Лия Миддлтон
Что случилось прошлой ночью
Lia Middleton
When They Find Her
Copyright © Lia Middleton, 2021
© Коваленко В., перевод на русский язык, 2023
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023
Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.
* * *
«Блестяще написано… Я буду рекомендовать этот роман всем, кого знаю».
Сара Пирс, автор бестселлеров «Санаторий» и «Скала жнеца»
Мрачный и затягивающий триллер, где автор с пронзительной точностью погружает нас в мир родительского горя.
Та эмоциональность, с которой пишет Миддлтон, не может оставить равнодушным, а финал не отпускает даже после прочтения книги.
Алина Лесняк, редактор
* * *
Фрейя спала. Я прижимала ее к своей груди, и ее теплое дыхание, быстрое и неглубокое, ритмично касалось моей кожи. От акушерок я слышала, что именно так дышат младенцы.
– Готова?
Эйден положил ладонь мне на поясницу, и я кивнула ему в ответ. Он взял Фрейю из моих рук и пристегнул ремнями к детскому креслу. Меня тут же пронзила острая боль от разлуки с ней. Шаркая и с трудом передвигая ноги, в сопровождении Эйдена я пересекла палату и оказалась в ослепительно белом коридоре. Я запрокинула голову и окинула взглядом огромный мир, тяжело нависший над нами. Он был слишком большим. Я ощущала себя бабочкой, покидающей тесную безопасность своего кокона.
Готова ли я?
Я быстро заморгала, притянула Фрейю еще ближе к себе и опустила взгляд на свои туфли. Шаг, еще шаг. По одному за раз.
Во время долгой поездки домой я сидела на заднем сиденье машины – посередине, как можно ближе к Фрейе. Я не отводила от нее глаз, а за окном исчез город и появилась сельская местность, раскинувшая свой зеленый ковер до самого горизонта и нашего дома. Мимо проносились поля, залитые солнечным светом. Деревья нависали над дорогой, поцелованные яркой летней зеленью. Животные паслись на выгонах. Скоро мы будем на ферме и сможем наконец начать нашу совместную жизнь. Моя маленькая семья. Мы втроем против всего мира.
Фрейя пошевелилась в детском кресле и слегка приоткрыла глаза, чтобы взглянуть на мир, а затем вновь погрузилась в сон.
«Я так сильно люблю тебя, – подумала я. – Обещаю, что буду заботиться о тебе. Обещаю, что никогда не причиню тебе вреда».
Глупо было давать такое обещание.
Иногда мы причиняем людям боль нечаянно.
Часть первая
1
Четыре года спустя…
Ноябрь
Они скоро приедут.
Высокие напольные часы, громко тикающие в холле, словно замедлили ход. Каждая секунда кажется часом, и с каждым качанием маятника покалывание тревоги усиливается. Стоя на коленях на мягкой голубой подушке в оконной нише, я вытягиваю шею, чтобы увидеть через маленькое круглое окошко длинную каменистую дорогу: темно-серая лента под пасмурным небом.
Я полчаса расхаживала по коридору, прежде чем занять свое место у окна. Часовой, наблюдающий и ждущий. Нужно только сделать так, чтобы он не заметил меня через стекло. Я должна быть спокойной, когда он приедет.
Бросаю взгляд на наручные часы. Он сказал ждать их к десяти… Как бы мне хотелось, чтобы она не жила так далеко. Эйден поклялся, что они не переедут дальше Лондона. Но это все равно слишком далеко по моему мнению.
Ладони у меня взмокли. Вытираю их о джинсы и качаю головой, пытаясь заставить себя насладиться радостным возбуждением, робко проступающим из-под пелены страха. Я не могла с уверенностью сказать, когда наступит этот день и наступит ли он вообще. Теперь, когда это свершилось, все должно быть идеально.
Я опускаю взгляд на свои руки, где на пальце все еще жмутся друг к другу помолвочное и обручальное кольца, удобно вписываясь в бледную впадинку на коже. Эйден попросил меня снять их, но этому помешали костяшки моих постоянно опухших пальцев – один из многих побочных эффектов материнства.
