Luchistyi Angel
Хэппи энд для дьявола

Полная версия

Глава 1

Запах смерти и гниения ударил в нос раньше, чем Никита увидел здание. Оно стояло, серая, беспросветная глыба среди высоких, колючих заборов, словно выросшее из земли чудовище. Тринадцать лет. Его жизнь рассыпалась в прах, когда отец, прокурор Баженов, человек, для которого закон был инструментом, а не принципом, отправил его сюда, под личиной элитного пансиона. "Биполярное расстройство. Риск развития," – прошипел отец, выговаривая приговор. Наследственность от матери, тайной связи, женщины, существование которой он старательно скрывал. Никаких симптомов, только отцовский страх перед потерей безупречной репутации.

Внутри царила кромешная тьма, прорезанная лишь тусклым светом редких ламп, подчеркивающих беспросветность окружающего мира. Коридоры казались бесконечными, холодными, стерильными. Стены, будто бы пропитанные сыростью и отчаянием, давили на психику. Лица людей, бредущих по этим коридорам, были пустыми, выжженными, словно отпечатки глубокой боли и безысходности. Смесь запахов – хлорки, лекарств, мочи, гнили – душила, создавая ощущение нескончаемой тошноты. Никита помнит холодный, липкий пол, на котором он сидел, сжавшись в комочек, спиной к бесконечному коридору, полному кричащих теней. Глаза, полные безумия, стали его кошмаром.

Теперь, в двадцать восемь, это лишь фрагмент его памяти, застывший в ледяной глыбе воспоминаний. Из доброго мальчика, который жалел сестру Кристину и презирал своих сводных братьев, он превратился в нечто… другое. Искалеченное неправильным лечением, окружением, той же жестокостью, только в другом обличье. Он адаптировался, став хищником, выжившим в этом мире. Он стал похожим на отца – холодным, бескомпромиссным, лишенным чувств. Только таким можно было выжить, вырваться на волю в восемнадцать лет.

Он получил юридическое образование. Он стал адвокатом. Лучшим. Каждый его клиент, независимо от тяжести преступления, оказывался на свободе. Он вытаскивал их из тюрьмы, используя обман, шантаж, угрозы, ломая свидетелей, подавляя потерпевших. Он побеждал. Его прозвали "дьявольским адвокатом". Он стал темной тенью закона, отражением той тьмы, в которой он вырос. Тенью, рожденной из боли, из ненависти, из ужаса. Он стал тем, кем его превратила система, взрастившая в нем лишь цинизм.

Рыжие волосы Жанны вспыхнули в его памяти, как внезапная вспышка молнии. В торговом центре, среди суеты и толпы, она не выделялась. Миниатюрная, с карими глазами, заваленная пакетами. Ничего особенного, кроме этих волос – огненного цвета, явно говорящих о её характере: дерзком, остром, непокорном. Он определял такие типы за долю секунды. Но заметив, как она дрогнула под его взглядом, он отмахнулся – ничего интересного. Его внимание было приковано к Кристине, его сестре, чья жизнь до сих пор была омрачена тенью их общего прошлого.

Второй раз их встреча стала куда более запоминающейся. Маленькая квартира, запах кофе, и Жанна, дрожащая от страха, но готовая яростно защитить своего "молокососа", как выразился Никита прослушивая историю о парне Кристины. Он прожигал её взглядом, наблюдая, как она медленно готовит кофе, намеренно растягивая процесс. Почему, думал он, нормальные люди всегда боятся больше за своих близких, чем за себя? Жанна была одной из таких, нормальных. Он убедился в этом, когда спросил о молодом человеке Кристины. Её глаза забегали, искали правдоподобную ложь, но она всё равно попыталась защитить сестру, несмотря на страх. Она знала, что Никита распознает ложь, но всё равно рискнула.

Это удивляло его. Не то, что она лгала – он ожидал этого. Его поразила её смелость, её готовность защитить другого человека, рискуя при этом собой. Она была слабой, миниатюрной, но внутри неё таилась сила, скрытая под маской страха. Это интриговало его, заставляло задуматься. Он, "дьявольский адвокат", человек, который ломал людей своими методами, впервые увидел кого-то, кто не поддался его давлению. Кто не сломался. Это был не просто вызов его профессионализму, это был вызов ему самому. Это пробуждало в нем что-то давно забытое, что-то… человеческое. И он понял, что игра только начинается. Игра, в которой ставки были куда выше, чем он когда-либо представлял.

