Луиза Мэй Олкотт
Хорошие жены
– Завтра будет полнолуние, дорогая!
– Пусть будет, – последовал невозмутимый ответ.
Далее мистер Брук предложил еще несколько тем, представляющих общий интерес. Миссис Брук ни одну из них не поддержала, и разговор иссяк. Джон отошел к одному окну, раскрыл газету и полностью погрузился в чтение; Мэг отсела к другому и стала шить так сосредоточенно, будто розочки для новых туфель были ей жизненно необходимы. Никто не разговаривал, оба пытались придерживаться стратегии «по-доброму, но твердо», и оба чувствовали себя прескверно.
«Боже мой, – подумала Мэг. – Мама была права: замужняя жизнь тяжела и требует не только любви, но и бесконечного терпения!» Слово «мама» напомнило еще один материнский совет, полученный давным-давно и встреченный бурными протестами.
«Джон хороший человек, однако и у него есть недостатки, с которыми тебе придется мириться. Он своенравен; надо мягко его убеждать, вместо того, чтобы нетерпеливо возражать. Он щепетилен в вопросах справедливости, это хорошая черта, хоть ты и называешь ее “дотошностью”. Никогда не обманывай его ни словом, ни делом, Мэг, тогда заслужишь доверие и получишь поддержку. Его характер не похож на наш – мы вспылим и тут же остынем, а его обида глубже и длится дольше. Его непросто рассердить, но уж если он рассердится, попробуй успокой! Будь предельно осторожна, не обращай на себя его гнев, от этого зависят мир и счастье в вашей семье. Следи за собой, первая проси прощения, когда виноваты оба, и не допускай мелких ссор, недоразумений и колких слов, о которых горько пожалеешь».
Вот какие слова вспомнились Мэг, когда она шила на закате. Особенно Мэг задумалась над последним советом. Это была их первая ссора, и собственные резкие слова уже казались Мэг глупыми и жестокими, а гнев – детским. Ей стало жаль Джона, который, придя домой, застал такую картину, и сердце Мэг растаяло. Она взглянула на мужа со слезами на глазах, однако тот не заметил взгляда. Мэг встала, отложив шитье, и решилась сказать: «Прости меня!» первой. Джон, казалось, не расслышал извинения. Мэг очень медленно пересекла комнату, ибо ей было сложно побороть гордость, и встала рядом с креслом Джона; тот даже не обернулся.
«Надо сделать первый шаг, тогда мне будет не в чем себя упрекнуть!» – подумала Мэг и, наклонившись, поцеловала мужа в лоб. Ссора мгновенно была забыта, поцелуй выразил раскаяние лучше любых слов, и уже через минуту Мэг сидела на коленях у мужа, а он с нежностью говорил:
– Дурно было с моей стороны смеяться над вареньем, прости меня, дорогая, я больше буду!
Обещание было нарушено, он еще не раз смеялся над этой историей вместе с самой Мэг. Они сошлись на том, что домашняя заготовка удалась, ведь у них в запасе появился опыт сладкого примирения.
Впоследствии Мэг пригласила мистера Скотта на ужин, и его ждала приятная трапеза, а хозяйка весело и очаровательно развлекала гостя. Мистер Скотт потом сказал Джону, что он счастливец, и всю дорогу домой покачивал головой, вздыхая о тяготах холостяцкой жизни.
Осень принесла новые испытания. Салли Моффат возобновила дружбу и стала часто наведываться в «Гнездышко» Мэг, чтобы посплетничать, а также звать «бедняжку» провести день в своем особняке. Это приятно разнообразило жизнь, поскольку в ненастные дни Мэг бывало одиноко, родные были заняты своими делами, Джон возвращался лишь вечером, и оставалось только шить, читать и бродить по дому. Постепенно она привыкла проводить праздные часы с подругой за сплетнями. Глядя на красивые вещи Салли, Мэг стала завидовать, жалея, что у нее таких нет. Салли была очень добра и часто предлагала Мэг приглянувшиеся безделушки, однако та отказывалась, зная, что Джон будет недоволен. И вот однажды она по глупости сделала нечто, чем он был недоволен во сто крат больше.
