Луиза Мэй Олкотт
Маленькие мужчины
– Там наши огороды, – объяснил Томми. – Каждому дали по участку, и мы выращиваем что захотим, с условием – каждый выбирает свою культуру и не меняет решения, пока не получит урожай, ухаживая за грядкой все лето.
– Что ты будешь выращивать этим летом?
– По мне так бобы – са-а-амое то, их вырастить – ра-а-аз плюнуть!
Нат расхохотался, потому что Томми сдвинул шапку на затылок, засунул руки в карманы и растягивал слова, ловко подражая Сайласу, работнику мистера Баэра.
– Ничего смешного – с бобами и правда гораздо легче, чем с кукурузой или картошкой. В прошлом году я посадил дыни, но их поел жук, и они не успели созреть до наступления холодов, так что вышла лишь одна приличная дынька и два маленьких «мессива», – сказал Томми, вновь употребив один из «сайласизмов».
– Кукуруза красивая, – вежливо заметил Нат, смутившись, что некстати рассмеялся.
– Да, но ее надо постоянно рыхлить. А бобы – прорыхлил разок посреди лета, и готово! Бобы сажаю я, потому что первый вызвался. Пышка тоже хотел, но ему достался горох, впрочем, он все съест, что б ни выросло!
– Интересно, мне тоже дадут участок? – спросил Нат, подумав, что рыхлить кукурузу вполне приятная работа.
– Разумеется! – ответил голос снизу – это мистер Баэр, вернувшись с прогулки, разыскал Томми и Ната, поскольку с остальными ребятами уже успел переговорить наедине в течение дня – он верил, что эти короткие беседы настраивают мальчиков на предстоящую неделю.
Человеческое участие порою творит чудеса, и мальчики мистера Баэра, чувствуя его искренний интерес, с удовольствием раскрывали свои сердца, особенно старшие ребята, которым необходимо было поделиться надеждами и планами. Для подобных «мужских разговоров» они шли к мистеру Баэру, а в случае болезни или неприятностей бежали к миссис Джо, младшие же предпочитали обращаться к последней в любом случае.
Спускаясь из гнездышка, Томми свалился в ручей, однако, будучи привычным к таким вещам, спокойно поднялся и отправился в дом сушиться. Нат остался наедине с мистером Баэром, чему был очень рад; пока они бродили между грядок, мистер Баэр пообещал Нату собственный участок и покорил его сердце, обсуждая сельскохозяйственные культуры с такой серьезностью, будто от урожая зависело пропитание всего семейства. С этой приятной темы они перешли на другую, и беседа дала изголодавшемуся уму Ната новую пищу, долгожданную, как весенний дождь после засухи. Весь ужин он размышлял над новыми идеями и часто пытливо поглядывал на мистера Баэра, и взгляд его, казалось, говорил: «Мне понравилось, сэр! Мы поговорим еще?» Не знаю, понял ли профессор молчаливый призыв ребенка, однако вечером, когда мальчики собрались в гостиной миссис Баэр, чтобы послушать воскресную историю, он выбрал тему, которая вполне могла быть навеяна прогулкой по саду.
Оглядев собравшихся в гостиной, Нат нашел, что они больше походят на семью, чем на школу: мальчики расселись широким полукругом у камина: некоторые на стульях, некоторые на ковре, Дейзи и Деми устроились на коленях дяди Фрица, а Роб свернулся калачиком в уголке кресла и, укрывшись за спиной миссис Джо, засыпал, если разговоры становились слишком сложными для его понимания.
Во время воскресных историй мальчики обычно сидели тихо, устав после долгой прогулки, и слушали внимательно, потому что каждый знал, что его мнением поинтересуются, и нужно быть наготове, чтобы дать ответ.
– Жил-был садовник, – начал мистер Баэр со сказочного зачина, – прекрасный, умелый садовник, и был у него сад, большой-пребольшой. Чудесный восхитительный сад, он ухаживал за ним с невероятным умением и заботой, выращивая всевозможные полезные растения. Но даже в самом прекрасном саду бывают сорняки, и почва порою неплодородна, и хорошие семена, брошенные в нее, не прорастают. У садовника было много помощников. Некоторые работали на совесть, чтобы заслужить свое щедрое вознаграждение, а некоторые – пренебрегали обязанностями и запускали доверенные им участки, что очень огорчало садовника. Однако он оказался невероятно терпелив и многие тысячи лет работал, ожидая большого урожая.
