Юрий Корчевский
Пилот-смертник. «Попаданец» на Ил-2
Глава 2. Особист
Алексей же возмутился:
– Да мы же свои! Я сам, вот этими руками убил двух немцев!
– Это ты в Особом отделе расскажешь. Не виноват – выпустят.
НКВД и Особого отдела боялись. Подозревали, что зачастую невиновным давали большие сроки, а то и расстреливали. Пытки не всякий мог выдержать, вот подследственные и оговаривали себя, подписывали протоколы и признания в деяниях абсолютно диких, просто невозможных. В условиях военного времени трибуналы работали споро. Конечно, каждое государство имеет право защищать себя от предателей, изменников и иностранных разведчиков. Предатели были в каждой воюющей стране. Кто-то старался спасти себе жизнь, другие продавались за кусок хлеба, некоторые – по идейным соображениям, ненавидя власть, – причины были разные. Но только в СССР мнимых предателей оказалось слишком много. Нигде больше не было такого количества лагерей и столько расстрелянных – уж эту часть истории Иван знал хорошо. И теперь, при словах об Особом отделе, мурашки побежали по коже.
По команде лейтенанта двое бойцов с винтовками в руках отконвоировали их в деревню неподалеку и передали особисту. Им оказался средних лет старший лейтенант. Он почти беспрерывно курил, и в комнате висели клубы дыма.
– Сами признаетесь? – с ходу спросил он.
– Мне не в чем признаваться! Я был на оккупированной немецкими войсками территории, но не в плену, – твердо заявил Иван. Первого начали допрашивать его, Алексей ждал своей очереди в коридоре.
– А как оказались в нашем тылу? Почему вас задержали не на передовой?
– На самолете за минуты пролетели. У меня карты не было, где линия фронта – непонятно.
– У тебя же планшет с картой изъяли! Врешь!
– Сами посмотрите, карта кончилась еще за Слуцком.
– Рассказывай подробно.
Иван рассказал, как вылетел на задание на «ишаке», был сбит и выпрыгнул с парашютом. Встретил в лесу Алексея, и они решили вместе выходить к нашим. По пути наткнулись на разбомбленный аэродром. Один из самолетов оказался цел, на нем они и прилетели.
– Все?
– Все.
– Складно говоришь. Ладно, проверим.
Особист вызвал конвоира, Ивана увели в сарай и заперли. Сарай был дощатым, доски гниловатые, и запросто можно было оторвать одну из них и выбраться. Только вот документы его остались у особиста, и своим побегом он только усугубит подозрения в свой адрес.
Иван уселся на ящик, стоящий в углу. Вот положение! Не предатель, но если начнут копать всерьез, проверки он не выдержит. Есть много деталей, которых он не знает. Спросят, к примеру, фамилии летчиков его звена или фамилию командира эскадрильи – и все, абзац!
Настроение у Ивана было подавленное.
Через полчаса в сарай втолкнули Алексея.
– Ну, что? Как?
– Хреново, – ответил тот. – Особист склоняет меня подписать бумагу, что ты немецкий агент.
– Я? Ты же сам видел самолет, сам предложил улететь.
– Чтобы лопнули мои глаза! Лучше бы мне его не видеть! Добрались быстро, прямо экспресс. А кончиться все это может плохо.
Оба замолчали. Перспективы их не радовали, а главное – они ничем не могли подтвердить свои слова.
– Леш, нам надо говорить, как было на самом деле, и твердо стоять на своем. Тогда не подловят на деталях.
– Ага, – кивнул Алексей, – мать только не переживет.
– Чего?
– Если нас к стенке поставят. Погиб бы на поле боя, как другие, так хоть не позорно было бы.
Алексей горестно махнул рукой, а Иван подумал, что о нем и сообщать некому. Его родители в сорок первом году еще не родились.
Но на допрос особист их больше не вызывал.
Прошло два дня. Арестованных скромно кормили: утром – жидкий чай с куском черного хлеба, в обед – миска перловки с хлебом, вечером – снова чай с хлебом.
На третий день стала слышна отчетливая канонада, похоже – немцы шли в наступление.
Иван забеспокоился. Их могут отправить дальше в тыл, а вполне вероятно, что и расстрелять.
К обеду третьего дня двери сарая распахнулись, и возникший в дверном проеме конвоир приказал:
– Руки за спину! Идите в избу, – и клацнул затвором.
В комнате стоял уже знакомый им особист. На его стуле сидел другой военный, но без знаков различия на френче. Судя по тому, как тянулся перед ним особист, это был его начальник.
– Товарищ старший лейтенант, доложите, что по задержанным?
– По летчику из дивизии доложили по телефону, что в списках такой числится. Вылетел двадцать шестого июня на боевое задание и не вернулся. Более точных сведений получить невозможно. Полк понес серьезные потери в технике и личном составе. Члены штаба и технические службы убыли на переформирование.