Гравий на подъездной дорожке шуршит, и я снова вытягиваю шею, чтобы увидеть, как машина Эйдена паркуется перед домом на том месте, которое он обычно занимает. Я вскакиваю с подушки, бегу к двери и распахиваю ее. Старые железные петли скрипят, и порыв ледяного ветра со свистом врывается в дом.
Дверь со стороны водителя открывается, и я поджимаю пальцы ног на холодном кафеле. Эйден со стоном хватается за край двери, помогая себе выбраться наружу, его колени подгибаются под тяжестью тела. Я ничего не слышу, но они, должно быть, щелкнули – напоминание о тех школьных годах, когда он играл в регби. Какая нелепая машина для такого высокого мужчины! Он поворачивается к заднему пассажирскому сиденью, и я на цыпочках делаю несколько шагов вперед, пытаясь мельком увидеть ее. Хлопает дверь, а затем…
Вот она: бежит ко мне, расплывшись в широкой улыбке, в руках трепещет на ветру большой лист бумаги.
– Фрейя! – пронзительно кричу я высоким от волнения голосом.
Моя дорогая девочка.
Фрейя Грейс Уильямс. Четыре года от роду. Появилась на свет 16 августа с весом чуть более трех килограммов, ростом в пятьдесят сантиметров, с десятью пальцами на руках и ногах, с зелеными глазами, как у ее отца, и волосами цвета воронова крыла, как у меня.
Подбегая к дому, она замедляет шаг и шаркает ногами. Гравий разлетается во все стороны, когда Фрейя останавливается прямо перед входной дверью. Она смотрит на меня снизу-вверх, легкая улыбка играет на ее круглом личике с еще по-младенчески пухлыми щечками. Ее длинные волнистые темные волосы частично зачесаны назад, чтобы не падали на глаза, и в солнечном свете они кажутся почти золотыми.
Я приседаю и притягиваю ее к себе.
– Мамочка! – Ее дыхание щекочет мне ухо, когда она поворачивает голову, чтобы поцеловать меня в щеку.
Эйден подходит и встает позади Фрейи, придерживая ее за плечо. Она отрывается от меня и поворачивает голову, чтобы посмотреть на него. Он улыбается ей с высоты своего роста, кожа вокруг его глаз собирается морщинками. Именно его глаза меня поразили, когда я впервые увидела Эйдена много лет назад. Тогда он с уверенным видом подошел ко мне и моим подругам. Лондон накрыла волна жары, и бар на крыше изнывал под послеполуденным солнцем, но когда я подняла взгляд от своего напитка, услышав, как кто-то произнес: «Прошу прощения?», весь мир вокруг словно исчез. За спиной Эйдена ослепительно сверкала под лучами солнца Темза, но я не могла отвести от него глаз.
– Покажи мамочке, что ты для нее приготовила. – Его голос звучит хрипло, как бывает, когда он не выспался.
Я улыбаюсь, и Фрейя вытягивает руки, показывая мне лист бумаги.
– Это ты сама нарисовала?
Кивок в знак подтверждения, ее щеки вспыхивают, и она опускает взгляд себе под ноги.
Я беру рисунок. Поперек проведена немного неровная линия, закрашенная зеленым. Сквозь это зеленое пространство проступает крутая голубая волна. Коричневые стволы увенчаны завитками другого оттенка зеленого и усеяны красными шариками. Над всем этим – грубо заштрихованное море синего цвета. И, наконец, две фигурки: одна – маленькая, с зелеными точками вместо глаз, другая – высокая, с коричневыми точками. Фигурки держатся за руки, у обеих нарисованы розовые U-образные улыбки.
Наша ферма.
Мы.
Я смотрю на Фрейю, ее лицо нахмурено. Я улыбаюсь ей.
– Мне очень нравится твой рисунок, дорогая. – Голос срывается, и я откашливаюсь, чтобы прочистить горло. – Он просто замечательный.
Ее лицо разглаживается, и она улыбается мне в ответ.
– Спасибо, Фрейя. – Я наклоняюсь вперед и целую ее в лоб.
Она пахнет свежестью и чистотой, и я вновь вспоминаю, как сидела на диване, прижимая ее к груди. Как поглаживала пальцами ее мягкую кожу. Вдыхала этот аромат новорожденного ребенка.
