Лондон, 5 января 1814 г.
– Вы только посмотрите, милорд, какое сегодня голубое небо. В такое утро верится, что все на свете хорошо!
– Вы, наверное, влюбились, Дэн, – заметил Маркус Карлоу, виконт Стейнгейт, натягивая поводья.
Двухколесный экипаж свернул с Пикадилли на Албемарл-стрит.
Сильно потянуло луком, и камердинер, стоящий на запятках, фыркнул:
– Нет, милорд, вы меня не собьете! Только взгляните: воздух такой свежий, солнышко сияет. Отличный день – и на душе радость. В такой день ничего плохого случиться не может.
– После таких слов человек суеверный не вылезает из постели, приказывает запереть все двери и готовится к катастрофе! – Маркус широко улыбнулся, когда экипаж поравнялся с идущими по тротуару девицами, и невольно принялся разглядывать многочисленные шляпные картонки в их руках и развевающиеся шарфы.
И все-таки Дэн прав: день выдался на редкость погожий. Сияет солнце, воздух свеж, туман рассеялся, а пленительная мисс Памела Дженсен всячески намекает на то, что, пожалуй, примет его деловое предложение…
Да, если ненадолго забыть о слабом здоровье отца – источнике постоянных маминых тревог, о сестре, которая как будто задалась целью уморить старшего брата, о второй сестре, чья невинность иногда просто пугает, и о брате, самом отъявленном повесе во всем Лондоне, который постоянно рискует жизнью и здоровьем на поле брани, – тогда, конечно, можно поверить, что в такое утро все обстоит замечательно.
Маркус обдумывал сегодняшние дела. Обед с семьей, встреча с Брокетом, управляющим хертфордширским поместьем, ужин в клубе. А потом он наведается в уютную квартирку мисс Дженсен, где они обсудят все условия их будущего… совместного проживания. Дела приятные и, что бывает редко, вполне предсказуемые.
– Дэн, ведите лошадей на конюшню. Я не… Дверь двухфасадного особняка распахнулась, и оттуда выбежал лакей.
– Питерс!
– Милорд… Похоже, у лорда Нарборо… еще один удар. Мистер Уэллоу велел мне взять коляску и срочно ехать за доктором.
– Дэн, держите поводья! – Маркус спрыгнул на землю и подтолкнул к экипажу лакея. – Если доктора Роулендса нет дома, выясните, куда он поехал, и привезите его!
Он взбежал на крыльцо, перепрыгивая через две ступеньки. В холле царила суматоха. Ричардс, младший лакей, клялся, что он ни в чем не виноват – молодая леди показалась ему приличной. Откуда ему знать, что она задумала недоброе? Уэллоу, дворецкий, спрашивал у Феллинга, старшего лакея графа, где капли его светлости. А у подножия лестницы громко переговаривались три молодые женщины.
Онория, его старшая сестра, кричала во весь голос. У младшей, Верити, лицо было мокрым от слез. Скинув плащ с капюшоном, Маркус подошел к единственной особе, показавшейся ему вполне нормальной:
– Мисс Прайс, что случилось?
При виде его на лице компаньонки сестер отразилось явное облегчение.
– Лорд Стейнгейт, хвала небесам, вы вернулись! Нет, Онория! Если ваша мама говорит, что молодая особа должна оставаться в библиотеке до тех пор, пока лорд Стейнгейт не скажет, что делать, значит, там она и останется, а вам с ней разговаривать нельзя! – Мисс Прайс положила руку на плечо Верити: – Верити, перестаньте плакать. Подумайте, как вы огорчаете папу!
Верити бросилась Маркусу на грудь:
– Марк! Папа умирает!
– Ничего подобного! – возразил он, хотя на самом деле понятия не имел, каково состояние отца. Он взял сестру за плечи: – Верити, Онория, помогите Феллингу найти папины капли. Мисс Прайс, где лорд Нарборо?
– В кабинете, вместе с ее светлостью, – ответила она. – Миссис Хоби сейчас подаст ему сладкий чай.
– Благодарю вас.