– Скажи-ка, сержант, – военный поднял глаза на Ивана, – как называются главные улицы в Ростове?
В Ростове Иван был два года тому назад, ездил к тетке, и некоторые улицы знал.
– Проспект Буденного, еще Ленина.
– Ладно, держи документы и личное оружие.
На краю стола лежали стопкой его документы и ремень с кобурой. Иван схватил документы, открыл красноармейскую книжку, закрыл ее, все аккуратно уложил в нагрудный карман и опоясался кобурой с пистолетом.
– Подожди в коридоре, – бросил ему военный.
– Есть! – Иван вытянулся по стойке «смирно», четко повернулся и вышел. Раз вернули документы и оружие, значит, подозрение в предательстве снято.
Из комнаты послышались голоса, а спустя минут пять вышел Алексей – тоже с поясным ремнем.
– Что?
– В пулеметную команду определили. Приказали ждать старшину.
Дверь распахнулась:
– Кравчук!
– Я! – Иван зашел в комнату.
– Можешь вылететь на разведку? Немцы прорвались, штабу корпуса надо знать положение.
– Горючего мало. И наблюдателя бы ко мне во вторую кабину. Мне за воздухом смотреть надо, чтобы немецких истребителей не прозевать.
– Горючим заправим. Жди у самолета.
Иван вышел из избы. Грудь распирала радость. Как бы дальше ни сложилось, но теперь он свободен.
Он направился к месту, где оставил самолет. Там стоял часовой.
– Отойди, не положено! – часовой наставил винтовку на Ивана.
– Ты что, очумел? Я же пилот! Самолет сейчас заправлять будут.
– Мое дело – охранять. Отойди!
– Ну и черт с тобой! – Иван сплюнул, отошел и уселся на разбитый артиллерийский передок.
Вскоре подъехала полуторка, из кабины выпрыгнул старший лейтенант.
– Ты летчик?
– Так точно!
– В кузове канистры с бензином, заправляй самолет.
– Часовой не подпускает.
Старлей подошел к часовому. О чем они говорили, Иван не слышал, только часовой отошел в сторону.
Шофер достал из кузова жестяные квадратные канистры – Иван таких не видел никогда. Для него были привычнее железные, с тремя параллельными ручками сверху, на крышке. Только позже он увидел такие на фронте. Они оказались немецкого производства, с орлом и свастикой на боковине.
Иван взобрался на крыло и слил в бензобак одну за другой все три канистры. Бензин плескался уже у самого верха.
– Готово! – доложил он старлею.
– Карта есть?
– Только западные районы, – развел руками Иван.
– Ладно, попробую сам отметить.
Старлей взобрался в заднюю кабину, а Иван подозвал часового.
– Как махну рукой, резко дернешь за винт. И сразу отбегай, если не хочешь без рук остаться. Понял?
Боец с опаской взялся за винт – остаться без рук ему явно не хотелось.
Иван открыл бензокран, включил зажигание и махнул рукой:
– Давай!
Боец крутанул винт и сразу отскочил. Но рывка хватило, мотор затарахтел.
Пока прогревался двигатель, Иван повернулся к пассажиру в задней кабине:
– Куда летим?
– Сначала на запад, а потом скажу, по обстановке.
– Понял.
Во время разбега самолет раскачивало на неровной земле, но он быстро поднялся – Иван чувствовал себя уже увереннее. Он быстро набрал высоту в триста метров и направил самолет курсом 270. Буквально через десять минут внизу показались редкие окопы, траншея и несколько орудий в капонирах.
Иван удивился – и это передовая? Вот эта жиденькая линия обороны призвана сдерживать врага?
Откуда-то послышался голос старлея. Иван покрутил головой – голос раздавался из гофрированного шланга. Он приложил его к уху. Ничего себе переговорное устройство! Видимо, старлей уже летал раньше на «У-2». а они с Алексеем кричали друг другу. Эх, материальную часть учить надо!
– Поворачиваешь на север, идешь двадцать километров, потом скажу, что дальше.
– Понял, – Иван заложил вираж.
Километров через десять на земле показались следы танковых гусениц.
– Пилот, давай вправо! – послышался голос старлея из переговорной трубы.
Иван повернул, направил самолет в ту сторону, куда вели следы, и вскоре увидел внизу танки с крестами на башнях. Один, два… четырнадцать штук успел насчитать, а еще пехота на бронетранспортерах.
Старлей тоже свесился за борт, смотрел, а потом отмечал на карте.