Мэг знала, сколько зарабатывает муж, и гордилась тем, что он доверяет ей не только собственное счастье, но и то, что для многих мужчин существенно важнее – семейный бюджет. Она знала, где лежат деньги, и брала, сколько потребуется, с условием – подробно записывать траты, ежемесячно оплачивать счета и помнить, что ее муж небогат. До этого момента Мэг прекрасно справлялась: тратила бережливо, вела строгий учет, аккуратно записывала семейные расходы и ежемесячно предъявляла их Джону без малейшего смущения. Однако той осенью в райский сад Мэг проник змей и стал искушать ее – не яблоками, как в библейские времена, а на современный лад – платьями. Мэг не нравилось ощущать свою бедность, жалость подруги ее раздражала, хоть она и не признавалась в этом. Порой, чтобы Салли не подумала, будто Мэг приходится во всем себе отказывать, она тоже что-нибудь покупала. Ей всегда было неловко после, потому что красивые вещицы никак не относились к предметам первой необходимости, но поскольку они были недорогими, волноваться было не о чем. Тем не менее покупки незаметно дорожали, и во время совместных прогулок по магазинам Мэг больше не была пассивной наблюдательницей.
Мэг никак не ожидала, что мелочи обойдутся дороже, чем она думала, и, подводя итоги расходов в конце месяца, ужаснулась. Джон, будучи занятым на работе, расходную книгу не проверял, в следующем месяце отсутствовал, а в конце третьего им предстояло оплатить квартальные счета, и Мэг про это помнила. За несколько дней до срока она совершила ужасную вещь, которая камнем лежала у нее на сердце. Салли покупала шелк, и Мэг ужасно хотелось новое легкое платье для праздников, ведь ее черное было скучным, а вечерние наряды подходили лишь для незамужних девушек. Тетушка Марч каждый Новый год дарила сестрам по двадцать пять долларов – ждать оставалось всего месяц, а очаровательная сиреневая ткань, которая продавалась с большой скидкой, лежала прямо перед ней. Мэг располагала необходимой суммой, но не была уверена, имеет ли право тратить. Джон всегда говорил: «Все мое – твое», но одобрил бы он, что она использовала еще не полученные двадцать пять долларов и такую же сумму из семейного бюджета – большой вопрос. Салли уговаривала купить и предлагала дать в долг – разумеется, из лучших побуждений. Мэг больше не могла противиться искушению. В недобрый час продавец раскинул перед ней блестящие складки, приговаривая:
– Крайне выгодное предложение! Уверяю вас, мэм!
– Я возьму! – решилась Мэг.
Материю отмерили, отрезали. Мэг расплатилась под бурные восторги Салли. А уходя из магазина, почувствовала себя воришкой, за которым по пятам идет полиция.
Дома она принялась рассматривать чудесный шелк, надеясь, что совесть перестанет так сильно ее мучить. Однако шелк больше не серебрился и не так уж ей шел, а слова «пятьдесят долларов», казалось, были отпечатаны по всей длине. Мэг спрятала ткань, но мысль о ней ее преследовала – не в виде радостного предвкушения, как обычно бывает с новыми платьями, а как назойливое напоминание о приступе безумия. В тот вечер Джон достал расчетные книги, и сердце Мэг замерло – в первый раз за время совместной жизни она испугалась мужа. Казалось, добрые карие глаза смотрят сурово, хотя Джон был необычайно весел, Мэг решила, что он каким-то образом догадался, но пока не подает виду. Хозяйственные счета были оплачены, записи в расходной книге в порядке.
Джон похвалил жену и раскрыл старый бумажник, который они называли «банком», а Мэг, зная, что бумажник почти пуст, удержала руку Джона, нервно сказав:
– Ты еще не видел книгу моих расходов.
Джон никогда не просил ее показать, но Мэг обычно настаивала, ей нравилось наблюдать, как он по-мужски удивляется женским прихотям, гадает, что такое бигуди и органди, и удивлялся, как три розовых бутона, кусочек бархата и две веревочки превращаются в шляпку стоимостью пять или шесть долларов. В тот вечер Джон был расположен поизучать ее траты, в шутку ужасаясь расточительностью и искренне восхищаясь бережливостью.