Маркус открыл дверь в кабинет и тихо вошел. Отец полулежал в мягком кожаном кресле с подголовником; рядом сидела мама и гладила мужа по руке. Маркус невольно замер на месте, хотя заранее знал, чего ожидать. Графу, чье здоровье оставляло желать лучшего, исполнилось пятьдесят четыре года, но из-за седины и сутулости выглядел он на двадцать лет старше. Маркус с трудом вспоминал то время, когда лорд Нарборо был бодр и деятелен. Сейчас ему показалось, что отец умирает: губы у него посинели, закрытые глаза запали.
– Мама!
Леди Нарборо подняла голову и улыбнулась.
– Марк, так и знала, что ты не задержишься. Джордж, Марк пришел.
Отец с трудом поднял веки, и Марк вздохнул с облегчением. Нет, отец не умрет – по крайней мере, сейчас. Темно-серые глаза, так похожие на его собственные, смотрели сосредоточенно и живо.
– Что случилось, отец?
– Какая-то девушка… принесла вот это. Не знаю зачем. – Правая рука графа беспокойно задвигалась.
Маркус опустился на колени у кресла; мать тут же встала.
– Вот… – Отец сжал пальцы сына и кивком указал на свой письменный стол, на котором лежал вскрытый пакет. – Мальчик мой! – Отец понизил голос до шепота, и Маркус склонился к нему. – Опять то старое дело – Хебден и Уордейл. Я думал… все давно забыто! – Граф снова закрыл глаза. – Не волнуйся. Я пережил потрясение, только и всего… Проклятое сердце!
Леди Нарборо встретилась взглядом с Маркусом. Маркус пощупал отцу пульс и негромко сказал:
– Он выживет.
Экономка принесла чай. За ней пришел лакей с настойкой белладонны. Они вдвоем усадили графа повыше; леди Нарборо стала поить его чаем. Убедившись, что мать занята, Маркус подошел к столу и осмотрел пакет, ставший причиной беды. Обычная плотная оберточная бумага, перевязанная бечевкой и запечатанная красным воском. Почерк на бумаге размашистый, скорее всего, мужской. Маркус нагнулся, принюхался: духами не пахнет.
Рядом с ножом для разрезания бумаги он увидел моток скрученной веревки – толщиной, наверное, в целый дюйм и какого-то странного цвета. Приглядевшись, Маркус понял, что веревка скручена из множества тонких, мягких нитей – синих, красных, желтых, белых, коричневых и черных.
Нахмурившись, Маркус взял веревку, но она, словно змея, заскользила у него между пальцами. Потом он заметил петлю, узел – и сразу все понял. Перед ним не обычная веревка, а шелковая; на такой вешают не всякого, а только обладателя титула. Если можно так выразиться, шелковая веревка – своеобразная привилегия.
Отец сказал «Хебден и Уордейл». Один – жертва, второй – его убийца. Два мертвеца. И теперь, спустя почти двадцать лет, их ближайшему другу принесли такую веревку. Совпадение? Вряд ли. Очевидно, отец думает так же…
Покосившись на отца и убедившись в том, что тот в прежнем состоянии, Маркус незаметно вышел из кабинета. Со стороны Белого салона слышны были громкие женские голоса, но в холле он никого не увидел, кроме Уэллоу, который ждал врача.
– Уэллоу, что, черт побери, здесь происходит?
Внушительный дворецкий, склонив лысую голову, нахмурился и поджал губы.
– Пришла одна молодая особа… с парадного входа, милорд. Ей открыл Ричардс. Он уверяет, что молодая особа выглядела как леди, хотя именно она принесла пакет. Потому-то он и не отослал ее к черному ходу. Она попросила разрешения поговорить с его светлостью, настаивала, что должна передать ему пакет лично в руки… Ричардс провел ее в кабинет, – сурово продолжал дворецкий, осуждая лакея. – К сожалению, он не запомнил, как она представилась… Затем Ричардс оставил ее наедине с его светлостью. Через несколько минут молодая женщина выбежала из кабинета с криком: «Помогите!» Его светлости стало плохо. Я велел Ричардсу запереть ее в библиотеке до вашего возвращения, милорд, потому что все это дело кажется мне весьма сомнительным.
– Спасибо, Уэллоу, вы очень благоразумно поступили. Я с ней поговорю. Позовите меня, когда придет доктор.