– Ох, и старый он был, наверное! – сказал Деми, пристально глядя в лицо дяди Фрица, чтобы не пропустить ни слова.
– Тише, Деми! Это же сказка! – шепнула Дейзи.
– Нет, я думаю, это агрегория, – сказал Деми.
– Что такое «агрегория»? – полюбопытствовал Томми.
– Объясни, если можешь, Деми, и никогда не используй слов, если не уверен в их значении, – сказал мистер Баэр.
– Я уверен! Мне дедушка рассказывал! Например, басня – агрегория, то есть история с подтекстом. И моя «История без конца» тоже, потому что там ребенок символизирует душу, правда тетя? – воскликнул Деми, стремясь доказать свою правоту.
– Правда, дорогой! Дядина история, конечно же, аллегория, поэтому давай дослушаем и посмотрим, в чем подтекст, – ответила миссис Джо – она принимала участие во всех общих собраниях, получая не меньшее удовольствие, чем любой из мальчишек. Деми успокоился, и мистер Баэр продолжил, старательно выговаривая слова на английском – за последние пять лет он стал говорить гораздо лучше, приписывая прогресс постоянному общению с мальчиками.
– Этот великий садовник доверил около дюжины грядок одному из помощников. Человек тот был не слишком богат, умен и искусен, но ценил доброе обращение и очень хотел быть полезным хозяину сада. Он принялся ухаживать за грядками. Они были разной формы и размера, на одних – хорошая почва, на других – каменистая, и все они требовали заботы, поскольку на хорошей почве быстро росли сорняки, а на плохих участках попадалось много камней.
– А что было на грядках, кроме сорняков и камней? – спросил Нат раньше других, осмелев от любопытства.
– Цветы, – ответил мистер Баэр, обводя домочадцев добрым взглядом. – Даже на самой неухоженной и запущенной клумбе пробивались порою незабудки и резеда. На одной росли розы, душистый горошек, ромашки и маргаритки, – тут мистер Баэр ущипнул пухлую щечку племянницы, притулившейся к его плечу. – На другой он сажал диковинные растения, длинные вьюнки карабкались вверх по камням, как волшебные бобы Джека, и разные полезные семена, которые только начинали проклевываться. За этой клумбой особенно тщательно следил мудрый старик, всю свою жизнь проработавший в этом саду.
На этом месте «агрегории» Деми склонил головку набок, как любопытная птичка, устремив блестящие глаза на дядино лицо – он уже подозревал, в чем подтекст, и старался уловить суть. Мистер Баэр переводил с одного юного личика на другое серьезный и пристальный взгляд, и миссис Баэр еще раз убедилась – ее муж очень добросовестно ухаживает за вверенными ему грядками.
– Как я уже сказал, за одними грядками ухаживать было легче, как, например, за той, где росли маргаритки, за другими сложнее – из-за разницы в почве. Так вот, была одна грядочка на солнечном месте, на которой могли бы вырасти и фрукты, и овощи, и цветы, но участок не желал облагораживаться, и, когда садовник сажал, скажем, дыни, они погибали, потому что земля их не питала. Садовник грустил и сажал семена вновь и вновь, однако те не приживались, а грядка оправдывалась: «Я случайно забыла!»
Тут раздался дружный смех, и все посмотрели на Томми, который навострил уши при слове «дыня» и потупился, услышав свою любимую отговорку.
– Я знаю, он говорит про нас! – воскликнул Деми, хлопая в ладоши. – Вы – садовник, а мы маленькие грядки, правда, дядя Фриц?
– Ты меня раскусил! Теперь скажите, какие семена посеять этой весной, чтобы следующей осенью я собрал хороший урожай с моих двенадцати, нет – тринадцати грядок! – исправился мистер Баэр, кивнув Нату.
