Лиз Ньюджент
Странная Салли Даймонд
Глава 4
Доктор Анджела Кэффри была маминой напарницей, и после ее смерти мамина практика перешла к ней. Я ходила к ней несколько раз в течение года. Я не сопротивлялась, когда Анджела осматривала или трогала меня, потому что она всегда четко объясняла, что именно будет делать. И после нее я всегда чувствовала себя лучше. Отцу она нравилась, и мне тоже.
– Салли! Ты в порядке? Миссис Салливан сказала мне, что Том умер, это правда?
Я неловко встала посреди коридора, у двери в отцовский кабинет. Раньше отец всегда приглашал Анджелу в гостиную и предлагал ей чай, но я не хотела, чтобы она надолго задерживалась. Но у Анджелы имелись другие планы.
– Может, пойдем на кухню и ты мне все расскажешь?
Я повела ее вниз по лестнице на кухню.
– О, да тут ни единого пятнышка, твоя мама тобою бы гордилась! Знаешь, сто лет тут не была. – Анджела выдвинула отцовский стул из-под стола, а я встала спиной к плите.
– Итак, Салли, твой отец умер?
– Да.
– Ох, бедный Том! Он долго болел?
– Сначала он стал заметно медлительнее все делать, а потом слег примерно месяц назад и уже не вставал.
– Но я не понимаю, почему Том не позвонил мне? Я бы сразу примчалась. Я бы позаботилась о том, чтобы он комфортно себя чувствовал.
– Отец прописывал рецепты на обезболивающие и посылал меня за ними в Роскоммон.
– Он прописывал рецепты сам себе? Это не совсем законно.
– Он прописывал их на мое имя. Он сказал, что не сядет за это в тюрьму, как и я.
– Понятно. – Анджела помолчала. – И когда конкретно он умер?
– В среду, ночью. Отец был уже мертв, когда я принесла ему чаю с утра.
– Ох, дорогая моя, это, наверное, было очень тяжело. Знаешь, я не хочу совать нос не в свое дело, но Морин Кенни…
– Кто?
– Морин, жена мясника. Она заявила, что ты сказала, будто похорон не было и ты кремировала его сама.
– Да.
– И где прошла кремация?
– В садовом сарае.
– Прости, что?
– В садовом сарае.
– Здесь? За домом?
– Да.
– А ты не думала позвонить кому-нибудь? Мне, в больницу, в похоронную службу?..
Я почувствовала, что у меня неприятности. Я сделала что-то не так.
– Он сказал мне вынести его вместе с мусором.
– Он… что? Он пошутил, он не мог иметь именно это в виду.
– Он не сказал, что это была шутка.
– Но почему ты была уверена, что он мертв?
– Он не дышал. Вы хотите посмотреть на мусоросжигательную печь?
Ее глаза округлились.
– Но так не утилизируют… Салли, это серьезно. Только профессиональный медик может констатировать смерть. Он не оставил никаких инструкций по поводу похорон?
– Нет, мне кажется… – И тут я вспомнила про конверт. – Он оставил мне это. – Я достала конверт из кармана.
– И что там говорится?
– Я пока не открывала его.
Все эти разговоры окончательно меня разволновали. Обычно я либо вообще ничего не говорю, либо говорю слишком много, и при этом мои слова кажутся абсурдом всем, кроме меня.
Я схватилась руками за голову, и Анджела сбавила тон.
– Хочешь, я открою его? Можно мне прочесть?
Я кинула в нее конверт и пошла к пианино, но оно меня не успокоило. Тогда я поднялась в свою комнату и заползла под одеяло и мягкий голубой плед. Я снова начала дергать себя за волосы. Я не знала, что делать. Я не понимала, когда Анджела уйдет. Я прислушивалась и ждала, когда захлопнется входная дверь.
Глава 5
Меня разбудил тихий стук. На улице сгущались сумерки. Видимо, я отключилась. Со мной такое бывает, когда я расстраиваюсь, хотя этого не случалось уже много лет.