Библиотека оказалась заперта снаружи. Маркус повернул ключ в замке и вошел, готовый ко всему.
У окна стояла женщина – высокая, стройная, пожалуй, слишком худая, одетая в простую темную накидку и темное же платье. Ее шляпку нельзя было назвать ни роскошной, ни убогой. Словом, выглядела она опрятно, но скромно. Подойдя ближе и заметив, как плотно она сцепила руки и как неестественно прямо держит спину, Маркус понял, что незнакомка сильно волнуется.
– Дворецкий велел мне подождать лорда Стейнгейта. Это вы? – Ее голос, теплый и сочный, как мед, удивил Маркуса. Светло-карие глаза смотрели на него с тревогой. Притворяется?
– Я Стейнгейт, – ответил он довольно сурово. В конце концов, из-за нее отцу сейчас очень плохо. – А вы?
– Мисс Смит.
«Ну почему я не сумела придумать что-нибудь более убедительное?» – Нелл смотрела в его суровые серые глаза, похожие на мокрый кремень. Он такой рослый, такой мрачный и такой… мужественный! И подошел слишком близко. Лицо – невозмутимая маска, но под ней клокочет такой гнев, что хочется убежать… Нелл невольно сдвинула колени.
– Мисс… Смит? – недоверчиво пророкотал он. Разумеется, он ей не поверил. Уголки его губ опустились вниз. – Зачем вы принесли моему отцу шелковую веревку?
Нелл заставила себя не отводить взгляда от его потемневших глаз:
– В пакете была веревка? Я не знала, что там…
– Веревка, похожая на змею. Вам еще повезло, что он не умер от удара. Граф – человек болезненный, у него слабое сердце. – Его глаза метали молнии.
Она сразу поняла, как он любит отца и как боится за него.
– Повторяю, я понятия не имела, что в пакете. Меня просто попросили его доставить.
– Ах вот как? Не очень-то вы похожи на девушку на побегушках!
Виконт – Нелл решила, что старший сын графа, скорее всего, виконт – скрестил руки на груди и оглядел ее снизу доверху. Нелл отлично понимала, кого сейчас видит виконт Стейнгейт. Перед ним женщина благородного происхождения, но обедневшая; ей больших сил стоит поддерживать опрятный и благопристойный вид. Внутренний голос велел ей солгать.
– Я портниха. По поручению хозяйки ношу платья на примерку в дома клиентов… Один джентльмен, который недавно заказал у нас много дорогих нарядов, попросил об услуге, и хозяйка поручила мне доставить пакет. Ей не хотелось отказывать такому хорошему клиенту.
– Как его фамилия? – Виконт недоверчиво хмыкнул. Почему он ей не верит? Ведь сейчас она говорит правду… Почти правду.
– Я не знаю.
– В самом деле, мисс Смит? Хороший клиент – и вы не знаете, как его фамилия? – Он подошел чуть ближе и прищурился.
Нелл не позволит себя запугивать, она вскинула голову и храбро посмотрела ему в лицо. Перед ней был молодой мужчина лет двадцати восьми – тридцати, высокий, около шести футов. Очень властный и уверенный в себе, привык во всем поступать по-своему. Интересно, это у него врожденное или развилось благодаря положению? Пока она могла сказать о нем только одно: перед ней разгневанный мужчина, который любит своего отца.
– Нет, милорд, его настоящей фамилии я не знаю. Назвался же он Салтертоном.
– Почему вы решили, что фамилия не настоящая?
– Судя по фасону платьев, он заказал наряды для любовницы. Истратил на них крупную сумму… скорее всего, не хочет, чтобы о тратах узнала его жена. Я видела его, когда он в первый раз пришел к нам в мастерскую; тогда мадам и спросила, как его фамилия. Он помедлил – всего с долю секунды, а потом я уловила в его голосе нечто такое… в общем, когда человек лжет, это сразу понятно.
– Вы правы, это действительно бывает понятно. – Уголок рта лорда Стейнгейта чуть дернулся вверх. Нелл покраснела и, опустив голову, уставилась на его рубиновую булавку, скалывающую галстук. – Опишите его! Как он выглядел?