– Нельзя же сеять в нас кукурузу, бобы или горох… Или вы хотите, чтобы мы съели семена? Тогда нужно съесть побольше, чтобы они проросли! – сказал Пышка, и его круглое лицо неожиданно просияло, когда ему в голову пришла эта интересная идея.
– Речь не про обычные семена! Дядя спрашивает про то, что сделает нас лучше, а сорняки символизируют недостатки! – воскликнул Деми, который привык к иносказаниям и всегда принимал активное участие в таких беседах.
– Верно, подумайте, чего вам больше всего не хватает, и скажите мне, я помогу вам это вырастить – только вы тоже постарайтесь, в противном случае, будете, как дыни Томми, – одна ботва и никаких плодов! Начну по старшинству и спрошу у нашей мамы, что будет расти на ее грядке, ведь мы все часть прекрасного сада и должны из любви к нашему Садовнику собрать богатый урожай, – сказал папа Баэр.
– Свою грядку я целиком отдам для урожая терпение – пусть его будет как можно больше, мне оно просто необходимо! – искренне сказала миссис Джо, и мальчики, взяв с нее пример, тоже всерьез задумались, чего пожелать, когда подойдет их очередь, а некоторые причастные к опустошению запасов терпения миссис Баэр, слегка устыдились.
Франц пожелал упорства, Томми – спокойствия, Нед решил быть более покладистым, а Дейзи стремилась к усидчивости, Деми желал стать «мудрым, как дедушка», Нат же скромно сказал, что ему столько всего не хватает, что пусть мистер Баэр сам выберет. Многие выбирали одни и те же качества, среди самых желанных были: терпение, мягкость и великодушие. Один мальчик пожелал научиться с удовольствием вставать рано утром, но не знал, каким словом обозначить эту культуру, а бедный Пышка вздохнул:
– Эх, если бы уроки нравились мне не меньше сладостей!..
– Мы посадим на твоей грядке умеренность, будем рыхлить и поливать, она вырастет большая-пребольшая, и за следующим рождественским ужином никто не объестся до болей в животе! Если напрягать ум, Джордж, он проголодается наравне с телом, и ты полюбишь книги не меньше нашего маленького философа, – пообещал мистер Баэр, а затем добавил, убирая волосы с высокого лба племянника: – Ты тоже жаден, сынок, набиваешь свою маленькую головку сказками и фантазиями, как Джордж набивает живот пирогами и конфетами. И то, и другое – нехорошо. Знаю, арифметика не столь увлекательна, как «Сказки тысяча и одной ночи», однако она очень полезна, и пора бы ей заняться, чтобы не стыдиться за себя в будущем.
– Но «Гарри и Люси» и «Фрэнк»[4] – не сказки. Там говорится про барометры, кирпичи, лошадиные подковы и другие полезные вещи, я люблю эти книги, спросите у Дейзи! – принялся оправдываться Деми.
– Это так, не спорю, только «Роланда и майскую пташку»[5] ты читаешь гораздо чаще, чем «Гарри и Люси», и, думаю, «Синбад» тебе в два раза больше нравится, чем «Фрэнк». Давайте-ка я заключу с вами обоими пари – если Джордж будет есть не больше трех раз в день, а ты читать не больше одной сказки в неделю, я выделю вам новую площадку для крикета – если вы пообещаете на ней играть! – убедительно закончил дядя Фриц (дело в том, что Деми проводил свободные часы за книжкой, а Пышка и вовсе ненавидел бегать).
– Но нам не нравится крикет, – возразил Деми.
– Хорошо, пока не нравится, зато понравится, когда вы научитесь. К тому же мальчики любят играть, и вам наверняка будет приятно сделать доброе дело и своим трудом подарить им новую площадку.
Это послужило решающим аргументом для обоих мальчиков, и они, к общей радости, согласись на сделку. Затем, еще немного поговорив о садах, перешли к музыке. Оркестр, по мнению Ната, сложился прекрасный: миссис Баэр играла на пианино, Франц – на флейте, мистер Баэр на контрабасе, а он сам – на скрипке.