Две таблетки транксала – мощный успокоительный препарат, обычно назначаемый шизофреникам, представляющим опасность для общества, – растворились на языке Никиты, оставляя горьковатое послевкусие. Это была его рутина, его способ удержать демонов прошлого в клетке. Без них, признавал он себе, его снова накрывало. Пять лет, проведенных в стенах клиники, не прошли бесследно. Они стали частью его существа, пропитав кости и кровь. Он был зависим. Знание этого его не пугало.

Врач предупреждал о зависимости, о том, что длительный прием может лишить рассудка. И Никита это понимал. Разумный человек, адвокат, способный переиграть любого, признавал собственную слабость. Но страх перед возвращением в тот кошмар, в те пять лет, проведенных среди криков и теней, был сильнее. Страх вернуться к тому мальчику, которого он похоронил под маской "дьявольского адвоката".

*****

Ключи от квартиры Кристины, которые он «украл в кабинете отца» тихо звякнули в замке. Никита знал, что Кристины нет. Он знал, что она улетела с парнем. Предлог, чтобы увидеть Жанну. Её. Он приходил сюда не за сестрой, а за тем ощущением, которое вызывало у него едва заметное, но лихорадочное дрожание внутри. За тем чувством, которое преследовало его даже во сне. За её страхом.

В пустой квартире пахло кофе и чем-то еще – чем-то женским, едва уловимым, но оставляющим след в воздухе. Жанны не было в гостиной. Он услышал легкий шорох на кухне и двинулся туда, чувствуя, как в груди нарастает напряжение, смешанное с… возбуждением. Да, это было возбуждение. Не сексуальное, хотя и граничащее с ним, а какое-то первобытное, хищническое удовлетворение. Он любил видеть страх в её глазах, наслаждался этим чувством, будто какой-то наркотик. Это был не просто желание, а что-то более глубокое, более извращенное. Он не мог объяснить, что это такое, но ощущал это физически.

Жанны силуэт, наклонившейся над раковиной, был виден в полумраке. Ее рыжие волосы, словно языки пламени, качались в такт её движениям. Она не заметила его. Он медленно приближался, наслаждаясь её неосведомленностью, её беззащитностью. Это было как охота. Не на жизнь, а на… чувство. На то мимолетное расширение зрачков, на тот едва заметный подъем груди, на то мгновенное окаменение, которое сковывало её в момент, когда она поднимала голову и встречалась с его взглядом.

Каждый раз, когда он видел этот страх, он ощущал странное удовлетворение, глубокое и всепоглощающее. Как будто это чувство заполняло пустоту внутри него, оставляемую транксалом. Как будто это было компенсацией, наградой за все те года боли и лишений. Он жаждал этого страха, будто одержимый, он хотел видеть, как она дрожит, как она теряется, как она пытается найти выход, но он не даст ей этого выхода. Он станет ее ловушкой.

Глава 2

Никита наблюдал, как Жанна моет посуду. Она была в наушниках, её тело едва заметно покачивалось в такт музыке, движения плавные, почти грациозные. Её рыжие волосы, словно языки пламени, колыхались вместе с ней. В этом танце, в этой непринужденной атмосфере была какая-то невинность, которая резко контрастировала с тем страхом, который он знал, что скрывается под поверхностью. Именно этот контраст доставлял ему самое большее удовольствие. Наблюдать, как хрупкая оболочка её спокойствия вот-вот рухнет под тяжестью его присутствия.

Легкий стук по столу. Тихий, почти неслышный. Но Жанне это чувствовалось. Музыка глушила звуки, но её тело реагировало инстинктивно. Она медленно повернулась, её движения были осторожными, настороженными. Взгляд, быстрый оценивающий сканирование комнаты, поиск угрозы. Когда она увидела Никиту, на мгновение страх сменился облегчением. Мгновением. Затем напряжение вернулось, усилившись, превзойдя предыдущий уровень. Быть может, воры были бы лучше. С ворами было бы проще.