– Я его не разглядела; по-моему, он специально прячет лицо. Он обычно приходит по вечерам и носит шляпу с широкими полями, а воротник у него всегда поднят. Платит он наличными… У него очень смуглая кожа. – Нелл задумалась. – Наверное, он иностранец – он как-то странно говорит. Не акцент, а скорее нездешний выговор, хотя речь правильная… Судя по всему, он человек образованный. Сильный и движется… – Она нахмурилась, подбирая ускользающие слова, способные описать таинственного незнакомца: – Движется, как танцор. Правда, он не такой высокий, как вы, и не так крепко сложен.
Нелл вдруг поняла, что, описывая смуглого незнакомца, беззастенчиво разглядывает стоящего перед ней мужчину. От нее не укрылись ни элегантная простота его платья, ни его прекрасная фигура. На виконте был костюм для верховой езды, состоящий из простого темного сюртука и замшевых бриджей, заправленных в высокие сапоги. Она снова опустила голову и стала смотреть на рубиновую булавку. Виконт неодобрительно нахмурился, заметив, что она его разглядывала.
– Вы очень наблюдательны, мисс Смит, особенно если учесть, что вы видели незнакомца лишь мельком и у вас не было никаких причин проявлять к нему интерес. – Он ей не поверил, но она не собиралась признаваться в том, что смуглый незнакомец с самого начала одновременно и привлекал ее, и отталкивал. Он просто излучал опасность и сразу нарушил безмятежность их мастерской. – Как зовут вашу хозяйку и где находится мастерская? Не сомневаюсь, она вспомнит еще что-нибудь.
– Лучше я не скажу. Мадам будет недовольна, если окажется, что из-за меня она оказалась в неловком положении. – А вот здесь, девочка моя, ты попалась. Ты ничего не можешь ему сказать, ведь иначе придется признаться, что ты не служишь в швейной мастерской, а тогда он тебе вообще не поверит.
– Что же сделает с вами ваша хозяйка, если рассердится на вас? – Виконт отошел на несколько шагов и присел на край стола. Нелл вздохнула было с облегчением, но потом поняла: он отошел с единственной целью – получше рассмотреть ее, с головы до ног.
– Выгонит меня.
Что будет для нее катастрофой. Правда, вряд ли такой, как виконт Стейнгейт, понимает, как тяжела жизнь работающей женщины, у которой нет ни родных, ни других источников дохода.
– Хм… – проворчал он, глядя на нее исподлобья. Нелл решила, что он, пожалуй, слишком часто хмурится. – А теперь послушайте, что сделаю с вами я! Я отвезу вас в уголовный суд на Боу-стрит, потому что вы – соучастница в заговоре с целью убийства моего отца!
– Что?! Убийство? Какая нелепость! – Угроза подхлестнула ее, и она взволнованно отскочила к окну, налетела на большой глобус и круто развернулась лицом к виконту. – Да, у графа слабое здоровье; он переволновался… Но заговор – чушь! Каким образом моток веревки способен напугать взрослого человека? Кстати, что это такое – шнур от гардины?
– Шелковая веревка, – многозначительно ответил виконт. Очевидно, в его словах содержался какой-то скрытый смысл. Вдруг в ее подсознании что-то дрогнуло – как искра, как напоминание о пережитом в детстве кошмаре.
Нелл пожала плечами, и неприятное чувство провалилось назад, во мрак. Ей почему-то не хотелось вспоминать…
– Хорошо, везите меня в суд! – громко заявила она, хотя и понимала: узнай хозяйка о выдвинутом против нее обвинении, и ее сразу же уволят без рекомендации. – Заодно узнаем, можно ли запирать в комнате и оскорблять женщину, если она всего лишь доставила пакет!
– Оскорблять? Мисс Смит, в каком смысле считаете вы себя оскорбленной? – Лорд Стейнгейт сидел на краю стола, скрестив руки на груди. Он немного успокоился и больше не выглядел грозным – насколько может выглядеть негрозным крепкий, мускулистый мужчина ростом в шесть футов. – Если хотите, я прикажу принести вам чай, а вы пока подумайте над своим положением. Если вы нуждаетесь в обществе, я пришлю к вам компаньонку моих сестер. Если вам холодно, прикажу разжечь камин. Но я требую ответа, мисс Смит! Не нужно меня недооценивать.