Репертуар был не сложный, однако все получали удовольствие. Старушка Азия, сидя в уголке, иногда подпевала мелодичным голосом. В Пламфилде и хозяева, и слуги, и старые, и малые, и черные, и белые сливались в воскресной песне, возносимой к общему Отцу. После пения каждый из мальчиков пожал руку мистеру Баэру, мама Баэр всех целовала – от шестнадцатилетнего Франца до маленького Роба, который тоже чмокнул ее в нос, а потом пришла пора ложиться. Мягкий свет лампы в детской спальне освещал картину, которая висела в ногах постели Ната. Картин на стенах было множество, однако эта, как показалось мальчику, считалась особенной – судя по милой рамке из мха и шишек и вазе с букетиком свежих весенних цветов на маленькой полочке под картиной. Нат лежал, глядя на картину – определенно самую красивую из всех, смутно догадываясь о ее значении и желая знать о ней все.
– Это моя картина, – тихо произнес кто-то.
Приподняв голову, Нат увидел Деми в ночной рубашке – тот возвращался из комнаты тети Джо, куда наведался за бинтом для порезанного пальца.
– Что человек делает с детьми? – спросил Нат.
– Здесь изображен Христос, он их благословляет. Неужели ты о Нем не знаешь? – удивленно спросил Деми.
– Совсем немного, но хотел бы знать больше, Он выглядит таким добрым… – ответил Нат, чьи познания о Господе ограничивались упоминанием его всуе.
– Я знаю много историй о Нем и люблю их, потому что они правдивы, – сказал Деми.
– Кто тебе рассказал?
– Дедушка! Ему известно все-все, и он лучший в мире рассказчик. Маленьким я часто играл с книгами, строил мосты, железные дороги и дома, – начал Деми.
– А сколько тебе сейчас? – уважительно спросил Нат.
– Почти десять.
– Ты много знаешь, правда?
– Да, понимаешь, у меня очень большая голова, и дедушка говорит – туда много поместится, и я хочу побыстрее наполнить ее знаниями, – ответил Деми в своей причудливой манере.
Нат рассмеялся, а потом серьезно добавил:
– Продолжай, пожалуйста!
Деми с радостью продолжил без пауз и знаков препинания:
– Однажды я нашел очень красивую книжку и хотел поиграть с ней, а дедушка сказал, что нельзя, показал картинки и рассказал о них; мне понравились истории – и про Иосифа, и про его братьев, и про лягушек, которые вышли из моря, и про малыша Моисея, извлеченного из воды, и многие другие, но больше всего – про Христа, дедушка повторял ее так много раз, что я запомнил наизусть, он же подарил мне картину, которую повесили сюда, когда я болел, а потом я ее оставил для других больных мальчиков.
– Почему Он благословил детей? – спросил Нат, главный персонаж ему почему-то показался чрезвычайно привлекательным.
– Потому что Он их любил.
– Они были бедными? – с живым интересом спросил Нат.
– Думаю, да. Смотри, на некоторых почти нет одежды, и матери не выглядят знатными дамами. Он любил бедняков и был к ним добр, лечил, помогал, убеждал богачей относиться к ним лучше, и бедняки его сильно-сильно любили! – с энтузиазмом воскликнул Деми.
– А сам Он был богат?
– О нет! Он родился в хлеву и был так беден, что, когда вырос, питался подаяниями и Ему было негде жить. Он ходил и проповедовал, чтобы сделать мир лучше, пока Его не убили злые люди.
– За что? – Нат сел на кровати, чтобы лучше слышать и видеть, крайне заинтересованный человеком, который любил бедняков.
– Сейчас я все тебе расскажу; тетя Джо не будет против! – Деми уселся на кровати по соседству, радуясь возможности рассказать любимую историю благодарному слушателю.
Нянюшка заглянула проверить, спит ли Нат, однако, увидев, что делается в комнате, тихонько выскользнув, отправилась к миссис Баэр, чтобы сообщить с материнской нежностью на добром лице:
– Милая хозяйка, идите полюбуйтесь! Деми рассказывает историю о детстве Христа – сущий ангелок в белой ночнушке, а Нат слушает, открыв рот!
