Улыбка Сары стала озорной.
– В рукаве. Сегодняшняя мода на вечерние платья с длинными рукавами здорово упрощает жизнь. При мне всегда два ножа и три заколки для волос, которые заколками вовсе не являются. А шнур, на котором я ношу свой ридикюль, имеет отличную длину для гарроты. В моем арсенале есть и другое оружие, но я не стану о нем рассказывать. Вдруг понадобится.
– Кто научил вас пользоваться ножом? – Луциан был потрясен. – И гарротой? – Давление на живот в непосредственной близости от его мужского достоинства ослабело, и, когда мужчина снова опустил глаза, нож исчез.
– Моя мать. При индийском дворе леди учили сражаться. В случае проникновения врага в форт они были готовы защищаться и скорее умереть, чем попасть в плен и лишиться чести. Их честь находилась в их руках, вот в чем разница. – Сара улыбнулась. – Мои отец и брат тоже поучаствовали в моем образовании, хотя оба были англичане и желали сами защищать мою честь на дуэли.
– Надеюсь.
– Не будьте так напыщенны, милорд.
В зале снова заиграла музыка, и пары, сидевшие на террасе, отправились танцевать. Через некоторое время Луциан почувствовал, что они остались одни. Оглянувшись, он в этом убедился.
– Вы действительно считаете меня напыщенным? – обиженно вопросил он.
Сара кивнула, и ее волосы оказались близко к его лицу.
Луциан наклонился и поцеловал ее. Он уже давно убрал руки с перил, чтобы она могла отступить в сторону, если пожелает, закрыл глаза и целиком отдался наслаждению. Ее руки, в которых уже не было грозного оружия, обвили его плечи, а его руки переместились на более приятное место – женскую талию. Он ощутил восхитительный изгиб бедер и посоветовал себе не торопиться.
Сара была замужем, а значит, познала все чувственные удовольствия брачной постели. Это было ясно по ее откровенным поцелуям, по тому, как она приникла к нему. Целовать ее, прижимать к себе – это было воплощением его фантазий, которые он изо всех сил старался унять с того самого момента, как впервые увидел эту женщину. Точнее, это был первый акт его фантазий. Ему хотелось большего. Он желал получить ее всю, обнаженную, кричащую от страсти в его объятиях, в его постели.
Поцелуй Луциана был таким же восхитительным, каким она себе представляла, а его руки, обнимавшие ее, – сильными и нежными. Сара почувствовала пробежавшую по его мышцам дрожь и поняла, что он героически старается сдерживаться. Она могла быть довольна, поскольку совершенно правильно поняла этого человека. Он хотел ее, но он попросит желаемое и не будет настаивать, если получит отказ.
Разрешить поцелуй – это одно, но позволить ему понять, что желания заходят намного дальше – совсем другое. Ей потребовалось сделать над собой усилие, удивившее ее саму, чтобы отстранить Луциана. Очень уж хотелось продлить последнее мгновение близости.
Луциан моментально убрал руки и сделал шаг назад. К сожалению, на террасе было слишком темно, и она не смогла рассмотреть выражение его лица.
– Приношу свои извинения.
– Извинения? – Сара была искренне удивлена. – По-вашему, я должна была сопротивляться? Но ведь я хотела, чтобы ты меня поцеловал.
– Почему? – спросил он.
Сара поняла, что в этот момент свет фонаря падает прямо ей на лицо и Луциан внимательно его изучает.
– Потому что ты привлекательный мужчина, потому что меня уже давно никто не целовал, и, кроме того, я любопытна.
– Теперь твое любопытство удовлетворено? – сухо поинтересовался Луциан.
– Полностью. Спасибо.
Он слегка подвинулся, и теперь свет упал на нижнюю половину его лица. Сара заметила слабую улыбку на чувственных губах, которые только что ее целовали.
– И что дальше?
– Ничего. Я знаю, почему ты здесь инкогнито, и я знаю, как ты целуешься.
– Ты знаешь почему… Но откуда? – С его лица моментально исчезли все чувства, кроме страха.
– Просто Дот знает, что такое потерять ребенка.