– Я никоим образом не недооцениваю вас, милорд, – ответила она, хотя ей стоило больших трудов сохранять невозмутимость. – Вижу, вы привыкли настаивать на своем. Пусть и вежливо, но вы продолжаете угрожать беззащитной женщине и запугивать ее.
– Угрожать?! – изумился Маркус. – Что вы, мисс Смит! Я вам не угрожаю и тем более не запугиваю вас. Просто объясняю неизбежные последствия ваших действий – точнее, вашего бездействия.
– Угрожаете… – Сердце все чаще колотилось у нее в груди.
– Вы, пожалуй, могли бы обвинить меня в том, что я вас запугиваю, если бы я… – он вскочил на ноги и одним прыжком оказался рядом с ней, – прижал вас к этому стеллажу – вот так.
Нелл попятилась, дошла до стены и остановилась, раскинув руки в стороны. Отступать было некуда: за ней тянулись полки, заставленные книгами в твердых кожаных переплетах.
Лорд Стейнгейт оперся ладонями о полки по обе стороны ее головы и окинул книги беглым взглядом.
– А, поэты-романтики! Совершенно неуместно! Да, если бы мне пришлось загнать вас вот в такую ловушку, подойти к вам очень близко…
Они стояли лицом к лицу, и Нелл ощущала исходящий от него жар. Бедрами он почти прижимался к ее юбке.
– Так вот… Если бы я подошел к вам и сдавил вашу хорошенькую шейку, чтобы вытрясти из вас правду… вы еще могли бы пожаловаться на то, что я вас запугиваю!
Нелл зажмурилась, стараясь не думать о том, как он близко. В библиотеке пахло, как в забытом детстве: кожей, старой бумагой и воском для полировки дерева. От него пахло цитрусовым одеколоном, чистым бельем и мужчиной. И его аромат перебивал все остальные запахи.
– Посмотрите на меня!
Она с трудом открыла глаза. Хотя утром он тщательно побрился, она видела пробившуюся щетину на его щеках и подбородке, такую же черную, как и волосы. В левом углу рта был заметен крошечный шрам; за разомкнутыми губами виднелись белые, крепкие зубы. Нелл невольно залюбовалась его полными, чувственными губами, и сердце у нее екнуло.
– Итак?
– Нет. – Она представила, как его пальцы охватывают ее подбородок, как его руки зарываются ей в волосы… Но сразу же вспомнила мистера Гарриса, и ее передернуло.
Виконт сразу отступил, как будто она влепила ему пощечину.
– Проклятье…
– Милорд… – В библиотеку вошел дворецкий. – Пришел доктор Роулендс. Леди Нарборо вас ждет, по-моему, она немного расстроена.
Судя по выражению лиц хозяина и слуги, Нелл поняла, что «немного расстроена» – изрядное преуменьшение. Без единого слова лорд Стейнгейт развернулся и вышел. Дверь со стуком закрылась.
Нелл стояла, вцепившись пальцами в книжную полку. Она не сразу разжала руки, как будто только они и поддерживали ее на ногах. Неожиданно она сообразила, что дверь не заперта.
Где ее сумочка? Ах, вон она, на диване! Зашуршали ее длинные юбки; она поспешила к выходу. Дверь открылась бесшумно. Нелл выбралась в коридор и забилась под лестницу.
Холл совсем рядом, но у двери стоит дворецкий; он отдает распоряжения младшему лакею. Значит, бежать тем же путем невозможно. Нелл сжалась в тени.
– Уэллоу! – послышался звонкий женский голос из комнаты справа.
Лакей пробежал мимо Нелл, не заметив ее, и скрылся за дверью, обтянутой зеленым сукном. Дворецкий же пошел на зов.
– Да, леди Онория?
Как только он ушел, Нелл на цыпочках выбралась из-под лестницы, схватившись одной рукой за столик, на котором стоял серебряный поднос для писем. Очевидно, принесли вторую почту за день. Нелл невольно прочла адрес на верхнем конверте: «Леди Онории Карлоу».