Миссис Баэр собиралась пойти поговорить с Натом перед сном – она давно поняла, что именно в этот момент происходят самые важные разговоры. Однако когда она, подкравшись к двери детской, увидела, как Нат жадно ловит каждое слово маленького друга, а Деми, не спуская кротких глаз с доброго лика на картине, тихо рассказывает грустную историю, которую когда-то рассказали ему, то миссис Баэр, утирая слезы, молча ушла, подумав: «Деми, сам того не понимая, даст бедному Нату больше, чем я могла бы – мне лучше не вмешиваться!»
Бормотание в детской раздавалось еще долго. Одна невинная душа читала проповедь другой, и никто их не прерывал. Когда детский голосок наконец смолк и миссис Баэр пришла забрать лампу, Деми уже не было. Нат крепко спал, повернув лицо к картине, будто уже проникся любовью к человеку, который любил детей и был верным другом беднякам. Лицо у мальчика было умиротворенным, и, глядя на него, миссис Баэр подумала, что если один день в любви и тепле дал такой результат, то целый год терпеливого взращивания, без сомнения, принесет щедрый урожай с этой заброшенной грядочки, где маленький миссионер в ночной рубашке уже посеял лучшие из возможных семян.
Глава четвертая
Первые шаги
Когда Нат шел в класс в понедельник утром, внутри у него все сжималось от страха, что все обнаружат его невежество. Однако мистер Баэр усадил его в глубокой нише, где Нат, повернувшись к остальным спиной, занимался под присмотром Франца, и никто не слышал, как он запинается, и не видел, как падают на тетрадный лист кляксы. Нат, преисполненный искренней благодарностью, корпел столь усердно, что мистер Баэр сказал, взглянув на разгоряченное лицо ребенка и перепачканные чернилами пальцы:
– Не усердствуй слишком, сын мой, не то переутомишься! Нам некуда спешить!
– Но я должен стараться, иначе не догоню остальных. Они кучу всего знают, а я – ничего! – сказал Нат, который, слушая, как мальчики непринужденно и без единой ошибки (так ему казалось) отвечают уроки по грамматике, истории и географии, пришел в отчаяние.
– Зато ты умеешь многое, чего не умеют они, – возразил мистер Баэр, подсаживаясь к мальчику, пока Франц помогал небольшой группке учеников пробраться сквозь дебри таблицы умножения.
– Правда? – Нату трудно было поверить.
– Да, например, ты умеешь держать себя в руках, а Джек – нет, хотя он и быстрее считает. Это очень полезный навык, и, по-моему, ты им овладел. Еще ты играешь на скрипке – больше никто из мальчиков не умеет! И самое главное – ты искренне хочешь учиться, Нат, а это уже половина дела! Поначалу всегда тяжело, и трудности обескураживают, однако продолжай стараться, и станет легче.
Нат слушал, и лицо его понемногу просветлялось – пусть список достижений невелик, но как же приятно знать, что тебе есть на что опереться!
«Я умею держать себя в руках, этому меня научили отцовские побои, и я играю на скрипке, хоть и не знаю, где находится Бискайский залив[6]», – подумал он с облегчением, которое трудно передать словами. Потом добавил вслух, да так пылко, что его слова долетели до Деми:
– Я правда хочу учиться! И буду стараться! Я раньше не ходил в школу, потому что не мог! Если ребята не будут надо мной смеяться, выучусь как надо, потому что вы и миссис Баэр так добры ко мне!
– Они не будут смеяться, а если будут, я… я скажу им перестать! – воскликнул Деми, забыв, что находится на уроке.
Класс перестал умножать семь на девять, все заинтересованно подняли головы.
Убежденный, что научиться помогать ближнему важнее арифметики, мистер Баэр поведал о Нате, сделав его историю захватывающей и трогательной, и добросердечные ребята тут же пообещали поддерживать товарища, сочтя за честь поделиться своей великой премудростью с человеком, который так здорово играет на скрипке. Этот разговор настроил мальчиков на правильный лад, и Нату не пришлось преодолевать лишних препятствий – каждый был рад подсадить его на ступеньку-другую вверх по лестнице, ведущей к знаниям.
