Лизелотта Вельскопф-Генрих
Токей Ито
Разум подсказывал Кейт, что, если индеец сейчас без помех завладел повозкой, Билл наверняка побежден и убит. Разум подсказывал Кейт, что дакота сейчас даже не смотрел в ее сторону. Индеец не схватил ее, не угрожал ей, не пытался загнать внутрь фургона. Он снова стал вести себя так, как будто ее рядом с ним не было. Все это подсказывал Кейт разум. Однако ее чувства и ее фантазия не хотели принимать эти очевидные факты. Воображение Кейт было всецело поглощено картинами тех ужасных мук, что неизбежно постигнут ее в ближайшем будущем, и страх сжимал ее в когтях столь крепко, что она не хотела ничего ни видеть, ни слышать. Безучастная, почти лишившаяся воли, сидела она в повозке, которой управлял индеец, и ясным утром ехала назад, тем же маршрутом, каким прибыла сюда ночью, спасаясь бегством. Ей уже казалось, что бегство это случилось давным-давно. Теперь судьба ее была решена. Она пребывала в плену.
Утреннее солнце проникало сквозь отверстие между полотнищами, рассыпало блики по соломе, оружию, одежде людей. После бессонной ночи Кейт ощущала смертельную усталость и голод. Однако она изо всех сил старалась не закрывать глаза и держаться прямо, сидя на козлах подпрыгивающего на ухабах фургона. Девушка могла рассчитывать только на самое себя, и это в ситуации, когда речь шла о жизни и смерти. Она бросила взгляд на вражеский винчестер, винтовку Билла, его пистолет и свой собственный, сложенные за облучком. Она могла бы еще раз попытаться освободиться, но знала, что подобная попытка смешна и обречена на неудачу. Кто же еще мог ей помочь?
Какое-то время тому назад индеец, снова засунувший за пояс револьвер, пустил мула Бесси шагом, но сейчас вновь принялся ее понукать. Буланый бежал рядом с повозкой.
Девушка тряслась на ухабах по степи в кренящемся то туда, то сюда фургоне и пыталась собраться с мыслями. Ее отец, единственный человек, который мог ее спасти, был далеко. Он и не догадывался, что случилось с дочерью. Он не знал, что она решила отправиться к нему вместе с оружейным обозом. Вспомнив об отце, Кейт невольно взяла себя в руки. Пусть даже с нею все кончено, она не хотела предстать в глазах своего губителя дрожащим от страха, молящим о пощаде существом. Она решила вести себя, как подобает дочери воина. Девушка начала внимательно рассматривать сидящего рядом с нею индейца. Отныне он распоряжался ее жизнью. Она хотела выяснить, не удастся ли вовлечь его в разговор.
Словно почувствовав на себе ее взгляд, индеец слегка повернул к ней голову.
– Вы дочь майора Смита, – сказал он, снова переходя на английский. – Это отец вызвал вас в форт?
– Нет.
– Не ехал ли в вашей колонне высокий человек с рыжими волосами и приросшими мочками ушей?
Кейт насторожилась.
– Нет, – сказала она, – Красного Лиса среди нас не было.
Индеец смерил девушку удивленным взглядом, а потом снова обернулся к мулу. Разговор был окончен.
Кейт попыталась составить себе ясное представление о том, что ее ждет. Индеец говорил с нею спокойно и деловито, всем своим поведением побуждая и ее спокойно и деловито обдумывать собственную судьбу. Что с нею станется? Обрывочные воспоминания об индейцах, слухи и сплетни об индейцах, отдельные впечатления от встреч с индейцами с лихорадочной быстротой сменяли друг друга в ее сознании. Она не боялась, что ее станут пытать. Женщин не подвергали пыткам. Но почему индеец, который правил повозкой, не убил ее тотчас же? Лишить ее жизни он мог бы с легкостью. Может быть, он смотрел на нее как на добычу? Какая судьба ждет ее в индейской деревне? Только бы не стать индейской скво. Отец непременно явится во главе своего отряда и освободит ее. Узнав о нападении на колонну, он наверняка немедленно выступил ей на выручку со своими драгунами. С этим придется считаться даже индейцу. Кейт еще раз незаметно покосилась на врага. В его манере говорить, в его движениях, в самом взгляде читалась уверенность и превосходство, внушавшее девушке не только страх, но и уважение, и постепенно она даже прониклась к индейцу чем-то напоминающим доверие. Может быть, ей еще удастся поговорить с этим дакота, может быть, она убедит его ее освободить. Вдруг он даже ожидает, что она станет просить о пощаде?