– Салли? – прошептала Анджела. Я взглянула на часы. Она просидела здесь три часа и двадцать пять минут.
– Да?
– Я сделала чаю и фасоли с тостами. Тебе надо подняться, потому что нам нужно кое-что обсудить.
– Чай с сахаром?
– Пока нет, – сказала она, – но я добавлю.
– Какую ты взяла кружку?
– Я… я не знаю.
Я открыла дверь и пошла за Анджелой по коридору.
Она подала мне чай в отцовской фирменной кружке со «Скрэбблом». Я добавила полторы ложки сахара и плеснула молока. Анджела заварила себе чай в фарфоровой кружке, которой никогда не пользовались ни отец, ни я.
– В общем, я прочитала письма твоего отца…
– Там больше, чем одно?
– Да. Все нормально, милая. Но дело в том, что я обязана вызвать полицию, и они захотят поговорить с тобой. Но не надо тревожиться, я буду рядом, объясню им твое состояние и позабочусь о том, чтобы они обращались с тобой как можно мягче. Но – и это самое неприятное – они, вероятно, захотят обыскать дом, и тебе придется немного пожить у нас с Надин, пока они выясняют все обстоятельства.
– Какие обстоятельства?
– Просто дело в том, что… это… Это необычно – сжигать тела членов семьи, это нелегально, и… Мне тяжело об этом говорить, милая, но в его письмах были указания по поводу похорон… Помимо всего прочего.
– О. Но зачем полиции обыскивать дом? По телевизору они всегда оставляют после себя ужасный беспорядок.
– Они хотят убедиться, что твой отец умер по естественным причинам, хотя из его писем ясно, что он знал, как мало у него осталось времени. Очевидно, он доверял тебе и любил тебя. Я уверена, вскрытие покажет, что он был уже мертв.
– Но я не хочу, чтобы сюда приходили, и не хочу жить у тебя дома.
– Салли, если я не возьму ситуацию под контроль, ты можешь сесть в тюрьму на несколько суток или даже больше. Пожалуйста, поверь мне. Твои мама и папа хотели бы, чтобы я помогла тебе. В письме говорится, что ты должна позвонить мне, когда он умрет.
Я снова начала дергать себя за волосы. Анджела протянула ко мне руку, но я отпрянула от нее.
– Извини, извини меня, я не подумала.
– Но он не сказал, когда именно открыть письмо. Он просто написал открыть его после смерти. Я не знала, что нужно открыть конверт в тот же день.
– Я понимаю, но, боюсь, теперь поднимется шум. Сейчас я позвоню в полицию, и они захотят побеседовать с тобой. Возможно, тебе понадобится адвокат. Но я буду рядом и объясню все, что не объяснил в письмах отец, хотя они довольно исчерпывающие. – Анджела немного помолчала. – В письмах есть вещи, которые могут тебя… расстроить. Но мы будем разбираться с ними постепенно. Твой отец хотел, чтобы ты читала по одному блоку писем в неделю. Всего они разбиты на три части.
– Почему?
– Ну, там… очень много всего. Я считала, твои мама и папа были полностью откровенны со мной касательно обстоятельств твоей жизни. Но, кажется, они довольно многое ото всех скрывали.
– Обо мне?
– Да, Салли. Но мы обсудим это в другой раз. Сейчас нужно позвонить в полицию. Не хочешь принять немного успокоительного перед их приходом? Чтобы не нервничать?
– Да, пожалуйста.
Глава 6
Пришел не один, а двое полицейских. Мужчина и женщина. Я не смотрела им в глаза. Они были вполне милы и спокойны, пока я не рассказала им, что положила отца в мешок для мусора, а потом сожгла в печи. Та, что пониже – женщина – повысила голос:
– Что, прошу прощения, вы сделали?..
