Наталья Резанова
Феминиум

Мы стояли на палубе в большом недоумении – как-то нужно было отсюда выбираться. Но никто ни о чем не спрашивал Митрича, хотя именно по его приказу мы вошли в Альбертов проход. Последнее дело – задавать дурацкие вопросы. Экипаж мы – или богадельня для престарелых проституток?

– По-моему, это берег, – сказал наконец кэп, глядя на темную линию, окаймлявшую озеро. – Нужно ошвартоваться, и Меркель пойдет берегом обратно. Чтобы понять, через какую щель мы сюда протиснулись. Может быть, удастся вывести «Аркону»…

Мы поняли, что он имеет в виду.

В такой ситуации можно, конечно, воспользоваться и двигателем, но запущенный двигатель автоматически означал выход из регаты, мы все еще были живы, здоровы и продолжали участвовать в гонке. Положение еще не было настолько форс-мажорным, чтобы воспользоваться двигателем и позже это объяснять судейской коллегии. Оставался только один вариант – высадить десант на берег и на длинном тросе провести яхту вдоль него до выхода из пещеры. Или подтянуться на лебедках на заякоренном тросе…

Мы включили прожектор и стали искать подходящий кусочек берега. Озеро под островом было не менее хитрой конфигурации, чем сам остров, и кое-где вдоль поднимавшейся вверх стены имелась полоска шириной в десяток шагов, а в иных местах ее вовсе не было. Нам требовалось место, откуда Меркель мог бы без особого риска подойти к арке, под которой мы пролетели, и выбраться в проход, остальное – дело техники. Главное – найти, где закрепить трос.

Запах в этой пещере стоял – гаже некуда.

– Я сейчас от этой вонищи грохнусь, – сказал Ян. – Во, во, глядите…

Над водой взбух пузырь, покачался на мелких волнах и лопнул.

Все повернулись к Химене.

– Что это за дрянь? – спросил кэп.

– Донный газ. По-научному – сернистый газ, но к нему еще какой-то дряни подмешано. Как вы думаете, почему здесь пещер под островами так много, а гаваней в них так мало? – вопросом ответила Химена. Ответа не требовалось.

Из люка высунулся Бруно.

– Правильно, сернистый газ, – подтвердил он. – Я на транспорте служил, нанюхался, им боксы, в которых фрукты перевозят, окуривали, чтобы гниль не завелась. Там, внизу, трещины, из них он и выходит. Все дно в пузырях, вот…

Он показал экран коммуникатора. Там сменялись картинки с безжизненным пейзажем этого самого дна.

Химена, тихо выругавшись, надела висевшие на шее очки.

– Мы влипли, – сказал я.

Но виновника, конечно, не назвал.

Еще один пузырь появился над водой. Он покачивался совсем рядом с кормой «Арконы», и мы хорошо видели, как в свете прожектора на нем переливается радужная пленка.

– Дьявол, сейчас он лопнет… – прошептал Ян.

И пузырь лопнул.

Наверное, когда я за грехи свои попаду в ад, там будет так же вонять горящей серой.

Ян схватился рукой за горло и упал на колени. Такого кашля я отродясь не слышал – и надеюсь, что больше не услышу. А у кэпа, сдуру сдвинувшего на лоб очки, от вони потекли из глаз крупные слезы.

– Надень очки, болван! – закричал Меркель. – Химена, где аптечка? Нужно сделать хотя бы мокрые повязки!

– Не вижу! Ни хрена не вижу! – ответил Митрич. – Жжет! Я ослеп!

Химена не ответила. Она молча смотрела на бурую воду. Не иначе, ждала очередного пузыря.

И тут «Аркону» сильно качнуло.

– Нагонная волна! – сообразил Бруно. – Смотрите! Она тащит нас!..

Яхту действительно протащило ближе к середине подземного озера.

– Черт, черт, черт! – выкрикивал Митрич, держась за леера. Он был уже в очках, да что проку?

– Что это значит? – спросила сама себя Химена.

– Так, парни. Я за вас отвечаю! Черт, где вы все? Пробиваемся назад! Это – приказ! – распорядился Митрич. – Кто-нибудь, дайте руку!

– Мы не успеем, – возразила Химена. – Смотрите! Это волна прошла низом, вот что наделала…

Мы увидели поблизости от яхты, справа по борту, еще три пузыря.