Она застыла точно громом пораженная. Карлоу?! Овдовев, ее мать произносила эту фамилию с крайней ненавистью. Из-за Карлоу все их беды, все несчастья! Из-за Карлоу прошлое окутано мраком… Когда она была совсем крошкой, в их семье случилось что-то ужасное, но ей никогда не говорили об этом – и спрашивать тоже не разрешали.
Так, значит, фамилия лорда Нарборо – Карлоу? Нелл понятия не имела, почему ей следует бояться членов этой семьи, но уж им-то, несомненно, все известно! Если они выяснят, кто она такая, они ни за что не поверят в ее невиновность!
Нелл на цыпочках пробежала по мраморному полу, ее поношенные туфли не скрипели и не стучали. Отодвинув задвижку, она выбралась на улицу. Несколько шагов – и она спряталась за наемной каретой и пошла за ней, пока кучер не повернул на Стаффорд-стрит. Здесь я в безопасности, сказала себе Нелл, с трудом преодолевая желание побежать. Теперь он ни за что меня не найдет!
Веревку заперли в нижний ящик письменного стола. Но с таким же успехом она могла бы лежать и наверху и шипеть на него, как змея, на которую была так похожа. Маркус рассеянно сдвинул в сторону бумаги. Может, пойти в отцовский кабинет? Когда отец здесь, в Лондоне, пользоваться его кабинетом неудобно. В последнее время граф почти не занимается семейными делами, но, несмотря ни на что, Маркус считал, что садиться за отцовский стол почти так же неприлично, как надевать его туфли.
Маркус продолжил писать письмо младшему брату. Он решил ничего не рассказывать Хэлу о случившемся, лишь упомянул вскользь, что отец перенес сердечный приступ и теперь отдыхает, а доктор уверен в том, что он выздоровеет – со временем и при надлежащем уходе.
Маркус не видел смысла волновать лейтенанта Хэла Карлоу. Судя по последним известиям, Хэл, который находился в Португалии с войсками Веллингтона[1], сейчас лежит в лазарете – его ранили саблей в бок. По словам брата, рана легкая, но воспалилась. В прошлом году 11-й легкий драгунский полк, в котором служил Хэл, прислали в Англию на переформирование. Хэл, как и следовало ожидать, задействовал все свои связи и, переведясь в другой полк, вернулся к месту военных действий.
Маркус понимал, что рассуждает как эгоист, и все же он невольно благодарил саблю, ранившую брата. Правда, выздоравливающий, скучающий и ничем не занятый лейтенант Карлоу – явление крайне опасное. Маркуса часто уверяли, что его брат – образцовый офицер, обладающий храбростью льва и созданный для великих свершений. В мирной жизни Хэл оставался избалованным ребенком, который как будто задался целью свести старшего брата с ума.
Хлопанье дверьми и крики напомнили Маркусу о том, что другие его близкие родственники тоже способны довести его до белого каления. Прислушавшись, он понял, что благоразумная мисс Прайс не позволяет Онории выкинуть какую-то глупость и одновременно защищает Верити от колкого язычка старшей сестрицы.
Маркус постарался представить себе храбреца, который отважится взять на себя заботы об Онории, но это ему не удалось. Скоро начнется Лондонский сезон[2], полный для старшей сестры неисчислимых возможностей подыскать себе хорошую партию; младшая же сестра, по своей наивности, способна пасть жертвой любого повесы.
За окном сгущался туман. Почти ничто не напоминало о безоблачном утре. Несмотря на то что в камине ярко пылал огонь, а слуги зажгли лампы, в комнате было сыро и промозгло.
Проклятая веревка! Маркусу очень хотелось расспросить о ней отца, но граф спал. Несомненно одно: веревка как-то связана с прошлым. Тогда графу Нарборо было столько же лет, сколько ему сейчас.
Маркус посмотрел на портрет отца, над камином. Лорда Нарборо изобразили в расцвете сил. Гордо расправив плечи, он смело смотрел на сына такими же, как у него, серыми глазами и сжимал эфес рапиры, которую он в молодости обнажал с такой же готовностью, с какой демонстрировал свое остроумие.
