Лиза Клейпас
В объятиях страсти
– Хелен, позволь мистеру Советеру показать тебе другие изделия. Это кольцо наименее ценное в лотке.
– Но оно мне нравится! – возразила Хелен. – Разве важно, сколько стоит вещь, если она по душе?
– Странное суждение для будущей хозяйки универмага! – заметил Риз. – Но, ей-богу, это кольцо никак не подходит для помолвки.
– Если хотите, – вмешался ювелир, – я могу вместо мелких бриллиантов вставить более крупные и увеличить…
– Нет-нет, – перебила его Хелен, – мне нравится кольцо именно в таком виде.
– Но это всего лишь полудрагоценный камень! – возмутился Риз.
Ни одна из его любовниц не взглянула бы на столь скромное украшение.
Напряженное молчание, воцарившееся в комнате, нарушил Советер.
– Камень столь высокого качества, мистер Уинтерборн, более ценен, чем вы, возможно, думаете. Он стоит больше сапфира средних размеров или, например, рубина с небольшими дефектами…
– Я хочу, чтобы кольцо было достойно моей жены, – заявил Риз.
Хелен, не спуская с него глаз, мягко, но твердо сказала:
– Но мне нужно именно это кольцо.
Риз хотел было поспорить с ней, привести аргументы в пользу своей правоты, но что-то во взгляде Хелен остановило его. Он вдруг понял, что она старается побороть в себе страх перед ним, и у него сжалось сердце. Нет, ни за что на свете он не смог бы отказать ей! Сжав кольцо в кулаке, Риз бросил на ювелира испепеляющий взгляд, и хотя в душе у него бушевала буря эмоций, спокойно сказал:
– Мы берем это кольцо.
Пока Советер убирал лотки с украшениями в футляр, Риз бормотал себе под нос валлийские проклятия. Хорошо, что ни ювелир, ни Хелен его не понимали и не особенно хотели знать перевод.
На прощание Советер галантно поцеловал Хелен руку.
– Миледи, примите мои поздравления по случаю вашей помолвки. Я надеюсь…
– Вам пора, – перебил его Риз, чтобы поскорее выпроводить ювелира.
– Я еще не сложил столик, – запротестовал Советер.
– Вы можете забрать его позже.
Ювелир растерянно взглянул на Хелен и начал было:
– Если я смогу быть вам еще чем-то полезен, миледи… – но Риз опять прервал его и едва не вытолкал за порог.
– Вы и так уже достаточно нам помогли.
Когда дверь за ним закрылась, Хелен взглянула на Риза с выражением благодарности на лице и в наступившей тишине тихо сказала:
– Спасибо. Я знаю, что ты выбрал бы для меня другое кольцо, подороже, но счастлива, что удовлетворил мое желание.
Она улыбнулась ему так искренне, как никогда прежде, и в уголках ее глаз появились очаровательные лучики. Риз никак не мог понять, почему Хелен променяла чистейшей воды бриллиант на лунный камень, но одно ему было ясно: эту женщину нужно оберегать от ее собственной наивности, – поэтому заметил:
– Если владеешь преимуществом, то не следует так легко его отдавать.
Она взглянула на жениха с недоумением, и он объяснил:
– Ты только что обменяла дорогое кольцо на другое, дешевое. Это плохая сделка. Тебе следует потребовать компенсацию за разницу в стоимости в виде подарка: ожерелья или диадемы.
– Мне не нужно ни то ни другое, – заявила Хелен.
– Но так ты всегда будешь нести убытки.
– Брак не бухгалтерские счета.
– О балансе нужно думать всегда, – возразил Риз.
По выражению лица Хелен было видно, что она думает иначе, но спорить не стала. Заметив баночку с мятными пастилками, она подошла к столу, подняла крышку и вдохнула прохладный бодрящий аромат.
– Так вот откуда этот запах! А я все думала, почему твое дыхание отдает мятой.
– Я полюбил мятные пастилки еще в детстве, – признался Риз, – когда возил продукты в кондитерскую на углу. Кондитер обычно отдавал мне бракованные, помятые. – Помолчав, он вдруг спросил с оттенком неуверенности в голосе: – Тебе не нравится этот запах?
Губы Хелен изогнулись в улыбке:
– Вовсе нет, наоборот: запах очень приятный. Можно мне одну пастилку?