Кейт наконец решилась. Она хотела умолить победителя вернуть ее к отцу за выкуп. Но стоило ей собраться с мыслями, как ее вновь испугал оглушительный стук копыт. Он долетел с северо-востока, и едва она его различила, как показался и верховой отряд, производивший этот шум. Отряд состоял из семерых молодых индейцев, примчавшихся на пегих мустангах. Эти семеро всадников были на удивление похожи друг на друга. Жилистые и гибкие, как влитые сидели они на своих неоседланных скакунах. Туго стянутые волосы их были иссиня-черные, кожа смуглая. Щеки, руки и грудь их были расписаны красными знаками. Все молодые воины без исключения были вооружены каменными топориками-томагавками, ножами, луками и стрелами. Вероятно, они услышали выстрелы и потому бросились на помощь Токей Ито.
Увидев отбитую у бледнолицых повозку с патронами и своего соплеменника, как ни в чем не бывало сидящего на козлах и почти не пострадавшего от рук врагов, молодые всадники издали громкий ликующий клич. Перед самым фургоном они, резко натянув поводья, остановили мустангов, и те поднялись на дыбы. Чтобы исполнить такой верховой трюк, требовалось немало силы, ловкости, дерзкой уверенности в себе, и Кейт невольно восхитилась их искусством.
Индеец, правивший повозкой, крикнул, и на зов его явился буланый. Дакота схватил свою винтовку, одним прыжком перемахнул на спину коня и так, верхом, замер перед своим отрядом. По мановению его руки один из юных воинов начал рапортовать о чем-то на языке, которого Кейт не понимала. Вслед за тем вождь дал воинам какие-то указания.
После этого трое молодых людей крупной рысью погнали мустангов в сторону блокгауза. Остальные четверо спешились, выпрягли мула и сняли с фургона полотнища парусины. Их предводитель приказал Кейт выйти из повозки.
Она послушно слезла с козел. Смущенная, она ступила своими маленькими ножками прямо в лужу. Чепчик ее сбился на сторону, из-под него выбились локоны.
Четверо молодых индейцев стали выгружать патроны и оружие из фургона и навьючивать его на мула и лошадей. Они работали быстро, не отвлекаясь. Никто не бросил на девушку ни единого взгляда, хотя всем, возможно, было любопытно, какую же добычу захватил их предводитель. Кейт обратила внимание, что у каждого воина пучок черных волос украшен клочком звериной шерсти, выкрашенной в красный цвет, и вспомнила слухи, что участники некоторых воинских союзов якобы носят подобные опознавательные знаки. Может быть, члены одного из таких союзов и совершили нападение на транспорт с оружием.
Как только все захваченное вооружение нагрузили на вьючных животных, вождь снова отдал приказ, и молодые воины ускакали в северном направлении. Когда они скрылись из глаз, вождь обернулся к Кейт, которая, погруженная в свои мысли, по-прежнему стояла в воде:
– Пойдем!
Девушка невольно вздрогнула, осознав, что, если она вообще решится заговорить, сделать это нужно немедля. Вождь не позволил своим воинам увезти ее, он сам хотел взять ее с собой. В противостоянии с индейцем она могла рассчитывать только на себя. Трудно было не утратить самообладания, только что обретенного в муках; страх вновь обрушился на Кейт, как мощная волна. Она беспомощно перевела взгляд на опустошенный фургон, эту последнюю частичку мира, в котором она жила до сих пор. Повозка стояла с опущенными дышлами, словно предвидя свою печальную судьбу, обрекавшую ее сгнить в глуши, на этом самом месте. Кейт отвела глаза от этого безрадостного зрелища.