Впрочем, Нат еще не окреп, и ему нельзя было слишком много заниматься, и, пока ребята сидели над книгами, миссис Джо придумывала для него другие развлечения. Однако лучшим лекарством для мальчика служили грядки, где он копался, как деловитый крот: сажал бобы, неустанно наблюдал за их ростом, радуясь каждому зеленому листочку и стройному побегу, прорезающемуся и расцветающему в теплом весеннем воздухе. Ни один участок не рыхлили с такой регулярностью – мистер Баэр даже опасался, что семена не успеют прорасти, поэтому поручал Нату ухаживать за цветами и клубникой, где тот кружил вместе с многочисленными пчелками.
– Вот какой урожай лучше всего! – говорил мистер Баэр, пощипывая воспитанника за некогда впалые, а теперь крепкие и румяные щечки или похлопывая по сутулым плечам, которые, сбросив тяжкое бремя бедности, медленно расправлялись от работы на свежем воздухе и здоровой пищи.
Деми стал его младшим другом, Томми – покровителем, а Дейзи всегда утешала в беде – все трое были младше Ната, но стеснительный по натуре мальчик расцветал в их присутствии и смущался в грубоватом обществе старших. Мистер Лоренс не забывал подопечного, присылая одежду, книги, ноты и записки с добрым словом, а иногда заезжал проведать или возил Ната в город на концерт – в таких случаях мальчик чувствовал себя на седьмом небе, почитая за счастье побывать в прекрасном доме мистера Лоренса, увидеть его красавицу жену, похожую на маленькую фею дочку и вкусно поужинать; в компании хозяев Нат настолько расслаблялся, что иногда участвовал в разговоре, а после во сне и наяву мечтал о новом визите.
Ребенку мало нужно для счастья, и в нашем мире, где достаточно солнца и радостей жизни, не должно быть грустных лиц, пустых ручек и одиноких маленьких сердец. Баэры, придерживались этого мнения, однако в их доме в избытке водилась лишь щедрость, поэтому, чтобы прокормить стайку голодных птенцов, они собирали крошки, где только могли. Многие подруги миссис Джо отдавали надоевшие их чадам игрушки, а Нат с удовольствием их чинил. Руки скрипача были умелыми и аккуратными, и он провел не один дождливый вечер с бутылочкой смолы, красками и перочинным ножиком, ремонтируя кукольную мебель, зверей и разные игры, пока Дейзи шила потрепанным куклам новую одежду. Приведенные в порядок игрушки складывались в секретный ящик, содержимым которого украшали рождественские елки для всех бедных детишек округи – таким образом воспитанники Пламфилда отмечали день рождения Того, кто любил бедняков и благословлял детей.
Деми, читавший без устали, обожал рассказывать о любимых книгах, и они с Натом провели немало приятных часов на старой иве, упиваясь «Робинзоном Крузо», «Тысяча и одной ночью», сказками Эджвортс и другими бессмертными историями, которые еще много веков будут радовать маленьких читателей. Для Ната открылся новый мир; движимый желанием узнать, что произойдет дальше, он вскоре научился читать не хуже остальных, что наполняло его такой гордостью и счастьем, что он рисковал вслед за Деми превратиться в книжного червя.
Чтение было не единственным приятным сюрпризом, который преподнесла Нату жизнь в Пламфилде. Многие мальчики, как они это называли, «имели свое дело», Баэры, понимая, что большинство воспитанников бедны и рано или поздно им придется зарабатывать на жизнь, всячески поощряли стремление к самостоятельности. Томми продавал яйца; Джек ухаживал за скотом; Франц помогал вести уроки, получая небольшое вознаграждение; Нед имел склонность к плотничьему делу, и для него установили верстак, чтобы он выстругивал разные полезные вещи и красивые безделушки для продажи; Деми же мастерил водяные мельницы, вертушки и совершенно бесполезные механизмы сложного устройства, которые сбывал мальчишкам.