– Конечно.
Хелен смущенно взяла маленькую белую полоску и положила в рот. Лакомство мгновенно растворилось, и от вспышки яркого мятного вкуса у Хелен перехватило дыхание.
– Ух… – Она закашлялась и засмеялась, вытирая слезы. – Сшибает наповал.
– Хочешь воды? – с улыбкой спросил Риз. – Нет? Ну хорошо, тогда дай мне руку.
Взяв ее левую руку, он хотел надеть ей на палец кольцо с лунным камнем, но вдруг заколебался.
– Не помню, какие слова я тебе говорил, когда делал предложение в первый раз.
Тогда Риз так волновался, поскольку не был уверен, что ему не откажут, что плохо все помнил.
Улыбка тронула губы Хелен.
– Ты изложил преимущества брачного союза для обеих сторон и объяснил, как можно совместить в будущем наши цели.
Риз поморщился от досады.
– Я не романтик, и все об этом знают.
– Ну а если бы был романтиком, то как выглядело бы твое предложение?
Риз на мгновение задумался.
– Я бы начал с того, что познакомил бы тебя с валлийским словом «хирает». В английском языке ему нет соответствия.
– Хирает, – повторила Хелен, пытаясь произнести это слово с характерным звуком «р», как это делал Риз.
– У тебя неплохо получается, – похвалил он. – Хирает – это тоска по чему-то утерянному или никогда не существовавшему. Ты чувствуешь ее по отношению к человеку, месту или какому-то периоду своей жизни… Это печаль души. Хирает охватывает валлийца, даже когда он ближе всего к счастью, не давая забыть, что он неполноценен.
Хелен нахмурилась.
– И это чувство преследует тебя?
– Да, всю жизнь, с колыбели. – Риз улыбнулся, вглядываясь в прелестное личико Хелен. – Но только не с тобой. Вот почему я хочу жениться на тебе.
Хелен улыбнулась и, встав на цыпочки, обхватила руками его шею, притянула к себе голову и легонько коснулась губ своими, нежными и ароматными как лепестки.
У него было странное ощущение: словно внутри ослабилась какая-то пружина, – его душа наполнилась светлой радостью. Все в его жизни, казалось, вставало на свои места.
Хелен отстранилась и заглянула ему в глаза.
– Это предложение мне нравится больше, чем первое, – сказала она с улыбкой, когда Риз наконец неуклюже надел ей на палец кольцо.
Глава 5
Риз взял Хелен за руку и повел по коридору, похожему на галерею с окнами. Не в первый раз за этот день ее охватило чувство нереальности происходящего. Шаг за шагом Хелен покидала прежнюю жизнь без надежды вернуться. Ее поступки были совсем не похожи на сумасбродные выходки близняшек, поскольку неизменно влекли за собой серьезные последствия.
Когда Риз вел ее по лестнице на верхний этаж, Хелен поразило, что его плечи, казалось, перегораживали всю ширину прохода. Наконец они оказались на небольшой лестничной площадке с красивой глянцевой черной дверью. Риз отпер ее, и они оказались в тихой жилой части здания, которая располагалась за центральным залом универмага и главной лестницей.
Слуг не было видно. В доме царила чистота и пахло свежей краской, лаком, деревом, помещения были полупусты и скудно обставлены – похоже, недавно был ремонт.
Хелен невольно сравнила эти казенные помещения с уютными интерьерами старого усадебного дома в родовом поместье Эверсби: с их изобилием свежих цветов и произведений искусства, с полами, покрытыми потертыми коврами. В усадьбе всюду были книги, в буфетах поблескивал тяжелый хрусталь, полки ломились от фарфора и столового серебра, а по комнатам, освещенным лампами с бахромчатыми абажурами, бегали два черных спаниеля, Наполеон и Жозефина.
После обеда в усадебном доме всегда подавали чай со свежеиспеченным хлебом, вареньем и медом. По вечерам здесь звучала музыка, хозяева и гости играли в игры, лакомились сладостями, пили глинтвейн и вели долгие разговоры, сидя в глубоких уютных креслах. Хелен никогда не жила за пределами Гэмпшира, для нее привычным ландшафтом были реки и луга, залитые солнцем.
Жизнь в центре Лондона протекала совсем иначе.