– Привет, – сказал Никита спокойным, ровным голосом. Его голос был как ледяная вода, проникающая в самую глубину. – Не знал, что ты еще здесь. Кристина ведь улетела.

Жаннина виноватая улыбка была еще одним источником удовольствия для Никиты. Он наслаждался ее растерянностью, ее попытками найти правильные слова.

– Кристина позволила мне остаться до конца учебы, – пробормотала она. – Но если нужно, я съеду.

– Нет, все нормально, – ответил Никита, его улыбка стала еще шире. – Раз хозяйка разрешила… Но пожалуйста, избегайте гостей мужского пола. Если вам нужно уединение, есть мотели.

Щеки Жанны вспыхнули.

– Больше такого не повторится, – прошипела она, но голос ее дрожал. Она не понимала, почему должна отчитываться перед ним, почему должна слушаться его. Но некое глубокое чувство, инстинкт самосохранения, сказало ей, что покорность – единственный вариант.

Уголки губ Никиты приподнялись. Он чувствовал удовлетворение, как прилив теплой крови. Не сексуальное удовольствие, а что-то более глубокое, более мрачное. Власть. Контроль. Он видел в её глазах не только страх, но и полную растерянность, и это было бонус.

– Кофе? Чай? – спросила Жанны тихо, её голосовой тембр стал ещё более мягким, покорным.

– Нет, спасибо, – ответил Никита. – У меня нет столько времени, чтобы ждать, пока приготовится твой кофе. Он повернулся и направился к двери, оставляя Жанну в своём непонимании и страхе, который был сладок, как горький шоколад. Он уходил, удовлетворённый. На сейчас ему хватило. Ему хватило ее страха.

Выйдя из квартиры Кристины, удовлетворение Никиты начало постепенно угасать, оставляя после себя пустоту. Его взгляд, обычно холодный и проницательный, стал задумчивым. Его игра с Жанной была только началом, прелюдией к чему-то большему. Он не хотел её терять из виду. Не хотел, чтобы она ускользнула, как дым. Решение созрело быстро, как яд в крови: он приставит к ней людей. Не для насилия, нет. Просто для наблюдения, для контроля. Чтобы знать, где она, что она делает, с кем она встречается. Он хотел держать её в своем поле зрения постоянно.

Тем временем Жанна, оставшись одна, чувствовала себя растерянной и одновременно напряженной. Мысль о Никита не покидала её голову. Его слова, его взгляд, его неявная угроза… все это эхом отдавалось в её ушах. Ей хотелось сбежать, исчезнуть, найти новое место, где она сможет жить спокойно, без этого постоянно присутствующего страха. Но разумно понимала – это невозможно. Не сейчас. Она должна закончить семестр. А потом, после летних каникул, предстоит решить вопрос со стажировкой. Это значило – еще несколько месяцев, которые она проведет в этом городе, в этой квартире. Она понимала, что у неё нет выбора, по крайней мере, пока что. Поиск новой квартиры откладывался на потом, на неопределенное, размытое будущее.

Дни Жанны текли своим чередом. Встречи с Марком стали почти обыденностью. Несколько дней после визита Никиты она колебалась, боясь пригласить Марка домой, но страх постепенно угас, растворившись в рутине учёбы и тёплых объятиях своего парня. Почти каждый вечер она созванивалась с Кристиной по видеосвязи, наблюдая за её счастливой жизнью и искренне радуясь за подругу. Мир Жанны, несмотря на тень Никиты, начал медленно возвращаться к прежней, относительно спокойной, жизни.

