Лора Линн Джексон
Свет между нами. Откровения медиума о потустороннем мире

И все же я вспоминаю о Джонни с любовью. Время, что мы провели вместе, укрепило мою уверенность в том, что люди приходят к нам в жизнь с определенной целью. Всегда есть чему научиться – вам обоим. Теперь он женат, счастлив и воспитывает двоих детей. И я безмерно за него рада.

* * *

Я покривлю душой, если скажу, что способности медиума помогли моим школьным романам, но они подтолкнули к пониманию общей картины. Понемногу я собирала их в своеобразный перечень – не зная названий, не до конца представляя, что они значат и как ими пользоваться. Но каждый раз, когда открывалась новая способность, понимание собственной сути росло.

Каким-то образом я могла читать энергию людей, видеть ее цвета и воспринимать чужие эмоции. Я пользовалась этим, чтобы ориентироваться в окружающем мире. У меня была возможность заглянуть в жизни людей, узнавая разные вещи: сколько у них братьев, сестер, разведены ли их родители. Мои сны были невероятно живыми и содержали послания, означавшие что-то в реальном мире.

Порой конец отношений – вовсе не провал, а освобождение для обоих: каждый пойдет по истинному пути.

У каждой способности есть название, теперь я их знаю, но тогда все они казались странностями, которые вносили в жизнь путаницу и ошеломляющую остроту. Я даже не знала, была ли я уникальной, или так жили все.

Я взрослела, и моя собственная энергия становилась более активной. Я искала способы разрядиться, направить ее куда-нибудь, но ничего не работало. Подозреваю, что эта энергия поглотила бы меня целиком, если бы не нашелся неожиданный выход: футбол.

В четвертом классе я начала играть в футбол, и скоро он стал для меня настоящим спасением. Меня отправляли в середину огромного поля и велели бегать в свое удовольствие. Игра дарила чувство свободы и раскрепощенности, и в процессе я тратила немного этой безумной энергии.

У меня даже что-то получалось. Я начала с младшей футбольной лиги, а когда стала постарше – попала в школьную команду. Малый рост компенсировался упорством, и, поскольку футбол значил для меня больше, чем для других детей, приходилось выкладываться по полной. Но на поле я имела еще одно преимущество – мои способности.

Оказалось, что я могла считывать энергию игроков команды-соперника. Приближаясь к левому или правому флангу, я поглядывала на девчонку-защитника, которая стояла ближе, и через мгновенье что-нибудь о ней узнавала, а потом решала, что делать дальше. «А она очень агрессивна, – думала я, – если обмануть ее во время атаки, она клюнет, и я прорвусь». Если же другая девчонка казалась заторможенной, я думала: «Если пойти прямо на нее – она не успеет среагировать». Иногда левая половина футбольного поля открывалась целиком, и я неслась вдоль нее к воротам противника. На моем счету было немало голов.

Честно ли это? Наверное, нет. Порой я тоже так думала. Но, в конце концов, что я могла поделать? Я знала то, что знала, – все происходило само собой. Я не могла отключить свои способности, так почему не использовать их? Обо мне даже писали в местной газете.

«Сегодня Лора просто летала по полю. Ее энергия неудержима!»

Они даже не представляли насколько.

5
Джон Монселло

Футбол помогал мне выпускать пар до самого окончания школы. Все еще не умея контролировать способности, я научилась их прятать. И приложила все силы, чтобы никто не узнал ни о потоках эмоций, ни о странных цветах и реалистичных снах.

Я поступила в Бингемтонский университет: первоклассную государственную школу за двести миль на северо-запад от Нью-Йорка. Впервые мне предстояло жить так далеко от дома – это пугало и притягивало одновременно. Было грустно уезжать от родителей, но я чувствовала, что, покинув дом, смогу построить личность без странностей, которых хватало в моем детстве.

Но я и не догадывалась, каково будет в колледже. Затерянная среди толп студентов, собранных на небольшой территории, я будто попала в торнадо новых идей, эмоций и энергий. Шагая из комнаты в душевую, я всякий раз встречала пять-шесть незнакомых ребят – каждого со своей энергией. Я кивала или здоровалась, и в меня тут же ударяла волна эмоций, а через мгновенье – такой же заряд от другого студента. Страх, тревога, грусть, воодушевление, одиночество – настоящий шквал. Я чувствовала себя огромным камертоном, вибрирующим в унисон с сотнями неуравновешенных парней и девушек.