Окинув взглядом окружавшую ее холодную стерильную обстановку, Хелен представила этот дом как чистый холст, ожидающий, когда его заполнят красками. Ее взгляд скользнул вдоль ряда высоких сверкающих окон, доходивших до самого потолка, и она не вполне уверенно проговорила:
– Очень мило…
– Этому дому не хватает уюта, – откровенно признался Риз. – Бо`льшую часть времени я провожу в магазине, поэтому вся надежда на тебя.
Он повел ее по длинному коридору, в конце которого начиналась анфилада комнат. Они прошли через пустой холл в большую квадратную спальню с высокими потолками и кремовыми стенами. Пульс Хелен участился, и она почувствовала легкое головокружение. Спальня, в отличие от других помещений жилого дома, выглядела обжитой, в воздухе стоял легкий запах свечного воска, кедра и древесной золы. У стены Хелен увидела длинный низкий туалетный столик, на котором стояла резная деревянная шкатулка и лежали карманные часы, плоская щетка и расческа. Пол был покрыт турецким ковром с узором в желтых и красных тонах. У дальней стены стояла массивная кровать красного дерева с резными столбиками.
Хелен подошла к камину, чтобы разглядеть предметы на полке: часы, пару подсвечников и зеленую стеклянную вазу с длинными щепками, которые использовались для зажигания свечей от огня.
Риз успел распорядиться, чтобы в камине развели огонь. Впрочем, слуги и без его приказа могли догадаться, что вскоре последует, – уж во всяком случае секретарша Риза, миссис Фернсби, точно.
Осознав всю глубину безрассудства собственных поступков, Хелен почувствовала, как у нее подкосились колени, но поскольку выбор сделан, поворачивать назад она не могла – да и не хотела.
Рано или поздно ей все равно пришлось бы лечь в постель с Уинтерборном.
Риз тем временем задернул шторы на окнах, и комната погрузилась в полумрак. Глядя на потрескивающее танцующее пламя камина, Хелен заговорила, стараясь сохранять спокойствие:
– Я не знаю, что надо делать.
Дрожащими руками она вытащила длинную булавку и сняла шляпку с густой вуалью и узкими полями. Риз подошел к ней сзади, погладил успокаивающе по плечам, и Хелен, вздохнув, прислонилась к его груди.
– Мы уже как-то лежали в одной постели, – шепнул он ей на ухо. – Помнишь?
На мгновение Хелен растерялась.
– Ты, должно быть, имеешь в виду то время, когда ты лежал, раненный, у нас в поместье? – уточнила Хелен и, покраснев, добавила: – Но это не считается.
– Я помню жар во всем теле и страшную боль в ноге. Потом услышал чей-то ангельский голосок и почувствовал прикосновение прохладной ладони ко лбу. Это была ты. А еще дала мне выпить что-то сладкое.
– Это был цветочный чай: я заварила цветки орхидеи.
Хелен изучала лечебные свойства растений по журналам, которые выписывала ее мать. Их было много в библиотеке поместья.
– А потом ты позволила мне положить голову тебе на грудь, – медленно проговорил Риз, и его рука скользнула по ее груди.
– Я не думала, что ты это запомнишь, – призналась Хелен, судорожно вздохнув.
– Я буду помнить это до своего последнего часа.
Его ладонь снова мягко скользнула по изгибу ее груди и задержалась на соске. Шляпа выпала из дрожащих пальцев Хелен, сосок затвердел. Потрясенная, она застыла, не в силах пошевелиться.
– Я никогда не боролся со сном так яростно, как в тот момент, когда ты положила мою голову к себе на грудь. Мне так не хотелось засыпать в твоих объятиях. Ни один сон не мог бы доставить мне большего удовольствия, чем явь. – Риз наклонил голову и поцеловал ее в шею. – Почему никто не остановил тебя?
По телу Хелен прокатилась дрожь удовольствия от его теплых губ.
– Кто же мог помешать мне ухаживать за раненым? – удивилась она. – И зачем?
– Зачем? Оставлять невинную девушку наедине с грубоватым незнакомцем, простолюдином, да к тому же полуодетым, опасно. Я мог причинить тебе вред прежде, чем кто-нибудь понял бы, что происходит.
– Какой же ты незнакомец? Ведь ты был другом семьи, к тому же находился в таком состоянии, что физически не смог бы причинить мне вред.