– Убирайся на камбуз! – прикрикнул на женщину Митрич. – Поварешка мне еще советов не давала! Ганс, врубай мотор.

– Есть, кэп, – ответил я. Моя должность в экипаже – матрос-механик.

– Быстро разворачиваемся и ищем ту проклятую дыру! Пусть даже обдерем скулы…

– Эх… – сказал Бруно.

Такое «эх» в переводе не нуждается – накрылась наша победа в регате медным тазом. Позор – на всю галактику… Да и просто обидно – ведь шли первыми…

Так вышло, что я в этот миг смотрел на Химену. Не потому, что красавица, – просто так стоял и видел ее лицо. Видел, как сошлись брови. Очень нехорошо сошлись.

Сказал, значит, Бруно «эх», а наша поварешка услышала.

С одной стороны, ее дело – миски мыть и молчать, а с другой – она ведь здешняя.

– Если включить мотор, мы расшевелим винтом всю дрянь на дне хуже всякой нагонной волны, – возразила Митричу Химена. – Это можно делать, только если перед нами открытый выход и шанс вылететь, как пуля из ствола. Иначе мы тут сдохнем.

– Значит, нужно выходить пешком, – решил Бруно. – Кэп, нам просто не повезло. Как ты сказал, мы оставим тут «Аркону», на плотике доберемся до береговой полоски, выйдем в проход и сообщим начальству, чтобы нас отсюда…

– Нет!

Это был голос Химены.

Сказать, что мы обалдели, – значит вообще ничего не сказать.

– Дура, да мы же тут подохнем! – вдруг заголосил Меркель. – Ничего себе регата! Оставайся, если хочешь, а я…

– Сам дурак, – попросту ответила Химена. – Ян, пусти-ка…

– Ты еще здесь? Куда полезла?! – возмутился Митрич.

– К рулю. Кэп, не рычи, у меня диплом капитана.

– Какого еще капитана?!

Митрич много чего добавил бы, но случайно проскочившая в пещеру волна, пришедшая из той проклятой дырки, чуть не скинула его за борт.

– Двухгодичные курсы в Нью-Бристоле, кэп, – невозмутимо доложила Химена. – И на руле я сидела. Где-то там должен быть выход в открытое море.

И показала рукой.

– Должен?!

– Да. Я в таких пещерах бывала. Ты же видишь – течение… И против волны мы не сможем… В общем, пусти, или…

– Или – что?

– Или мы тут задохнемся, старый кретин!

– Кэп, она здешняя, она лучше знает! – завопил перепуганный Меркель. Я еще никогда не видел, чтобы мужчина весом в сто пять кило так паниковал.

Два пузыря лопнули совсем рядом.

Волны и течение тащили «Аркону» куда-то в темноту, да еще разворачивали боком.

Нужно было решать, нужно было сделать выбор – Митрич, прости собаку бешеную, но я его сделал…

– Кэп, я врубаю мотор?! – крикнул я.

– Врубай, живо! – ответил Митрич.

Дальше было сущее безумие.

Ругаясь, хрипя, кашляя, задыхаясь, теряя последние силы, мы пересекали подземное озеро. За кормой лопались проклятые пузыри. Меня от вони вывернуло наизнанку – прямо на палубу. Ян выкрикивал что-то бессвязное. Счет уже шел на секунды.

Химена правила, глядя на экран, куда шла картинка с камеры на клотике. Меркель с прожектором вылез чуть ли не на форштевень.

– Вот, вот! – орал он. – Стой! Камень!

Бруно вытащил из своей кучи сокровищ ручной радар и пытался просканировать ту щель, куда нас тащили волны и пробивались мы сами на моторе.

Вдруг впереди, в черной стене, разверзлась голубая щель. И минуту спустя мы, полудохлые, но почти довольные, вылетели в открытое море.

Никогда еще меня так не радовали шквалистый ветер и пятиметровые волны!

– Ян, очухался? Иди сюда, – позвала Химена. – Порядок, парни, регата продолжается. Приз будет наш.

– Регата продолжается! – повторил Меркель, и тут до нас дошло.

Эта туземная ведьма не хотела, чтобы «Аркона» сошла с дистанции.

Но разбираться с ней было некогда – следовало определиться и узнать, куда подевались конкуренты.