Мэг медленно извлекла книжечку и положила перед мужем. Сама спряталась за спинкой кресла, якобы чтобы разгладить морщины на его усталом лбу, и произнесла с нарастающей паникой в голосе:
– Джон, дорогой, мне очень стыдно, потому что в последнее время я была чудовищно расточительна. Просто я часто бываю на людях, и мне нужно одеваться, понимаешь… Салли посоветовала, и я купила… И хотя новогодний подарок тетушки частично возместит траты, я ужасно жалею о своем поступке, и ты наверняка меня осудишь.
Джон со смехом потянул Мэг за руку, вытаскивая из укрытия, и добродушно сказал:
– Не прячься! Думаешь, я побью тебя из-за очередной пары восхитительных туфелек? Между прочим, я горжусь ножками жены и готов заплатить лишние восемь-девять долларов за туфли, особенно красивые! – уверил он, одобрительно глядя на последнюю покупку Мэг.
«Боже, что же он скажет, когда узнает про пятьдесят долларов?» – содрогнулась Мэг.
– Это не туфли, а гораздо хуже… Я купила шелковое платье! – с храбрым отчаянием объявила она, чтобы больше не откладывать ужасный момент.
– Ну, дорогая, каков же «треклятый итог», как выразился бы мистер Манталини?[23]
Голос у Джона изменился, она ощущала его прямой взгляд, на который до этого момента всегда могла ответить так же прямо и честно. Мэг перевернула страницу и одновременно отвернулась, указывая на сумму, внушительную и без последней пятидесятидолларовой траты, а с ней – и вовсе ужасающую. На секунду в комнате стало очень тихо, потом Джон медленно сказал:
– Наверное, для платья пятьдесят долларов не так уж много, учитывая все эти штучки, которые сейчас полагаются для отделки.
– Оно еще не отделано и даже не сшито… – слабо выдохнула Мэг, потрясенная мыслью о дополнительных расходах на отделку.
– Двадцать пять ярдов шелка для одной миниатюрной женщины… Зато теперь моя жена будет одета не хуже жены Неда Моффата, – сухо заметил Джон.
– Я знаю, ты сердишься. Я не собиралась транжирить твои деньги, просто не подумала, что мелкие покупки выльются в такую сумму. Я не могу удержаться, особенно когда Салли покупает все, что хочет, и жалеет меня, ведь мне нужно экономить. Я стараюсь не завидовать, но это тяжело, я устала быть… бедной.
Последнее слово она произнесла тихо, будто надеясь, что Джон не услышит, однако он услышал и был глубоко задет, поскольку отказывал себе во многих удовольствиях ради Мэг. Джон встал, отодвинув счета (Мэг готова была язык откусить, лишь бы вернуть сказанное), и дрогнувшим голосом произнес:
– Этого я и боялся… Мэг, я делаю все, что в моих силах.
Лучше бы он ругался или даже кричал – его тихие слова разбили Мэг сердце. Она бросилась к мужу и крепко обняла его, обливаясь слезами раскаяния.
– О, Джон! Мой добрый Джон! Ты работаешь не покладая рук, я сказала глупость! Несправедливо, неблагодарно и злобно такое говорить! Как я могла?!
Он был очень добр, с готовностью принял извинения, не проронив ни единого упрека, однако Мэг поняла – он не скоро забудет ее поступок, хоть и не будет его припоминать. Она обещала любить мужа в горе и в радости, а сама упрекнула в бедности, безрассудно потратив заработанные им деньги. Это было ужасно! А самое ужасное – Джон после этого случая был невозмутим, словно ничего не произошло, лишь стал задерживаться на работе до поздней ночи, а Мэг в это время плакала и, утомившись от слез, засыпала в одиночестве.
Мэг мучилась угрызениями совести целую неделю, а когда она обнаружила, что Джон отменил заказ на новое пальто, на нее стало и вовсе жалко смотреть – в таком она была отчаянии. В ответ на ее расспросы он просто сказал:
– Мне не хватит денег, дорогая.
Несколько минут спустя Джон обнаружил ее в прихожей – она зарылась лицом в его старое пальто и рыдала так горько, что сердце разрывалось.