Луциан с шумом втянул в себя воздух. Звук не заглушили даже бьющиеся о стену волны.
– Никто из нас не выдаст ее тайну. Не думаю, что кто-то еще догадается. Люди могут только обратить внимание на ее болезненную худобу и грусть. – Луциан промолчал, и Сара решила продолжить: – Маргарет повезло, что она может рассчитывать на твою поддержку.
Таинственный маркиз пожал плечами.
– Я чувствую себя абсолютно беспомощным. Не знаю, чем ей помочь, как достучаться до нее. Она отвергает все, что я ей предлагаю.
– Тебе придется дать ей время. Пойми, она скорбит. – Из бального зала послышались аплодисменты. Закончился еще один танец. – Мы не можем больше здесь оставаться. Люди заметят. Магазин завтра утром будет закрыт. Приходи. Мне бы хотелось помочь Маргарет, если я, конечно, смогу. Любящий брат – это прекрасно, но, думаю, ей нужна женщина, с которой она сможет поделиться самым сокровенным.
Луциан переступил с ноги на ногу.
– То, что произошло здесь сегодня…
– Это момент слабости, который больше не повторится? Разумеется, не повторится. Я же говорила, всему виной мое проклятое любопытство, и я вовсе не стремлюсь к любовной связи. Кроме того, ты же не захочешь, чтобы рядом с твоей сестрой находилась женщина, с которой у тебя связь. Разве не так?
Его ответом стало холодное молчание. Даже интересно, куда подевалось его восхитительное тепло? Сара подхватила юбки и направилась к боковой двери.
– Я пойду в комнату отдыха для дам. Будет лучше, если нас больше не увидят вместе.
Что ж, неудивительно, что он к ней так быстро охладел. Она подавала знаки, что доступна, а потом пошла на попятную. Маркиз, наверное, подумал, что она отчаянная кокетка или, еще хуже, любительница возбудить мужчину, не имея намерений продолжать. Обе возможности заставили Сару покраснеть.
Комната, выделенная для отдыха дам – здесь они могли привести в порядок прическу или макияж, – оказалась – хвала Всевышнему! – пустой. Сара села за туалетный столик и занялась прической.
«Чего ты ждала?» – спросила она саму себя, но ответа не получила. Сара испытывала смущение, душевный дискомфорт, но предаваться этим бесполезным чувствам – пустая трата времени. Ей надо было разобраться в самой себе. Ей хотелось повторить момент безумия, снова ощутить прикосновение мужских губ к ее губам, как подтверждение того, что она еще не достигла возраста, когда думать о сексе нет никакого смысла. Судя по всему, Луциан предположил, что ей нужно больше, возможно, полноценная связь.
А может быть, ей необходимо именно это? Она не ожидала, что испытает рядом с ним такое острое физическое желание. С Майклом все было замечательно. Она его любила, а он был нежен и внимателен. Сейчас, оглядываясь назад, Сара предположила, что он был, пожалуй, слишком внимателен. Женщины, болтая о сексе, всегда называли его волнующим, возбуждающим, грандиозным. По опыту Сары, секс был приятным, иногда волнующим, и интимная близость и доверие определенно крепче привязали ее и Майкла друг к другу. Но что касается возбуждающего и грандиозного… Сегодняшний поцелуй оказался возбуждающим. У нее даже пальцы ног свело. Но, может быть, это потому, что ее целовал не муж, а посторонний мужчина.
Маркиз Кэннок, вне всяких сомнений, был привлекателен, и он интересовался ею. Эта мысль возбуждала. Но он принадлежал именно к той категории мужчин, общения с которыми она всегда избегала. Такие господа всегда желают собрать всех окружающих их женщин под защитный колпак чести и контролировать их, пусть даже не деспотично, а весьма благосклонно. Мечты и эротические сновидения – еще не повод связываться с мужчиной, за которого она не намеревалась выйти замуж.
Сара нахмурилась, глядя на себя в зеркало. Она только оправилась после смерти Майкла, и не настолько она безумна, чтобы растрачивать эмоции на мужчину, так не похожего на ее покойного супруга и такого опасного. Хотя тот факт, что ее привлек мужчина – хороший знак. Он говорит о ее возвращении к нормальной жизни после долгого траура. Вот и все. Сейчас надо думать не о себе, а о Маргарет. Вот кому действительно нужна срочная помощь.