Три дня мы шли, как заведенные, некогда было опростаться. Химена сидела на камбузе и молчала. Только каждые два часа меняла кэпу повязку на глазах и ставила уколы. Она связалась с медицинской службой и действовала по указаниям врачей. С вертолета нам спустили контейнер с лекарствами для кэпа, который наотрез отказался покидать «Аркону». Время от времени он на ощупь лез на палубу, торчал из люка и подбадривал нас своей фантастической руганью. Однажды мы в трудную минуту поставили его крутить «кофемолку».

В конце концов весь этот кошмар закончился. В крепкий шквал, под зарифленными наглухо парусами, мы влетели в молы. Финиш принимали с маяка и о времени сообщили по рации. Теперь можно было убрать оставшиеся паруса, под голым рангоутом продвинуться в глубь гавани и под прикрытием берега пришвартоваться в порту. По дороге подошел катер береговой охраны и сопроводил до причала.

Кэпа мы свели на берег под руки. На глазах у него была повязка.

Вся эта телевизионная братия словно рехнулась: чудо, слепой кэп привел «Аркону» к победе! Они не понимали, что просто каждый из нас на своем месте делал все возможное. И я всей шкурой чувствовал каждое движение Яна, и Бруно, и Меркеля… Но это для них было слишком незначительно, им слепого капитана подавай.

О моторе все же пришлось сказать, и судейская коллегия чуть не передралась – имели мы право, чудом уцелев, продолжать гонку или должны были сойти с дистанции. Ситуация получалась нештатная – правила не учитывали таких смертельных форс-мажоров.

Решения коллегии мы ждали на пирсе, где была ошвартована «Аркона». Наша поварешка, собрав свое имущество, спустилась к нам с сумками.

– Зловредная ты все-таки тетка, – сказал Бруно. – Ты же, дубина стоеросовая, чуть нас всех не погубила. Вот тебе-то зачем нужно было, чтобы «Аркона» пришла первой? А если они договорятся не давать нам приз? Да и то – тебе с приза только шесть тысяч причитается. Ты же у нас – случайный человек. В чем смысл?

– Ты ради шести тысяч чуть нас на тот свет не отправила, – упрекнул Ян. – Мы ведь все-таки могли уйти берегом и вытащить «Аркону». Пузыри-то всплывали посередке, и газ уходил вверх, а у берега – мелководье. Откуда там взяться пузырям?

– Тут дело не в победе, а во мне. Черт с ней, с победой. Мне была нужна репутация, – ответила Химена. – Всего лишь репутация. Деньги будут потом.

– На что она тебе? – спросил кэп Митрич.

– Понимаешь, кэп, я ведь здешняя. Я из Альварадо.

Это слово кэпу ничего не говорило.

– Острова Калатравы знаешь? Ну вот, оттуда. Альварадо – город, четыре тысячи жителей, – объяснила Химена. – Нам деньги нужны. Тут больших денег не бывает. Геологи ищут чего-то на дне, но пока еще найдут. А деньги уже сейчас нужны. Вот я и сделала ставку на регату. Если у меня будет репутация – то возьмут в любой экипаж, не только в женский. И не поварешкой – рулевым. В женском мне делать нечего. А в хорошем экипаже можно рассчитывать на призовое место. Нам оборудование для больницы нужно, мы гостиницу строим, ждем партию новеньких – не меньше ста человек. Считай, что это мой способ заработать хорошие деньги для своих, кэп.

– Тебя все равно не возьмут капитаном. Можешь свой диплом засунуть… то есть повесить на стенку, – ответил Митрич. И мы чуть не шлепнулись задами на пирс от его галантности.

– Когда-нибудь возьмут – если узнают, кто вывел «Аркону» из пещеры… – Она помолчала, усмехнулась и обвела нас таким взглядом, что Меркель, старый морской волчара, покраснел. – Ты не расстраивайся, кэп, если бы нас не занесло в пещеру – я бы что-нибудь другое придумала. Такого у нас на островах еще не было – чтобы на моторе в эту щель… Ты просто не знаешь, сколько мертвых экипажей осталось в пещерах, кэп. Возьмут, куда денутся, если у меня будет громкое имя. Или я подготовлю настоящий женский экипаж – не такой, как на «Орхидее». Мы еще погоняемся, кэп. Спасибо за науку.

И она ушла.

Ее ждал скутер – такие скутеры завозят сюда десятками, потому что в сезон штормов только на них и можно добраться с острова на остров, они ведь ныряют и могут идти под водой по меньшей мере полчаса.