В тот вечер они долго беседовали, и Мэг поняла, что любит Джона в бедности даже больше, потому что трудности сделали его сильным и мужественным, он упорно идет к цели, с терпением и нежностью принимая естественные желания и ошибки любимой жены.
На следующий день Мэг, проглотив гордость, отправилась к Салли, рассказала ей правду и попросила в качестве одолжения выкупить шелк. Добросердечная миссис Моффат с радостью согласилась и даже, проявив небывалую чуткость, не стала тут же предлагать ткань в подарок. Потом Мэг заказала пальто и оплатила счет. Когда Джон пришел, она нарядилась в его пальто и спросила – нравится ли ему ее новое платье. Можете себе представить благодарность, с которой подарок был принят, и последующие счастливые дни. Джон больше не задерживался на работе, а Мэг не шаталась по магазинам. Новое пальто по утрам надевалось на плечи очень довольного мужа, а по вечерам его помогала снимать счастливая жена. Так прошел год, и к середине лета Мэг ожидало новое событие – самое важное и счастливое в жизни женщины.
Одним субботним утром Лори, заглянув в «Гнездышко» Бруков, осторожно прокрался на кухню, где был встречен приветственным звоном. Ханна в его честь ударила крышкой по кастрюле.
– Как там молодая мама? Где все? Почему вы не написали мне в колледж? – громким шепотом допытывался Лори.
– Счастлива как никогда, наша дорогая девочка! Все наверху, радуются. Идите-ка в гостиную, я им скажу! – ответила Ханна и вышла, радостно посмеиваясь.
Вскоре появилась Джо с маленьким свертком на большой подушке. Лицо у Джо было серьезным, а глаза хитро поблескивали, и голос звучал странно, словно она что-то скрывает.
– Закрой глаза и протяни руки! – радушно предложила она.
Лори поспешно отступил в угол, заложив руки за спину, и взмолился:
– Нет, пожалуйста, не надо! Я не хочу! Я уроню или поломаю!
– Что ж, тогда я его унесу, если ты не хочешь! – решительно сказала Джо и развернулась, чтобы уйти.
– Хорошо-хорошо! Под твою ответственность! – сдался Лори.
Он храбро зажмурился, и ему в руки вложили что-то тяжелое. Услышав взрыв смеха (смеялись Джо, Эми, миссис Марч, Ханна и Джон), Лори открыл глаза и увидел, что на подушке лежат сразу два ребенка.
Немудрено, что они расхохотались снова – выражение лица Лори рассмешило бы и мертвого. Он смотрел то на невинных младенцев, то на восторженных родственников с таким неподдельным ужасом, что Джо, постанывая, осела на пол.
– Вот тебе на! Двойня! – выдавил наконец Лори и, обернувшись к стоящим рядом женщинам, жалобно попросил: – Кто-нибудь, заберите их! Если начну смеяться, уроню!
Джон пришел на выручку и, с ребенком в каждой руке, гордо расхаживал по комнате, словно уже умеет обращаться с младенцами. Лори смеялся до слез.
– Я запретила тебе писать, потому что решила сделать сюрприз! И смею заметить, он удался! – заявила Джо, переводя дыхание.
– Никогда еще не испытывал подобного потрясения! Как же здорово! Это мальчики? Как вы их назовете? Дайте мне еще посмотреть! Не отходи, Джо – их слишком много, клянусь честью! – ответил Лори, благодушно разглядывая детей – будто великан, умиляющийся новорожденным котятам.
– Мальчик и девочка. Разве они не чудесны? – спросил гордый отец, с улыбкой глядя на краснолицые свертки, словно на неоперившихся ангелочков.
– Определенно прекрасные дети! А кто из них кто? – спросил Лори, согнувшись в три погибели, чтобы получше рассмотреть чудесное явление.
– Эми по французской моде надела на мальчика голубую ленту, а на девочку – розовую, теперь не перепутаешь. И потом у одного глаза голубые, а у другого – карие. Поцелуй же их, дядя Тедди! – улыбнулась Джо.
– Боюсь, им не понравится, – с несвойственной ему нерешительностью начал Лори.
– Конечно, понравится! Они уже привыкли! Целуй немедленно! – приказала Джо, опасаясь, как бы Лори на радостях не принялся целовать взрослых.