Помимо эмоций других людей, на меня влияли шедевры искусства и мысли. Красивая музыка, классическая живопись, живая и интересная лекция или сильное стихотворение поднимали мой дух до небывалых высот. Часто я ощущала настолько безудержную радость, что забывала дышать. Но порой, выходя из класса, я сталкивалась со студентом, который был чем-то угнетен, и его состояние сразу ввергало меня в бездну уныния. Это как переходить вброд ручей с постоянно меняющимися течением и температурой – вот вода холодная и бурная, а теперь спокойная, но обжигающе горячая. Не понимая, что происходит, я не могла прекратить эти резкие перепады настроения. Все, что оставалось, – стоять в воде и стараться не утонуть.

На зимних каникулах я вернулась домой, на Лонг-Айленд, и встретила несколько друзей из старшей школы. Мы сняли номер в отеле, где отметили выпускной, и устроились там, потягивая спиртное и делясь впечатлениями о первых месяцах в колледже. Я оказалась в паре с Джоном Монселло – моим давним другом.

Джон – один из самых прекрасных и энергичных людей, которых я встречала. Мы знали друг друга с четвертого класса… Как-то он засунул в мой рюкзак бумажку, где написал, что я ему нравлюсь, и позвал покататься на роликах. Пары из нас не вышло – почему-то я отклонила его предложение, – а вот хорошие друзья – да. Я всегда чувствовала связь с его беспечной позитивной энергией. Умнейший парень в школе, рядом с ним можно было не притворяться и быть собой. В нашей маленькой группе Джон был безоговорочным лидером.

Тем зимним вечером мы с Джоном уютно устроились в углу номера, делясь впечатлениями о Бингемтоне и Беркли, куда он поступил. Было уже за полночь, остальные ребята уснули или разошлись по домам, а мы сидели и болтали – как всегда. Часто наши беседы затрагивали невероятно глубокие темы – с другими друзьями таких разговоров не было. Той ночью мы размышляли о природе существования. Внезапно Джон замолчал и посмотрел на темное небо.

– Как ты думаешь, что происходит, когда мы умираем?

– Ну, – ответила я. – Я знаю, что есть рай.

– Откуда?

– Просто знаю, – я пожала плечами. – Загробная жизнь существует. И я знаю, куда мы отправляемся после смерти.

Джонни взглянул на меня и нахмурил лоб. Вдруг захотелось рассказать ему про сон об Австралии, в котором я видела дедушку, и тех странных вещах, что со мной происходят, но я не стала. Джон улыбнулся и рассмеялся.

– Лора, может, когда стану старше, я тоже буду так думать, – сказал он. – Но я еще молод, и это не особо меня волнует. Сейчас я просто не верю в жизнь после смерти.

Я была не в том положении, чтобы убеждать его в обратном. Наш разговор потихоньку угас, и несколько дней спустя мы разъехались учиться.

Месяц спустя я увидела насыщенный и невероятно яркий сон.

Я находилась в колледже, но не в Бингемтоне, а где-то еще, и была другим человеком. Теряя сознание, я пыталась позвать на помощь, но не могла произнести ни звука. Меня переполняло жуткое чувство, что, если никто не придет на помощь, я умру. Но что бы я ни делала, сознание ускользало.

Затем я внезапно стала собой. Я увидела школьных друзей, скорбно бредущих мимо дверей моей комнаты в общежитии. Они плакали и несли что-то на плечах. Какую-то коробку. Она была закрыта, и я не видела, что внутри, но в этом не было нужды. Я уже знала, что в коробке лежит мальчик. Мальчик, которого мы любили. Наш лидер.

Когда процессия поравнялась со мной, я похолодела от ужаса, потому что знала, что чего-то не сделала или отказалась делать, и теперь друзья невероятно страдали, ведь парень, которого мы так любили, умер.

Потом я проснулась. Села, тяжело дыша, и взглянула на часы на ночном столике. Был полдень. Я схватила телефон и судорожно набрала номер мамы.

– Мам, кто-то умер? – спросила я, почти плача.

– Что? Нет. О чем вообще говоришь?