– Имя у нее будет, – не сказал, не прошептал, а скорее уж, прошипел Митрич. – Имя ей подавай! Душить в колыбели таких Химен!..

Он дулся и ворчал вплоть до той минуты, когда нас усадили в съемочной камере и включили технику. Вопросов задали множество – как всегда задают экипажу-победителю. В том числе и об Альбертовом проходе. И о пещере. И о нашем спасении.

Мы все гадали – скажет ли кэп правду.

Он сказал.

Владислав Русанов
ДВОЙНАЯ ИГРА

Из придорожных кустов вышли четверо. По двое – справа и слева. Колесница Громодержца недавно скрылась за небокраем, но и в зеленоватом свете Старшей Сестры, похожей на круг подцветшего сыра, Виллим отлично видел арбалет, направленный ему в пупок.

– Держи руки на виду и не дергайся! – приказал главарь, пришепетывая.

От подельников его отличали не только отсутствие передних зубов, но и клепаный шлем со стрелкой-переносьем. Прочие обходились войлочными подшлемниками.

Виллим медленно развел руки в стороны. Ладонями вперед. Он хотел верить, что пальцы не дрожат. Ну, хоть не так, как поджилки.

– Отпустили б вы меня, добрые люди.

Как жалко звучал сейчас его голос. Голос, которым он по праву гордился.

– Заткнись, – оборвал его главарь.

Приблизился, поправил плащ, скрыв поблескивавшую бляху на груди.

– На что я вам? Одежка худая, денег нет почти… Только цитра. Так вам она без надо…

– Заткни пасть, я сказал!

Хлесткий удар заставил Виллима согнуться, пряча в ладонях разбитые губы.

– Лапы!

От жестокого тычка под дых воздух в груди мгновенно превратился в огненное алхимическое зелье, но руки пришлось опустить.

– Не нужно нам ни твое шмотье, ни твои медяки, – процедил шепелявый.

Стоящий по правую руку от него крепыш, бровь которого удивленно приподнималась от перечеркнувшего ее шрама, басовито хохотнул.

И тут Виллим понял, почему люди, принятые им по первости за обычных разбойников, не прятали лиц. Они не собирались его грабить. Они хотели его убить.

«Бежать, – молнией пронеслось в голове. – Шепелявого по морде и в кусты…»

– И не вздумай. Болт догонит, – словно прочитал его мысли убийца.

Молодой человек затравленно огляделся вокруг. Нет, он не был принцессой из сказки. И храбрый герой в кованом нагруднике с каленым копьем в руке не примчит к нему на помощь на рыжем коне.

– Что, поняла кошка, чье мясо съела? – Главарь сопел застарелым перегаром уже над самым ухом. – Тише жить надо, сопляк. Дольше проживешь. Ты не дергайся, нам еще поболтать надо. Больше расскажешь – оттянешь смерть. Ненадолго, но оттянешь.

Меченый опять хохотнул. Гулко, как в пустой бочонок.

– О… о… о чем рассказать? – язык с трудом повиновался Виллиму.

– Обо всем, о чем спрошу, говорливый ты мой. Только сперва Зыркун тебе пальчики попереломает…

Внезапный шорох в кустах заставил всех, и Виллима, повернуться. Медленно, будто в кошмарном сне, позади арбалетчика соткалась из лесной темени крылатая тень. Крыло гигантского нетопыря лишь слегка коснулось незадачливого стрелка, но этого хватило, чтобы человек рухнул ничком в папоротник, не издав ни звука. Болт с мерзким чавканьем глубоко ушел в мягкую землю.

Виллим, словно заяц, бросился было наутек, но врезавшийся в крестец тяжелый сапог шепелявого бросил его на дорогу. Прижимая к груди драгоценную цитру, молодой человек ударился локтями так, что из глаз брызнули слезы. Сквозь их мутную завесу он с трудом разглядел, как черный нетопырь превратился в человека. Точнее, в тоненькую девушку, которая чудно присела на одну ногу, сжимая в руках дорожный посох.

Коротко кивнув Зыркуну на Виллима – смори, мол, у меня, – главарь двинулся навстречу незнакомке. Клинок, словно по волшебству появившийся в его руке, плясал, как жало ехидны. Третий убийца выхватил из-под плаща два кистеня и пошел полукругом, отрезая девушке путь к отступлению.