Лори, сморщившись, подчинился, робко чмокнув малышей в щечки, чем вызвал смех взрослых и писк младенцев.
– Ну вот! Я же говорил – не понравится! Этот точно мальчик – смотрите, как пинается! Знатно работает кулаками. Брук-младший, ты, кажется, выбрал соперника не по размеру! – рассмеялся Лори, получив по носу крошечным, бесцельно размахивающим кулачком.
– Девочку назовем Маргарет, в честь матери и бабушки. Сокращенно – Дейзи, чтобы не путать с Мэг, а мальчугана – Джон-Лоренс, сокращенно – Джек, если не придумаем что-нибудь получше! – размышляла тетушка Эми.
– Пусть он будет Демиджон, а сокращенно – Деми! – сказал Лори.
– Деми и Дейзи – прекрасно! Я знала, Тедди справится с именами! – захлопала в ладоши Джо.
Тедди действительно справился, и, по крайней мере, до конца главы мы будем называть малышей Дейзи и Деми.
Глава шестая. Визиты
– Джо, нам пора!
– Куда?
– Ты что, забыла? Ты обещала сегодня нанести вместе со мной шесть визитов!
– Я много совершила в жизни глупостей, но вряд ли настолько выжила из ума, чтобы пообещать шесть визитов за день, когда я от одного отхожу неделю!
– Обещала! У нас был уговор – я нарисую тебе карандашный портрет Бетти, а ты пойдешь со мной по соседям наносить ответные визиты, как полагается!
– Ты настоящий ростовщик! Где тогда долговая расписка? Была бы расписка, я сдержала бы слово! А так… Тучи собираются, и я никуда не пойду!
– Не увиливай! Сегодня чудесная погода, даже намека нет на дождь. Ты всегда хвастаешься, что верна обещаниям, так что не урони достоинства – иди исполни долг, и на ближайшие полгода я от тебя отстану.
В тот момент Джо была полностью поглощена шитьем – она была главным изготовителем мантий в семье и очень гордилась тем, что одинаково хорошо владеет и иглой, и пером. Было ужасно досадно прерываться на стадии первой примерки, надевать лучший наряд и идти в гости жарким июльским днем. Джо всегда ненавидела официальные визиты и всячески их избегала, пока Эми не загоняла сестру в угол, суля что-то в обмен, подкупая и выманивая обещание. На этот раз спасения не было. Джо поклацала ножницами, выражая свое недовольство, попричитала, что чувствует приближение грозы, и сдалась: отложила работу и, взяв шляпу и перчатки, обреченно сказала Эми, что готова.
– Джо Марч, твое упрямство и святого выведет из себя! Ты ведь не собираешься идти в таком виде? – изумленно оглядывая сестру, воскликнула Эми.
– Почему нет? Я одета аккуратно, удобно и достаточно легко для прогулки по пыльной дороге в жаркий день. Если людям важнее мое платье, чем я сама, я вообще не хочу их видеть. Ты можешь нарядиться за двоих и элегантно блистать сколько хочешь. Тебе идут красивые наряды, а мне нет. Безделушки меня только расстраивают.
«Боже мой! – вздохнув, подумала Эми. – Если на Джо напал дух противоречия, она из меня душу вынет, прежде чем оденется по-человечески!»
Вслух же сказала:
– Конечно, мне тоже сегодня не хочется идти, но это наш долг перед обществом, и лишь мы с тобой можем его исполнить. Джо, я сделаю что хочешь, только оденься подобающе и помоги мне исполнить обязанности хороших соседей. Ты будешь выглядеть как аристократка в праздничном платье. Когда ты захочешь, то прекрасно ведешь беседу и демонстрируешь хорошие манеры, которыми я горжусь! И потом – я боюсь идти одна, не бросай меня, пожалуйста!
– Ох ты и лисичка! Умеешь задобрить и умаслить злую старшую сестру сладкими речами! Значит, я благовоспитанная аристократка, а ты боишься идти в гости? Даже не знаю, что звучит нелепей! Ладно уж, пойду и постараюсь вести себя прилично. Ты начальник экспедиции, я буду слепо повиноваться приказам. Теперь довольна? – ответила Джо, неожиданно переходя от воинственности к безропотному подчинению.