Для Никиты же все изменилось кардинально. Женщины потеряли для него былой блеск. Его больше не привлекали мимолетные связи, не волновало желание обладания, не манили лёгкие победы и последующая головная боль от влюблённых в него женщин. Его единственной целью, единственным объектом его желания стала Жанна. Но это желание было иным. Не физическое влечение, а потребность в внутреннем спокойствии. Ему больше не нужно было срывать свой стресс через секс. Теперь это было другое. Теперь он находил своеобразный наркотический дурман в ее страхе, в ее непонимании, в ее зависимости. Каждый вечер он просматривал фотографии Жанны, тихо раздражаясь при виде Марка рядом с ней. Ему хотелось вернуться, вновь увидеть её страх, но прошлое посещение показало ему, что это был просчет. Теперь нужен был новый подход. Он должен был создать у Жанны зависимость не от его физического присутствия, а от его защиты. Он должен был стать для неё необходимой, единственной опорой, настолько, чтобы любое его унижение и оскорбление воспринималось ею как меньшее зло, чем жизнь без него. Он хотел превратить её страх в лояльность, а ее зависимость – в покорность. Он считал это справедливым обменом: его защита – за её спокойствие. За затихание голосов его жертв, за исчезновение фантомного запаха лечебницы, преследующего его по ночам.

Глава 3

План Никиты был выстроен с холодной, расчетливой точностью. Он решил не просто подчинить Жанну, а влюбить её в себя. Грубая сила была неэффективна; нужна была тонкая игра, нежность, терпение. Наличие Марка? Никаких проблем. В глазах Никиты Марк был всего лишь подростком, "молокососом", недостойным Жанны. Она, в его представлении, была женщиной, предназначенной для сложных, зрелых отношений, для мужчины, способного понять её глубину и сложность. Марк же был лишь временным увлечением, детской забавой. Она выглядела, по его мнению, слишком серьёзной для него, как няня, заботящаяся о неопытном юноше.

Информация от его человека заполнила пробелы в его понимании Жанны. Зелёный чай с цитрусовой цедрой – приятный нюанс, деталь, которую он запомнил. Чтение? Отличный повод для общения. Заучка с характером – еще лучше. Это давало ему почву для тонкого манипулирования. Её доброта и ответственность, проявляющиеся в заботе об уличных кошках, стали ключом к его плану. Он не станет насильно заставлять её принимать его, он сделает так, чтобы она сама захотела быть с ним. Забота о животных, её сомнения по поводу того, сможет ли она обеспечить достойный уход и не станет ли хуже котятам потом, стали тем самым полем, где Никита сможет взрастить семена зависимости. Любовь к животным, особенно к кошкам, станет их общей точкой соприкосновения, темой для задушевных разговоров, нежным мостиком, ведущим к его цели. Эта тема позволит ему постепенно приблизиться, втереться в доверие. Шаг за шагом, не торопясь, он начнёт плести свою паутину.

Дождь хлестал по окнам, превращая мир за ними в сплошную серую пелену. Никита стоял у двери Жанны, промокший насквозь, но совершенно спокойный. Он знал, что Марк на работе – информация, полученная от его человека, была предельно точной. Внутри, под пиджаком, что-то тихонько шевелилось. Сердце Никиты билось ровно, без единой волны беспокойства. Он наслаждался предвкушением, чувством абсолютного контроля над ситуацией. Это не просто появление, это вторжение, медленное, но неумолимое внедрение в жизнь Жанны.

Вода стекала с его волос, капала с подбородка, но холод он не чувствовал. Его внутреннее состояние было раскалено добела, наполненным возбуждением, совершенно иного рода, чем все, что он испытывал прежде. Это было холодное, расчетливое предвкушение триумфа. Перед Жанной он представал в образе спасителя, человека, случайно нашедшего беспомощное существо и не сумевшего пройти мимо. Маска добродетели сидела на нем безупречно.

Маленькое существо внутри его куртки тихонько пискнуло. Котёнок. Именно так, как он и планировал.

Жанна, увидев его, застыла на пороге. Глаза её расширились от удивления. Она не понимала, зачем он пришел, почему здесь, в этот поздний час, под таким проливным дождем. С одной стороны, у него были ключи – он мог войти без стука. Ведь в прошлый раз он дал понять, что закон всегда на его стороне. Прежний страх исчез, сменившись тупым непониманием, тревогой, и чем-то ещё, неуловимым.

Никита кашлянул. Его голос был спокойным, ровным, но в нем чувствовалась стальная уверенность.

– Сколько я буду стоять на пороге? – спросил он, с лёгкой улыбкой, наслаждаясь её замешательством.