– Ты встряла не в свое дело, сестричка, – медленно, выплевывая каждое слово, произнес шепелявый. – Ты сдохнешь вместе с ним.

Девушка промолчала, говорил пристальный взгляд, обращенный к убийцам: «Это вряд ли…»

Коснувшись уложенной вокруг головы косы, она вдруг стукнула посохом о землю и будто взлетела, раскручиваясь, как юла. Выпад предводителя убийц пропал втуне, а вот кончик взметнувшейся косы слегка чиркнул по его виску. Шепелявый еще не коснулся земли, а острие посоха уже с хрустом врезалось в кадык Зыркуна. И снова прыжок. Взмах посоха и треск ломаемых позвонков.

Три тела рухнули одно за другим. Воцарилась тишина, нарушаемая только хриплым дыханием Виллима.

– Так и будешь лежать? – Девушка оборачивала косу вокруг головы и лукаво щурилась. – Не притворяйся – я все видела. Ты успел получить под зад, а от этого никто еще не умер.

Виллим с трудом поднялся. Это было нелегко, но еще труднее было устоять на трясущихся ногах.

– Спасибо, – проговорил он, как только обрел вновь дар речи.

– Сочтемся, – беззаботно откликнулась незнакомка.

– Ты их убила?

– Нет, приспала маленько, – девушка глянула на него, как на загорскую зверушку. – Что это они на тебя взъелись?

– Эх, кабы знал, – сокрушенно покачал головой молодой человек. – Я думал, это простые грабители.

– Наверное, ты редко это делаешь. – Девушка оглядывала неподвижные тела.

– Что «делаешь»?

– Думаешь, конечно же. Иначе сразу узнал бы наемных убийц.

Взгляд ее остановился на бляхе шепелявого.

– Ты знаешь, что это? – спросил Виллим осторожно.

– Дрянная безделушка. – Похоже, чудесная избавительница привыкла решать все вопросы коротко и однозначно. – Меди много, серебра мало. Не стоит и полукроны.

Тем не менее бляха отправилась в ее маленький дорожный мешок.

– В Дар-Кхосис идешь?

Виллим замялся.

– Ну, давай, соври мне, что по этой дороге можно идти в другое место, – улыбнулась девушка, ее серые глаза блеснули.

– Меня зовут Виллим, – ни к селу ни к городу ляпнул молодой человек.

– Стемнело. Скоро взойдет Младшая Сестра. Давай уберемся отсюда и подыщем спокойное местечко для ночлега.

– А тебе тоже в Дар-Кхосис?

– Не задавай глупых вопросов. Здешние края не место для прогулок по ночам.

И, уже отойдя на несколько шагов вперед, бросила через плечо:

– Можешь звать меня Лаской.

Догнав спасительницу и приспосабливаясь под ее уверенный шаг, шаг охотника и воина, Виллим думал:

«Что ни делается, все к лучшему. Не напади на меня эти ублюдки, может, и не привелось бы встретиться с нею. Имечко чудное. Ласка. Такая приласкает, жди. Посохом по башке. Но с нею как раз надежнее, чем с придворной потаскушкой».

Место для ночевки выбрала Ласка. Она же развела костерок, в свете которого Виллим принялся осматривать корпус и струны цитры. Хвала Хорталу Молниеметателю, все оказалось в целости. Одна-две царапины – не в счет. Его инструмент терпел и большие лишения.

– А скажи-ка мне, знакомец дорожный, – девушка раскладывала на бережно расстеленном плаще нехитрую снедь, – как же ты обходился без огня ночью – кремня-то с огнивом у тебя нет?

Чуть-чуть сморщенный носик ее выражал странную смесь презрения и любопытства.

– Да вот так и обходился, – отозвался Виллим. – Я человек привычный. «Правое крыло на землю постелю, левым – накроюсь». А вообще-то меня Виллимом зовут.

– Ишь ты, сказочник… Больше седьмицы на земле спал, говоришь?

– Не веришь, не надо…

– Ладно, не обижайся, Виллим. Нам с тобой еще два дня вместе топать.

Молодой человек не сумел сдержать довольную улыбку. Все-таки с такой спутницей можно путешествовать и подольше. И безо всякой опаски. Тронув струны цитры, он проверил настройку.

– А ты никак за трувера себя выдаешь? – Ласка поправила русую прядь.