Следующим утром Луциан медленно поднимался вверх по склону к «Раковине Афродиты». С тех пор как ему исполнилось восемнадцать, он ни разу не испытывал такой неуверенности, связанной с женщиной. Леди Сара… Нет, миссис Харкур. Ведь сейчас день, а она, похоже, меняет обличье, когда ночь сменяет день и утром возвращает прежнее. Колдовское создание. Зато ее нельзя назвать нескромной, неосторожной или равнодушной. Как бы она ни относилась к нему после того поцелуя, она не причинит зла его сестре. Но чем был этот поцелуй? Сара, безусловно, имеет некоторый сексуальный опыт, но расценила поцелуй, как мгновение отступления, а не приглашение к настоящей связи, коим он его посчитал.
Похоже, она действительно чувственна. Красива, свободна и одновременно чиста? Луциан потянулся к двери с табличкой «Закрыто» и постучал.
Дверь открылась, и на пороге возникла миссис Фэруэлл собственной персоной. Прежде чем пригласить его войти, она вышла на улицу и немного потопталась у магазина. Луциан понял: она показывает всем, кто может стать свидетелем его прихода, что миссис Харкур не одна.
Луциан считал себя опытным, даже искушенным в вопросах взаимоотношений между мужчиной и женщиной. Поэтому он сам удивился тому, что ожидал новой встречи с Сарой с замиранием сердца. Сара с самого начала застала его врасплох, выбила из привычной колеи, лично не сделав для этого ничего. Он сам шагал от одного заблуждения к другому – о ее личности, моральном облике, доступности. И всякий раз ошибался.
– Леди Сара на балконе, – сообщила миссис Фэруэлл и указала ручищей в сторону почти незаметной двери в задней стене. – Я приготовлю чай. Думаю, вы захотите немного перекусить. Мужчины никогда не отказываются от еды. – Низведя маркиза до уровня маленького мальчика, охочего до сладостей, она вышла.
Луциан постучал в указанную ему дверь, открыл ее и очутился над морем. Он едва сумел скрыть инстинктивное желание ухватиться за стену, закрыл дверь и напомнил себе, что холм, на который поднимается улица, – это на самом деле прибрежная скала, и дома на этой стороне улицы находятся на ее краю. Магазин Сары и еще несколько домов имели просторные балконы.
– Доброе утро. Вижу, ты не боишься высоты. – Леди Сара стояла, облокотившись об элегантные, но пугающе тонкие перила. Луциан подошел, взглянул вниз и попытался в зародыше задавить то крайне неприятное чувство, которое в свое время испытал, следуя по альпийским перевалам. Ему очень хотелось оттащить Сару от края балкона – подальше от опасности.
– Ты тоже. – Сара улыбнулась, наклонила голову, и тяжелая копна волос, которые она ничем не закрепила, соскользнула с ее плеча и повисла над бездной.
– Не очень боюсь, но не люблю, – буркнул он. – Стараюсь не поддаваться.
– Помогает? Или ты знаешь, как побороть страх? Лично я до потери сознания боюсь змей; правда, в Индии полно змей, большинство из них смертельно ядовитые – устанешь бояться… Знаешь, я впервые встречаю мужчину, готового признать, что он чего-то опасается.
– Считаешь это признаком слабости?
– Нет, конечно нет. – Она выпрямилась, став совершенно серьезной. – Считаю признаком честности, хотя это меня немного удивляет.
– Все зависит от того, о чем идет речь и кому адресовано признание. Я никогда не признаюсь в слабости – любой слабости – мужчине или тому человеку, который, по моему мнению, желает причинить мне вред. Последнее было бы глупо, все равно что указать взломщику, где лежат ключи. Кстати, если я действительно чего-то боюсь и не могу с этим справиться, сомневаюсь, что сумею признаться в этом тебе или кому-то другому.
– Мужчина, вызывающий соперника на дуэль или принимающий вызов, боится, разве нет? – спросила Сара.