И в это время пехотинцы, заметив советский самолет, открыли по нему огонь из двух ручных пулеметов и винтовок. Одна трасса прошла совсем рядом. От неожиданности Иван рванул ручку на себя, и самолет полез вверх. Иван двинул правую ногу на педали вперед – надо уходить от огня. Машина не бронированная, обшивку ножом легко прорезать.
Стрельба стихла. Иван обернулся к старлею. Тот сидел, зажимая левой рукой окровавленную правую – зацепило все-таки пулей. Иван же надеялся, что пронесло, легким испугом отделались.
Уже без приказа он повернул назад, нашел место, откуда взлетели, и приземлился. Взобравшись на крыло, помог старлею выбраться из кабины.
– Возьми бинт в кармане брюк, перевяжи, – морщась от боли, попросил тот.
Иван залез в карман, достал оттуда прорезиненный индивидуальный пакет, перевязал старлею руку прямо поверх рукава гимнастерки, и они направились к дому, где сидел особист. Лейтенант вошел, а Иван остался на крыльце – лучше держаться от особиста подальше.
Вскоре к дому подкатила полуторка, и старлей направился к ней.
– А мне что делать? – вскочил со ступеньки Иван.
– В полк к себе лети.
– Так нет его уже…
Старлей пожал плечами, сел в машину и уехал, а Иван в полном недоумении вернулся на крыльцо. Вот же ситуация! Никому не нужен.
Пока он раздумывал, что делать, из дома выбежал особист с вещмешком за плечами.
– Заводи твою шарманку, летим.
– Топлива мало.
Топлива было достаточно, просто Иван не хотел лететь с «особистом».
– Нам недалеко. – Особист явно нервничал.
– Только вы, товарищ старший лейтенант, винт крутить будете.
– Буду-буду!
Особист влез на крыло, положил вещмешок в кабину и подбежал к мотору.
– Куда крутить?
– Я бензин открою.
Иван открыл кран топлива и щелкнул тумблером.
– Крути!
Старлей резко дернул винт, и мотор завелся.
В это время сзади бабахнула пушка, и Иван обернулся. В полукилометре, раскачиваясь на неровностях почвы, в их сторону шел танк. Немецкий, поскольку на лобовом листе у него белел крест.
Снаряд пролетел выше и взорвался в сотне метров.
Старлей взлетел в кабину.
– Улетаем! Быстрее!
Но быстро не получалось. Иван развернул самолет и начал разбег.
Танк выстрелил еще раз, но разрыва Иван уже не видел.
Самолет оторвался от земли, и Иван повернулся к задней кабине:
– Курс? – крикнул он.
– Что?
– Курс какой?
Особист рукой показал направление.
Иван заложил вираж. С высоты он увидел, что несколько танков прорвали жиденькую оборону наших. Танк, который стрелял по ним, был передовым.
Судя по направлению, куда они летели, местом назначения был Бобруйск или Осиповичи.
Через полчаса полета Иван увидел слева по борту полевой аэродром. Он направил самолет к нему и пролетел на бреющем – ему хотелось убедиться, что аэропорт наш.
На стоянках стояли прикрытые ветками «ишаки» и «чайки», несколько бомбардировщиков «СБ», и у всех на крыльях были красные звезды.
Иван развернулся, с ходу сел на полосу, подкатил к стоянке и заглушил двигатель.
– Ты куда меня привез?! – заорал старлей.
– Топливо заканчивается, товарищ старший лейтенант, нельзя дальше лететь, – соврал Иван.
Старлей выматерился, вылез из кабины и ушел.
Иван тоже выбрался из кабины. Мимо проходил, судя по пятнистому от масла комбинезону, техник или механик.
– Эй, земляк, что это за аэродром?
– Сборная солянка, с нескольких полков.
– А штаб где?
– Вон изба, видишь? Полуторка еще рядом. Там штаб.
Ну да, в ту сторону и старлей ушел.
Иван заглянул в заднюю кабину. Непорядочек, особист вещмешок забыл. Иван опустил руку и пощупал содержимое вещмешка через ткань. Тоже мне, дела! В вещмешке лежали консервы и несколько бутылок, и вряд ли они были с «коктейлем Молотова». Иван усмехнулся.
В штабе была суета, бегали писари, из дальней комнаты пищала рация.
Иван толкнулся в одну дверь, в другую, попытался доложить, но от него отмахивались.
– Некогда. Иди к комиссару.
Но Иван поступил проще. Он поймал за руку одного из сержантов: обслуга при штабе – писари, шифровальщики, радисты – порой знали обстановку не хуже офицеров.
– Земляк, одну минуту… Я из сто двадцать второго авиаполка. Никого из наших найти не могу.
– И не найдешь, убыли.
– А мне что делать?
– Поллитру ставишь?
– Ставлю, – Иван вспомнил о содержимом вещмешка особиста.
– Через полчаса будь тут. Документы давай.
