Поход на Москву
Судьба некоторых офицеров офицерского батальона 2-го Корниловского Ударного полка. Командир офицерской роты капитан Громыковский – убит. Постоянный командир офицерского батальона полковник Иванов К.В., живет в Париже. Капитан Иванов В.П. был ранен, был курсовым офицером Корниловского военного училища, проживает в Нью-Йорке. Штабс-капитан Плохих, погиб в Крыму. Поручик Дудниченко, проживает в Париже. Капитан Панаскж, погиб в бою под Каховкой в 1920 году. Поручик Озерной, погиб в Северной Таврии в 1920 году, под Большим Токмаком. Неразорвавшийся снаряд попал ему прямо в грудь. Поручик Лобанов скончался в Париже и похоронен на кладбище под Парижем, в местечке Святой Женевьевы, на Галлиполийском участке. Капитан Старченко, был командиром 2-го батальона, после тяжелого ранения остался без ноги. Скончался в Нью-Йорке в 1963 году.
* * *
При описании своих подвигов жертвенного служения России корниловцы мало отводили места для того, чтобы дать читателю представление о том, кто же, в каком количестве и с какой верой в правоту своего дела поднялись на борьбу с агентом Германии – Лениным с его диктатурой мирового пролетариата. Письмо поручика Бондаря Алексея Ефремовича частично это освещает. В то же время описание боеспособности 2-го Корниловского Ударного полка в лице его офицерского батальона поможет дать понять в дальнейшем и то, как и почему Корниловская Ударная дивизия106 трехполкового состава не была уничтожена в боях под Орлом 42 полками красных, в числе коих были отборные дивизии латышей, эстонцев, червонного казачества, с большой прослойкой коммунистов, китайцев, венгров-спартаковцев, еврейских частей и т. п.
При чтении этого можно пожалеть только об одном: почему эта чисто русская сила не собралась своевременно на призыв генерала Корнилова, генерала Алексеева и других патриотов на борьбу с чуждой нам властью при содействии и на средства нашего тогда врага – Германии. Все мы знали, что для успеха боя необходимо быть в известное время и в известном месте сильней противника! Да, знать-то знали, но немногие решились, не щадя своей жизни, явиться на призыв наших вождей, а почти все остальные «выжидали событий» или же… «продали шпагу свою». Полковник Левитов.
* * *
Нижеизложенное приводится по личным впечатлениям составителя записок. С выходом на Московскую дорогу и с притоком поступающего после Курска пополнения в полки незнакомого нам элемента резко повысилась дисциплина с переносом тяжести на особое внимание к населению. На этой почве во 2-м Корниловском Ударном полку произошел трагический случай: при прохождении цепью города Фатежа около капитана Пузанкова выходит на крыльцо дома некто в шинели без погон. На вопрос капитана Пузанкова: «Кто ты?» – незнакомец тоже грубо отвечает на «ты», именуя себя офицером. В пылу боевой обстановки капитан Пузанков ударил неизвестного револьвером. В этот момент из дома выбегает женщина, оказавшаяся женой неизвестного, и кричит: «Грабят!» Проезжающий мимо адъютант полка капитан Гок просит обоих мужчин в штаб полка. Итог этого – военно-полевой суд, который приговаривает капитана Пузанкова к расстрелу. Капитан Пузанков был первопоходником, что особо у нас ценилось. В этот день я прибыл в полк после выздоровления от ранения, полученного под городом Обоянью, и, к своему удивлению, нашел в полку ни разу не виданное мной у корниловцев явление: состояние бунта. Основная причина его – состав суда и исполнители его приговора были из числа нового пополнения, оказавшие необоснованное доверие к пострадавшему во время боевой операции. На наш взгляд, вышедший из дома в военной форме должен был взят нами в плен и с первого же момента должен был подчиняться или же быть готовым к принуждению с нашей стороны, отвечающему обстановке, что и сделал капитан Пузанков. Назначенный снова командиром своего 1-го батальона, я принял все меры, чтобы невинная жертва нашего первопоходника осталась в наших сердцах в целях сохранения молодого полка. Момент этот тяжело переживался и был забыт только под тяжестью нашего отступления из-под Орла. Это – одна сторона дела капитана Пузанкова, которую наблюдали участники занятия города Фатежа. Но в Париже, уже в 1965 году, я узнал от поручика Д., который, очевидно, мог наблюдать исполнение приговора суда, и дополнение к этому, которое шло за капитаном Пузанковым будто бы с Курска. Оно сводилось к тому, что якобы еще в Курске капитан Пузанков прямо на улице отобрал у какой-то дамы ценное ожерелье. Поверить этому трудно, так как его полк в город не входил и если бы это видели, то тут же и арестовали бы.