– Он станет механиком, если захочет, – говорил мистер Баэр. – Человек, владеющий ремеслом, не пропадет. Любая работа полезна, и, какими бы талантами ни обладали наши мальчики, будь то поэзия или пахота, наше дело развивать их по мере возможности, чтобы они послужили им в будущем.
И вот однажды к мистеру Баэру подбежал возбужденный Нат со словами:
– Меня пригласили поиграть для людей на пикнике, можно? Мне заплатят, я очень хочу зарабатывать, как другие мальчики, а кроме игры на скрипке ничего не умею!
Мистер Баэр с готовностью ответил:
– Конечно можно! Это легкий и приятный способ заработать, и я рад, что тебе представилась такая возможность!
Нат поехал и, прекрасно справившись с работой, вернулся домой с двумя долларами, которые предъявил с чувством глубокого удовлетворения, рассказав, как хорошо провел время, как добры были к нему молодые люди, как хвалили его игру и обещали пригласить еще.
– Намного лучше, чем на улице – там мне ни гроша не доставалось, а сейчас – и день приятный, и вся выручка мне! Как же хорошо иметь свое дело – я теперь как Томми с Джеком! – сказал Нат, с гордостью похлопывая старый бумажник и ощущая себя почти миллионером.
Дело Ната процветало: летом пикники устраивались часто, и юный скрипач пользовался большим спросом. Баэры охотно его отпускали с условием, что он успевает учить уроки и выезжает с приличными молодыми людьми. «Хорошее базовое образование необходимо всем и каждому, и ни за какие деньги не надо соглашаться выступать перед дурной компанией», – пояснил мистер Баэр. Нат с радостью согласился на условия. Коляски с веселыми пассажирами ждали Ната у ворот и возвращались под звуки скрипки; усталый, но счастливый музыкант приезжал с честно заработанными деньгами в одном кармане и гостинцами в другом – он никогда не забывал верную Дейзи и малыша Теда.
– Вот накоплю на собственную скрипку и буду зарабатывать себе на жизнь, правда? – спрашивал он всякий раз, отдавая доллары на хранение мистеру Баэру.
– Надеюсь, что так, Нат! Однако для начала тебе нужно окрепнуть и восстановить здоровье, а также вложить немного знаний в свою музыкальную голову. Потом мистер Лоренс подыщет тебе место, и через пару лет мы все придем послушать твое выступление.
Любимое занятие, поддержка и надежды на будущее делали Ната счастливей день ото дня, и он так быстро совершенствовался в музыке, что учитель прощал ему медленный прогресс в других науках, хорошо зная, что ум лучше всего усваивает то, что дорого сердцу. Если мальчик пренебрегал более важными уроками, не было действенней наказания, чем отложить на денек смычок и скрипку. Страх потерять сердечного друга заставлял его с жаром засесть за книги, а поскольку он уже доказал единожды, что способен справляться с учебой, то зачем делать вид, что не справляешься?
Дейзи горячо любила музыку и искренне восхищалась музыкантами, поэтому часто сидела на лестнице подле двери Ната, пока тот практиковался. Ему было очень приятно внимание, и он старался изо всех сил для маленькой молчаливой слушательницы, а та никогда не входила, предпочитая сидеть на ступеньке, сшивая яркие лоскутки или латая одну из многочисленных кукол с выражением тихой радости на лице, при виде которого тетя Джо говорила со слезами на глазах:
– Как похожа на мою Бет! – И тихо отходила, чтобы не портить девочке удовольствие.
Нат очень полюбил миссис Баэр, однако мистер Баэр порою нравился ему даже больше – добрый профессор по-отечески заботился о застенчивом хрупком мальчике, чью утлую лодочку двенадцать лет швыряло по бурному морю жизни. Должно быть, за Натом присматривал ангел-хранитель, потому что, хоть тело его и пострадало, душа осталась нетронутой и достигла берега, словно невинный младенец, выживший после кораблекрушения. Возможно, как полагал мудрый мистер Лори, именно любовь к музыке сберегла ее от жестокости окружающего мира. Как бы там ни было, папа Баэр с большим удовольствием пестовал добродетели и исправлял недостатки нового ученика, находя его по-девичьи прилежным и ласковым. Мистер Баэр часто называл Ната «дочкой», обсуждая его с миссис Джо, а та смеялась, втайне считая, что Нату и вправду не хватает мужественности: она находила мальчика славным, но слишком уж робким, впрочем, никогда не проявляла недовольства, балуя Ната наравне с Дейзи.