Жанна чувствовала, что что-то в нем изменилось, стало… иначе. Цепи прежнего страха были сломаны.

Она отступила, пропуская его в дом. Он, словно хищник, вступал на её территорию. И она позволяла ему это.

– Полотенце, – попросил он, голос всё так же спокоен, но глаза блеснули холодным огнём. – Для котёнка. Он может простудиться.

Жанну кольнуло чувство вины за замедленную реакцию. Она бросилась в спальню, схватив два полотенца – одно для котенка, другое для него. Она ругала себя за медлительность, за неспособность быстро сообразить.

Никита рассказал свою историю: случайная встреча, почти авария, невозможность забрать котенка домой из-за аллергии отца. Он просил присмотреть за ним до тех пор, пока не найдёт приют. Его слова были просты, но в них скрывался тот же ледяной расчет.

Жанны кивнула, реакция заторможенная, как будто она всё ещё находилась в тумане.

– Вам тоже нужно согреться, – пробормотала она, предлагая горячую ванну. Подтекст был ясен: она хотела, чтобы он ушёл, чтобы сделал это у себя дома. Но котенок… котенок был другой вопрос.

Притворившись, что понял её предложение о горячей ванне как приглашение воспользоваться её гостеприимством, Никита спросил:

– А вещи твоего парня… он, наверное, часто бывает здесь? Может, одолжишь мне что-нибудь? Моё всё промокло насквозь.

Жанны покраснела, словно спелый помидор. Её смущение было очевидным, искренним.

– Сейчас… найду что-нибудь, – пробормотала она, торопливо направляясь в спальню.

В голове Никиты мелькнула картина: он, только что вышедший из ванны, практически голый, в одном полотенце… лицо Жанны, пылающее от смущения… её украдкой брошенные взгляды, скользящие по его телу… Это было бы превосходно. Но он подавил это желание, напомнив себе о необходимости терпения. Игра требовала времени, тонкого подхода.

Жанны вернулась, держа в руках толстовку и спортивные штаны Марка, оставленные им после тренировки. Никита молча кивнул и направился в ванную.

Пока Никита принимал ванну, Жанна высушила котенка и решила заварить чай. Аромат зеленого чая с цитрусовыми нотками уже наполнил кухню к моменту, когда Никита вышел из ванной комнаты, одетый в вещи Марка.

Он нашел Жанну за столом, окруженную теплым паром и ароматом чая и цитрусов.

– Невероятный аромат, – заметил Никита, делая глоток. – Я никогда не пробовал ничего подобного.

Жанна удивилась:

– Никто из моих знакомых так тонко не чувствует вкусы. Это мой собственный рецепт, – пояснила она, – я засушила цедру мандарина и лайма и добавила её в чай.

– Я тоже люблю чай, – сказал Никита, и в этот момент Жанна почувствовала что-то неожиданное. Перед ней был не тот пафосный, одетый в дорогой костюм мужчина, а простой, обычный человек. В нём не было ни малейшего намёка на прежнее высокомерие. Он был удивительно домашним, близким, понятным.

Мысль, возникшая в её голове, поразила её силой: "Наверное, такой он и есть на самом деле". Кристины слова о том, что он был единственным, кто заботился о ней в детстве, всплыли в памяти. Может быть, все его прежние проявления были лишь защитной реакцией на окружающих, на отца?

Глава 4

Несколько дней спустя, Никита снова появился на пороге Жанны. На этот раз в руках у него был пакет с кормом и игрушками для котенка.

– Не стоило, – улыбнулась Жанна, но в её глазах читалось скрытое напряжение. Она всё ещё не до конца доверяла Никите. Его внимательность казалась ей слишком навязчивой, слишком…идеальной. – У него всё есть.

– Просто подумал, что ему может понадобиться что-то ещё, – ответил Никита, его голос был спокоен, почти безмятежен, но в глубине тёмно-карих глаз мелькнул тот же холодный блеск, который она заметила и раньше. Он устроился на диване, наблюдая за игрой котенка, его взгляд скользил по комнате, словно он изучал её, оценивал. – Как дела?

Его слова звучали как обычный вопрос, но в них чувствовалась какая-то скрытая настойчивость.