Перед расстрелом капитан Пузанков отказался от того, чтобы ему завязали глаза, и снял с себя сапоги со словами: «Они еще пригодятся Добровольческой армии», после чего спокойно подставил свою грудь под залп.
Мы тогда не могли понять причин для столь сурового приговора, потому что курский «грабеж» и сцена в боевой цепи в городе Фатеже были истолкованы с пристрастием. Оправданием для приговора могло быть только пресечение бандитизма в части, но тогда в рядах 2-го Корниловского Ударного полка его не было и потому некого было и устрашать расстрелом. Мое личное впечатление остается таким, что в этом печальном эпизоде были кем-то сгущены краски, когда для наказания по обстановке того времени можно было бы обойтись и без расстрела. Полковник Левитов.
* * *
11 сентября 1919 года. 3-й Корниловский Ударный полк получил приказание о присоединении к своей Корниловской Ударной бригаде. Поэтому 11 сентября считается датой наличия на фронте Корниловской Ударной дивизии трехполкового состава.
В командование дивизией вступил полковник Скоблин. Своим помощником он просил назначить полковника Пешню, а командиром 1-го Корниловского Ударного полка был назначен полковник Гордеенко, который в должности командира 1-й офицерской имени генерала Корнилова роты и командира 1-го батальона доказал, что он был достойным чести командовать старейшим полком Добровольческой армии. Начальником штаба Корниловской Ударной дивизии стал Генерального штаба полковник Капнин107.
3-й Корниловский Ударный полк.
26 августа 1919 года. После молебна и смотра командиром корпуса 2-й и 3-й батальоны полка погрузились в эшелоны и отбыли на станцию Сумы, на участок Дроздовской стрелковой дивизии, в отряд полковника Манштейна. К этому времени красные прорвались в стыке между 1-м армейским корпусом и 5-м кавалерийским, безостановочно продвигались и угрожали городу Сумы.
28 августа вечером с участка 1-го Корниловского Ударного полка прибыл и присоединился к полку его 1-й батальон, а 28-го полк в полном составе выступил в 14 часов и, двигаясь походным порядком, к вечеру присоединился к отряду полковника Манштейна у деревни Николаевки (участок Дроздовской дивизии).
30 августа. Полк ведет наступление в двух направлениях: 2-й батальон с бронепоездом и тремя пулеметами двинулся на север, вдоль железной дороги, и, тесня бронепоезд красных, к вечеру занял разъезд Торохтяный. 1-й и 3-й батальоны с офицерской ротой были двинуты на северо-восток, к деревне Речки. Заняв Речки с боем, захватили пленных, обоз и канцелярию Кубанской советской бригады.
31 августа. 1-й батальон присоединяется к отряду полковника Манштейна для наступления на станцию Ворожба, западнее железной дороги. 3-й батальон и офицерская рота были встречены восточнее железной дороги 2-й Кубанской советской бригадой и вступили с ней в бой, длившийся до 6 часов. Отбив успешно наступление, батальон двинулся на Белополье и далее на Ворожбу, куда и прибыл к вечеру того же дня. Туда же прибыли и другие батальоны.
1 сентября 1919 года. 6-я и 7-я роты двинулись вдоль железной дороги и заняли станцию Клепали. 5-я и 8-я роты заняли сторожевое охранение у деревни Ворожбы, 3-й батальон занял станцию Волфино.
1-й батальон двинулся на селение Теткино и к вечеру занял его.
2 сентября. Полк сосредоточился на станции Ворожба. Полк вышел из подчинения полковнику Манштейну и, оставив в его отряде 1-ю, 7-ю и 11-ю роты, двинулся по железной дороге на станцию Коренево. Высадившись на станции Волфино, 2-й батальон с двумя бронепоездами двинулся на станцию Глушково и занял ее.
4 сентября. На станцию Глушково прибыли 1-й и 3-й батальоны и 7-я рота.
5 сентября. Полк повел наступление на станцию Коренево и после горячего боя с появившейся пехотой противника занял ее.
6 сентября. Полк с боем занимает линию деревня Малеевка – станция Колонтаевка.