– Мой отец даст вам за меня выкуп, – с трудом выдавила из себя она, тщетно пытаясь уловить на непроницаемом лице индейца хотя бы тень эмоций. – В чем бы вы ни нуждались, мой отец все может дать вам.
Девушка заранее придумала эту фразу, однако та прозвучала куда более неловко и беспомощно, чем понадеялась она вначале, и она со страхом стала ждать ответа индейца.
Индеец же не мог удержаться от улыбки.
– Кажется, Кейт Смит невдомек, что ее отец и я – предводители враждебных отрядов. Моим воинам нужно оружие и патроны. Майор Смит – человек чести; он не даст нам добровольно ни пуль, ни ружей, даже в обмен на собственную дочь. Оружием мы завладеем сами. – И дакота показал на опустошенный фургон.
Кейт готова была разрыдаться, но проглотила комок в горле и не дала воли слезам, а чтобы тверже держаться на ногах и производить хоть сколько-нибудь достойное впечатление, вышла из лужи на сухой песок. Она не стала больше ни молить, ни убеждать, а просто сказала: «Делайте, как вам будет угодно». Произнося эти слова, она преисполнилась уверенности, что дакота не поступит с нею бесчестно.
Вождь подъехал к девушке, и не успела Кейт оглянуться, как он поднял ее к себе на коня. «Я решу, как быть с вами», – только и промолвил он. Индеец тронул коня пятками, и буланый поскакал по прерии на юго-запад, по направлению к реке: на ее южном берегу, как говорили, находился форт, которым командовал ее отец.
Кейт не догадывалась, какую судьбу уготовил ей индеец. Она старалась не задумываться об этом, иначе надежда, что ее желание исполнится и что дакота вернет ее отцу, таяла как дым. Всадник крепко держал ее левой рукой, а правой сжимал заряженную винтовку. Поводом, предназначенным только для того, чтобы осадить лошадь, он не пользовался; буланый повиновался всего лишь едва заметному нажатию ног. Шкура мустанга по цвету весьма напоминала оттенки поросшей травой земли. Темная грива развевалась по ветру. Длинный, вздымавшийся красивым султаном хвост был по индейскому обычаю высоко подвязан. Конь, хотя и нес двойную ношу, легко скакал галопом. Жеребец казался настоящим детищем степи, своей родины. Может быть, всадник поймал его диким и укротил? Кейт положила руку на холку коня, чтобы удержаться во время скачки и найти точку опоры. Почувствовав прикосновение чужой руки к своей шее, мустанг пришел в ярость. Он тотчас же хотел стать на дыбы и укусить девушку, и Кейт в испуге отпрянула. Всадник успокоил коня, а отчитывать девушку ему не понадобилось. Она получила хороший урок и отныне полагалась на крепкую руку всадника.
Дакота направил скакуна дальше, в сторону форта. Кейт немного успокоилась, в душе ее проснулась надежда.
Они снова поравнялись с местом, где ночью дакота нагнал фургон Кейт. Индеец пустил мустанга шагом и, кажется, стал разглядывать следы на земле. Даже Кейт смогла разобрать, что следы лошадиных копыт сбоку вели наверх по склону холма. Может быть, здесь спасались бегством из долины оставшиеся в живых конвойные, может быть, здесь поднялись на холм на своих быстроногих конях дакота, – этого, рассматривая следы, Кейт, разумеется, решить не могла, поскольку не отличала отпечатков копыт неподкованных коней от тех, что оставляли на земле подкованные. Однако индеец, вероятно, читал следы на земле как открытую книгу и сделал из увиденного свои заключения. Он снова пустил буланого галопом.
Слева от них тянулись в направлении реки возвышенности, постепенно делающиеся все более и более покатыми. В солнечном свете пышные белые облачка плыли по небу над заснеженными вершинами Скалистых гор, замыкавших горизонт на западе.