– Что значит «выдаю»? – возмутился Виллим.

– Молод ты еще для подлинного мастерства. Разве что так – подпасок…

– Да что ты знаешь о подлинном мастерстве? Я, если хочешь знать, при дворе самого герцога Ландорского… – Он замолчал, понимая, что сболтнул лишнее.

– Герцога Ландорского, говоришь?

– Ну, герцога или не совсем… Или не при дворе…

– Спой, трувер, – попросила вдруг девушка. – Или при дворе герцога ты тоже только хвастал, какой ты знаменитый?

– Изволь, – Виллим так и не сообразил – смеется над ним Ласка или взаправду хочет, чтобы спел.

Длинные пальцы привычно коснулись струн, и цитра отозвалась вкрадчивым, слегка шелестящим звуком. Виллим прокашлялся, голос его окреп.

 
– Где ты? В какой дали
Клубок тот путеводный?
Он на краю земли
Или в тиши подводной?
 
 
Всю буду жизнь искать,
Хоть тороплюсь я очень.
И не устану ждать
В пустые дни и ночи.
Мелькнет шальным огнем
Час долгожданной встречи,
И станет ярким днем
Дождливый серый вечер…
 

– Умеешь, трувер… – обронила девушка после недолгого молчания.

– Виллим, – напомнил молодой человек, подсаживаясь поближе.

– Умеешь, Виллим, – вслед повторила она и вдруг спохватилась. – А ну, назад, шустрик! Ишь, герой-любовник выискался.

– И в мыслях не было, – Виллим в мгновение ока оказался на своем месте – слишком ярко в его памяти запечатлелись недвижные тела убийц.

– «И в мыслях не было…» – передразнила Ласка. – Будешь мне теперь рассказывать, будто не знаешь, за что на тебя охотились. Небось баронскую дочку забрюхатил. Или до самой герцогини добрался?

– Теперь глупости говоришь ты, – улыбнулся в мыслях трувер. – Никого я не брюхатил…

Недоверчивый смешок.

– …но если охота так думать – пожалуйста. Думать не возбраняется.

Воцарилась неловкая тишина, лишь потрескивал в костре сухой хворост.

– Все. Хватит полуночничать. Завтра идти и идти, – подвела итог девушка. – Спать. И каждый на своей стороне кострища.

Она принялась забрасывать багровые угли землей.

Виллим проснулся, как от толчка. Открыл глаза. Рассветало. Раскаленная докрасна после еженощного поединка с Подземным Владыкой колесница Хортала упрямо выкарабкивалась на небесный свод. Трувер с хрустом потянулся и встретился глазами с хитрым прищуром серых очей Ласки. Она стояла, улыбаясь чему-то своему, и сматывала на локоть длинный волосяной аркан. На удивленно приподнятую бровь Виллима ответила:

– Старшая Сестра входит в полнолуние. Младшая – в последнюю четверть. Нечисть обнаглела вкрай.

– И чем же спас нас твой аркан? – Виллим, как бы невзначай отвернувшись, поправил на груди под кафтаном небольшой увесистый кошель.

– Ну, чудак! Неужели не знаешь – конский волос нежить и нелюдь держит. Потому как над лошадьми пребывает благодать Матери Коней. Ходят вокруг, ходят. Злятся-ярятся. А сделать ничего не могут.

– Так ты из Айрока? – догадался молодой человек. – Из почитателей Матери Коней!

– Помолчи, – отрезала девушка. – Пора в путь.

– А перекусить? – трувер потянулся к тощему мешку, на дне которого еще оставалось немного вяленой оленины и сухарей.

– На ходу, певец. На ходу. Следующая ночь похлеще будет. И я мечтаю провести ее с крышей над головой.

И она снова, не дожидаясь спутника, двинулась по дороге широким шагом опытного ходока.

Чтобы догнать ее, Виллим припустил бегом. Пристроившись рядом, спросил:

– А почему имя у тебя такое? Ласка должна быть тихой. Сидеть около мамки, прясть, вышивать крестиком и жениха дожидаться. А ты с дубиной по дорогам шастаешь.

Спросил и пожалел. Девушка глянула на него как на блаженного:

– Откуда ты такой выискался? Любопытный.

– Не хочешь – не говори. Я так – для разговора.

– Ты городской, должно быть?

Виллим пожал плечами.