Когда я встаю, Эйден протягивает мне розовый рюкзак, и наши пальцы соприкасаются. Я отдергиваю руку, как будто меня ужалили. Эйден встречается со мной взглядом, его брови приподняты. Я улыбаюсь, и тугая нить напряжения между нами разрывается. В ответ он скрещивает руки на груди и отступает назад, подальше от порога.
Я снова перевожу взгляд на Фрейю, которая ждет рядом, но чувствую, что Эйден, прищурившись, наблюдает за мной. Я вновь смотрю ему в лицо, и он выдерживает мой взгляд. Он хочет расколоть меня, чтобы лучше понять. Чтобы обнажить мои внутренности и хорошенько рассмотреть, что находится в моем сердце, течет по моим венам.
– Ну, ладно, Фрейя, – нарушаю я молчание и отрываю взгляд от Эйдена, чтобы улыбнуться дочери. – Попрощайся с папочкой, а потом можешь зайти внутрь, если хочешь, – там тебя ждет сюрприз в маленькой комнате.
– Книги? – спрашивает она.
– Возможно, – отвечаю я, игриво пожимая плечами.
Фрейя улыбается мне, а затем бросается в объятия Эйдена. Он целует ее в макушку и что-то шепчет ей на ухо. Она кивает в ответ, кричит последнее «до свидания» и проскальзывает мимо меня в дом. Присев на ступеньку лестницы – вторую снизу, – Фрейя снимает туфли, швыряет их на пол, затем бежит на кухню и через нее – в маленькую комнату.
Придерживаясь рукой за дверь, я поворачиваюсь обратно к Эйдену. Его руки все еще скрещены на груди – барьер между нами. Я жду, что он скажет что-нибудь еще – «до свидания», «увидимся завтра», что угодно, лишь бы завершить нашу неловкую встречу, – но он просто стоит и смотрит на меня.
– Что ж… Спасибо, что позволил ей побыть со мной.
Эйден усмехается.
Я усилием воли удерживаю на лице выражение спокойного дружелюбия, но опущенная вдоль тела рука сжимается в кулак.
– Я действительно ценю это, – продолжаю я.
– Что ж, не забывай за ней присматривать.
– Конечно. – Я тщательно подбираю слова, но они звучат отрывисто. Глухо.
– Ты знаешь, что я имею в виду, Наоми. Я не привозил ее к тебе с ночевкой не просто так. Помнишь?
– Я все понимаю, – ощетиниваюсь я. – И с той поры прошло уже много времени.
Эйден не отвечает, и я ощущаю на себе его цепкий взгляд. Ему хочется что-то добавить – я чувствую, как невысказанные слова повисли между нами.
– Ну что еще?
– Обещай, что больше не будешь принимать те таблетки.
– Я уже давно их не принимаю. Но да… я обещаю.
Эйден внимательно изучает мое лицо, затем бросает поверх моего плеча взгляд в коридор, где Фрейя скользит по каменному полу по пути на кухню.
– Знаешь, может, я просто отвезу ее домой? Я не уверен, что готов…
– Ты никуда ее не повезешь! – огрызаюсь я, и гнев мгновенно вскипает у меня в животе. – Ты согласился оставить ее у меня на ночь. Ты обещал. Помнишь? – копирую я его снисходительный тон.
Понурив голову, Эйден кивает.
– Просто присматривай за ней. Ладно?
– Я присмотрю за ней, Эйден. Я ее мать.
Он пристально смотрит на меня, качает головой и открывает рот, набирая в грудь воздух, словно собирается что-то сказать, но потом почему-то не делает этого. Он просто снова качает головой, на этот раз решительно, и уходит, не оглядываясь.
Когда Эйден отъезжает, я ощущаю знакомую боль глубоко в животе. Кажется, я никогда не смогу спокойно смотреть, как он уходит. Но тут маленькая ручка дергает за край моего кардигана, я опускаю взгляд и вижу Фрейю, которая сжимает в ладошках книгу.
– Мамочка, давай почитаем в маленькой комнате?
– Конечно, дорогая.
Она убегает в заднюю часть дома, и я плотно закрываю дверь.
Фрейя лучезарно улыбается мне, когда мы наполняем ванну горячей водой с пеной. Она вылила почти половину бутылки и визжит от восторга, когда пузырьки растут на глазах.