Джордж Карлоу и его друзья были свидетелями Французской революции. Они не зря опасались долгой и кровавой войны. Близкие к правительственным кругам, они распутывали многие сложные интриги и заговоры. Они тоже сражались, но не на поле боя, а в клубах и на балах. На их врагах не было военных мундиров; они одевались модно и со вкусом. С головой окунувшись в мир тайн и интриг, граф Нарборо лишился здоровья, душевного спокойствия и потерял ближайших друзей.
Маркус свернул письмо, отложил его и встал. Зачем девица, принесшая пакет, солгала, что ее фамилия – Смит? Невинное ли она орудие смуглого незнакомца, которого она так подробно описала, или же его соучастница?
Разумеется, ее фамилия не Смит, и это не единственная ложь. И все же Маркусу хотелось верить, что она не желала причинить им зло. Видимо, так он инстинктивно, по-мужски, отреагировал на ее замечательные зеленовато-карие глаза, на золотисто-каштановые волосы и голос, от которого у него по спине побежали мурашки. Маркус нахмурился. В таком деле следует включать ум, а не чувства!
И вовсе она не красива… Ее худоба чрезмерна. Она выглядит тощей даже в своем поношенном бесформенном платье и темной накидке. Ему никогда не нравились худые и костлявые женщины. Маркус позволил себе ненадолго отвлечься и с удовольствием вспомнил аппетитные формы мисс Дженсен. Прекрасная Памела наверняка примет его деловое предложение; она ясно дала ему это понять.
И потом, не к лицу джентльмену связываться с портнихой. Мисс Смит – порядочная молодая особа, а не гулящая девка, это понятно. Когда он подошел к ней вплотную, она зарделась и опустила голову. Такая не станет расплачиваться своим телом, чтобы избежать наказания.
Маркус подошел к книжному стеллажу, где совсем недавно стояла мисс Смит. Ему показалось, что он до сих пор ощущает слабый аромат ее мыла. Впрочем, наверное, у него просто разыгралось воображение. И у него давно нет любовницы. С предыдущей он расстался довольно давно, когда устал от ее сварливости и постоянных упреков. Если дома все наладится, можно уже сегодня вечером поехать к прекрасной Памеле и все уладить… И тогда он забудет о мисс Смит.
На диване что-то белело. Нагнувшись, Маркус взял тонкий соломенный жгутик, из которого торчала длинная нить.
Он позвонил.
– Питерс, спросите мисс Прайс, может ли она сейчас прийти сюда.
Компаньонка его сестер, как всегда спокойная и собранная, не заставила себя ждать.
– Что, Маркус? – Наедине они давно уже называли друг друга по имени; они заключили своего рода союз и вместе старались поддерживать в доме Карлоу порядок и благопристойность.
– Диана, что вы можете сказать вот об этом? – Он протянул ей жгутик.
– От шляпки… ни для чего другого не подойдет, слишком тонок. – Диана Прайс поднесла соломенный жгутик к глазам. – По-моему, отечественный. Очень хорошего качества, и плетение необычное. Никогда не видела ничего похожего. – Она дернула за торчащую из жгутика нитку и смерила Маркуса проницательным взглядом. – Наша утренняя гостья – модистка?
– Она уверяла, что портниха, но не удивлюсь, если она меня обманула.
– Если она работает с дорогими материалами, значит, служит в какой-нибудь хорошей мастерской. Не обязательно высшего класса, но хорошей.
– Можно ли по соломке узнать, в какой именно?
– Да, наверное… Такое необычное плетение говорит о работе одного мастера. А может, так плетут соломку в какой-нибудь деревне… Если хотите, я составлю вам список заведений, где можно навести справки.
– Благодарю вас, буду очень вам признателен. Мне бы хотелось разыскать эту молодую особу… чтобы привлечь ее к суду, – поспешно добавил он, видя, как удивилась мисс Прайс.
Через час Диана принесла ему обещанный список. Вскоре и Питерс привез Хокинса, бывшего сыщика с Боу-стрит, чьими услугами Маркус пользовался неоднократно. Он вручил бывшему сыщику соломенный жгутик и список.
– Я хочу, не возбуждая подозрений, выяснить, в каком из заведений делают шляпки из такой соломки.
– Будет исполнено, милорд! Я разошлю туда своих дочек, они могут сыграть роль горничных знатных дам, которые ищут красивые шляпки для своих хозяек. – Хокинс просмотрел список и откланялся. – Ждите меня завтра, в это же время.