С приближением полудня, когда далекие горы заволокло дымкой, индеец прервал скачку. Несколько раз раздался крик коршуна, и дакота в ответ издал похожий клич. Спустя минуту-другую показались двое из молодых воинов, которых вождь выслал вперед. Кони их спотыкались, бока животных потемнели от пота, с узды летели хлопья пены. Осадив коней, юноши с красным клочком шерсти и с перьями ворона в волосах опустили глаза долу. У одного кровь стекала по плечу, другой казался изможденным и измученным. Вероятно, и он был ранен. Вождь сжал губы, так что рот превратился в узкую черту, и сурово устремил взор на вернувшихся ни с чем воинов. Один из молодых всадников выдавил из себя несколько фраз. Девушке показалось, что она разобрала одно-единственное слово – «Томас». Услышав его, она немедленно поняла, почему всадники возвратились в столь плачевном состоянии.
Вероятно, этим дакота было проучено перехватить разведчиков колонны, Томаса и Тео, которых послали выяснить, все ли спокойно по пути ее следования, и которые могли спастись во время ночной резни. Однако, судя по всему, это Томас и Тео отправили молодых воинов восвояси с окровавленными головами.
Вождь, кажется, задумался.
Кейт тоже предалась размышлениям. Если ее отец на пограничном посту узнал о случившемся от спасшихся разведчиков и, возможно, от лейтенанта Роуча, то отряд дакота оказывался в незавидном положении. Нападение на колонну дакота совершили в тылу форта, и теперь им придется уходить на запад в непосредственной близости от этой крепости, прорываясь мимо нее. Майор со своими драгунами мог отрезать дакота путь и вызвать их на бой. Кейт не знала, сколько именно индейских воинов участвовали в ночной вылазке, однако предполагала, что их было куда меньше, чем драгунов и вольных всадников, находившихся под командованием ее отца. Как поступят индейцы, если спасшиеся разведчики доложили об их планах в форте и теперь им грозит опасность?
Вождь ссадил Кейт с коня, развернулся и, пустив мустанга галопом, исчез с обоими своими молодыми воинами между поросшими травой холмами.
Кейт еще некоторое время слышала стук копыт трех коней, потом все стихло и вокруг воцарилось безмолвие и покой.
Что теперь?
Девушка опустилась на траву. Поблизости ничто не нарушало тишину, не слышалось ни выстрелов, ни конского топота, и потому она достала из кармана остаток сухаря и съела. Ей сильно захотелось пить, и она утолила жажду горсткой снега, собрав ее на северных склонах песчаного, поросшего травой холма.
Немного подкрепившись, она пошла по луговой долине, чтобы добраться до берегов Найобрэры и пограничного форта, гарнизоном которого командовал ее отец. Долго ли ей еще идти? Уж не заблудилась ли она? Если она заплутает, ей неизбежно грозит смерть от голода, а не то ночью она попадется в пасть волкам.
Как медленно продвигалась она вперед! Ей мешала длинная юбка. Многочисленные холмы были совершенно неотличимы друг от друга; прерия представлялась девушке одним огромным, зловещим лабиринтом. Она то и дело громко вскрикивала «Отец!» или «Спасите!». Наконец она взобралась на холм, чтобы сверху окинуть взглядом местность и снова позвать на помощь.
Вокруг раскинулась пустая, безлюдная, безучастная к ее страданиям прерия. Кейт стало не по себе.
Сколько же еще придется ей идти пешком?
Снова и снова, стоя на вершине холма, кричала она, обращаясь к безмолвной прерии.
Пока Кейт блуждала в глуши по бездорожью и звала на помощь с одиноких холмов, вождь с двумя своими воинами галопом скакал на северо-восток, все время оставаясь под прикрытием между длинными, протяженными складками ландшафта. Если противник и мог расслышать быстрый стук копыт, то разглядеть маленький верховой отряд, а тем более взять его на мушку ему было не так легко. От молодых людей, судя по перьям ворона в волосах, членов отряда Братьев Воронов и сыновьям Старого Ворона, вождь со всеми последними подробностями узнал, чем кончился ночной бой. До сих пор живым до форта добрался один лейтенант Роуч, который бежал с поля боя первым. Близнецы Томас и Тео все еще кружили где-то по прерии в поисках Кейт. Пока никто еще не отважился выступить из форта, чтобы дать отпор отряду дакота. Третий из молодых воинов, Ихасапа, не получил ранений и проводил разведку поблизости от гарнизона Смита.