Оставив кран включенным, мы идем через лестничную площадку в ее спальню. Даже когда Фрейи нет со мной и я слоняюсь по пустому дому, я иногда захожу в ее комнату. Очень долго она служила мне напоминанием о прошлом, о том времени, когда мы были одной семьей. Я не могла вынести даже мысли о том, чтобы изменить здесь что-то. Детская кроватка так и стояла пустой в центре комнаты, над ней бесцельно свисала с потолка карусель, а кресло для кормления, в котором я часами баюкала свою малышку, покрылось пылью.
Но затем я вдруг поняла, что, зациклившись на прошлом, я не верну свою семью. Этим летом я покрасила стены в сиреневый цвет к четвертому дню рождения Фрейи. С каждым мазком краски я представляла, как моя дочь играет в этой комнате, читает. Засыпает. Когда Фрейя пришла навестить меня в свой день рождения и увидела обновленную комнату, она начала визжать и бегать маленькими кругами. Я продала кроватку, в которой она спала с шести месяцев, на благотворительной распродаже и заменила ее другой, которую Фрейя называет «кроватью для большой девочки» – с белыми столбиками и балдахином, расписанным облаками.
В углу комнаты гордо возвышается высокий книжный стеллаж. Он ломится от книг, новых и старых, часть которых принадлежала мне, когда я была маленькой. Стены украшены оформленными в рамки цитатами и отрывками из любимой книги Фрейи – сказка о маленькой девочке, которая последовала за Белым Кроликом, провалилась в глубокую нору и попала в Страну чудес. Однажды Фрейя даже спросила меня, можно ли ей сменить свое имя на Алису.
Я сделала ее комнату еще лучше в надежде, что однажды дочь наконец сможет вернуться домой. Здесь есть целая гора игрушек, с которыми ей редко удается поиграть. Кровать, в которой она никогда не спала. До сегодняшнего дня.
Фрейя стоит перед книжной полкой, в середине которой почетное место занимает сохранившаяся со времен моего детства книга «Алиса в Стране чудес». Обложка потерта, края страниц загибаются, потому что томик часто брали в руки и перечитывали. Моей дочери это нравится, так же как и мне. Она всегда так аккуратно ставит книгу на полку и с благоговением смотрит на нее. Как глядит на нее и сейчас, уже позабыв свою радость по поводу ванны.
Я быстро запускаю пальцы в задний карман джинсов и вытаскиваю свой телефон.
Щелк. Щелк. Щелк.
Фрейя неуклюже раздевается, затем мы проходим мимо лестницы и комнаты, раньше принадлежавшей моим родителям, и пересекаем лестничную площадку по пути в ванную. Я сажаю дочь в ванну, бортики которой все еще слишком высоки для ее маленького роста. Когда я это делаю, мой телефон вибрирует.
Это Руперт.
«Надеюсь, все идет хорошо. Думаю о тебе. Целую».
Внутри меня все сжимается от накатившей вины. Руперт хотел приехать, но я запретила, потому что этот вечер должен быть посвящен только мне и ей. Нам нужно провести его вдвоем, наедине друг с другом.
«Спасибо, все хорошо, мы как раз собираемся принять ванну, а потом ложиться спать. Обещаю, ты скоро с ней познакомишься. Целую».
Я пристраиваю телефон на краю умывальника, но он снова вибрирует и падает на пол. Поднимаю его, – экран не разбился, – и сообщение Руперта появляется на фоне фотографии: Фрейя, еще младенец, одетая в мятно-зеленый костюмчик для сна, впервые в жизни улыбается.
«Не могу этого дождаться. Ты уже сказала ей, что она скоро станет старшей сестричкой? Целую тебя много раз».
Я отрываю взгляд от экрана телефона и вижу, что Фрейя все еще смотрит на меня поверх края ванны. Она опускает взгляд на мой живот, затем переводит его на пузырьки в воде. Неужели она уже все поняла?
Кладу руку на свой живот, до сих пор плоский, слегка впалый там, где выступают тазовые кости. Пока ничего не заметно: прошло всего несколько недель. Порой у меня слишком разыгрывается воображение.
Не ответив на сообщение, кладу телефон на закрытую крышку унитаза и смотрю, как Фрейя играет в ванне: вода доходит ей до груди, в каждой руке – по горке пузырьков.