Анджела попросила ее говорить потише. Из-за таблетки, которую мне дала Анджела, я чувствовала себя словно во сне. Они сказали, что сейчас же вызовут команду криминалистов, а мне нужно собрать свои вещи и покинуть дом, но оставить одежду, в которой я была в день смерти отца. Они оба закатили глаза, когда я показала им свежую, только что выстиранную стопку белья. Анджела объяснила, что ей надо отдать полиции копии писем отца, так что она пошла сканировать их в его кабинет, пока я отправилась в свою комнату собираться. Женщина-полицейский последовала за мной, что-то недовольно бормоча. Я взяла чемодан отца. Своего у меня не было, да и он уже не будет возражать. Было совсем темно, и мне давно пора было спать.
– Можете, пожалуйста, не наводить беспорядок? – попросила я. Мужчина заверил, что они очень постараются, но женщина издевательски хмыкнула и добавила:
– Это вряд ли.
Анджела отдала мужчине отксерокопированные страницы и попросила его удостовериться, чтобы они попали к самому главному детективу. Он кивнул. Мужчина мало говорил, но попросил у меня ключи от «Фиата». Я отдала их и попросила обязательно вернуть кресла в исходное положение после того, как они съездят, куда им надо. Полицейские заявили, что утром мне нужно явиться в участок в Роскоммоне. Анджела решила сама привезти меня туда.
Выходя из дома, я услышала, как женщина-полицейская шепнула мужчине: «Хренова психопатка», но он заметил, что я услышала, и шикнул на нее. Она обернулась, взглянула на меня, и я прочла явное отвращение в ее взгляде.
Я не знаю, откуда взялось это отвращение. В доме не было ни пятнышка. Когда мы шли к машине Анджелы, к нашему дому подъехали четыре патрульных автомобиля, и люди начали надевать белые защитные костюмы прямо на одежду. Они установили огромные прожекторы и направили их на дом и сарай. Анджела возмутилась, что они ведут себя, словно это место преступления.
Меня немного клонило в сон, но я хотела остаться. Во многих сериалах полиция подбрасывает улики или что-то меняет на месте происшествия. Нужно убедиться, что ничего такого не случится. Анджела заверила меня, что нет.
Мы особо не разговаривали по пути к ней домой, но я рассматривала ее, пока она следила за дорогой. У нее были приятные округлые черты лица. Как у бабушек в сериалах. И кудрявые седые волосы. Она была в клетчатой рубашке, джинсовой юбке и ботильонах. Мне нравилось, как выглядит Анджела. Она взглянула на меня и одновременно улыбнулась и нахмурилась. Отец всегда предупреждал, что не стоит судить людей по их внешнему виду. Но Анджела нравилась нам обоим.
Глава 7
Я проснулась в незнакомой постели в незнакомом доме, хотя мое голубое покрывало лежало рядом. Я забрала его прошлой ночью. Я уже открыла рот, чтобы закричать, но вспомнила, как отец советовал не делать этого, пока не угрожает опасность. Мне угрожала опасность? Скоро снова придется объяснять, почему я утилизировала отца. Я закрыла рот и не стала кричать. Я вспомнила, как мама объясняла, что, если говорить правду, с тобой не случится ничего плохого.
Я услышала какие-то звуки за дверью спальни.
– Эй, – позвала я.
– Салли, я оставила для тебя в ванной пару зеленых полотенец. С душем проблем быть не должно. Мы ждем тебя внизу завтракать через двадцать минут, хорошо?
Это был голос Надин. Надин – компаньонка Анджелы. Я встречала ее в Каррикшиди несколько раз. Она моложе Анджелы и убирала свои длинные светлые волосы в хвост. Она гуляла с их собаками, ухаживала за курами и работала дизайнером мебели. Мне не нравились собаки, так что при встрече я всегда переходила на другую сторону дороги.
– Мы вывели собак на улицу, поэтому можешь не волноваться, хорошо? – Надин была, как всегда, улыбчива.
Отец ходил к ним на торжество. Меня тоже приглашали, но я не пошла. Слишком шумно.