Вождь повел воинов к холму, известному ему и его людям как особенно удобный наблюдательный пункт. В долине он и его спутники спешились. Младший из Братьев Воронов вызвался сторожить мустангов, а старший вместе с вождем прокрался на гребень холма, чтобы оттуда осмотреть окрестности. Оба они разглядели на юге реку и форт, а на северо-востоке своими зоркими глазами различили соплеменников, которые стремились как можно быстрее увезти захваченное ночью оружие. Вождь и старший Ворон вскоре заметили также девушку Кейт, которая, стоя на какой-то горке, отчаянно размахивала руками и призывала на помощь, а в нескольких милях от нее еще две движущиеся точки: это могли быть только вольные всадники Томас и Тео.
Ворон молчал. Он ждал, как оценит положение и что решит его вождь. Однако тот по своей привычке потребовал, чтобы сначала свое мнение высказал воин:
– Как по-твоему, что нас ждет и что нам делать?
– Сын Антилопы совершил ошибку. Ему надо было убить Роуча, этого трусливого койота. А он не убил его. Мы, Братья Вороны, тоже совершили серьезную ошибку. Нам надо было поймать Томаса и Тео. Но мы их не поймали. Они еще прочесывают прерию и рано или поздно явятся на помощь девушке, стоящей там на холме. Значит, нам будет нетрудно застрелить Томаса, Тео и девушку. Но Роуч добрался до форта и, наверное, уже доложил Длинному Ножу Смиту, что произошло. Не могу понять, почему Смит и его люди не трогаются с места и почему против нас снова не высылают разведчика Тобиаса. Он прискакал в форт и больше не выезжал оттуда.
– Наверное, Роуч сообщил обо всем Смиту очень путано и противоречиво, чтобы не признаться в своей трусости, – предположил вождь. – Вероятно, Смит не догадывается, что в нашем отряде всего двадцать четыре человека; после рапорта Роуча он решит, что дакота не менее двух-трех сотен, и придет в ужас. Вот потому-то он и не торопится покидать стены форта. Но в конце концов ему придется совершить вылазку за пределы крепости, чтобы напасть на нас и попытаться отнять у нас добычу. Что ты на это скажешь, Ворон?
– Отправляйся к нашим людям, вождь, зато пошли нам сюда Сына Антилопы. И он, и мы, Братья Вороны, совершили ошибки и должны исправить их сами. Мы убьем Томаса, Тео и девушку и вместе с Ихасапой станем кружить вокруг форта, своими стрелами не давая покоя Смиту и его людям и задерживая их вылазку.
– Я другого мнения. Ты и твой брат ранены тяжелее, чем я. Вы вернетесь к нашим воинам, иначе совсем лишитесь сил. Смита и форт я возьму на себя.
– Но в форте от пятидесяти до шестидесяти Длинных Ножей и у каждого винтовка или ружье!
– Зато я дакота.
Произнося эти слова, вождь вспомнил своего отца, из уст которого некогда слышал столь же гордый ответ.
– Ты приказываешь нам сделать, как ты сказал?
– Да, приказываю.
Ворон более не спорил. Хотя ему и нелегко было оставить своего вождя в одиночестве, он молча и быстро соскользнул по склону холма и передал весть своему младшему брату. Братья Вороны вскочили на мустангов, недовольные собой; они гадали, что предпримет вождь, чтобы обеспечить своему отряду отступление без потерь с захваченными патронами.
Буланый остался непривязанным. Все знали, что он никогда не убегает от хозяина.
Когда Братья Вороны, следуя приказу вождя, отправились в путь к своим соплеменникам, Кейт все еще стояла на холме, расположенном дальше к югу. Она тщетно звала на помощь так долго, что в горле у нее пересохло. Голос ее звучал совсем слабо и хрипло; руками она размахивала из последних сил. У нее дрожали колени. Ею овладел столь непреодолимый страх, что она не могла даже расплакаться. Без слез глядела она не отрываясь на пустую, безлюдную и бесприютную равнину, простиравшуюся между нею и Найобрэрой. Где-то там скрывается форт, форт, отец…
Но что это? Не долетел ли до нее какой-то шум? Не раздался ли человеческий голос? Или у нее уже начинается горячечный бред и голоса – это всего лишь галлюцинация? Нет! Это не сон, это происходит на самом деле!