Я торопливо и кратко пересказала сон и почувствовала те же вину и печаль, что в момент, когда узнала о смерти дедушки.

– Лора, присядь, все в порядке, – сказала мама.

– Нет, мам, не в порядке! – закричала я. – Кто-то умер или скоро умрет! Пожалуйста, не выходи из дома! Не ходи никуда!

Я запаниковала, ведь достаточно хорошо знала эти яркие сны, чтобы поверить в их реальность. Мама поговорила со мной и успокоила. Заверила, что в семье все хорошо. А я провела остаток дня, молясь о том, чтобы телефон не зазвонил. И когда спустя несколько часов никаких плохих новостей не поступило, моя тревога стала понемногу утихать.

В восемь вечера позвонил один из моих школьных друзей.

– Лора, у меня ужасные новости, – сказал он. – Джон Монселло погиб.

* * *

Джон вступил в студенческое братство Беркли и в тот вечер немного выпил. Посреди ночи, около трех часов, кто-то позвонил ему и попросил прийти в дом братства.

– Тебе надо прибраться, новичок, – сказали ему.

Джон отнекивался, говорил, что прилично выпил, чтобы куда-то идти. Но братья настояли, и он, одевшись, на заплетающихся ногах пошел к дому.

Он вычистил все на славу и, когда закончил, вылез через окно пожарного выхода. Ребята из братства часто так делали. Но он оступился и упал с третьего этажа на дорогу.

Никто не видел, как это случилось. Джон без сознания лежал на асфальте, истекая кровью. Его обнаружили лишь несколько часов спустя. К тому времени он был уже мертв.

В отчете судмедэксперта значилось, что Джон умер от потери крови из раны на голове – не из-за падения, просто истек кровью. Его тело нашли в девять утра по тихоокеанскому времени. В Нью-Йорке как раз был полдень, а я очнулась от того кошмарного сна.

Судмедэксперт отметил, что, вероятно, Джон время от времени приходил в себя. Но даже если и звал на помощь, никто не услышал.

Но я – услышала.

* * *

Я была уничтожена. Полностью потеряла самообладание, когда друг позвонил и сообщил о смерти Джона, и проговорилась о своем сне. Я чувствовала лишь тьму и отчаяние. Опасения, что мои способности, мой дар исходят от зла, подтвердились. Я узнала, что Джон в беде, не имея возможности хоть что-то изменить. Почему я видела эти сны, но не могла их использовать, чтобы спасать чьи-то жизни? Что это за нездоровая, ужасная, бесполезная способность?

Узнав о смерти Джона, я в тот же день уехала домой, на Лонг-Айленд. Встретилась с друзьями, и мы навестили мать Джона, чтобы выразить сочувствие.

Конечно, она была расстроена и шокирована. Свалила вещи Джона посреди гостиной и сказала, что мы можем что-нибудь взять, если захотим. Несколько друзей набросились на его майки, книги, диски и даже кроссовки, как стая стервятников. От этого зрелища мне стало совсем плохо. Пожалуйста, остановитесь! Хотелось закричать в голос. Но я ничего не сказала. Просто стояла, чувствуя себя одинокой как никогда.

Следующий день прошел как в тумане. Во время похоронной процессии катафалк с телом Джона медленно проехал мимо его дома – места, где родились все его мечты и надежды. Прощальная месса казалась нереальной – я словно смотрела плохой фильм. Речи о том, каким замечательным человеком был Джон, никак не облегчили мою скорбь – напротив, они словно усилили чувство, что его больше нет. Джон умер. Он не вернется. И в этой толпе несчастных, расстроенных людей, которые любили его, был только один человек, который знал, что его жизнь ускользает, прежде чем это случилось на самом деле. Почему я не могла спасти его?

Испытывая острое чувство вины, я все же решилась рассказать о своем сне, надеясь найти того, кто тоже «знал», что случится с Джоном. Несколько друзей вежливо выслушали меня, но было ясно, что для них вся эта история ничего не значила. В конце концов, это просто сон. А какое отношение сны имеют к жизни и смерти?

Я не видела смысла распространяться дальше и просто смирилась с тем, что чувствовала. Наверное, так все и должно быть. Может, это наказание за то, что я не смогла спасти Джона.