– Только глупец не боится смерти. Солдат, идущий в бой, тоже испытывает страх. Главное – не показать его, обуздать его, заставить усилить его рвение, а не помешать. А почему ты спросила про дуэль?
– Ты ведь вызвал на дуэль отца ребенка Маргарет?
– Нет, пока нет, – признался он. – Я хочу сказать, что я пока не смог найти этого негодяя.
– Разве она не сказала, кто он и где находится?
– О, я отлично знаю, кто он. Я доверял ему. Он некоторое время работал у меня. А в благодарность совратил мою невинную сестру и бросил ее, узнав, что она беременна. Она отрицает это, уверяет, что с ним что-то случилось. Но он сбежал от нее, в этом у меня нет никаких сомнений.
– Бедная девочка. У нее, должно быть, разбито сердце. Это ужасно – потерять и любимого человека, и ребенка.
– Ей повезло, что она избавилась от чертова негодяя, – в сердцах проговорил Луциан и вздрогнул, поскольку на балкон выплыла Дот с чайным подносом.
– За языком надо следить, – отметила она, окинув мужчину многозначительным взглядом.
– Спасибо, Дот, все чудесно. – Сара подмигнула гостю и потянулась к чайнику. – Чаю, милорд? Прошу вас, попробуйте булочку.
Луциан, скрипнув зубами, криво улыбнулся. А миссис Фэруэлл строевым шагом вышла с балкона, снова оставив их наедине.
– Расскажи мне, если можешь. Не сомневайся, я умею хранить тайны. – Сара протянула ему чашку и устроилась в ротанговом кресле.
Луциан некоторое время рассматривал булочки, решил, что, проигнорировав их, он причинит вред только себе, и щедро намазал одну клубничным джемом.
– Я взял Грегори Фарнсуорта на должность секретаря. Это было восемнадцать месяцев назад. Он, третий сын нашего викария, только что закончил университет. Парень показался мне умным, трудолюбивым, харизматичным. Я стал приглашать его на обеды и другие мероприятия, когда нужен был дополнительный мужчина. Очень скоро он стал почти членом семьи. Я доверял ему во всем. – Луциан откусил большой кусок булочки с джемом, одобрительно кивнул и продолжил рассказ.
Отец всегда говорил ему: какие бы сомнения ты ни испытывал, какие бы ошибки ни совершал, всегда держи эти сведения при себе. Помни, кто ты и какое положение занимаешь. И вот он сидит на балконе у почти незнакомой женщины, пьет чай и выбалтывает ей все подробности своей главной жизненной неудачи.
– Маргарет не было семнадцати, – продолжил Луциан. – Она еще не выходила в свет, но уже избавилась от гувернанток, и ею занималась моя кузина Мэри. Девочка должна была приобрести некоторый лоск, чтобы дебютировать в следующем сезоне. Мэри не заметила, что между ними что-то происходит. Я тоже. Глупец! Все открылось, когда этот щенок однажды утром заявил, что влюблен в Маргарет, она отвечает ему взаимностью, и он просит моего разрешения на официальную помолвку. А поженятся они, когда ей исполнится восемнадцать.
– Сколько ему было лет?
– Двадцать один.
– Не такая уж большая разница в возрасте. Ничего необычного. Надо было только дождаться ее восемнадцатилетия.
– Но ведь он не стал ждать! Он заставил девочку поверить, что она влюблена в него, и не пожелал соблюдать дистанцию до ее дебюта. Кстати, забыл сказать, что проклятый юнец удивительно красив: светлые волосы, голубые глаза, классический профиль и все такое. В его внешности не было ни одного изъяна!
– То есть ты не дал ему разрешения.
– Конечно нет! Маргарет была слишком юной. А у него не было ни перспектив, ни денег – кроме той зарплаты, которую я ему платил. Как он собирался обеспечить дочери маркиза достойный уровень жизни? Не иначе как за мой счет.
– Возможно, Маргарет была бы рада жить скромнее? – задумчиво проговорила Сара. – А если он хороший секретарь, то мог бы сделать карьеру на государственной службе или в Английском банке.