Их ванная выглядела как в гостиничных номерах в кино или как в рекламе ванн. Я села на унитаз, помыла руки и почистила зубы, а потом зашла в огромную душевую кабину с одной стеклянной стенкой. У нас дома была одна общая ванная комната и несколько отдельных туалетов, а душ представлял собой резиновый шланг, прикрепленный к смесителю. Из-за квартплаты отец не любил, когда мы принимали ванну – не больше раза в неделю, – поэтому мы обходились душем. Душ у Надин и Анджелы был прекрасный. Когда я закончила, то причесала волосы у себя в комнате, заколола их, оделась, прибрала постель и пошла вниз.
Было очень светло. Солнечный свет лился из стеклянных дверей, заполняя все пространство комнаты благодаря открытой планировке. Очень современно. Все стены прямые, углы острые. Я видела такие дома по телевизору, когда в передачах про ремонт показывали результат «после». Отец их любил. Он всегда смеялся над хозяевами. «Больше денег, чем ума», – говорил он. Или: «Идея у них!»
Анджела стояла у гриля и переворачивала сосиски и бекон.
– Ты будешь картошку, Салли?
Я была голодна. Я не стала есть фасоль с тостами прошлой ночью, потому что слишком волновалась.
– Да, спасибо.
Две собаки сидели снаружи и внимательно наблюдали, как Анджела переворачивает очередной кусок мяса.
– Кажется, мальчики голодные, – заметила Надин, улыбаясь и махая им. Они залаяли в ответ.
– Какие мальчики? – удивилась я.
– Собаки, Гарри и Пол.
– Забавные имена для собак.
Анджела игриво улыбнулась.
– Мы назвали их в честь наших бывших мужей, – и они обе засмеялись. Я тоже улыбнулась, хотя подумала, что это немного грубо по отношению к их бывшим мужьям.
Я находилась в полицейском участке семь часов и пятнадцать минут. Они сфотографировали меня и взяли отпечатки пальцев. Сначала они оставили меня в комнате одну на сорок пять минут, потом пришли две женщины в костюмах – сержант Кэтрин Мара и инспектор Андреа Ховард, а вскоре после них – угрюмый мужчина, представившийся Джеффом Баррингтоном, моим адвокатом. Ховард включила диктофон, и они представились еще раз под запись. Я не хотела смотреть на них, так что смотрела на деревянный стол и царапины на нем. Кто-то вырезал на нем слово «сука» острыми заглавными буквами. Это было очень грубое слово.
Полицейские три раза попросили меня рассказать про смерть отца, и меня начало раздражать, что мне приходится повторять одно и то же снова и снова. Джефф тяжело вздохнул и сказал, что лучший вариант для меня – отвечать на их вопросы. Они спросили, почему я не знала, что домашняя мусоросжигательная печь недостаточно мощная для уничтожения человеческих останков. Я покачала головой. А еще они попросили меня говорить громче для записи. Я ответила, что не знала, потому что раньше мы сжигали там все, кроме пластика.
Потом детективы спросили меня про письма и почему я не прочла их. Одна из них засмеялась над моим объяснением, потому что я решила подождать до дня рождения. И вот тогда я разозлилась.
– Почему вы смеетесь? – закричала я. Джефф положил руку на мою ладонь, но я стряхнула ее.
– Салли, вы всегда ждете дня рождения, прежде чем открывать почту?
– Мне не приходит почта, – буркнула я.
Адвокат что-то накорябал в своем блокноте, а потом попросил полицейских воздержаться от насмешек, потому что это доставляет дискомфорт его клиенту. Я очень внимательно на него посмотрела. На вид он такой же уставший, как и я.
Мара спросила у меня дату моего рождения, хотя я уже называла ее дважды. Они уточнили мою настоящую дату рождения, но я не совсем поняла, что они имели в виду. Потом женщины спросили про удочерение и про то, знаю ли я своих биологических родителей, и я очень удивилась, потому что не поняла, как это связано с делом. Я объяснила им, что отец и мать удочерили меня через агентство, когда мне было шесть лет, и что я ничего не знаю о своих биологических родителях. Дальше последовали вопросы о моем самом раннем воспоминании, и я рассказала про то, как задувала свечки на торте на свой седьмой день рождения. Детективы еще несколько раз спросили меня в разных выражениях, не помню ли я чего-нибудь до этого, но я твердо ответила нет. А потом женщины попросили меня постараться вспомнить еще что-нибудь. Я объяснила им, что отец всегда говорил не вспоминать те вещи, которые не хочу.