– Ты просто ангел! Одевайся, а я расскажу тебе, как вести себя в каждом из домов, чтобы произвести хорошее впечатление. Я хочу, чтобы ты всем понравилась – и ты обязательно понравишься, если постараешься быть милой. Сделай красивую прическу, прикрепи к шляпе розу, это тебя освежит, а то твое платье слишком простое и тусклое. Возьми лайковые перчатки и вышитый платок. Заглянем к Мэг, я одолжу белый зонтик, а тебе отдам свой серо-голубой.
Эми одевалась и попутно давала указания Джо, которые та выполняла скрепя сердце и выражая протест доступными способами. Вздыхая, облачилась в новое жесткое кисейное платье; сурово хмурясь своему отражению, завязала ленты шляпки в безупречный бант; с огромным трудом совладав с булавками, прикрепила воротничок; морщась, вытащила вышитый платок, который терзал ее нос не меньше, чем перспектива дня терзала душу. Всунув руки в тесные перчатки с кисточками и пуговицами – последний штрих элегантного наряда, она обернулась к Эми и с вымученной улыбкой смиренно произнесла:
– Я отвратительно себя чувствую! Однако если ты довольна моим видом, умру спокойно.
– Ты очень хороша! Повертись, я хочу хорошенько рассмотреть!
Джо несколько раз повернулась, Эми кое-что поправила и, отступив на шаг, оглядывала свое творение, грациозно склонив голову набок.
– Да, совсем неплохо! Прическа удалась и шляпка очаровательная – если добавить розу! Расправь плечи и держи руки свободно, неважно, что перчатки жмут! Лучше всего на тебе смотрятся шали, мне вот они совсем не идут. Я очень рада, что тетушка Марч подарила тебе такую прелесть. Шаль простая, но красивая, так интересно складки спадают с твоих плеч! У меня накидка не перекосилась? Посмотри, я не пропустила застежку на платье? Хорошо, что туфли видны – ножки у меня красивые, не то что нос…
– Вы – воплощение красоты и отрада для глаз! – объявила Джо, как знаток изящного искусства разглядывая голубое перо над золотыми локонами. – Скажите, мэм, праздничное платье полагается тащить по пыли или можно подобрать подол?
– Подбирай, пока идешь, а в доме опускай. Тебе идут длинные юбки, и ты должна научиться грациозно перемещаться, когда подол волочится по полу. Смотри, манжет не до конца застегнут – застегни! Если хочешь выглядеть подобающе, нельзя упускать из вида мелочи, именно из них складывается картина.
Джо с тяжелым вздохом принялась расстегивать пуговицы перчатки, чтобы застегнуть манжет. Наконец обе были готовы и отправились в путь – «ни дать ни взять картинки», как выразилась Ханна, высунувшись из окна.
– Теперь слушай, дорогая! Честеры – люди утонченные, при них нужно следить за манерами. Не говори ничего резкого и ничего странного, ладно? Держись спокойно, невозмутимо и побольше молчи – как настоящая леди. Ты ведь продержишься четверть часа? – спросила Эми, когда они подошли к первому дому, предварительно заняв зонтик у Мэг, которая, держа на руках двух малышей, придирчиво осмотрела сестер.
– Так, посмотрим… Спокойно, невозмутимо и побольше молчать… Должна справиться! Я исполняла роли чопорных дам на сцене, сыграю и сейчас. Я прекрасная актриса, в чем ты сейчас убедишься, так что ни о чем не волнуйся, дитя мое!
Эми вздохнула с облегчением, однако коварная Джо поймала сестру на слове – все время первого визита она сидела, грациозно сложив руки и аккуратно расправив юбку, была спокойна, как море в штиль, бесстрастна, как статуя, и молчалива, как сфинкс. Напрасно миссис Честер хвалила «очаровательный роман», а ее дочери заводили разговоры о балах, пикниках, опере и моде – Джо на все отвечала улыбкой, кивком головы, а также сдержанным и невозмутимым «да» или «нет». Напрасно Эми подавала беззвучные сигналы: «Говори!», пыталась втянуть сестру в разговор и незаметно пинала ее ногой. Джо ни на что не реагировала и держалась с ледяной сдержанностью и совершенным безразличием.