Откуда ни возьмись к девушке бешеным галопом устремились двое вольных всадников. Лошади у них были пегие, масти почти одинаковой, одеты они тоже были почти одинаково, и носы у них были весьма характерные, одинаковые.
Ощутив прилив храбрости, Кейт принялась размахивать руками.
– Томас! Тео! – выкрикнула она еще хрипло, но уже ликующим тоном.
– Мисс Кейт, мисс Кейт! Да как же вы попали сюда, в эту глушь, совсем одна? – Близнецы остановили коней прямо перед девушкой.
Кейт глубоко вздохнула и поспешно объяснила, как это случилось.
Слушая ее рассказ, Томас и Тео без конца сыпали проклятиями, по обычаю ковбоев.
– Вот, значит, как… – промолвил Тео, когда Кейт замолчала. – Вот, значит, как… Вождь дакота, чтоб его, сам вез вас какое-то время сюда на мустанге! Наверное, хотел потребовать выкуп и на переговорах подольше задержать вашего отца. А потом…
– А ну быстрее, в форт! – занервничал Томас. – Девушку надо укрыть за палисадом! Одному Богу, а может, одному черту известно, но вдруг по крайней мере в блокгаузе мы будем в безопасности. Ведь Медвежье племя, после того что они опять учинили сегодня ночью, точно способны на все. Так что времени терять нельзя, вперед!
Томас посадил Кейт впереди себя на свою взмыленную, измученную лошадь. Его собственную кожаную куртку пятнали брызги крови, но Кейт не решилась спросить, откуда они взялись, а вольные всадники не торопились посвящать девушку во все подробности последнего боя.
Быстрой рысью поскакали оба они, везя Кейт по долине на запад. Они и сами удивлялись, что не пострадали в схватке, но приписывали это исключительно своей победе над двумя молодыми дакота, с которыми им довелось столкнуться.
Они обогнули последнюю вершину холма. Глазам беглецов предстала широкая лента могучей Найобрэры, воды в которой прибыло в последние дни из-за таяния снегов. На противоположном берегу виднелся сруб, пограничный пост с блокгаузами. Теперь вода поднялась до самой северной стены палисада, окружавшего здания форта. Высоко вздымалась в небо одна сторожевая башня. Раздался пронзительный свист: это дозорный заметил приближающихся к форту верховых.
Томас и Тео, которые везли девушку, доскакали до того места на северном берегу, где можно было различить переправу. На противоположном, южном, берегу уже показался молодой всадник, который выехал из форта, чтобы убедиться, что прибывшие не враги. На нем не было шляпы. Ветер трепал его светлые волосы. Он в знак приветствия махнул рукой, и Томас и Тео тотчас же с громкими ликующими криками и радостными жестами погнали своих пегих в реку. Даже на броде вода доходила всадникам до щиколоток, а Кейт осторожно подобрала длинную юбку.
Выбравшись на южный берег, все трое уперлись прямо в палисад. Всадник из форта помог девушке сойти с коня. Это был сильный, крепкий молодой человек. Когда он увидел перед собой девушку в длинной юбке, бледную и осунувшуюся после бессонной ночи, на лице его появилось удивленное и не очень-то почтительное выражение. Нервы Кейт наконец сдали. Она заплакала, хотя и стыдилась самой себя. Только вполуха она расслышала, как Томас и Тео живо приветствуют молодого всадника.
– Адам! Адам Адамсон!
– Томас! Тео! – откликнулся светловолосый Адамс со смешанными чувствами: он явно не только испытывал радостное удивление, но и был потрясен. – Да как же вы сюда попали? А впрочем, хватит об этом, позже переговорим. Вы еще и с краснокожими поцапались?