– Но, – удивилась Ховард, – вы же должны помнить что-то из раннего детства?
Я покачала головой. Они велели мне говорить громче для записи.
– Я не помню ничего до моего седьмого дня рождения, – уверенно произнесла я. Джефф попросил их поговорить с ним снаружи.
Вскоре после этого пришла Анджела и принесла бургер с картошкой из «Супермакс». В углу комнаты продолжал стоять еще один полицейский. Я предложила ему картошки, но он отказался.
– Вы молодец, – улыбнулся он. Этот полицейский мне понравился. Он был немного похож на Харрисона Форда в молодости. Мне бы хотелось поболтать с ним. Но он снова замолчал и уставился на свои ботинки. Я тоже смотрю на свои ботинки, когда мне не по себе.
Анджела объяснила, что полиция пробудет в моем доме еще несколько дней и что меня могут обвинить в преступлении.
– Каком преступлении?
Она не ответила.
– Пусть Джефф делает свою работу. Поверь, он искренне болеет за тебя.
Глава 8
Я провела у Анджелы и Надин пять ночей. Джефф в основном говорил с Анджелой и игнорировал меня, и в основном меня это устраивало, но разговаривали они все время обо мне. Анджела время от времени уточняла, понимаю ли я, о чем идет речь, но адвокат никогда не обращался ко мне напрямую, не считая последнего раза, когда мы были у него в офисе в Роскоммоне и он попытался пожать мне руку на прощание, но я ее отдернула. Проще смотреть на кого-то, когда не смотрят на тебя. Адвокат был симпатичный и, видимо, достойно выполнял свою работу, потому что обвинения в незаконном самовольном захоронении тела, скорее всего, будут сняты ввиду обстоятельств. Анджела сказала, это из-за моего состояния.
Джефф и Анджела сошлись на том, что с точки зрения закона она не может стать моим официальным опекуном или представлять меня в суде, потому что я взрослый человек и почти всегда сама принимала все решения, даже если они были «ошибочны». Но Джефф добавил, что суд может поставить условие, при котором в случае возникновения передо мной какой-то неочевидной задачи в будущем мне нужно будет обратиться к Анджеле или другому опекуну. Например, если я снова решу сжечь чье-нибудь тело, Анджела должна будет вмешаться и подсказать мне, что делать. Не самый удачный пример. Вряд ли мне захочется снова переживать такую суматоху.
Джефф также объяснил, что отец оставил мне деньги по завещанию. Он не знал точно, сколько, потому что большая часть была в разных вкладах и облигациях, но он планировал все их собрать. «Денег достаточно, чтобы ты довольно долго на них жила, только надо быть экономнее», – добавил он. И еще мне придется платить за вывоз мусора, разделять его на смешанные отходы, вторсырье, мягкий пластик и стекло, и у меня появится четыре контейнера разных цветов для каждого вида, и я буду по очереди оставлять их у ворот раз в неделю, чтобы мусорщики увозили их на своих пахучих грузовиках. Почтальон станет доставлять почту прямо ко мне домой, но меня заверили, что внутрь он входить не будет. По словам Анджелы, так гораздо удобнее.
С тех пор мне перестало нравиться находиться дома одной, потому что у моей двери постоянно ошивались какие-то люди. Они хотели взять у меня интервью или услышать «мою сторону истории». Их гораздо больше интересовало мое удочерение, чем то, что я сожгла своего отца. Меня это смущало. Какое отношение одно имеет к другому?
Теперь все в Каррикшиди глазели на меня. Некоторые улыбались и наклоняли голову набок. Сочувствовали. Другие переходили дорогу, когда видели, что я иду им навстречу, но мне все равно. Некоторые начали здороваться, даже молодые люди с автозаправки, когда отрывались от своих телефонов. Они кричали: «Привет, Мэри!»