Иван отдал красноармейскую книжку, а сам почти бегом вернулся к самолету. Вещмешок был на месте, дожидался хозяина.
Иван осмотрелся – особиста не было поблизости. Он ослабил узел «сидора» и вытянул бутылку. Это оказалась водка. В самый раз! Иван спрятал бутылку в набедренный карман и уже спокойно направился к штабу. Чтобы ненароком не попасться на глаза начальству, встал в коридоре, в уголке.
Вскоре в коридор выглянул писарь и махнул рукой.
Иван зашел в комнату:
– Принес?
– Как договаривались. – Он достал бутылку. Писарь тут же ее спрятал.
– Тебе повезло, Кравчук. Есть приказ: всех безлошадных летчиков направлять в Воронеж. Там полк формируется, будешь переучиваться на «Ил-2».
– Я его не видел никогда.
– Ты не один такой. Бери документы и скажи спасибо.
Писарь вручил ему красноармейскую книжку, предписание и воинские проездные документы – все с печатями, подписями, на бланках дивизии. С одной стороны – хорошо, научат летать на новом типе самолета, а с другой – убыль от потерь среди штурмовиков была самой большой среди пилотов. Достаточно сказать, что с 22 июня по 30 декабря 1941 года из полутора тысяч «Ил-2» была потеряна одна тысяча сто боевых машин. В значительной степени потери были обусловлены отсутствием стрелка, размещавшегося в задней кабине – как и самой задней кабины. Тяжелые и неповоротливые «Илы» становились легкой добычей истребителей люфтваффе, если им удавалось зайти сзади. Не зря за тридцать боевых вылетов на этом штурмовике давали звание Героя Советского Союза – таких были единицы. Только с конца 1942 года самолет стали выпускать с задней кабиной для стрелка. За характерную форму фюзеляжа этот штурмовик в Красной Армии прозвали «горбатым». Немцы-пехотинцы называли «Ил-2» «мясником», «Железным Густавом», «чумой» и «черной смертью». У пилотов люфтваффе «Ил-2» имел другую репутацию: за сильное вооружение, недостаточную маневренность и удивительную живучесть его называли «бетонный самолет» или «цементный бомбардировщик».
Иван потоптался в нерешительности. Куда идти? На железную дорогу? Проездные документы есть, но ходят ли пассажирские поезда? Он вернулся к писарю.
– Слышь, друг, подскажи, как добраться до Воронежа?
– Завтра грузовой «ПС-84» в Елец летит. Поговори с летчиком, их самолет на стоянке стоит.
– Спасибо.
– Не за что. Удачи! Глядишь – и свидимся еще.
Иван прошел вдоль стоянки. Люди были заняты делом: ремонтировали самолеты, подвозили к стоянкам боеприпасы – один он болтался без дела.
«ПС-84» стоял в сторонке и выделялся размерами, как кит среди тюленей. Самолет быль гражданский, из мобилизованных. Уже окрашенный зеленой краской, он, однако, не имел сверху кабины стрелка. У самолета хлопотал механик.
– Мне в штабе сказали – вы завтра в Елец летите? – подошел к нему Иван.
– Тебе-то какая забота? – Механик вытирал руки донельзя замасленной тряпкой.
– Подбросите? Мне вообще-то в Воронеж надо.
– А, переучиваться? Подбросим. Только ты, парень, лучше бы здесь остался, в полку.
– Чего так?
Механик сплюнул, не ответил, закрыл капот двигателя, опять вытер руки тряпкой и спустился со стремянки.
– Вылет во сколько?
– Командир сказал – в пять. Надо подальше отсюда убраться, пока «мессеры» не атаковали. У нас прикрытия нет, даже пулемета захудалого.
Пять утра – это рано, не проспать бы. Иван потоптался у самолета.
– Что, только прибыл?
– Есть такое дело.
– Вон там, на краю аэродрома землянки – общежитие для летного состава. А коли не побрезгуешь, ложись спать в кабине, на моторных чехлах.
– На чехлах согласен.
Иван полежал пару часов, отдохнул. На аэродроме взревывали моторы самолетов: механики прогревали их, гоняя на разных оборотах. При таком шуме не уснешь.
И Иван решил посмотреть свой «У-2». Он подошел к самолету, погладил обшивку. Допотопный самолет ему понравился, поскольку ни разу его не подвел. Иван заглянул в заднюю кабину – вещмешок так и лежал на том же месте. Забыл про него «особист» или уехал в спешке? А ведь «сидору» запросто могут приделать ноги. Поколебавшись секунду-другую, Иван забрал вещмешок. Водка – она во все времена «жидкая валюта», а консервы сам съест. Вещмешок был тяжелым.
Вечером механик принес с кухни котелок каши:
– Летун, есть хочешь?