– Какая же высокомерная и скучная старшая мисс Марч! – слишком громко воскликнула одна из хозяек дома, едва закрыв за гостьями дверь.
Джо беззвучно рассмеялась, а Эми, удрученная неверным истолкованием наставлений, разумеется, накинулась на сестру.
– Ты ужасно меня подвела! Я просила держаться спокойно и с достоинством, а не сидеть, как истукан! У Лэмбов будь общительней, сплетничай, как все девочки, и интересуйся платьями, флиртом и прочей ерундой. Они вращаются в высшем обществе, и это знакомство нам чрезвычайно полезно, там мы должны произвести хорошее впечатление во что бы то ни стало!
– Я буду милой! Буду сплетничать, хихикать, восторгаться и ужасаться по любому поводу, только скажи! Я с огромным удовольствием примерю роль «очаровательной особы». Возьму мисс Честер в качестве примера и слегка усовершенствую образ! Вот увидишь, Лэмбы скажут: «Какая же живая и приятная эта Джо Марч!»
Эми встревожилась, и немудрено – если Джо начинала чудить, остановить ее было непросто. Они вошли в следующую гостиную, и Джо, под озабоченным взглядом сестры расцеловав девушек и улыбнувшись молодым людям, включилась в беседу с поразительным воодушевлением. Эми была захвачена миссис Лэмб, питавшей к ней нежные чувства, и терпеливо слушала о последней выходке Лукреции, пока трое прекрасных молодых людей кружили на почтительном расстоянии, выжидая удобный момент, чтобы прийти на помощь. Таким образом, Эми не имела возможности повлиять на сестру, которая, очевидно, снова замыслила шалость. Джо болтала без умолку, словно старушка-сплетница, собрав возле себя тесный кружок слушателей. Эми изо всех сил напрягала слух, чтобы понять, о чем идет речь – обрывки фраз наполняли ее тревогой, округлившиеся глаза и всплескивания рук будили любопытство, а бурные взрывы смеха вызывали жгучее желание разделить веселье. Только представьте, как страдала Эми, услышав следующее:
– Эми прекрасная наездница! Кто ее учил?
– Никто! Она училась ровной посадке, надев старое седло на ветку дерева и держа поводья. Сейчас ездит верхом на любом скакуне, поскольку страх ей неведом! Конюх разрешает моей сестре седлать необъезженных лошадей – она их тренирует, чтобы они потом возили дам. Ей так нравится это дело, что если ничего другого из нее не выйдет, она сможет зарабатывать на жизнь, объезжая лошадей!
Слыша эти ужасные речи, Эми едва усидела на месте. Джо выставляла ее в весьма легкомысленном виде – самый ужасный недостаток в глазах Эми. Однако ничего нельзя было поделать, почтенная миссис Лэмб продолжала говорить, а Джо тем временем сыпала забавными историями и ужаснейшими выдумками.
– О, наша Эми была в отчаянии в тот день! Ни одного нормального скакуна не осталось! Один хромой, второй слепой, а третий такой упрямый, что с места не сойдет. Хороший выбор для прогулки, правда?
– И кого же она выбрала? – смеясь спросил один из молодых людей, явно довольный историей.
– Никого! Она услышала веселое ржание в конюшне за рекой и решила прокатиться на том жеребце – он был красив и горяч. Увы! Никто не мог привести ей коня, и ей пришлось идти к нему самой. Только представьте, она взяла и переплыла реку с седлом на голове и на глазах изумленного конюха направилась к конюшне.
– И прокатилась на жеребце?
– Разумеется! Чудесно прокатилась! Я боялась, что она разобьется, но Эми прекрасно с ним справилась и была душой компании на той прогулке!
– Вот отважная! – восхитился юный мистер Лэмб, одобрительно поглядывая на Эми и гадая, что же говорит мама, что девушка сидит такая красная и смущенная.