– Да уж наверняка, – продолжала она. – В деревнях да хуторах лесных всяк знает: нет зверя страшнее ласки. В курятник залезет – всем несушкам головы поотгрызет. Лосю в ухо забирается и мозги выедает…

– Змея, что ли, какая?

– Сам ты – змея. Зверек такой. Навроде хорька или горностая, каких в Дар-Кхосисе богатые дамы для забавы держат. Только меньше.

– И что – лося завалить может?

– Сама не видела. Но люди говорят.

Беседа понемногу перешла на крупного – красного – зверя. Потом поговорили про манеры охотиться каллеронских лендлордов, о песнях, которые предпочитают лендлордовы жены… Виллим то и дело перевешивал цитру из-за спины на грудь, подтверждая свое мнение десятком строчек известных певцов древности и дней нынешних.

Дорога то вилась среди раскидистых вязов и буков, то ныряла в заросли боярышника и лещины, а то и вовсе выбегала на открытые прогалины пару тысяч шагов в поперечнике.

Светило близилось к зениту, когда им пришлось укрыться в кустах. По дороге протарахтел десяток груженых повозок, сопровождаемых добротно вооруженной стражей. Виллим заикнулся было, что не худо-де к обозу присоединиться, но один взгляд Ласки отбил у него всю тягу высовываться перед незнакомыми людьми.

Пережидали долго. Девушка шипела и все прикидывала – поспеют к какому-никакому хутору до вечера или не поспеют. По всему выходило – не поспеют. Поэтому хмурила бровь всё сильней, на шутки Виллима не отвечала звонким смехом, а зыркала, как боевой кот. Разговор больше не клеился.

К вечеру небо заволокло тучами. Припустил мелкий, но убористый дождь. Виллим запрятал цитру под плащ и уныло шагал, с трудом поспевая за стремительной, как атака конницы, Лаской. Холодные капли скатывались по волосам и, попадая за ворот, заставляли вздрагивать и ежиться.

Снова место для ночлега, по одной ей видимым приметам, выбрала девушка. На этот раз костра не разводили: хворост и валежник успел изрядно пропитаться влагой. Поэтому, обнаружив дерево, под которым было чуть суше, чем вокруг, Ласка окружила ствол веревкой из конского волоса и уселась, привалившись спиной к серовато-коричневой шершавой коре. Виллим примостился рядом. Почти вплотную. Девушка не отстранялась, погруженная в свои мысли. И даже не сделала попытки прикрикнуть на него. Виллим хотел рассказать по случаю историю о двух горцах, выживших в метель, укрываясь одним плащом, когда их товарищи замерзли насмерть каждый под своим, но вовремя вспомнил смертоносный посох и сдержался от греха подальше.

Сон пришел незаметно. Беспокойный и чуткий. Поэтому легкого тычка локтем под ребра хватило для мгновенного пробуждения.

Дождь прекратился. От кустов и травы поднимался пар. Небольшая поляна, открывшаяся взору, вся была залита зеленоватым светом Старшей Сестры, сиявшей в южной части небесной сферы. Левее и ниже, подобно глазу неведомого хищника, сияла желтоватая половинка Младшей Сестры. Капли воды на острых зубчиках листьев кустарника сияли бриллиантами императорской короны.

«Какая красота!» – хотел воскликнуть Виллим, но осекся. Ласка настороженно всматривалась куда-то. Проследил за ее взглядом… Руки и ноги разом ослабели, словно из них выдернули все кости.

Вокруг прогалины, не приближаясь, но и не выказывая ни малейшей опаски, сидели на корточках шесть серебристых фигур. Седая шерсть играла и переливалась при свете Сестер, могучие руки – или передние лапы? – бугрились узловатыми тяжами мышц. Горбатые загривки. Пасти, окаймленные по краям влажным блеском клыков.

– Псоглавцы? – еле слышно прошептал Виллим.

– Если бы… – тихонечко отозвалась девушка. – Волкодлаки.

– Что делать будем? – Пальцы молодого человека против воли сжали висящий на груди кошель.

– Заткнись, а? – Страха в голосе Ласки не было, но не было и уверенности в победе.

Виллим послушно замолчал. Звери медленно приближались. Вернее, исчезали и тут же возникали. Отвел взгляд, вернул, а он уже на шаг-полшага ближе.

– Держись сзади, – буркнула Ласка, привычным движением освобождая косу.