Однако был у Ната один недостаток, который сильно беспокоил Баэров, хотя они знали, что сформировался он от невежества и запуганности ребенка. С сожалением должна признать, что Нат порою врал. Не из подлости и не из корысти, а чаще всего – во спасение, однако ложь есть ложь, и, хотя в нашем странном мире принято говорить неправду из вежливости, все знают, что это неправильно.
– Будь осторожен! Следи за языком, выражением лица и жестами, потому что нет ничего проще, чем соврать – словом, видом или делом! – предостерег мистер Баэр во время одной из бесед с Натом о его главном искушении.
– Я знаю, и мне не хочется обманывать, просто иногда гораздо легче, если чуть-чуть соврать. Раньше я врал, потому что боялся отца и Николо, а теперь – чтобы мальчики надо мной не смеялись. Это плохо, но я привык… – устыдился греха Нат.
– А я как врал, когда был маленьким! Ох! Чего только не плел, пока меня бабушка не отучила! Знаешь каким образом? Родители и убеждали, и плакали, и наказывали – я, подобно тебе, забывал их заветы. Однажды они поделились горем с нашей дорогой бабушкой. «Я положу конец пагубной привычке, впредь ты будешь помнить, что надо говорить правду!» – сказала та, велела высунуть язык и клацнула ножницами так, что кровь полилась!
Это было ужасно, можешь мне поверить, но пошло на пользу – язык болел несколько дней, и каждое слово приходилось долго выговаривать, что давало время подумать. После того случая я стал внимательней и лгал меньше, опасаясь больших ножниц. А дорогая бабушка всегда была ко мне добра и на смертном одре в далеком Нюрнберге молилась, чтобы ее маленький Фриц любил Бога и говорил правду.
– У меня никогда не было бабушки, но, если вы считаете, что это подействует, можете порезать мне язык! – героически предложил Нат – он, хоть и боялся боли, очень хотел перестать обманывать.
Мистер Баэр с улыбкой покачал головой.
– Есть способ получше, я к нему уже прибегал однажды, и он сработал. Смотри – если ты скажешь неправду, не я тебя накажу, а ты меня!
– Как это? – спросил ошеломленный Нат.
– Линейкой, как полагается! Сам я ей редко пользуюсь, однако причинять боль мне, возможно, будет сложнее, чем терпеть боль самому, и дольше останется в памяти!
– Ударить вас?.. О, я не смогу! – воскликнул Нат.
– Тогда придерживай свой проворный язычок! Мне вовсе не хочется получать удары, однако я с радостью вытерплю любую боль, лишь бы избавить тебя от недостатка.
Предложение произвело огромное впечатление на Ната, и он долгое время был предельно внимателен, следя за каждым словом, поскольку мистер Баэр не ошибся в расчетах – любовь к учителю оказалась сильнее страха за себя. Но увы, одним злополучным днем не уследил! Задира Эмиль пригрозил поколотить того, кто прошелся по его грядкам, поломав два лучших ростка кукурузы, и Нат заявил, что это был не он, а потом, к стыду своему, вынужден был признаться, что действительно попортил грядки Эмиля накануне, убегая от Джека.
Нат надеялся, что никто не узнает, однако оказалось, что его видел Томми, о чем тот и поведал, когда Эмиль жаловался на порчу пару дней спустя. Мистер Баэр все услышал. Уроки только что закончились, ребята стояли группками в холле, а мистер Баэр возился с Тедди на диванчике; услышав рассказ Томми и увидев пунцовое лицо Ната и его испуганный взгляд, он опустил малыша на пол со словами: «Иди к маме, bübchen[7]» – и, взяв Ната за руку, завел в классную комнату, прикрыв за собой дверь.