– Это еще большой вопрос. Короче, я отказал ему и предупредил, что если застану его наедине с моей сестрой или узнаю, что он ей пишет, то сломаю ему шею. Мне надо было тогда же выгнать его из дома, но его отец, викарий, честнейший человек, был старым другом моего отца. Не хотелось его огорчать. Тогда я решил поговорить с Маргарет. Выяснилось, что я бесчувственный негодяй, желающий сломать ей жизнь, что я возвожу напраслину на благородного человека, которого она любит и так далее. В конце концов, она швырнула в меня чернильницу.
– Продолжай. – Сара налила еще чаю.
Луциан и не заметил, что его чашка пуста.
– Я понятия не имею, как ему это удалось, но Фарнсуорт, вероятно, совратил ее сразу после моего запрета. Если не раньше. Я обо всем догадался, только когда отыскал ее и узнал от доктора, какой у нее срок беременности. Ровно через два месяца после моего разговора с Фарнсуортом как-то утром ко мне в кабинет ворвалась кузина Мэри. Она рыдала, размахивая запиской от Маргарет. Она заявила, что я вынудил сестру пойти на отчаянные меры, та бежала со своим возлюбленным и теперь, вероятно, находится на полпути в Шотландию.
Сара не сводила с маркиза тревожных глаз.
– Они направились в Шотландию?
– Нет, это был блеф! – Луциан решительно изгнал воспоминания о кошмарной поездке до границы и обратно. Только способность избавляться от ненужных мыслей и сконцентрироваться на выполнении конкретной задачи помогла ему тогда сохранить рассудок и в конце концов напасть на след беглецов. – Он отвез ее в Бельгию, в Брюссель, вероятно рассчитывая, что там можно будет найти английского священника, который их обвенчает. Священника они не нашли. Когда я, наконец, напал на их след, выяснилось, что никто не стал их венчать из-за возраста невесты. Судя по всему, они решили попытать счастья в Париже. После Ватерлоо на континенте много англичан, и вполне можно было рассчитывать найти не слишком щепетильного служителя англиканской церкви. Таковой вроде бы обнаружился в Лионе. К этому времени у них закончились деньги. Маргарет была уже на шестом месяце. Фарнсуорт оставил ее в меблированных комнатах, сказав, что идет договариваться со священником, и больше не вернулся. Можешь представить, в каком состоянии я ее обнаружил тремя днями позже.
– Да уж. – Сара накрыла его руку своей. – Должно быть, ты был вне себя от беспокойства и усталости, преследуя беглецов по всей Англии, Бельгии и Франции.
– Я? Да какая разница, что я тогда чувствовал? Я обнаружил мою сестру – мою маленькую сестричку, – когда у нее произошел выкидыш в грязных французских меблированных комнатах, хозяйка которых грозилась выбросить ее на улицу, если она немедленно не заплатит. Спасти ребенка было невозможно, и много дней я думал, что потеряю и Маргарет тоже. Когда же, наконец, доктор сказал, что опасность миновала, я вздохнул с облегчением, а она отвернулась к стене и проговорила: «Он, наверное, умер. Они оба мертвы. Я тоже хочу умереть».
Маргарет – его единственная семья. Он любил ее и не сумел уберечь.
– С тех пор ты его ищешь? Давно?
– Три месяца.
– Твоя мать жива? Может быть, есть другие родственницы-женщины, способные помочь? Как насчет кузины Мэри? – Рука Сары все еще лежала на его руке. Ее пальцы были теплыми и дарили успокоение.
– Моей матери нет в живых, а тетушкам я не доверяю. Они не станут помогать. Они будут шокированы и осудят ее. Мэри, когда все это случилось, устроила истерику. Мне с трудом удалось убедить ее молчать. Понимаю, что я должен был жениться, унаследовав титул. Будь у меня хорошая жена, она бы заметила то, что не видел я. Но я отложил это мероприятие на потом, считая, что у меня достаточно времени.
Еще одна роковая ошибка! Его эгоистичное нежелание отправиться на рынок невест и попытаться обнаружить среди безликой массы одинаковых, одетых в платья пастельных тонов, жеманных мисс спутницу жизни привело к необратимым последствиям.