Но меня зовут Салли: неважно, как меня называют они.
Полиция устроила ужасный бардак в доме. Я очень долго кричала, когда увидела все это. Анджела и Надин были со мной. Анджела велела мне дышать и считала вслух, пока я не взяла себя в руки, а потом мы начали приводить дом в порядок. Через какое-то время я попросила их уйти, потому что они не знали, где точно все должно лежать, так что проще было убраться самой.
Когда Анджела уходила от меня на третий день после моего возвращения домой, она сказала, что будет приезжать проведать меня два раза в неделю и мне всегда рады в ее доме. Она передала мне первую часть писем отца и добавила, что мне не стоит переживать или грустить. К тому времени я уже поняла: пытаться сжечь тело отца было неправильно. Все мне об этом сказали. Когда мне что-нибудь говорят прямо, без шуток и намеков, я абсолютно все понимаю. Можно подумать, будто я всю жизнь этим занималась – постоянно жгла тела, – настолько упорно они продолжали об этом говорить. Было всего одно тело, и отец сам сказал мне так сделать – ну, в каком-то смысле.
Когда я наконец привела дом в божеский вид, было 13 декабря, 8 вечера, и я села перед телевизором, чтобы посмотреть «Холби Сити[7]». В этой серии у Эсси был день рождения, и я вспомнила, что у меня тоже день рождения. Я поставила сериал на паузу. Как я могла забыть? Никогда не забывала. Но со мной столько всего случилось!
Последние десять лет я сама пекла себе торт по рецепту из книги Делии Смит[8]. Хоть я и знала рецепт наизусть, всегда приятно взять с полки книгу. Мне нравилась Делия. Ее фото на обложке улыбалось, и на ней была красная блузка. Я всегда держала в шкафу хотя бы одну такую же блузку, как у нее. Ярко-красную и с пуговицами на горле. Делия казалась надежной. Если б у меня когда-нибудь появилась подруга, она была бы как Делия.
Было слишком поздно начинать печь торт, но мне исполнилось сорок три. Я решила прочесть первую часть отцовского письма, когда закончится «Холби Сити». Я досмотрела серию и выключила телевизор. В письме было всего две страницы. Каждый раз, когда отец получал длинное письмо, он выпивал бокал виски, пока читал его. Теперь я стала хозяйкой дома, и надо делать все то же, что раньше делал отец, – очевидно, не считая утилизации мусора.
1 ноября 2017 г.
Дорогая Салли!
Думаю, мы оба знали, что этот день скоро настанет, и я сожалею, если тебе грустно. Но пойму, если нет.
Первое, что ты должна сделать, – это позвонить доктору Анджеле Кэффри. Ее телефон – 084–5412396. Извести ее о моей смерти. Она, вероятно, будет удивлена, что я так долго скрывал от нее свое состояние, но, как и ты, я не люблю суматохи, а благодаря рецептурным препаратам, которые ты покупаешь в Роскоммоне, меня не мучают боли. Я боялся, как бы разум не подвел меня, но, отправившись сегодня спать, я почувствовал, что могу остаться в себе до самого конца. Вставать и одеваться стало значительно тяжелее в последнее время, но я знаю, ты хорошая девочка и будешь кормить меня и заботиться обо мне.
У меня рак поджелудочной железы. Все началось с болей в спине, и специалист из Дублина подтвердил, что болезнь не подлежит лечению. Полагаю, рак очень быстро прогрессирует, так что не думаю, что тебе долго придется со мной возиться. Если это продлится дольше шести недель, я попрошу тебя позвонить Анджеле, чтобы она определила меня в какое-нибудь богомерзкое заведение паллиативной помощи. И если я впаду в бессознательное состояние, ты тоже ей позвонишь. Я знаю, ты не любишь разговаривать по телефону, но ты сделаешь это, потому что ты умная девочка.