– И все же тебе следовало держаться от меня подальше, – заявил Риз.
– Но ведь кто-то же должен был ухаживать за тобой, – резонно заметила Хелен. – Честно говоря, остальные домочадцы просто боялись.
– Значит, только ты осмелилась войти в логово льва?
Она улыбнулась, глядя в его пылкие темные глаза.
– Как оказалось, никакой опасности в этом не было.
– Разве? – усмехнулся Риз. – Посмотри, куда завела тебя твоя доверчивость. Ты находишься в моей спальне, в расстегнутом платье…
– Мое платье вовсе не… – Хелен не договорила, почувствовав, что лиф ее платья действительно того и гляди соскользнет с плеч. – Ох!
Оказывается, пока они разговаривали, Риз расстегнул ее платье. Она вцепилась в одежду, чтобы не дать ей упасть к ногам. Хелен бросало то в жар, то в холод, а он как ни в чем не бывало продолжал, лаская ее губами:
– Сначала мы поговорим о том, что будет дальше, но лучше бы нам устроиться поудобнее.
– Мне и так удобно, – пролепетала Хелен, чувствуя, что внутри у нее все сжалось.
Риз притянул ее к себе, погладил по затянутой в корсет спине.
– Тебе удобно в этой штуковине? – Потом его рука легла на турнюр, набитый конским волосом. – Вот в этом тебе тоже удобно? Сомневаюсь, что в такой амуниции может быть комфортно. – И он принялся развязывать тесемки. – Кстати, первые модницы Лондона уже не носят турнюры.
– Откуда ты знаешь? – запинаясь, спросила Хелен и вздрогнула, когда корсет с глухим стуком упал на пол.
Наклонившись к ее уху, Риз прошептал, словно сообщая великую тайну:
– Следуя отчетам управляющего отделом нижнего белья и чулочно-носочных изделий, мы больше не берем у поставщиков турнюры, так как они перестают пользоваться спросом.
Хелен не знала, что ее больше шокировало: обсуждение женского нижнего белья или его руки, свободно блуждавшие у нее под платьем. Вскоре ее нижние юбки с шелестом упали на пол вслед за корсетом.
– Я никогда не покупала одежду, – выдавила она. – Мне всегда казалось, что все можно сшить самой.
– Этим занимаются женщины, которым приходится самим зарабатывать на пропитание, – заметил Риз, освобождая ее от лифа с длинными рукавами.
По обнаженным рукам Хелен побежали мурашки, но вовсе не от холода.
– В твоем магазине работают швеи?
– Нет, конечно. Продукцию нам поставляют с швейной фабрики.
– Что ты делаешь? – спохватилась она, почувствовав, что он снимает с нее сорочку. – О, пожалуйста, не надо…
Она отпрянула, и Риз сделал паузу, впившись взглядом в ее напряженное лицо, потом с улыбкой заметил:
– Но вообще-то заниматься любовью принято без одежды.
– Можно оставить хотя бы сорочку?
– Хорошо, если так тебе будет комфортнее.
Хелен напряженно ждала, что же произойдет дальше. Ей было страшно, и она постаралась отвлечься на что-нибудь другое, но обнаружила, что это невозможно.
– Как ловко ты обошелся с моей одеждой… Тебе часто доводилось раздевать женщин? То есть я хотела спросить: у тебя было много любовниц?
Риз усмехнулся.
– Больше одной за раз – никогда! Откуда тебе вообще известно о существовании любовниц?
– У моего брата Тео была любовница. Мои сестры подслушали как-то, как они ссорились и папа заявил, что любовница обходится Тео слишком дорого.
– Любовницы всегда были дорогим удовольствием, – пожал плечами Риз.
– Дороже, чем жены?
Риз взглянул на ее левую руку, лежавшую на его груди: лунный камень, казалось, светился изнутри, – и криво усмехнувшись, заявил:
– Похоже, моя жена не потребует много расходов.
Риз вынул из густых волос Хелен черные гребни, и пряди рассыпались по ее плечам и спине. Почувствовав, что она дрожит, он успокаивающе погладил ее и мягко пообещал:
– Я буду нежен с тобой. Постараюсь не причинить сильной боли.
Хелен резко отстранилась и в недоумении переспросила:
– Боли? Какой боли?