– Маркус, ради всего святого, кто этот человек?
Маркус вздрогнул. Он настолько погрузился в собственные мысли, что не слышал, как вошла мать.
– Мама… – Он поднялся, а леди Нарборо села на диван и протянула к огню холеную руку. Несмотря на то что ей предстояло весь вечер провести дома, у постели больного, графиня нарядилась в зеленовато-голубое шелковое платье и надела фамильное опаловое ожерелье. – Он сыщик. Я хочу найти ту молодую особу, из-за которой папе стало так плохо.
– Не понимаю. – У Маркуса невольно сжалось сердце, когда он заметил тонкие морщинки, лучиками разбегающиеся от внешних краев прекрасных маминых глаз. Она по-прежнему остается красавицей, но ее не назовешь молодой и жизнерадостной. – Что в том пакете? Из-за чего твой отец так расстроился?
– Чья-то грубая шутка. Там была веревка, очень похожая на змею… Наверное, папа испугался, потому что решил, что веревка живая… – Маркус нарочито небрежно пожал плечами. Если мама поймет, что за веревку прислали отцу, она неизбежно вспомнит страшное прошлое. – Скорее всего, ее прислал кто-нибудь из сумасбродных друзей Хэла – хотел подшутить надо мной, но пакет по ошибке передали не мне, а папе.
Как он и рассчитывал, его слова отвлекли мать от мыслей о пакете, и она заговорила о том, что ее беспокоит.
– Твой отец очень волнуется за тебя, – сказала она. – Ты ведь знаешь, о чем он всегда говорит, когда ему плохо. Он хочет дождаться внуков… Рассчитывать на Хэла я бы не стала. Еще несколько сезонов назад всех молодых девушек из приличных семей специально предупредили, чтобы они держались от него подальше. Ты наследник, Маркус. Пора найти себе жену и остепениться, завести детей.
К этому разговору леди Нарборо возвращалась в последнее время все чаще. Все вполне естественно, ее муж болен, и ей хочется тешить себя мыслями о потомках. И все же Маркус никак не видел возможности осуществить мамины мечты в ближайшем будущем.
Вокруг множество красавиц, и некоторые из них ему даже нравятся. Но среди них нет ни одной хорошей партии для него. Маркус знал, какая жена ему нужна: зрелая, мудрая и остроумная. Разумеется, его невеста должна быть знатного рода, ему ведь нужно заботиться о собственном имени. Богатство не так важно, слава богу, ему не нужно жениться на деньгах. Ну а внешность… Характер, конечно, важнее, но все же не хочется, чтобы его избранница была дурнушкой.
Где же найти такую?
– Мама, сезон вот-вот начнется. Обещаю, я серьезно подумаю о женитьбе. – Он представил себе толпы юных девиц, со свежими личиками и безупречными манерами, но без единой мысли в хорошеньких головках… Сердце у него упало. Отчего-то он вдруг вспомнил утреннюю гостью с зелеными глазами, решительным подбородком, голосом, похожим на теплый мед. Какая она храбрая! Она смело противоречила ему и лгала в глаза. Да, вот такая женщина ему по душе. Остается самая малость: найти настоящую леди с характером как у тощей модистки… Только никакого вранья и никаких тайн!
– Да, милорд?
– Ммм? – Вздрогнув, Маркус резко выпрямился. Видимо, он незаметно задремал у камина.
Прекрасно вышколенный Уэллоу и глазом не моргнул.
– Прошу прощения, милорд, но мы решили, что вы уехали.
– Почему? Который час?
– Десять, милорд. Подавать вам ужин в малой столовой?
– Боже правый! – Маркус задумался. Можно поехать в клуб, а оттуда – к Памеле… Нет, гораздо больше хочется остаться дома. – Уэллоу, я потерял счет времени. Насколько я понимаю, все остальные уже отужинали?
– Да, милорд, так как все решили, что вы в клубе.
– М-да… Подавайте ужин, пожалуйста. – Ему совсем не улыбалось провести сегодняшний вечер в эротических переговорах с миссис Дженсен. Черт побери, что с ним происходит?