Он стал часто приходить к Жанне, используя котенка как предлог. "Пока не найду ему подходящий приют…" – повторял он, и Жанна, видя, как тщательно он заботится о маленьком животном, пыталась успокоить себя. Она убеждала себя, что как только он найдёт котенку новый дом, его визиты прекратятся. Но эта мысль не приносила ей полного спокойствия. Его присутствие стало чем-то обыденным, но в то же время напрягающим, словно невидимая струна, натянутая между ними.

Внезапно раздался звонок. Телефон Жанны, лежащий на тумбочке рядом с диваном, завибрировал. На экране высветилось имя: "Марк". Никита, который незаметно следил за её реакцией, в этот момент притворился, что занят игрой с котенком. Его лицо не выражало никаких эмоций, но легкий спазм в уголке его губ выдавал скрытое раздражение, которое он мастерски скрывал за маской безразличия. Он продолжал играть с котенком, наблюдая за Жанной из-под ресниц, словно хищник, терпеливо выжидающий подходящего момента для своего следующего хода.

Жанны сначала игнорировала звонок, позволив телефону немного погудеть, прежде чем он перешёл на голосовую почту. Но Никита, заметив её нерешительность и нарочитое безразличие к звонку, добавил с едва заметной иронией:

– Кажется, твой парень звонит.

Девушка взяла телефон, рассеянно ответив:

– А, да.

И ушла на кухню, неловко зажимая трубку между плечом и ухом. Из-за закрытой двери доносились приглушённые звуки – то ли сдавленные крики, то ли стоны раздражения. Никите не нужно было видеть её лицо, чтобы понять: в отношениях Жанны и Марка произошел серьёзный разлад.

Вернувшись в комнату, Жанна нервно переминалась с ноги на ногу, перебирая пальцы. Никита, всё ещё играя с котенком, непринужденно спросил:

– Ссора с парнем?

Жанны, всё ещё чувствуя неловкость, тихо ответила:

– Да, как у всех.

На самом деле, их ссоры начались ещё несколько дней назад. Марк пригласил её на каникулы к своим родителям. Жанне ужасно хотелось семьи, настоящей, крепкой, но она не торопилась. Её интерес к Марку понемногу угасал, она чувствовала это, как неприятное оцепенение. Знакомство с родителями казалось ей слишком серьезным шагом, слишком обязывающим, а она не была уверена, что готова к таким обязательствам.

В этот раз ссора разгорелась после занятий. Шёл дождь. До каникул оставались считанные дни, и Марк, не слыша желания Жанны, упорно пытался убедить её поехать. В конце концов, Жанна, выскочила из его машины под дождь, твердо решив дойти до дома пешком. Это был импульсивный поступок, но она не жалела. Полтора часа под проливным дождем, мокрая до нитки, она еле добралась до дома, простудившись насквозь.

Два дня Жанна пролежала в постели, её тело пылало жаром, температура держалась под сорокой. Голова раскалывалась, горло першило, каждый вдох вызывал болезненный спазм в груди. Марк так и не позвонил. Кристина пыталась дозвониться несколько раз, но Жанна была не в состоянии даже поднять трубку. Мир вокруг сузился до размеров постели, до ощущения лихорадочного бреда и всепоглощающей слабости. Ей снились странные сны, смятые, расплывчатые образы, в которых переплетались Марк, Никита и котенок, все как будто в липкой, лихорадочной дымке.

Когда Жанна проснулась из очередного беспокойного сна, первое, что она увидела – это капельница, присоединённая к её руке. Тонкая игла, пронзающая кожу, вызывала странное ощущение: одновременно и боль, и полное безразличие. В голове туманно мелькнула мысль: неужели Марк пришёл, увидел её состояние и вызвал скорую? Надежда, тонкая, как паутинка, зацепилась за эту мысль. Но надежда быстро улетучилась, когда в комнату вошёл доктор – мужчина средних лет, с усталым, но добрым лицом.

– Вам стоило обратиться к врачу гораздо раньше, – сказал он, его голос был спокойным, профессиональным. – У вас сильный грипп, есть риск осложнений, вплоть до менингита. – Он протянул ей стакан тёплой воды с таблеткой жаропонижающего. – Принимайте и пейте побольше жидкости.