– Фрейя… Тебе нравится жить в мамочкином доме? – Я до боли прикусываю губу. Мне не следует задавать ей подобные вопросы.
Дочь продолжает играть с пузырьками, но через мгновение почти незаметно кивает.
Я быстро и с шумом выдыхаю. Мне нельзя спрашивать ее: не надо больше давить на нее.
Но я ничего не могу с собой поделать.
– Ты хотела бы почаще оставаться с мамочкой? – Улыбаюсь ей, смягчая свой тон. Я хочу вселить в нее уверенность, что ее здесь любят. И какой бы ответ она ни дала, ее будут продолжать любить. Что она не расстроит меня. Нет ничего хуже чувства вины, особенно для ребенка. – Мы могли бы попросить об этом папочку, когда он приедет за тобой завтра, если хочешь?
Она прекращает играть с пузырьками и повторяет это движение – едва заметный кивок.
– Ладно. Мы спросим его.
Эйдену это не понравится. Он скажет, что я пытаюсь им манипулировать. Что я использую Фрейю как оружие. Но это неправда. Я бы никогда этого не сделала. Я нужна ей так же сильно, как и он. Даже больше. Каждый ребенок нуждается в своей матери.
Стоя на коленях над ванной, я зачерпываю ладонями огромную кучу пузырьков, набираю в легкие побольше воздуха и с силой сдуваю пузырьки в сторону Фрейи. Она начинает безудержно хохотать, когда они падают ей на волосы и лицо. И продолжает смеяться от всей души, так, что животик трясется: тем смехом, от которого в груди не хватает воздуха и даже мышцам пресса становится больно. Я смеюсь вместе с ней.
Побрызгавшись немного, осторожно мою ей волосы и ополаскиваю их, следя за тем, чтобы шампунь не попал ей в глаза. Когда мы еще жили здесь всей семьей, Фрейя терпеть не могла, когда ей мыли волосы, – боялась, что вода начнет щипать глаза. Она кричала «Ой-ой-ой!» еще до того, как я начинала лить воду ей на голову.
Хотела бы я сделать так, чтобы она меньше боялась.
Я поднимаю ее, ставлю на коврик в ванной, заворачиваю в пушистое белое полотенце и притягиваю в объятия. Ее мокрые волосы падают мне на плечо.
– Ну что, пойдем вытрем тебя насухо.
Мы идем, держась за руки и хихикая, но тут я спотыкаюсь о порог ее комнаты.
– Глупенькая мамочка! – говорит Фрейя.
Я помогаю дочери надеть ее любимую пижаму – с единорогом, – которую заранее разложила на кровати. Но когда я втыкаю в розетку провод фена и включаю его, Фрейя подпрыгивает, зажимает ладонями уши и отшатывается от меня.
– Тебе не нравится фен, дорогая?
Это что-то новенькое.
– Нет! Пожалуйста, выключи его! – кричит она, перекрывая шум. Я тут же выключаю фен. Теперь в комнате слышно лишь учащенное дыхание Фрейи, ее обнаженная грудь вздымается и опускается.
Я опускаюсь на колени так, чтобы мы оказались лицом к лицу.
– Это всего лишь фен для волос. Тебе не будет больно. – Я глажу ее по лицу, убирая волосы, а ее губы дрожат.
– Мне это не нравится. Этот шум пугает.
– Все в порядке. Мы просто высушим твои волосы полотенцем, хорошо?
– Хелен всегда так делает.
Моя рука вздрагивает при звуке этого имени, и пальцы задевают спутанные волосы Фрейи.
– Ой, мамочка!
– Прости. Прости меня. Это получилось нечаянно. – Я прикусываю внутреннюю сторону щеки и концентрируюсь на ритмичном растирании полотенцем ее волос.
Фрейя всего лишь ребенок – она не понимает. Она не хотела причинить мне боль.
– Может, хочешь почитать мне, пока я сушу твои волосы?
– Да, пожалуйста, – шепчет она.
Я достаю ее школьную книгу для чтения из рюкзака, который лежит возле шкафа. Это простая книжка с картинками: одно короткое предложение на странице и большие яркие иллюстрации. На то, чтобы высушить волосы полотенцем, уходит почти пятнадцать минут, но Фрейя ничего не замечает: ее маленькая грудь раздувается от гордости, когда она читает вслух.