7 сентября. С утра полк двинулся далее, по пути поднял и увлек за собой дрогнувших олончан и, стремительно перейдя в атаку, занял станцию Артаково и Льгов, а затем форсировал реку Сейм и занял и город Льгов. При форсировании реки полк понес большую потерю в лице командира 3-го батальона штабс-капитана Скударева.
При занятии города полк взял трофеи: несколько сот пленных, лошадей, пулеметов, повозок и оружия. В городе Льгове полк простоял 8 и 9 сентября.
10 сентября. Полк переходит в деревню Правоправку.
11 сентября. Полк с боем продвигается и занимает линию деревень Сетное – Покровское – Шуклино. Правым флангом полк соединяется с частями 2-го Корниловского Ударного полка. Таким образом заслужив боевую славу, полк соединился со своими старшими братьями. На этом заканчивается разрозненное действие Корниловских Ударных полков, и в будущем они будут действовать в составе своей дивизии.
12 сентября. 1-й Корниловский Ударный полк занимает село Смородинное, 2-й его батальон остается на хуторе Моншина. 2-й Корниловский Ударный полк – город Фатеж, 2-й батальон – село Солдатское. 3-й Корниловский Ударный полк – дневка на занятой позиции.
13 сентября. 1-й Корниловский Ударный полк в сопровождении бронепоездов идет на станцию Поныри. 2-й Корниловский Ударный полк: 1-й батальон – село Ржава, 2-й – село Солдатское, остальной полк – в Фатеже. На фронте поиски разведчиков. 3-й Корниловский Ударный полк к вечеру занимает линию сел Сухачево, Солдатское и Шахово.
14 и 15 сентября. 1-й и 2-й полки – поиски разведчиков. 3-й полк. 15 сентября участок полка занимается частями 2-го полка. Полк следует через город Фатеж в резерв дивизии, в село Сергиевское, куда прибывают из отряда полковника Манштейна наши 1-я и 11-я роты. С этого момента полк полностью вошел в состав своей дивизии.
16 сентября. 1-й полк продолжает движение на Орел по линии железной дороги при поддержке трех бронепоездов, одного танка и артиллерии. Противник после Курска под давлением такого мощного кулака не оказывает упорного сопротивления.
2-й полк. Штаб полка – город Фатеж, 2-й батальон – село Солдатское, 3-й – село Ржава. Получен боевой приказ о наступлении. Все приободрились, так как, несмотря на приток пополнения – офицерская рота развернулась в чисто офицерский батальон трехротного состава, более 750 человек – и как будто бы имея возможность добить противника, мы топтались на месте. К нашему несчастью, при дивизии не было совершенно кавалерии, и, быть может, поэтому ходили слухи, что генерал Мамонтов, возвращаясь из своего знаменитого рейда, ударит по тылам красных на нашем участке.
Рейд генерала Мамонтова продолжался с 28 июля по 8 сентября. Генерал громит сейчас тылы красных и, вероятно, от города Ельца ударит одновременно с нами по тылам красных, на город Малоархан-гельск и город Орел. Во всяком случае, наша медлительность говорила рядовой массе, что наше командование по каким-то причинам стоит в нерешительности. Согласно приказу 2-й батальон выступил на Покровское – Гаево – Желен (Лактионово). В 13 часов батальон встретился с противником у деревни Нижний Реут и после артиллерийской подготовки заставил его отступить на село Желен. Во время разведки был убит адъютант батальона поручик Бергольц, который со своим разъездом встретился с «чертовой сотней», 1-й батальон из села Ржава выступил в 11 часов и без боя занял деревню Ясенки. На ночь батальон остановился в селе Петроселки. Штаб полка – Свапские дворы по шоссе.
3-й полк остается на старом месте, в резерве.
17 сентября. 1-й полк – поиски разведчиков.
2-й полк. На рассвете 2-й батальон с командой пеших разведчиков переходит в с. Высокое и разведка в село Родогоща. 3-й батальон – село Малахово, откуда противник отходит, преследуемый артиллерийским огнем. 1-й батальон – Ниже-Морозиха – бой. Взято два пулемета на тачанках вместе с лошадьми и пленные. Красные перед 2-м батальоном отошли на село Зорине и пока что занимают: Студенок – Бобров – Макарово – Андросово – Михайловка. По показаниям перебежчиков, в этих селах расположено четыре стрелковых полка: 55-й, 61-й, 66-й и 67-й, в полках по 300–250 штыков. В селе Бобровка стоит «чертова сотня». Перед 1-м и 3-м батальонами противник отошел на село Ефратово. Влево от полка, в районе Генералыцина, должен быть Самурский полк Дроздовской дивизии. Связи с ним нет.