– Я решил, что будет лучше отвезти Маргарет туда, где ее никто не знает и никто не станет сплетничать о ее нездоровье и хандре. Когда она поправится, мы вернемся в Лондон. Она дебютирует в следующем сезоне и, надеюсь, найдет себе мужа. Если ей кто-нибудь понравится, я позабочусь, чтобы ее приданое было достаточно большим, и муж закроет глаза на ее прошлое.
– Но она не перестанет оплакивать Грегори, – запротестовала Сара. – Через такое короткое время она еще не будет готова принять другого мужчину.
– Он соблазнил ее, обманул и бросил. Почувствовав себя лучше, она поймет, что ей здорово повезло.
– Идиот! – Сара убрала руку и вскочила. – Я почти не знаю твою сестру, но вижу, что она далеко не глупа. И у нее чуткое сердце. Ей пришлось держать все свои чувства при себе, поскольку не с кем было поговорить. Как, по-твоему, она осознает, что ошиблась? Как она сможет убедить тебя, что никакой ошибки не было? Если она по-настоящему его любит, тебе придется выяснить, что случилось. Только тогда она начнет выздоравливать.
– Веря, что негодяй еще жив, я бы преследовал его с пистолетом наготове. – Луциан тоже вскочил.
Теперь они стояли лицом к лицу на узком балконе. О своем страхе высоты Луциан благополучно забыл.
– Очень полезно! – Сара больно ткнула его в грудь длинным пальцем – Что, по-твоему, она должна делать, если ее брат убьет человека, которого она любит? – Она снова ткнула его пальцем. – Сейчас ты думаешь вовсе не о ней, разве нет? Весь этот пафос и ярость только из-за твоей пресловутой чести. Ты уверен, что не защитил ее. Ты оказался несостоятельным в роли сторожевой собаки и теперь стремишься любой ценой повысить свою самооценку.
– Но я действительно не защитил ее, хотя это мой долг. И перестань наконец тыкать в меня пальцем! – Луциан схватил ее за руку, прежде чем ее ноготь пришел в соприкосновение с его телом в третий раз.
– Почему? Хотя ты прав. Тебя надо не пальцем ткнуть, а стукнуть по голове чайным подносом! Тебя и каждого бестолкового, кровожадного, помешанного на чести, мужчину.
Только теперь Луциан заметил, что его собеседница не просто зла. Она на грани истерики. Слезы сверкали в ее глазах, делая их похожими на два больших лунных камня. Она, досадливо поморщившись, смахнула слезы тыльной стороной руки, а Луциан обнял и прижал ее к груди.
– Не плачь. Прости меня, Сара. Только не плачь. – Он сам не понял, за что извиняется, но чувствовал себя отвратительно, как будто ударил ее.
Она наступила ему на ногу и решительно оттолкнула.
– Пусти меня! Я не плачу. Я никогда не плачу! Я зла, как сто чертей!
Луциан отпустил ее и достал из кармана носовой платок, понимая, что она, вероятнее всего, швырнет его ему в лицо. Наконец его мозги заработали, и кусочки головоломки начали собираться в целостную картину.
– Как умер твой муж?
– Он был убит на дуэли. На беспричинной глупой дуэли со своим лучшим другом, который сейчас где-то там… – Она махнула рукой в сторону Франции. – Теперь его жизнь сломана, и смерть Майкла на его совести.
– Как это случилось?
– Они были пьяны, и Фрэнсис, у которого были совершенно безобидные нежные чувства ко мне, начал дразнить моего мужа. Я была уверена, что Майкл выше всей этой глупой патриархальной чепухи о защите женской чести на дуэли. Видимо, пьяный Фрэнсис зашел слишком далеко. Короче, я не знаю, что там было сказано. В оставленном для меня письме Майкл написал, что ни на секунду не усомнился в моей верности. Но тогда зачем нужна была эта проклятая дуэль? Фрэнсис в пьяном угаре мог сказать лишнее. Но за это не убивают. Мне потом сказали, что Фрэнсис целился в сторону, но он всегда был безнадежным мазилой.