Ее волосы наконец высохли, она забирается в постель, и я плотно укутываю ее одеялом до самого подбородка.
– Тебе удобно в этой постельке? – спрашиваю я.
Фрейя радостно кивает.
– А вот и Мышонок, – говорю я, и она тянет руки к своей любимой игрушке, без которой не может спать.
– Хочешь, я почитаю тебе еще раз, дорогая?
– Да, пожалуйста.
– Что будем читать? Выбирай любую книгу, какую захочешь.
– «Алису»! – Она хихикает.
– Опять? – ахаю я, изображая шок. – Начнем с того места, на котором мы остановились? И до самого конца?
Фрейя кивает, ее глаза блестят от возбуждения.
Я забираюсь на кровать рядом с ней, прислоняюсь к изголовью и начинаю читать. Дочитываю всю книгу до конца, как и обещала.
– …Наконец, она представила себе, как ее маленькая сестра вырастет и, сохранив в свои зрелые годы простое и любящее детское сердце, станет собирать вокруг себя других детей, и как их глаза заблестят от дивных сказок. Быть может, она поведает им и о Стране чудес и, разделив с ними их нехитрые горести и нехитрые радости, вспомнит свое детство и счастливые летние дни[1].
Я украдкой бросаю взгляд на Фрейю – ее глаза закрыты, а длинные темные ресницы трепещут на щеках.
Осторожно, чтобы не разбудить ее, я поднимаюсь с кровати, поворачиваюсь и целую дочь в щеку.
– Спокойной ночи. Я люблю тебя, Фрейя.
На цыпочках пересекаю комнату, выхожу за дверь и прикрываю ее, но не успеваю закрыть до конца, так как из темноты доносится тихий голос:
– Я тоже люблю тебя, мамочка.
– Добрых снов.
Я до щелчка закрываю дверь, и слезы приливают к глазам. Прислоняюсь к двери и выдыхаю, отпуская годы напряженного ожидания. Она дома. Наконец-то она дома. И это только начало: отныне это будет в порядке вещей. Фрейя будет спать в своей спальне, жить в этом доме со мной, как и положено.
Переодеваюсь в пижаму, затем уютно сворачиваюсь калачиком на диване в маленькой комнате с кучей тетрадей на проверку, время от времени поглядывая через французские окна на необъятное усыпанное звездами небо, нависшее над деревьями, которые стоят, невидимые в темноте, на границе сада. Время идет, и огонь громко потрескивает, постепенно угасая.
Когда гаснет последняя искра, а в очаге остаются лишь почерневшие угли, я поднимаюсь по лестнице в ванную и чищу зубы, стараясь двигаться как можно тише, хотя Фрейя не может услышать меня из своей спальни. Я умываюсь, затем открываю шкафчик под раковиной, и рука инстинктивно тянется к простой белой коробочке.
Пальцы замирают в воздухе, всего на мгновение, но затем я вытаскиваю упаковку и кладу в ладонь бирюзовую таблетку.
«Я тоже люблю тебя, мамочка».
Эти слова всплывают у меня в голове, когда я встречаюсь взглядом с отражением в зеркале, кладу таблетку на язык и глотаю.
Моя девочка в безопасности. Моя девочка дома.
Услышав плач, я широко распахиваю глаза и быстро моргаю в темноте, пытаясь осознать, что происходит. Всякий раз, когда я просыпаюсь, мне требуется несколько мгновений, чтобы вспомнить все мельчайшие подробности моей жизни и собрать себя воедино. Иногда эта вынужденная необходимость кажется мне невыносимой.
Что это за звук?
Я прикрываю глаза рукой и сосредотачиваюсь, пытаясь определить шум, который раздается в темноте.
Кто-то плачет.
Это Фрейя.
Этого не может быть: вопль звучит высоко и пронзительно, как у новорожденного. Но звук мне знаком. Как будто я слышала его в прошлом.
Сажусь, и от резкого движения у меня кружится голова, но стоит мне вновь прикрыть глаза, как звук становится громче.
Там плачет ребенок. И это плачет она.
Фрейя.