– Девственницы испытывают боль в первый раз с мужчиной, – объяснил Риз и бросил на Хелен настороженный взгляд. – Ты что, не знала об этом?
Хелен покачала головой.
– Вообще-то говорят, что боль не такая уж и сильная. Черт возьми, разве женщины не обсуждают между собой такие вопросы? Нет? А что тебе говорила мать, когда у тебя начались месячные?
– Мы с мамой никогда не говорили на такие темы. Когда у меня это началось, я пришла в смятение…
– И только? – удивился Риз. – Скорее всего, это напугало тебя до полусмерти.
Он медленно притянул ее к себе, и она прижалась к его широкой сильной груди, положила голову на плечо и, непривычная к объятиям, застыла в напряжении.
– И что же ты предприняла, когда это случилось?
– О, я не могу обсуждать с тобой подобные темы.
– Почему?
– Это неприлично.
– Хелен, – произнес Риз после паузы, – я прекрасно знаю, что такое женское тело. Джентльмен, конечно, не стал бы расспрашивать тебя о месячных, но я, как тебе известно, не отношусь к этой благородной касте мужчин. – Он поцеловал ее в мочку уха. – Так что рассказывай.
Хелен поняла, что он не отстанет.
– Однажды утром я проснулась и увидела пятна крови на ночной рубашке и простынях. У меня болел живот, и это было ужасно. Кровотечение все не останавливалось, мне стало страшно, и я спряталась в углу библиотеки за шкафом. Меня нашел Тео. Он как раз приехал домой на каникулы из школы-интерната. Он спросил, что случилось, я ответила. – Хелен помолчала, вспоминая покойного брата со смешанным чувством нежности и печали. – Вообще-то Тео всегда держался от меня подальше, но в тот день был очень добр ко мне и даже дал свой носовой платок, чтобы положить… туда, куда нужно, а потом нашел одеяло, обернул меня им и проводил в спальню. После этого Тео прислал ко мне горничную, чтобы объяснила, что к чему и как себя вести…
Она смущенно замолчала.
– Ты про гигиенические полотенца? – подсказал Риз.
– О них-то тебе откуда известно? – совсем стушевалась Хелен, уткнувшись лицом ему в жилет.
Он улыбнулся.
– Они продаются у меня в аптеке. Что еще сказала тебе горничная?
К своему удивлению, Хелен почувствовала, что постепенно успокаивается в его объятиях. От большого сильного мужчины исходил приятный запах: смесь мяты, мыла для бритья и смолы, как от свежесрубленного дерева, – и тепло.
– Горничная сказала, что, когда я выйду замуж и буду спать с мужем, если месячные прекратятся, значит, я забеременела.
– А она ничего не говорила о том, как, собственно, получаются дети?
Хелен покачала головой.
– Горничная только вскользь упомянула, что их вовсе не находят под кустом крыжовника, как утверждала няня.
Риз смотрел на нее в полнейшем недоумении, смешанным с раздражением.
– Неужели всех юных леди воспитывают в полном неведении?
– Да, большинство из нас очень наивны, – признала Хелен. – Обычно муж решает, что должна знать его жена, и сам наставляет ее в первую брачную ночь.
– О боже, не знаю, кого из них жалеть больше.
– Молодую жену, – не колеблясь, ответила Хелен.
Ему стало смешно, и Хелен тут же напряглась. Почувствовав это, Риз крепче обнял ее.
– Не бойся, мое сокровище, это я не над тобой. Но беда в том, что мне не приходилось раньше объяснять, что такое половой акт, и я понятия не имею, как сделать, чтобы это звучало привлекательно.
– О господи… – прошептала Хелен.
– Не пугайся, в нашем первом соитии не будет ничего ужасного, обещаю. Возможно, тебе даже понравится. – Он прижался щекой к ее макушке и ласково добавил: – Я буду объяснять все свои действия по ходу дела, хорошо?
Хелен кивнула.
– В таком случае пойдем.
Хелен на ватных ногах последовала за ним к кровати. Ей хотелось быстрее нырнуть под одеяло, и она почти осуществила свой план, но Риз остановил ее:
– Подожди.
На ней были только чулки, батистовая нижняя сорочка и панталоны с прорезью в промежности. Он коснулся ее обтянутой чулком лодыжки, медленно провел рукой по голени и, заметив, что дешевый хлопчатобумажный чулок в нескольких местах заштопан, нахмурился и пробормотал:
– Ну разве можно надевать это грубое рубище на такие красивые ножки?