3-й полк. Полку приказано продвинуться в село Слоновое.
18 сентября. 1-й полк с бронепоездами идет центром по линии железной дороги, встречая слабое сопротивление, которое, однако, все крепнет. Пока красные не подвели свежих частей, а отступающие от Курска совершенно деморализованы. В книге «Корниловский Ударный полк» находим описание одного эпизода, подтверждающего разложение частей красных: «Поручик Редько108, лихой офицер, командир взвода 1-го батальона 1-го Корниловского Ударного полка (в это время этот батальон имел в строю тысячу человек), получил письмо из деревни Миловка с предложением сдачи. Он отвечает согласием и обещанием никого не тронуть. В ответ ночью сдается рота красных в 150 человек. После этого поручик Редько занимает села Верхние и Нижние Столбецкие, где он нарвался на красных и с отчаяния атаковал их. Ему сдалось здесь ни много, ни мало – три тысячи человек». Трудно этому поверить, но теперь мы знаем, что сами советские источники утверждают факт разгрома в эти дни 55-й и 9-й стрелковых дивизий 13-й армии.
2-й полк. Полку приказано активно оборонять занимаемый им участок.
3-й полк. Полку приказано выделить один батальон в резерв начальника дивизии, занять линию деревень Гремячее – Лебедиха – Воронец, что и было выполнено полком, гнавшим перед собой противника, 1-й его батальон из села Станового перешел на станцию Поныри.
19 сентября. 1-й полк. С выходом полка на линию город Малоархангельск – станция Поныри сопротивление противника все растет. Ожидается серьезный бой за город, и для этого к станции Поныри подтягивают из резерва части 3-го полка.
2-й полк. За этот день на участке 1-го батальона произошло исключительное по важности событие: впервые нам было сообщено о готовящемся окружении и уничтожении Корниловской Ударной дивизии. Разыгралось это событие следующим образом: 1-му батальону, которым по-старому командовал я, было приказано из села Морозиха перейти на какой-то небольшой хутор. По прибытии туда под вечер я сразу узнал от разведчиков, что по дороге со стороны красных на нас идет в колонне не меньше эскадрона конницы. Мной было приказано скрытно занять хутор, окружив его изнутри кольцом, впустить кавалерию и без стрельбы обезоружить ее. Лихие корниловцы, чувствуя свой перевес во всех отношениях, устроили противнику настоящую мышеловку. С близкой дистанции в бинокль было видно, что кавалерия идет спокойно и даже не думает высылать разъезда. С подходом противника стало темно. Когда добрая половина перешла линию нашей обороны, красные обнаружили нас, задние успели повернуть и скрылись, а остальные без выстрела были обезоружены.
Среди пленных оказались один полковник, два ротмистра и 15 солдат. Пришлось всех накормить ужином. Офицерам у себя я предложил яичницу и между прочим, помимо интересовавших меня ближайших расположений и намерений противника, я узнал о готовящейся грозной для нас операции окружения нашей дивизии через прорыв между нами и дроздовцами латышской стрелковой дивизией, эстонской, кавалерийской дивизией червонного казачества, особыми еврейскими полками при поддержке 9-й, 55-й и 7-й стрелковых дивизий. Рано утром пленные были отправлены в штаб полка, и вскоре я получил от офицеров письмо из Харькова. В письме они благодарили за радушный прием, но создавшееся для них в Харькове положение заставляло их усомниться в правоте их перехода к нам. Да, не все было у нас в тылу поставлено серьезно, особенно при разборе поведения офицерства, озлобившего нас своим отказом идти за генералом Корниловым и тем втянувшего нас в длительную и кровавую Гражданскую войну. Да и другое всегда нам вспоминалось – это Каменноугольный бассейн, где мы в набегах на красных в сильные морозы встречали господ офицеров за пулеметами, охранявшими красную банду. И в этом случае я с болью в душе взирал на эту милую тройку, давшую красным возможность иметь на эскадрон полковника и двух ротмистров – не плохо? Затмила революция мозги так, что не могли они различить, где национальная Россия, а где интернационал самого низкого сорта. Генерал Деникин в своих трудах говорит, что эта группировка красных не была для него секретом, но что более опасным он считал Воронеж и потому отдал единственный свободный у него конный корпус генерала Шкуро туда, на левый фланг Донской армии, а у нас им было решено парировать удары противника соответствующим расположением частей.