Доктор собрался уходить, как в комнату вошёл Никита. Жанну охватило чувство полного непонимания. Она не ожидала его увидеть здесь, в её спальне, среди медицинских принадлежностей и запаха лекарств. Никита и доктор обменялись несколькими словами, как старые знакомые, а затем Никита проводил врача к выходу, его спокойствие казалось Жанне неестественным, даже пугающим в этой ситуации.

Жанне не удавалось подняться с постели, слабость сковала её тело, словно железные оковы. Она попыталась сесть, но тут же упала обратно на подушки. Никита вернулся, помог ей удобно устроиться, приподняв подушки.

– Я заказал суп, – сказал он, его голос был мягким, заботливым, но в этом мягком тоне Жанна уловила всё ту же холодную рациональность. – Другая пища сейчас вам противопоказана, вы просто не сможете её проглотить. Как ты относишься к супу?

Жанны рассеянно ответила, что нормально. Она всё ещё не могла до конца осознать происходящее, не могла понять, почему Никита здесь, заботится о ней, пока Марк даже не позвонил.

– А котенок? – спросила она, её голос был слабым, хриплым.

– Спокойно, с ним всё в порядке. – Никита сел рядом, его взгляд был сосредоточен, наблюдательный. – Кстати, ты так и не придумала ему имя. Почему?

Жанны вздохнула, её голос едва был слышен.

– Боюсь привязаться, – прошептала она. – Я слишком сильно люблю животных… кошек особенно.

– Я тоже, – тихо ответил Никита, его взгляд был направлен на котенка, который мирно спал на диване, но в его глазах снова мелькнуло сначала что-то такое, что говорило о его грусти и ей захотелось его обнять и успокоить, потом сразу же расчетливое. И Жанне стало тревожно. Его забота, казавшаяся такой искренней, внезапно приобрела странный, неприятный оттенок.

Флешбэк.

Маленький Никита, лет пяти-шести, сидел на корточках у забора, подкармливая бездомную собаку. Кусок хлеба, бережно спрятанный в кармане, он протягивал осторожно, с нежностью, какой обычно окружают любимых игрушек. Он любил животных так же сильно, как Жанна, с той же неистовой, всепоглощающей любовью. Но в отличие от Жанны, он не мог приносить их домой.

Его мама… Никита пытался вспомнить её лицо, но оно оставалось расплывчатым, туманным. Иногда она была нежной, ласковой, баюкала его, читала сказки, и тогда мир казался полным света и тепла. А потом, словно переключатель щелкал, и мама превращалась в кого-то другого. Она кричала, бросала вещи, обвиняла его в своих бедах, её взгляд был пронзительно холодным и пустым. В эти моменты Никита прятался под кроватью, сжимаясь в комочек, и ждал, когда буря стихнет. Было непонятно, что вызывает эти перемены. Он не знал, что это биполярное расстройство, БАР, которое управляло ее жизнью, превращая ее в человека, которого он не понимал и которого боялся.

В новом доме, среди сводных братьев и сестры, он, еще сохраняя остатки своей детской доброты, защищал Кристину от их издевок. Он был младше, слабее, но его защита была неистовой, инстинктивной.

В психиатрической клинике, куда он попал несколько лет спустя, Никита нашёл маленького котенка, брошенного в коридоре. Он заботился о нём, кормил, играл. Котенок был единственным существом, которому он мог доверять. Но однажды, заметив, как Никита играет с животным, одна из медсестер забрала котенка, усыпив его под предлогом, что животное больное, заразное. Это сделано якобы ради блага Никиты.

После этого случая что-то внутри Никиты сломалось. Он начал относиться к миру, к людям, к животным как к вещам – равнодушным, безликим, пока они не были нужны ему для достижения собственных целей. Они были просто инструментами, винтиками в огромной, бесчувственной машине.

Эта мысль, о равнодушии к животным, пришла к нему как удар, как острая, колючая игла, когда он автоматически ответил Жанне, что тоже любит кошек. Он осознал, как сильно он изменился, как безвозвратно потерял часть себя, ту часть, которая некогда нежно подкармливала бездомную собаку за забором.