Его рука скользнула на бедро, которое стягивала подвязка, да так туго застегнутая, что к концу дня обычно оставляла красный след на нежной коже. Расстегнув пряжку, Риз обнаружил багровые натертости вокруг бедра и нахмурился еще сильнее, из его груди вырвался возглас возмущения. Хелен не раз слышала нечто подобное. Это была реакция Риза на то, что ему крайне не нравилось. Сняв грубый чулок и с отвращением отбросив в сторону, он принялся за второй.
Хелен возмутило столь бесцеремонное обращение с ее вещами, и она предупредила:
– Чулки мне еще понадобятся.
– Эти – нет, будут другие, – отрезал Риз, – и новые приличные подвязки к ним.
– Но и эти еще вполне пригодны… – попыталась она возразить.
– Они грубые, оставляют следы на коже.
Риз снял второй чулок, скомкал и бросил в камин, где он тут же вспыхнул ярко-желтым пламенем.
– Зачем ты это сделал? – воскликнула Хелен сердито.
– Моя невеста не должна носить такое уродство.
– Но это мои вещи, какими бы они ни были!
К ее досаде, Риз ничуть не раскаялся в содеянном, а лишь пообещал:
– Я подарю тебе дюжину тонких красивых чулок.
Хелен нахмурилась и отвела взгляд в сторону, а он, усмехнувшись, добавил:
– Держу пари, что даже посудомойка на моей кухне не носит такие грубые чулки, да еще и штопаные-перештопаные.
Научившись терпению за долгие годы жизни в семействе Рейвенел, где она всегда выступала как миротворец, Хелен придержала язык и дважды сосчитала до десяти, прежде чем решилась ответить:
– У меня не так много средств, чтобы покупать новые: мне проще заштопать старые, а деньги потратить на книги. Возможно, для вас это не имеет значения, но для меня это самое важное в жизни.
Риз молчал, сдвинув брови, и она решила было, что он подыскивает аргументы в свою пользу, но, к ее удивлению, он вдруг тихо произнес:
– Прости меня, Хелен. Я порой сначала делаю, а потом думаю. Я не имел права так обращаться с твоими вещами.
Поскольку Уинтерборн не имел привычки извиняться или перед кем-то заискивать, ее раздражение сменилось удивлением.
– Вот как? Ну ладно, ты прощен.
– Отныне я не буду трогать твои вещи и нелицеприятно высказываться о них, – пообещал Риз.
Хелен усмехнулась:
– У меня не так уж много вещей, если не считать двухсот горшков с орхидеями.
Его руки легли ей на плечи, пальцы взялись за бретельки сорочки.
– Ты хочешь, чтобы все эти горшки перевезли сюда из Гэмпшира?
– Боюсь, разместить их здесь будет проблематично.
– Я найду способ это сделать.
– Правда?
– Конечно. – Он провел кончиками пальцев по изгибам ее плеч. – Я хочу, чтобы ты была счастлива. Орхидеи, книги, чулочная фабрика, которая будет выпускать шелковые изделия только для тебя.
Хелен прыснула.
– Нет, пожалуйста, не трать напрасно деньги: мне не нужна чулочная фабрика.
– У меня она уже есть. В Уитчерче. – Он наклонился поцеловать бледный изгиб ее плеча, и прикосновение его губ было теплым и невесомым, как солнечный свет. – Если хочешь, я как-нибудь покажу ее тебе. Это грандиозное предприятие. Там стоят огромные машины, перерабатывающие шелк-сырец в нити тоньше твоего волоса.
– О, как интересно! Я с удовольствием посмотрела бы на это! – воскликнула Хелен, и Риз с довольным видом улыбнулся.
– В таком случае мы обязательно съездим в Уитчерч. – Его пальцы перебрались к распущенным светлым локонам Хелен. – У тебя всегда будут лучшие чулки и самое красивое женское белье.
Опустив ее на кровать, он попытался снять с нее панталоны, но Хелен напряглась и, перехватив его руки, прошептала:
– Я очень стесняюсь.
Его губы нежно скользнули к ее уху.
– Как застенчивые женщины предпочитают, чтобы с них снимали панталоны, – быстро или медленно?