Прикидывавший, как ловчей взобраться на дерево, Виллим не нашелся что ответить, а только заприметил выпученными от страха глазами, как она делает два долгих, скользящих шага…

Прыжок!

Коса щелкнула в воздухе как бич гуртовщика. Волкодлак взвизгнул, прянул в сторону – вместо глаза на светлой шерсти черным потеком растекалось кровавое пятно. Однако прочих это не задержало и на долю мига. С короткими взрыкиваниями они взяли девушку в кольцо, только слившийся в серое смертоносное колесо посох удерживал их на расстоянии.

Хрясь! Кончик посоха с маху врезался в чувствительные ноздри зверя, вынуждая его откатиться в сторону, жалобно визжа.

Щелк! Сухо, как валежина под сапогом, хрустнула лапа другого.

Коса металась из стороны в сторону, словно жила своею жизнью, пятнала шкуры зверей темными влажными росчерками.

Ласка не берегла сил, бросив в бой все умения и навыки. Только это могло дать призрачную надежду уцелеть. Не победить, а хотя бы отогнать хищников.

Но, сколь ни был Виллим неопытен в рукопашных схватках, понятно становилось – надежды на спасение нет. Приближались капканы челюстей к тонким, мелькающим в непрерывном танце рукам и ногам. Все чаще когти находили невидимые глазу бреши в обороне девушки. И вот уже левый рукав ее куртки повис бесформенными лохмотьями, правая штанина потемнела…

Судорожно втянув воздух сквозь зубы, Виллим бессильно сжал кулаки, сминая в горсти прошлогоднюю листву. Острый сучок впился в ладонь клыком змеи-стрелки. И это помогло стряхнуть наваждение.

Рывком он вскочил на ноги, прикинул высоту Сестер над линией горизонта, направление на Глаза Филина, не забывая про поправку на склонение линий Силы для земель окрест Дар-Кхосиса по южнокаллеронским картам. Времени искать подходящую палочку-стило не было, и Виллим воспользовался подвернувшимся под руку сучком.

«Значит так, круг – символ закольцованных энергий Сфер, длинный луч на Эфирный полюс, покороче – на Старшую, еще короче – на Младшую. Точка концентрации. Биссектриса, пересечение образующих. Есть! Угол атаки. Направление выброса…»

Прыгая в середину вычурной фигуры, Виллим рванул ворот и вместе с ним тесемки, удерживающие на шее замшевый мешочек. На подставленную ладонь выпал продолговатый желтый кристалл длиной в полпяди. На первый взгляд – обычный кварц, отбитый от друзы удачливым рудокопом, уже не просто горный хрусталь, но еще не цитрин. Умеющий ВИДЕТЬ, однако, сразу узнал бы неповторимый шелковистый блеск и мягкую ауру селенита.

– В сторону!!! – срывая голос на фальцет, рявкнул Виллим.

Ласка среагировала мгновенно – ушла вправо высоким прыжком с пируэтом. Увы, недостаточно высоким. Когти волкодлака чиркнули по голенищу ее сапога, подрезая в полете, и воительница покатилась кувырком под довольное завывание тварей.

Но не суждено было хищникам воспользоваться успехом. Яркий луч концентрированной эфирной энергии, преломленной через кристалл селенита, ударил в ближайшего и охватил мерцающим коконом. На сырую траву упала горсть черного жирного пепла, а магический луч метнулся к следующему волкодлаку. Потом к следующему…

Последний зверь, припадающий на перебитую лапу, пытался укрыться в зарослях лещины, но неумолимое оружие настигло его на самой границе света и тьмы, довершив начатую работу.

– Умеешь, чародей, – проговорила Ласка, пружинисто вскакивая на ноги.

– Стараюсь помаленьку, – буркнул Виллим, медленно отпуская пропитавшую каждую частичку тела силу. Она уходила неохотно, растворяясь, рассеиваясь в мировом аэре, пока наконец не исчезла полностью. Носком сапога молодой человек стер нарисованную схему.

– Я думала – все, конец нам. И косточки обглодают.

– Если бы их было меньше, ты бы отбилась без меня.

– Думаешь?

– Уверен.

– А я – нет. Ну, может, от одного-двух. Но волкодлаки редко ходят стаями меньше полудюжины голов.

– Ты хорошо знаешь их повадки.

– А то!

– Поэтому не хотела ночевать в лесу?