* * *

Мы все должны понять, кто мы и где наше место в мире. Подростком я иногда думала, что необычные способности – часть моего жизненного пути. Я не могла от них спрятаться, не могла перестать видеть и чувствовать необычные вещи и в итоге увлеклась идеей о том, что моя цель – научиться контролировать их и использовать во благо.

Но смерть Джона и тот сон все изменили.

Не может быть, чтобы цель всей моей жизни была настолько болезненной, тяжелой и мучительной. В предвидении не было ничего хорошего.

Я поклялась отвернуться от своего так называемого дара. Он мне не нужен. Я буду жить без него.

6
Литани Бернс

После похорон Джона, перед тем как вернуться в Бингемтон, я договорилась встретиться с пастором церкви на Лонг-Айленде – нужно было с кем-то поговорить, и священник казался самым подходящим из всех. Он был сердечным человеком – я знала его с раннего детства. Худой и бородатый, он чем-то напоминал Иисуса. Может, поэтому я ему и доверилась.

Я встретилась с ним в кабинете, в задней части церкви, и как только села на стул – тут же ударилась в слезы. Между всхлипами и судорожными вздохами я рассказала ему все: о своем сне и о смерти Джона. О дедушке и о том странном порыве, что заставил меня навестить его в последний раз. Я посмотрела священнику в лицо, ожидая увидеть осуждение или снисходительность, но их не было. Он просто сидел и слушал, позволив мне рассказать историю до конца. Наконец я замолчала, и он спросил:

– Лора, что ты изучаешь в колледже?

Я пересказала ему свое расписание: литература, история, философия…

– У тебя есть курс философии?

– Да, введение.

– Ну что ж, – сказал он как бы невзначай. – Сны и то, как ты их понимаешь, – это из философии. Идеи и теории в твоей голове – все они оттуда. Сон, про который ты говоришь, приснился тебе как раз после занятий.

Я выслушала пастора и почувствовала, как высохли слезы. Сделав глубокий вдох, я поблагодарила его, пожала руку и вышла. Он не хотел меня обидеть и, несомненно, верил, что помог мне. Но теперь было ясно одно: то, что он сказал, – неверно. Ведь мои способности появились задолго до того, как я взялась изучать «Введение в философию».

Я решила, что не найду ответов ни в этой, ни в другой церкви. Я верила в Бога, верила, что Он знает то, что мне нужно, но после разговора с пастором поняла: Бог гораздо больше и могущественнее, чем эта маленькая церквушка. Ответы были где-то еще.

В Бингемтоне я пыталась войти в ритм жизни колледжа, помалкивая о своих способностях. Никто не знал, какой опустошенной и потерянной я была. Как и всякий новичок – ходила на вечеринки, усердно занималась, встречалась с парнями. Но не могла выкинуть сон о Джоне из головы и впала в глубокую депрессию.

Моя подруга Морин была единственной, кто пришел мне на выручку.

Я рассказала ей о своем даре, и она как-то упомянула женщину, которая жила в маленькой речной общине Найак к северу от Нью-Йорка. Морин была оттуда родом.

– Ее зовут Литани Бернс, она ясновидящая, – сказала Морин. – Работала над делом Сына Сэма несколько лет назад. Может, у нее есть ответы.

Я не упустила момент, договорившись с Литани Бернс на часовой сеанс. Ясновидящая, проводник и целительница, в 1977 году ее пригласили на Манхэттен (Нью-Йорк) работать над известным делом Сына Сэма. Она была у всех на слуху и без рекламы в газете.

Неделю спустя, морозным мартовским днем, мы с Морин сели в красный кабриолет и добрались до Найака за три часа. Этот маленький аккуратный городок на реке Хадсон словно застыл в другом столетии. Кабинет Литани располагался в скромном двухэтажном здании из необожженного кирпича на углу главной улицы. Мы припарковались, и Морин отправилась по магазинам, пожелав мне удачи. Я подошла к входной двери, но застеснялась позвонить в звонок. Внутри все переворачивалось, тревога сменялась интересом, а интерес – страхом. Наконец, сделав глубокий вдох, я все-таки вдавила кнопку звонка, и Литани впустила меня.

Она встретила меня у двери в кабинет. Ей было за тридцать – светлые волосы до плеч и добрые зеленые глаза. От ее лучистой энергии теплого исцеляющего голубого цвета мне тут же стало легче, нервозность отступила. Находиться с ней было как стоять у камина в холодный день.