– Еще и с краснокожими поцапались? – недоуменно воскликнул Томас. – Да мы с этой юной дамой, пожалуй, единственные выжившие из всей нашей колонны. Фургоны, оружие, конвой – все пошло к чертям: что могли – украли, кого могли – убили. Это уже называется не «поцапались»! Еще кто-нибудь, кроме нас, сумел спастись?
Постепенно вокруг них стала расти толпа. Вольные всадники и солдаты высыпали из ворот, окружили вновь прибывших и хотели узнать подробности. Казалось, гарнизон форта уже был готов выступать в поход. Но сначала надо было расспросить вольных всадников обо всем, что случилось.
– Спасся еще лейтенант Роуч, – сообщил близнецам Адамс, провожая Кейт через ворота в форт. – Мне кажется, подозрительный он какой-то. Его показания противоречивы, он в них путается. Кстати, откуда вы взяли эту девицу?
– Это дочь вашего майора!
– Майор будет вне себя от радости, – сухо и иронично откликнулся Адамс.
Кейт слышала все эти речи словно в полусне. Она чувствовала, как ее даже не ведут, а скорее тащат, пока наконец не подтолкнули к двери дома возле сторожевой башни. Она очутилась в первой комнате, просто обставленной, с бревенчатыми стенами. Кто-то закрыл за ней дверь, и звуки снаружи стали доноситься приглушенно.
Кейт медленно собралась с силами. Прямо перед собой она увидела отца.
Майор, уже собравшись в дорогу, стоял у своего письменного стола; он успел надеть форменную шляпу с полями. Не поддаваясь всеобщему волнению и не выказывая ни удивления, ни каких-либо сентиментальных чувств, он поначалу глядел на дочь, не говоря ни слова.
– Кейт! Ты здесь! – произнес он наконец, проявив отцовскую любовь, к которой примешивалась изрядная доля неудовольствия, вызванного тем, что она помешала его военным планам.
– Да, отец.
Больше всего на свете Кейт хотелось броситься ему на шею, но майор держался натянуто, явно тяготился всей этой сценой и стремился поскорее закончить разговор. Он задал ей вопрос, в этот миг показавшийся девушке совершенно неважным:
– Как ты сюда попала?
Кейт проглотила комок в горле, а потом отвечала, тоже сдержанно, стараясь не показывать своих чувств:
– Отец! Многие дамы из офицерских семейств живут вместе со своими супругами или со своими отцами в фортах. Ты же сам написал мне однажды, что я могу к тебе приехать.
– Да, но не сейчас! Девочка моя, что же за глупости ты наделала! Ты прибыла вместе с оружейным обозом?
– Да.
– Кейт! Что же нам теперь делать? Идем!
Смит подал дочери руку, отвел ее в соседнюю комнату и закрыл за собой дверь.
Девушка села на походную койку, потому что ни стульев, ни кресел в комнате не было.
Майор в раздражении расхаживал туда-сюда.
– Кейт! Что за безумие тобой овладело! Как тетя Бетти могла тебе разрешить! Кто в колонне взял на себя ответственность за это? Неужели в форте Рэндалл до сих пор не догадываются… – Майор внезапно остановился. – Энтони Роуч, твой жених, здесь. Он не сказал мне ни слова о том, что ты поехала вместе с обозом. Но он же наверняка знал… не мог не знать…
Если до этого мгновения Кейт была бледна, то сейчас побелела как мел.
– Он просил меня поехать с ним. Отец, неужели он и вправду не упомянул обо мне?
Майор вздрогнул.
– Мы поговорим об этом позже, Кейт. А сейчас ложись, отдохни и не задерживай меня более. Меня ждут служебные дела.
И с этими словами майор ушел к себе в кабинет.