Что касается организации моих похорон, я понимаю, что никогда не обсуждал с тобой подробности, так что позвони, пожалуйста, в похоронную службу Донована в Роскоммоне. Анджела тебе с этим поможет. По традиции меня стоило бы похоронить рядом с твоей матерью в Дублине, на кладбище «Гласневин», но ты знаешь, я не очень люблю Дублин. Тут мы с тобой похожи.
Все счета оплачены. На тебя открыт банковский счет в роскоммонском отделении AIB. Твой менеджер – Стюарт Линч. Он знает, что делать. Денег на счете достаточно, чтобы ты продержалась на плаву до тех пор, пока суд утвердит завещание и все достанется тебе. Твоя мать из богатой семьи, но мы жили скромно, в частности, для того, чтобы ты наслаждалась жизнью, не думая о долгах, после моей смерти. Наш юрист – Джефф Баррингтон из Шэннон Бридж. Он знает о тебе все, что нужно, и проследит, чтобы о тебе как следует позаботились. Джефф знает многое, о чем не знаешь ты, но к этому мы перейдем позже.
Я хочу, чтобы похороны прошли в ирландской церкви Св. Иоанна в Лейнсборо. Это очень милая церковь, и кладбище расположено в красивом месте. Я не хочу просить слишком многого, но был бы рад, если б ты смогла организовать хор, который бы спел «Будь видением моим, Господь». Я состоял в церковном хоре, когда был маленьким мальчиком. Это моя любимая песня, потому что иногда мы меняли слова местами ради смеха. Ох, ну и хулиганили мы тогда! Но я заговариваюсь.
Ты можешь не посещать похороны, если не хочешь, но я был бы рад твоему присутствию. Не думаю, что придет больше десятка человек, и ты их всех знаешь. Некоторые любопытные из Каррикшиди тоже могут объявиться, но ты просто не обращай на них внимания. Полагаю, я доставил уже достаточно хлопот, и тебе предстоит очень загруженная неделя, так что лучше делать все постепенно. Пожалуйста, не читай следующую часть письма до будущей недели.
Твой любящий отец
Я допила виски и позвонила Анджеле.
– Должны быть похороны, – начала я.
– Я знаю, милая. Если ты не против, я уже запустила процесс. У меня тут копия письма твоего отца. Я позвонила в похоронную службу. Судмедэксперт согласился передать останки, когда мы захотим, так что особо планировать ничего не нужно. Единственное – в церкви Св. Иоанна нет хора. Я и не знала, что твой отец был там прихожанином.
– Не был, но иногда, летом, когда мама была еще жива, мы устраивали рядом с ней пикники.
– На кладбище?
– Иногда.
– Ты хочешь пойти, Салли?
– Нет, но я пойду.
– Просто дело в том, что эту историю узнала вся страна, и поэтому там могут быть…
– Он хотел, чтобы я пошла.
– Я знаю, но…
– Я иду. Можете вы с Надин тоже пойти, пожалуйста?
– Конечно, мы пойдем. Но…
– Спасибо. Вы уже знаете дату?
– Я ждала, пока ты прочтешь письмо и сама решишь.
– Это можно сделать завтра?
– Боюсь, так быстро мы не успеем все организовать. Может, в следующий четверг?
– Но до него почти целая неделя.
– Не думаю, что удастся быстрее. Мне нужно известить полицию.
– Зачем?
– Тобой заинтересовалось очень много людей, Салли. Мне кажется, ты не понимаешь, насколько необычно сжигать тело собственного отца, да и все остальное… то, что в письмах.
– Полагаю, мое имя при рождении было Мэри? Несколько человек на улице так меня назвали.
– Пожалуйста, не покупай газет, не слушай радио и не смотри новости.
– Почему?
– Ты во всех заголовках, и очень многое из того, что они говорят, – просто домыслы. Оттуда невозможно вычленить правду. Все реальные факты – в письмах твоего отца.
– Мне нельзя читать следующее до будущей недели.
Анджела тяжело вздохнула.
– Мне пора. «По долгу службы» начинается, – объявила я.
– Хорошо, милая, хочешь, я завтра зайду? Тебе что-нибудь нужно?
– Нет, спасибо. – Я повесила трубку.