Мы пожали руки, она подвела меня к кушетке, а сама села в кресло напротив. Кабинет – маленький, теплый и очень простой. Никаких тебе висящих кристаллов или чего-то такого. Только кушетка, кресло, стол и выкрашенные в лавандовый стены – безопасное и спокойное место. Сперва Литани молчала. Просто посмотрела на меня и в пространство вокруг – так, словно что-то изучала. Наконец на ее лице появилась легкая улыбка.

– Что ж, – сказала она мягким спокойным голосом. – Я вижу, что ты – одна из нас.

Она сказала это абсолютно уверенно, как школьная медсестра, объясняющая ребенку, что у того жар. Я сидела, затаив дыхание.

– Ты это знаешь? – спросила Литани. – Знаешь, что ты медиум?

– Нет, – ответила я. – Я ничего в этом не понимаю. Думаю, что у меня крыша поехала…

Литани улыбнулась.

– Ты чувствуешь что-то в людях? – спросила она.

Я кивнула.

– Можешь читать их энергию?

И я снова – да.

– Ты видишь или слышишь то, чего не видят другие…

Да, все как по списку.

– Ты ясновидящая. Медиум, – сказала Литани. – У тебя есть дар, и со временем ты поймешь, как им пользоваться. Но первый шаг – не бояться самого дара. Не думай, что проклята, и ничего не стыдись. Ты не сумасшедшая, а твои способности благословенны.

Слова Литани внесли смысл в мою непростую жизнь. Словно кто-то сдернул с окна тяжелую черную штору, впустив внутрь потоки яркого света. Я впервые встретила того, кто не просто посочувствовал, а на самом деле понял, что происходит у меня внутри.

– У тебя есть брат, – продолжила Литани, – и старшая сестра. Твой отец – человек чувствительный, только ему сложно выражать эмоции. Но твоя главная опора – мать.

Спустя несколько минут после встречи она, казалось, знала обо мне все, а потом копнула еще глубже.

– Ты очень чувствительна – целительница от природы, – сказала она. – Тебя тянет к людям с проблемами, и ты хочешь сделать их лучше. Я вижу, что многое приходит из снов – через них ты связана с Той Стороной.

После этих слов у меня словно камень с души упал. Я вдруг подумала, что увидела Джона во сне как раз в то время, когда он умирал от потери крови, не потому, что проклята, а потому, что открыта Той Стороне. Я не должна была ни вмешиваться, ни спасать его – он просто хотел попрощаться.

Литани продолжила:

– Ты – медиум, и чувствуешь, что испытывают другие. Даже если они не осознают эмоций.

Я сидела тихо, ловя каждое слово. Всего пару минут назад до меня доносился шум машин с улицы, но теперь я не слышала ничего, кроме голоса Литани. Весь остальной мир словно исчез.

– Даже ребенком ты знала, что пришла в этот мир с определенной целью, – объясняла она, – что у тебя есть предназначение. И это важный год для тебя – ты стала понимать свою сущность. Потому сейчас ты чувствуешь такой душевный подъем. Ты здесь, чтобы помогать людям. Не бойся своей силы. Тебе надо научиться жить с этими способностями – силами любви и исцеления, – а потом начать ими пользоваться.

В конце сеанса Литани спросила, нет ли у меня вопросов. Я полезла в сумочку и достала фотографию Джона. Я не совсем понимала, зачем взяла с собой фото, но знала, что должна показать его Литани.

– Этот парень, – сказала я едва слышно, – он был моим другом. Он умер – упал из окна. Но никто точно не знает, что произошло.

Литани с минуту держала фотографию перед собой, прежде чем положить обратно.

– Несчастный случай, – сказала она. – Его не столкнули, ничего такого. Может, он выпил, но все случилось без чужого вмешательства. Это не преступление.

Литани замолчала. В ней что-то изменилось, неуловимо, но все-таки заметно – ее лицо, глаза, манеры. Казалось, она была где-то в другом месте. Я не понимала, что происходит. Литани наклонилась вперед.