– Боже мой. – Луциан вложил ей в руку платок. Сара несколько секунд таращилась на него, словно не зная, для чего предназначена эта вещица, потом вытерла глаза.
– Полагаю, ты думаешь, что он поступил правильно? Мой отец и брат, которых ужаснула его смерть, определенно понимали, почему он бросил вызов другу.
– Что еще он мог сделать, если его жену оскорбили?
– Ты не понимаешь? Давай подумаем вместе. – Ее голос излучал сарказм. – Дождаться, когда они оба протрезвеют. Потребовать от Фрэнсиса объяснений. Дать ему в глаз. Может быть, действовать как разумный человек, каковым он и был? – Сара отвернулась и устремила взгляд куда-то вдаль. – Ты можешь себе представить, что ощущает женщина, когда тот, кого ты любишь, позволяет себя убить и оставляет письмо, где пишет, что сделал это ради тебя. Чудовищное чувство вины валит с ног, давит, растаптывает. Представь, что почувствует Маргарет, если родной брат убьет ее любимого ради нее.
– Грегори Фарнсуорт должен понести наказание.
– Если он жив, если он действительно бессердечный соблазнитель, тогда да, он заслуживает наказания. Но ты не судья и не палач, Луциан. – Сара обернулась, несколько секунд всматривалась в лицо собеседника и горько усмехнулась. – Вижу, я тебя не убедила.
– Меня потрясло то, что случилось с тобой, пусть обстоятельства и совсем другие. – Он взял чайник и наполнил чашки. – Присядь и выпей чаю.
– Разумеется, мы же англичане, не правда ли? Чай делает терпимым все, что угодно. – Сара опустилась на стул, внешне совершенно спокойная, и взяла чашку. – Вопрос в том, что Грегори нигде нет и тебе даже неизвестно, жив ли он. Когда мне было плохо, лучше всего помогали беседы с близкими друзьями. Давай посмотрим, захочет ли Маргарет поговорить со мной.
Луциан во все глаза смотрел на женщину – уравновешенную, собранную, красивую. Но сколько же горя и гнева таится под этой изысканной внешностью! Луциан хотел ее. Только теперь он осознал этот простой факт со всей очевидностью. Он желал снова почувствовать ее вкус, обнять ее, сорвать с нее одежду, овладеть ею. Сила собственного желания потрясла его. Зачем ему это, если он обязан думать только о благе своей сестры! Тем более что женщина, которую он желал, до сих пор горевала об утрате мужа. Должно быть, его мужское начало чрезвычайно сильно, если он способен мечтать о сексе даже в таких серьезных обстоятельствах.
В конце концов, он сумел сказать только одно:
– Спасибо. Я тебе доверяю.
Луциан был прав, поверив, что она сделает для Маргарет все возможное, однако он глубоко ошибался, если решил, что она поможет ему покарать неверного любовника, тем более если девушка продолжает его любить. Сара пила чай, глядя на море, и краем глаза наблюдала за Луцианом. Пожалуй, он храбрый человек, если не сбежал, когда она обрушила на него всю боль и гнев из-за нелепой смерти Майкла.
Она никогда не забудет Майкла, никогда не перестанет любить его, чувствовать гнев за то, что он вызвал на дуэль Фрэнсиса, равно как и свою вину… Но она обещала себе не зацикливаться на своей вине, чтобы не сойти с ума. Теперь она – совершенно другая женщина, новая Сара, которая должна решить, чего она хочет сегодня. И завтра.
– Ты так глубоко задумалась…
– Я думала о будущем, о том, что произойдет, когда я уеду отсюда. Весь прошедший год магазин значил для меня очень многое. Он был чем-то совершенно отличным от всего, что у меня было раньше. Это была творческая работа. Я сумела построить бизнес, который стал мне интересен. Один мой индийский дедушка был купцом. Вероятно, от него мне передались некоторые способности к предпринимательству.
Чувствуя смутную тревогу, Сара поставила чашку, подошла к перилам и стала смотреть на воду. Начинался отлив, и несколько рыбацких лодок направлялись в море. Разноцветные паруса казались необычайно яркими на фоне голубой воды.