– Думаю, быстро! – неожиданно для себя выпалила Хелен.
Риз в мгновение ока стянул с нее панталоны и отбросил в сторону. Мурашки побежали по обнаженным бедрам Хелен, а он тем временем принялся развязывать галстук. Поняв, что он собирается раздеться прямо у нее на глазах, она скользнула под пуховое одеяло и натянула его до ключиц. Постель была мягкой и чистой, от белья исходил успокаивающий запах средства для стирки, напомнивший Хелен жизнь в Эверсби. Стараясь не пялиться на Риза, она уставилась в камин, но краем глаза все же наблюдала за его движениями. Вот он неспешно расстегнул манжеты, снял жилет и рубашку.
– Ты можешь смотреть на меня, если хочешь, – услышала она его голос. – В отличие от тебя я не стыдлив.
Прижимая к себе одеяло, Хелен медленно повернула к нему голову и больше не смогла оторвать глаз от представшей ее взору картины.
Уже обнаженный до пояса, он был великолепен. Мышцы его крепкого сильного торса были как будто пришиты к костям стальной нитью. Чувствуя себя вполне комфортно в своей полунаготе, Риз сел на край кровати и взялся за ботинки. Контуры его рельефных мышц были так четко очерчены, что загорелая кожа блестела, словно отполированная. Когда он встал и повернулся к ней лицом, Хелен удивленно заморгала, обнаружив, что на его широкой груди совсем нет волос.
Часто, когда ее брат Тео беззаботно разгуливал по усадебному дому в Эверсби в распахнутом халате, она видела на его груди поросль жестких завитков. И когда Уэста, младшего брата Девона, как-то укладывали в постель с сильным ознобом, Хелен тоже заметила волосы на его груди. Из этого она сделала вывод, что у всех мужчин должен быть волосяной покров, и тут же высказала свои сомнения вслух:
– У тебя гладкая грудь.
– Это фамильная особенность мужчин нашего рода, – рассмеялся Риз и начал расстегивать брюки, а Хелен поспешно отвела взгляд. – Будучи подростком, я считал это своим проклятием, а юношей стыдился голой груди, в то время как мои ровесники хвастались густой порослью, которую считали признаком мужественности. Друзья даже дразнили меня, называли барсуком.
– Барсуком? – в недоумении переспросила Хелен. – Но почему?
– Ты когда-нибудь слышала выражение «лысый, как барсучья задница»? Нет? Для изготовления кисточек для бритья используют барсучий волос именно из области вокруг хвоста. Вот поэтому, как считается, у барсуков задницы голые.
– Издеваться нехорошо! – возмутилась Хелен.
Риз усмехнулся.
– Так уж принято у подростков. Поверь, я вел себя не лучше: тоже никому спуску не давал, а когда вырос и возмужал, никто не осмеливался даже подшучивать надо мной.
Матрас прогнулся под его тяжестью, когда он лег рядом с ней. Испугавшись того, что сейчас неизбежно должно произойти, Хелен крепко обхватила себя руками. Никогда еще она не чувствовала себя такой беззащитной.
– Не волнуйся, – шепнул Риз, – и ничего не бойся. Я просто тебя обниму.
Он нежно прижал ее к себе, положив руку на спину, и ее ледяные ступни коснулись жесткой поросли на его ногах. Причудливые тени от языков пламени камина плясали у них над головой. От Риза тоже исходило тепло, и Хелен, согревшись, начала понемногу расслабляться. Его рука легла ей на грудь, сосок тут же затвердел и уперся ему в ладонь. Дыхание его участилось, и он припал к ее губам. Она неуверенно отвечала ему, чувствуя нежные поглаживания, от которых по телу пробегала дрожь. Риз потянул за тесьму на вороте ее сорочки, и она распахнулась. Хелен ахнула и попыталась прикрыть обнажившуюся грудь, однако Риз не позволил.
– О, пожалуйста… – взмолилась она, но он ее больше не слушал: уткнувшись лицом в ложбинку между упругими полушариями, сжал двумя пальцами сосок, потом провел по нему кончиком языка.
Хелен бросило в жар, а Риз тем временем взял сосок в рот, поиграл с ним языком и вдруг принялся сосать.