Я мотаю головой из стороны в сторону, пытаясь прогнать шум из головы, все быстрее и быстрее, но по мере того, как я это делаю, черная бесконечность за моими глазами взрывается вспышками света и цвета.
Стоп.
Тишина. Плач прекратился.
Возможно, это из-за таблетки. По утрам мне всегда хуже всего: в первые минуты после пробуждения последствия приема таблеток нависают надо мной, как туман. Мне не следовало ничего принимать. Только не сейчас, когда Фрейя здесь.
Я тянусь за своим телефоном и нажимаю кнопку. Экран освещает погруженную в тишину комнату, и видно время: 7:35 утра.
Может, Фрейя проснулась. Нужно проверить – она наверняка побоялась выйти из спальни и искать меня в темноте.
Спускаю ноги с кровати, но пошатываюсь, когда встаю. Опираясь на комод, я выпрямляюсь и снова встряхиваю головой, как будто это прогонит сонливость.
Темноту лестничной площадки рассеивает лишь слабый свет наступающего утра, который падает на лестницу через большое окно, выходящее на подъездную дорожку. Прищурившись, я смотрю в сторону детской спальни.
Дверь нараспашку.
Я определенно закрывала ее минувшим вечером… Может, она со скрипом открылась сама по себе. Или, возможно, Фрейя вставала, чтобы сходить в туалет, и не закрыла за собой дверь, – в конце концов, она уже не младенец.
У меня кружится голова, все вокруг кружится, будто я смотрю в калейдоскоп.
Просто дыши.
Шагнув с ковра на пол лестничной площадки, я ощущаю холодный камень под ногами. Коридор словно растягивается вдаль, – мои осторожные шаги ничуть не приближают меня к нужной комнате, – и дверь начинает вращаться, пока не оказывается подвешенной к потолку: весь мир перевернут вверх дном.
Я останавливаюсь и, быстро моргая, смотрю на свои ноги. Но мой взгляд приковывается к лучу света в форме улыбки, падающему на лестницу. Чеширский кот: его зубы сверкают.
Мы все здесь сумасшедшие.
Мир больше не перевернут с ног на голову, и я стою прямо перед открытой дверью в спальню Фрейи. Мои глаза привыкают к темноте комнаты, и я вижу кровать.
Она пуста.
Врываюсь в комнату и включаю свет.
Фрейи здесь нет.
Комната пуста.
– Фрейя? – Я прочищаю горло. – Фрейя… где ты?
Мягкие пальцы страха начинают ползти вверх по моей шее, и рука взлетает к затылку. Я соскребаю их прочь.
Может, она спряталась.
Резко пересекаю комнату, подхожу к гардеробу и распахиваю дверцы. Но Фрейи там нет. Только вешалки, на которых висит практически неношеная одежда.
Я разворачиваюсь и осматриваю комнату.
Где она?
Пальцы страха возвращаются и, уже ледяные, обвиваются вокруг моей шеи. Сжимаются.
Я стискиваю губы и медленно вдыхаю.
Это тебе снится. С Фреей ничего не случилось.
Я выхожу из ее комнаты и внимательно прислушиваюсь к любым признакам ее присутствия. Но в доме тихо и темно.
Медленно иду по коридору к лестнице, мое дыхание учащается.
Прекрати это.
Она проснулась рано и спустилась вниз.
Но мое сердце бешено колотится.
Успокойся, Наоми.
– Фрейя? – снова зову я, и ее имя эхом отдается в моих ушах.
Я подхожу к лестнице, но не решаюсь посмотреть вниз. Мое сердце бешено колотится в груди.
Просто посмотри.
Она будет сидеть там, на второй ступеньке, как обычно: играть со своими мягкими игрушками, а рядом – распахнутая книга.
Делаю шаг и хватаюсь за лестничное ограждение. Мои руки дрожат, но я обхватываю ладонями деревянные перила, ищу утешение в прочном фундаменте дома. Не обращая внимания на тугой комок паники, засевший в центре груди, я делаю глубокий вдох и смотрю вниз, в прихожую.
Все мысли вылетают из головы, и на самую малую долю секунды я не понимаю, что вижу.
Фрейя лежит у подножия лестницы: глаза закрыты, волосы разлетелись вокруг головы, как нимб. Такая спокойная, как будто спит.