3-й полк. С 19 до 25 сентября полк занимает прежнее положение.
20 сентября. 1-й полк. Упорные бои полка под командой полковника Пешни – полковник Гордеенко был болен – ведутся за город Малоархангельск. Части 55-й стрелковой советской дивизии разбиты, город Малоархангельск и Поныри взяты. Красные оставили большие трофеи.
2-й полк. 2-му батальону приказано совместно с командой пеших разведчиков и взводом артиллерии сделать набег на Макарове – Андросово – Коренки. Отряд выступил в 7 часов, разогнал противника в указанных селах и вернулся почти без потерь.
В Орле
1 октября Корниловские полки входили в Орел. Так же, как в Курске, их встречали толпы народа. Гудели колокола, духовенство в праздничных облачениях стояло около церквей.
Как только полковник Скоблин верхом на сером жеребце впереди своего конвоя показался на городской площади, толпа закричала «Ура!», потом вдруг вся покачнулась в сторону какого-то революционного памятника, возвышавшегося на площади и разукрашенного красными полотнищами. Раздались глухие удары, и памятник скрылся в известковой пыли. Через несколько мгновений на месте памятника лежала куча мусора.
Квартирьеры доложили Скоблину, что наиболее удобным помещением для штаба дивизии будет или Дворянское собрание, или же дворец Скоропадского. В это время подошел пожилой мужчина, вежливо приподнял шляпу и осведомился, не он ли здесь главный начальник.
– Да, я, – ответил Скоблин, – а вам что нужно?
– Хочу предупредить вас, чтобы вы ни в коем случае не останавливались в бывшем Дворянском собрании или во дворце Скоропадского: оба здания минированы большевиками.
– А кто вы такой? – спросил Скоблин.
– Я – ваш друг, старый земский деятель, – ответил незнакомец.
Капитан Капнин стал настаивать, чтобы для штаба выбрать какое-нибудь другое помещение.
– Охота тебе, Константин Львович, слушать всякие россказни, – возражал Скоблин.
– Николай Владимирович, – закипятился Капнин, – нельзя ведь рисковать, чтобы начальник дивизии со всем своим штабом взлетел на воздух.
– Ну, ты делай, как хочешь, а я со своим конвоем остановлюсь во дворце Скоропадского.
Начальник дивизии и начальник штаба разъехались.
Во дворце Скоропадского был полный беспорядок. В комнатах стояли заколоченные деревянные ящики, грудами валялись исписанные листы бумаги, кресла были опрокинуты, весь паркет загажен грязью, окурками. Нетронутым остался огромный зал: чинно в ряд стояли стулья перед столом, покрытым красным бархатом; таким же бархатом была обита нижняя часть всех стен; в золоченых старинных рамах висели портреты большевистских вождей. С хохотом и бранью конвойцы стали колоть и рубить шашками ненавистные лица.
В этом зале разместился конвой, а полковник Скоблин выбрал для себя рядом небольшую комнату.
К ночи, когда Скоблин уже укладывался спать, вдруг он услышал громкое шипение и в его комнату поползла гарь. Скоблин распахнул двери. Весь зал был полон дыма. Зажгли огарки, стали исследовать. Оказалось, что один конвоец сдирал со стен бархат и случайно оборвал проложенный под ним шнур с проводами. Тут что-то вспыхнуло и зашипело.
Через несколько часов весь Орел был освещен заревом. Пылало Благородное собрание. К утру от него остались одни обгорелые стены.
Круглый день в штабе толпились люди. Сюда приходили несчастные граждане со всеми своими нуждами и жалобами. Пробрались в штаб две делегации: одна из Тулы от железнодорожников; они просили как можно скорее наступать на Тулу и обещали не выпустить из города ни одного эшелона. Другая делегация из четырех бывших офицеров явилась будто бы от 14-й советской армии, расположенной около Брянска. Эти офицеры клялись, что при продвижении добровольцев к Брянску вся их армия немедленно капитулирует. Себя офицеры просили оставить в качестве заложников. Этих делегатов отправили в штаб корпуса…
Казалось, все предвещало скорую и окончательную победу добровольцев. Капитан Капнин, как офицер центрального штаба, получил из Ставки следующую телеграмму:
«Ввиду скорого окончания Гражданской войны и нашего предстоящего вступления в Москву, сообщите, в каком округе и какую должность вы хотели бы получить».
Если так предполагала сама Ставка, где сосредоточивались сведения со всего фронта Вооруженных сил Юга России, то меньше всего могли ожидать надвигающуюся катастрофу корниловцы.
