нибудь. Изабель Лакост использует ресурсы Квебекской полиции, чтобы его найти. Жан Ги занят его поисками. Я тоже. Но это займет какое-то время.
Рейн-Мари подбросила в камин полено, отчего по топке разлетелись искры. Потом она ушла в кухню.
Оттуда донесся запах запеченного лосося с ароматами эстрагона и лимона.
Клара встала:
– Я еду в Квебек-Сити.
– Зачем? – Мирна тоже поднялась. – Я знаю, ты хочешь что-то делать, но толку от этого никакого.
– Откуда ты знаешь? – огрызнулась Клара.
Гамаш тоже встал:
– Есть кое-что, что вы могли бы сделать. Не уверен, что из этого что-нибудь получится, но попытаться можно.
– Что?
– У Питера в Торонто есть родня…
– Его старший брат Томас и сестра Марианна, – подтвердила Клара.
– Я собирался позвонить им завтра и спросить, не выходил ли Питер на контакт. Может, он у кого-то из них останавливался.
– Вы хотите, чтобы я им позвонила?
Немного помешкав, он сказал:
– Вообще-то, я подумал, что вы могли бы туда съездить.
– Зачем? – спросила Клара. – Разве нельзя просто позвонить? Вы ведь собирались.
– Верно, но беседовать с глазу на глаз всегда лучше. Особенно когда вы знаете тех, с кем разговариваете. – Гамаш посмотрел на Клару. – Мне кажется, вы сразу поймете, если они начнут лгать.
– Пойму.
– Но какое это имеет значение? – произнесла Мирна, когда они дружно двинулись в кухню к Рейн-Мари. – Его там все равно уже нет.
– Однако несколько месяцев он там провел, – возразил Гамаш. – Он мог рассказать брату или сестре, куда собирается ехать и почему. Мог сказать им, что делал в Дамфрисе.
Гамаш остановился и посмотрел на Клару.
– У нас нет никаких зацепок в Квебек-Сити, а в Торонто они есть. И могут оказаться полезными. Или нет.
– Я поеду, – решила Клара. – Конечно поеду. Завтра прямо с утра.
У нее словно гора упала с плеч: наконец-то можно не только беспокоиться, но и что-то делать.
– Тогда я поеду с тобой, – раздался голос Мирны.
– А магазин? – спросила Клара.
– Я думаю, что все эти полчища жаждущих купить старую книгу подождут день-другой, – откликнулась Мирна, доставая ножи и вилки. – Попрошу Рут приглядеть за магазином. Она все равно большую часть дня спит в кресле у окна.
– Так это Рут? – изумилась Рейн-Мари. – А я думала, манекен.
Клара села и размазала лосося по тарелке. Пока остальные разговаривали, она слушала, как дождь барабанит по стеклу.
Ей не терпелось отправиться в путь.