Через минуту Эми смутилась и покраснела еще больше, потому что разговор неожиданно перешел на тему одежды. Кто-то из девушек поинтересовался у Джо, где она купила нежно-оливковую шляпу, которую надевала на прошлый пикник. Глупая Джо вместо того, чтобы просто сказать название магазина, где приобрели шляпу два года назад, не нашла ничего лучшего, чем разразиться ненужными подробностями:
– О, это Эми раскрасила! Нежных оттенков в магазине не найти, мы сами красим шляпы в любой цвет, какой пожелаем! Правда здорово иметь сестру художницу?
– Как оригинально! – воскликнула мисс Лэмб, которая находила Джо чрезвычайно забавной.
– Это еще ерунда! Наша Эми способна на все! Например, однажды она хотела надеть синие туфельки на праздник у Салли и просто раскрасила испачкавшиеся белые в чудеснейший небесно-голубой оттенок – не отличить от атласных! – с гордостью расписывала достоинства сестры Джо.
Эми была так сердита, что с радостью запустила бы в нее чем-нибудь.
– Мы недавно читали ваш рассказ и были в восторге! – заметила старшая мисс Лэмб, желая похвалить литературно одаренную подругу, хоть, надо признать, Джо в данный момент на оную походила мало. Упоминания ее «трудов» всегда действовали на Джо плохо: она принимала строгий вид, обижалась или бесцеремонно переводила тему – как случилось и в тот раз.
– Жаль, что вы не нашли ничего лучше! Я написала эту ерунду, потому что она продается и нравится обывателям. Кстати, вы едете зимой в Нью-Йорк?
Поскольку мисс Лэмб была от рассказа «в восторге», замечание Джо прозвучало неблагодарно и даже обидно. Джо сразу осознала ошибку, однако, побоявшись сделать еще хуже, вспомнила, что гостям полагается прощаться первыми, и внезапно выпалила, оборвав нескольких человек на полуслове:
– О, Эми, нам пора! До свидания, дорогие! Непременно приходите нас навестить, мы умираем от скуки! Вас, мистер Лэмб, я не приглашаю; впрочем, если вы придете, вряд ли решусь прогнать!
Вышло до того похоже на щебетание Мэй Честер, что Эми поспешно покинула комнату – ей хотелось плакать и смеяться одновременно.
– Правда хорошо получилось? – спросила довольная Джо, когда они уходили.
– Хуже не бывает! – отрезала Эми. – Что на тебя нашло? К чему рассказы о седле, шляпах, туфлях и всем остальном?
– А что? Это забавно, и людям интересно послушать. Все знают, что мы бедны, зачем притворяться, будто имеем по конюху каждая, покупаем по три-четыре шляпы на каждый сезон, и все достается нам столь же легко, как им?
– А зачем выдавать наши маленькие хитрости, лишний раз обнажая бедность? У тебя нет ни капли гордости, и ты никогда не поймешь, когда нужно говорить, а когда держать язык за зубами! – с горечью заявила Эми.
Бедная Джо смутилась и молча потерла кончик носа жестким платком, словно в наказание за совершенные злодеяния.
– Как я должна вести себя здесь? – спросила она на пороге третьего дома.
– Как хочешь! Мне все равно! – коротко ответила Эми.
– Тогда буду просто получать удовольствие. Мальчики сейчас дома, и можно спокойно поговорить. Видит бог, мне нужна передышка – светский этикет плохо сказывается на моем здоровье! – мрачно произнесла Джо, расстроенная неудавшимися попытками угодить.
Теплый прием трех взрослых сыновей и нескольких хорошеньких детей сразу поднял ей настроение, и, предоставив Эми развлекать хозяйку и мистера Тюдора, который тоже зашел навестить, Джо посвятила себя общению с молодежью и нашла, что это ей больше по душе. Она с большим интересом слушала истории о колледже, без малейших возражений гладила пойнтеров и пуделей, искренне согласилась, что «Том Браун – молодчина», повторив не совсем изящно выраженную похвалу, а когда один из младших мальчиков предложил взглянуть на черепашек, Джо поднялась с такой готовностью, что мать семейства улыбнулась гостье, поправляя чепец – медвежьи ласки сыновей вечно приводили ее прическу в довольно жалкий вид, однако она не променяла бы ее на самую безупречную укладку во французском салоне.