– Сэндбей меняется. Городок быстро развивается. Думаю, что еще год я смогу вести здесь свою двойную жизнь, а потом стану местной диковиной.
Луциан тоже встал, подошел к перилам и остановился рядом с ней. Он, как и она, положил руки на перила. Их мизинцы соприкоснулись – ее правый и его левый. Сара ощутила покалывание – как от кошачьей шерсти в грозу. Интересно, ощутил ли он это тоже? Рука мужчины медленно переместилась, накрыла ее руку, и большой палец стал нежно ласкать запястье. О да, он почувствовал.
– Сара, прошлой ночью ты сказала, что любопытна. Ты и сейчас испытываешь любопытство?
– Да, – призналась она и закрыла глаза, поскольку мир вокруг исчез. Остались только восхитительные ощущения от его незамысловатой ласки, осознание того, что рядом с ней мужчина, нежное дуновение морского бриза, холодящее кожу… – Но…
– Ах, значит, есть но.
– Ты не позволишь любовнице общаться со своей сестрой, а сегодня мы говорим именно о ней. Я говорю не о случайном поцелуе, а о настоящей связи.
– Я хочу именно этого.
Глядя на воду, Сара слышала голос Луциана, но не видела его лица и поэтому отдалась ощущениям. Да, он хочет ее. Да, он имел в виду любовную связь. И нет, он не предлагает ей ничего другого. Да, он не допустит контакта своей любовницы с сестрой, так же как не допустил бы ее контакта с матерью, будь та жива.
Издалека послышался крик чайки. После затянувшейся паузы Луциан заговорил:
– Ты, конечно, права относительно Маргарет. Сейчас ее проблемы главные.
Он хочет поцеловать ее. Сара почувствовала это раньше, чем его тело пришло в движение и теплое дыхание коснулось ее губ. Луциан обнял женщину и прижал к себе. Она сразу почувствовала его возбуждение. Это было уже не любопытство и не флирт, зашедший чуть дальше, чем принято. Это был обмен желаниями и потребностями, после которого не будет ничего, и они оба это знали.
Один из них должен остановиться, и Сара решила, что лучше, если это будет она. Она прижалась щекой к груди Луциана, несколько секунд послушала, как сильно и ровно бьется его сердце, представила их обоих рядом в постели и решительно выбросила фантазии из головы.
Почувствовав, что ее больше не обнимают крепкие мужские руки, Сара открыла глаза. Луциан уже шел к двери.
– Мы весь день будем в отеле. Маргарет будет рада поговорить с тобой. Спасибо… за чай.
Маргарет сидела у окна в гостиной и увлеченно что-то рисовала, когда пришла Сара. Ей потребовалось около часа, чтобы сначала взять себя в руки, а потом обдумать, как лучше приблизиться к девушке. Она подошла и по достоинству оценила пейзаж, который Маргарет запечатлела в альбоме.
– Как дела с рамкой для зеркала из ракушек?
– Сохнет. Там. Мне нужны еще мелкие ракушки, чтобы сделать ободок вокруг зеркала. Вы сегодня видели Луциана?
Что это? Вопрос со скрытым смыслом или обычная попытка поддержать беседу? Сара ответила правду, стараясь, чтобы ее голос звучал небрежно.
– Он заходил в магазин утром – сказал, что вы весь день будете дома. А ты не хочешь прогуляться по пляжу? Мне нужно собрать немного водорослей. И погода прекрасная.
– Да, наверное, хочу, если это безопасно. Понимаете, я не умею плавать, и волны меня пугают. Что мне надеть? – Маргарет хмуро оглядела свое прелестное утреннее платье с украшенным оборками подолом.
– Мы не станем делать ничего опасного, обещаю. Надень что-нибудь хлопковое, такое, как ты бы надела дома в деревне, собираясь на прогулку в сад, чтобы нарвать цветов. То, что тебе не будет жалко, если на платье попадет песок или морские брызги. И никаких чулок. Только старые удобные туфли.
Отлив продолжался, и Сара быстро шла по берегу к подножию скалы, где обнажившееся дно было твердым, ровным и песчаным.