– Джон хочет, чтобы ты передала привет друзьям, – сказала она через какое-то время. – Он говорит: «Я здесь. Все в порядке. Я лишь надеюсь, что мама с этим справится. Я навещаю ее, чтобы поговорить, помочь, но она не слышит…»

Хотите знать, что это было? Литани говорила со мной как Джон. Ее голос и даже манера – все напоминало Джона. Но как такое может быть?

«А здесь неплохо так, – продолжила она. – Я всех вижу и могу заскочить на огонек. Я скучаю по людям, но на самом деле не чувствую, будто отрезан от всех. Потому что я – здесь. Все еще здесь. Хочу, чтобы ты знала – я рядом. Ты можешь чувствовать меня, я знаю, и буду приходить, чтобы ты поняла, что я никуда не делся. Может быть, однажды я вернусь как чей-то ребенок. Ха!»

Литани рассмеялась. Но это был не ее смех, а смех Джона. И шутка про возвращение в качестве ребенка – как раз в его духе. Литани никогда не видела Джона, но смогла вызвать сюда, в маленький кабинет в Найаке. Я чувствовала его присутствие – я просто знала, что это он.

– У него все хорошо, – сказала Литани. – И тот же характер, какой был при жизни. Там он чувствует себя уверенно. И хочет, чтобы все знали – он в порядке и, самое главное, всех вас любит.

Я опустила голову и заплакала, не от горя, конечно, – глубоко в душе я почувствовала облегчение. Джон в порядке! И то, как Литани вызвала его, не было каким-то темным и изворотливым фокусом – в этом было столько любви и прощения!

И в этот момент что-то словно щелкнуло, что-то неуловимо изменилось. Я сразу поняла, что моя жизнь разделилась на «до» и «после». Вместо страха я впервые ощутила надежду.

Прежде чем я ушла, Литани подарила мне кое-что еще – книгу, которую она написала пару лет назад, «Как развить способности медиума».

– Эта книга сможет многое объяснить, – сказала она.

Мне захотелось ее обнять, но я не стала – лишь пожала руку и вежливо поблагодарила. Сбежав вниз по лестнице, я отыскала Морин и рассказала ей, что только что произошло. Я чувствовала себя невесомой, веселой и свободной. Такой свободной, какой не была уже долгие годы. А может, никогда.

Как только мы вернулись в Бингемтон, я вгрызлась в книгу Литани. И на каждой странице сталкивалась с тем, что испытала на своей шкуре.

– Боже, да это же обо мне! – кричала я, перелистывая страницы. – И вот еще! Оказывается, у этого есть имя!

Я быстро проглотила книгу Литани и пошла в магазин, чтобы найти что-то похожее. Я не знала, что искать, но в магазине меня привлек заголовок «Вы – экстрасенс! Метод свободной души». Автором значился Пит Сандер – младший, специалист по биохимии и неврологии Массачусетского технологического института. Вот уж действительно необычно. «К тому времени, как вы прочтете книгу, – говорилось на одной из первых страниц, – умение понимать темперамент и характер людей, как и способность чувствовать, слышать и видеть события до того, как они произойдут, станут для вас второй натурой».

Я продолжила читать – буквально проглатывать – главу за главой, и каждая была еще более познавательной, чем предыдущая. Там даже имелась глава «Четыре чувства медиума», и первой шла интуиция, или, как назвал ее автор, «предвидение».

Предвидение! Я называла это так же! «Предвидение – это внутренняя осведомленность, не подкрепленная конкретным ощущением или внешним стимулом. Вы просто знаете!»

Сеанс с Литани стал поворотной точкой в моей жизни. После нашей встречи я начала принимать свои способности, вместо того чтобы игнорировать или закрываться от них. Работая над их развитием, я поняла, что мой дар – часть меня и моего жизненного пути.

Литани помогла мне почувствовать себя не такой одинокой и неуравновешенной, что само по себе было чудом. Наконец я получала ответы и начала собирать общую картину. Я стала понимать, где и как могу пригодиться.

Но я знала, что сеанс с Литани не предназначался только для того, чтобы поднять мне самооценку. Он не раскрывал тайн прошлого – он рассказывал о будущем.

– Используй свои таланты, – сказала Литани, когда я уходила. – Проводи сеансы с другими. Интуиция станет твоим лучшим другом – прислушивайся к ней, используй ее и улучшай. Занимаясь этим, ты пойдешь по истинному пути.