Кейт осталась одна. Поведение отца испугало ее, а молчание Роуча глубоко опечалило. Чтобы отвлечься от грустных мыслей, она стала прислушиваться к звукам, доносившимся из соседней комнаты. Судя по всему, майор получил от Томаса и Тео куда более точный и достоверный отчет о ночной вылазке индейцев, чем от Роуча. Слово взял Томас, и майору никак не удавалось заставить ковбоя выражаться кратко. Томас излагал события чрезвычайно пространно, словно сидел у костра на привале в прерии или где-нибудь в фактории, столь наглядно, с таким обилием деталей, что сам явно наслаждался своим рассказом, хотя у майора и выступила от нетерпения на лбу испарина. Насколько Кейт знала отца, тот только потому заставлял себя слушать Томаса, не перебивая, что каждое его слово, каждое замечание, каждая подробность свидетельствовали о том, что он по-простецки, безыскусно, без прикрас говорит хотя и неприятную, но правду.
Не успел Томас завершить свой рассказ, как Кейт овладело физическое и душевное изнеможение. Она опустилась на походную койку и, не заснув по-настоящему, погрузилась в забытье.
Придя в себя, она в первое мгновение не могла понять, где находится. Но почти тотчас же воспоминания о событиях прошлой ночи нахлынули на нее, ожив с новой силой.
Она снова прислушалась.
Сейчас в здании царила тишина. Из соседней комнаты, кабинета ее отца, тоже не доносилось ни звука. Кейт поднялась с постели. В каморке с походной койкой она особенно остро ощущала собственное одиночество и неприкаянность. Она прошла в соседнюю комнату. Однако там оказалось пусто, что только подтверждалось прежней тишиной. Девушка села за большой дубовый стол и выглянула в окно. Во дворе снова закипела жизнь. Раздался сигнал тревоги. Драгуны и вольные всадники стали строиться.
Кейт встала и подошла к окну. Она принялась рассматривать драгуна, который держал под уздцы рыжую кобылу ее отца. Она увидела, что белокурый молодой человек, встретивший ее и ее спутников, разговаривает с вольными всадниками, готовыми выехать за стены форта. Вдруг она заметила лейтенанта Роуча.
Волосы у него снова были аккуратно расчесаны и приглажены, униформа снова сидела на нем безукоризненно. Он тоже отдавал приказы скрипучим голосом. По-видимому, ему предстояло командовать строящимся взводом драгун. Девушка поняла, что происходит. Ее отец еще до ее возвращения хотел со всеми имеющимися в его распоряжении силами выступить в поход, чтобы перехватить похитителей и во что бы то ни стало не дать им прорваться с украденным оружием на запад, в их охотничьи угодья.
Внезапно от наблюдений и размышлений девушку отвлек стук в дверь.
– Войдите! – крикнула Кейт.
На пороге появился Тео. С дружелюбной и смущенной улыбкой он поставил на стол тарелку дымящегося горохового супа и подошел к окну, у которого стояла Кейт.
– Поешьте, маленькая мисс, это придаст вам силы!
– Спасибо. Большое спасибо. Суп еще слишком горяч. Скажите, мой отец выступает со своим отрядом, чтобы наказать похитителей оружия?
– Конечно! Сейчас уж индейцам достанется. Вы же видите, все идут в бой, весь гарнизон. Только двенадцать человек останутся защищать форт и вас.
– Да-да.
Внезапно Кейт почувствовала, что воспоминания последних часов обрушились на нее всей своей невыносимой тяжестью. Пытаясь бессознательно забыться, она вновь впала в некое подобие прострации. И вдруг снова вздрогнула.
– Там индеец!
– Не бойтесь, мисс, этот индеец совершенно безобидный, он прикован и носит христианское имя Тобиас. Ешьте, а то суп остынет.
Кейт послушно села за стол и помешала суп, хотя он уже и не был таким горячим.
– А зачем вы привязали индейца? – принялась выспрашивать она.
– Ну, он служит у нас в форте разведчиком. Мы его отправили на вылазку, проверить, все ли спокойно, он сказал, что да, а потом уверял, что не заметил дакота. Больше от него ничего не добьешься. Он даже майору не отвечает. Ждет заслуженной порки.
Кейт посмотрела в окно. Индеец, высокий и стройный, стоял, сгорбившись, потому что был прикован за руки к низенькому столбику. Его черные волосы были стянуты на лбу зеленой повязкой; на нем были вельветовые штаны, хлопчатобумажная рубаха и расшитый жилет.