Ошеломленная столь порочным наслаждением, растворившись в нем, Хелен потянулась к Ризу, не понимая, чего еще ей хочется, но тут ощутила, как через тонкую ткань сорочки ей в живот упирается твердый стержень. Вздрогнув, она отпрянула.
Риз поднял голову и хрипло попросил, опустив руку к ее ягодицам:
– Нет-нет, не отстраняйся. То, что ты почувствовала, свидетельствует о моем желании. Эта часть моего тела, которая должна войти в тебя, твердеет и увеличивается в размере.
«Боже милостивый!» – пронеслось в голове Хелен. Неудивительно, что вокруг этого действа столько тайн. Если бы женщины знали, что их ждет, то никогда не согласились бы спать с мужчинами. Хелен попыталась скрыть испуг, но у нее это плохо получилось. Риз, посмотрев на нее со смешанным чувством досады и удивления, попытался успокоить:
– Все это не так страшно, как кажется.
Несмотря на растерянность, Хелен набралась смелости и робко уточнила:
– А куда именно должна войти эта штуковина?
Вместо ответа Риз лег поудобнее и принялся ласкать внутреннюю поверхность ее бедер, медленно их раздвигая. Хелен едва могла дышать. Потом он задрал повыше подол сорочки, и вскоре его пальцы коснулись пушистых завитков на ее холмике. Она напряглась от странного, но невыразимо приятного ощущения, которое нарастало в ней, грозя увлечь в водоворот бурных эмоций.
А тем временем его рука скользнула к влажным складкам, и, пальцем надавив на тайное местечко, он тихо сказал, наблюдая за ней из-под полуопущенных черных ресниц:
– Вот сюда я должен войти.
Застонав в замешательстве, Хелен попыталась увернуться, но он удержал и погрузил палец чуть глубже.
– Сначала ты почувствуешь боль. – Он нежно провел пальцем по складкам, раздвигая, лаская, сводя с ума. – Но это будет только в первый раз, потом станет приятно.
Хелен закрыла глаза, наслаждаясь странными ощущениями, проснувшимися в ней. Они были неуловимыми, как аромат его одеколона, витавший в тихой комнате.
– Я буду двигаться вот так, – проговорил Риз, и его ласки обрели ритм: палец погружался в нее и выходил наружу, так что Хелен вскоре почувствовала, как между ног выступила влага. – Пока не кончу.
– А как я об этом узнаю? – пролепетала Хелен, с трудом ворочая языком, оттого что во рту все пересохло.
– В этот момент сердце начинает бешено колотиться, ты будто бы изо всех сил пытаешься до чего-то дотянуться, но не можешь. Это настоящая пытка, но ты скорее умрешь, чем остановишься. – Палец его тем временем продолжал ритмично двигаться, лаская, возбуждая. – Ты улавливаешь ритм и подчиняешься ему, потому что знаешь: мир вот-вот рухнет. И это действительно происходит.
– Как это все странно, – с тревогой выдавила Хелен, ощущая, как в ней нарастает жар. – И не вселяет спокойствия…
Риз засмеялся.
– Речь идет не о спокойствии, а о наслаждении.
Тут его палец переместился на чувствительный бугорок, и по телу Хелен пробежала судорога.
– Тебе больно? – встревожился Риз, выписывая круги вокруг средоточия ее наслаждения.
Он не понимал, что она считала постыдным дотрагиваться до определенных местечек тела. Эти мысли Хелен внушили с детства. Толстая няня шлепала линейкой непослушных детей по ладоням, если замечала блуд. Такие уроки не забываются.
– Это… срамное место, – наконец, задыхаясь, прошептала она. – Так меня учили!
Риз рассмеялся.
– Наверное, те же, кто утверждал, что младенцев находят под кустами крыжовника?
Хелен была вынуждена признать его правоту и погрузилась в напряженное молчание.
– Многие стыдятся своих желаний, – продолжил Риз. – Я не принадлежу к их числу и не хочу, чтобы ты была такой. – Он погладил ее по груди. – Ты создана для наслаждения. В тебе нет ни одного изъяна, а в том, что сейчас происходит, нет ничего постыдного. – Риз, казалось, не замечал, как она напряглась, когда его рука опять скользнула туда, откуда на мгновение появилась. – Особенно это милое местечко… Ах как оно прекрасно! Так похоже на одну из твоих орхидей.