Поручик Редько, оставшийся в деревне Золотаревке на правом фланге Корниловской дивизии, продолжал забирать пленных. К Редько из соседней деревни ночью явился перебежчик и рассказал, что утром полк большевиков перейдет в наступление. Недолго думая Редько собрал полторы роты корниловцев и с ними двинулся навстречу противнику. По указанию перебежчика бесшумно сняли вокруг деревни все большевистские посты. Уже рассветало. Высланные дозоры донесли, что на главную улицу со всех переулков стягиваются роты красноармейцев. Редько построил в колонну свои полторы роты и замаршировал с нею в деревню. Чтобы не выделяться от красных командиров, Редько шел, покрикивая и ругаясь отборными словами. Благополучно прошли улицу и вышли на середину площади. Со всех сторон сюда вливались красноармейцы.
– Стой! – скомандовал Редько своим корниловцам. – В две шеренги стройся! Первая шеренга налево, вторая шеренга направо! По противнику, шеренги, часто начинай!
Красноармейцы остолбенели, потом дикие вопли смешались с ружейными залпами, и на площади среди порохового дыма остались одни корниловцы. Против каждой их шеренги лежали убитые. Некоторые из раненых уползали на руках…
Кроме пленных, корниловцы забрали артиллерию красных, но в поднявшейся перестрелке за деревней поручик Редько был ранен. Ранен двенадцатый раз.
Впереди Орла конные разъезды корниловцев тоже продвигались вперед и уже захватили город Мценск, только с крайнего левого фланга из 2-го полка стали поступать тревожные донесения: глубоко в тыл Корниловской дивизии вышла Латышская дивизия из шести пехотных полков и одного конного.
О сосредоточении латышей корниловцы впервые узнали еще 29 сентября. В этот день 2-й батальон 2-го Корниловского полка должен был занять небольшую деревню Коровье Болото, опоясанную мшистою речкой. Совершенно неожиданно красные здесь оказали ожесточенное сопротивление. Только с наступлением темноты корниловцы овладели деревней, 5-я рота заняла сторожевое охранение на юго-западной окраине деревни. Ночью к командиру роты капитану Трошину привели двух пленных кавалеристов, наскочивших на корниловскую заставу. Эти кавалеристы были латыши.
Здоровенные, белобрысые, в черных кожаных куртках и штанах, они показали, что ехали квартирьерами от Латышской бригады, которая идет сюда походным порядком. В ожидании ее подхода красноармейской части, стоявшей здесь в деревне, приказано ни в коем случае не отступать.
Трошин немедленно отправил пленных в сопровождении офицера в штаб батальона и привел свою роту в боевую готовность. Корниловцы залегли около дороги и поставили пулеметы. Вскоре послышался мерный лошадиный топот. Приближалась группа всадников. Сколько их едет, было невозможно разобрать в темноте. Рота открыла огонь, всадники ускакали. Всю ночь 5-я рота провела в тревоге, но латыши не появлялись.
На следующий день 2-й батальон, выполняя полученный приказ по диспозиции, двинулся вперед.
– Да ведь Латышская бригада остается у нас в тылу, – переговаривались между собой офицеры, но рассуждать не приходилось – начальству виднее.
1 октября капитан Трошин со сводной ротой от 2-го батальона был вызван на парад в самый город Орел. После парада, когда Трошин уже уводил свою роту, его нагнал временно командующий полком капитан Щеглов и приказал сделать большой привал. Ружья составили в козла, подъехала походная кухня, вокруг нее зазвенели котелки. Щеглов отвел Трошина в сторону, вытащил из полевой сумки карту, развернул ее и стал давать боевую задачу: двигаться с ротой по шоссейной дороге на город Кромы; идти до наступления темноты; на ночлег остановиться, выставив сторожевое охранение в сторону Кром; утром продолжать движение, пока не наткнутся на противника. По полученным сведениям, около Кром неблагополучно.
Так как Трошин вышел на парад с малым количеством патронов и без пулеметов, то Щеглов обещал прислать вдогонку рот артиллерийский взвод и пулеметы, а пока что снабдил его крестьянской подводой, нагруженной ружейными патронами.
Рота вышла на шоссе. Ударники удивлялись, почему идут куда-то в тыл, а не к себе на фронт. Всех встречных крестьян Трошин опрашивал, те сумрачно отмалчивались: знать ничего не знаем. Повстречались две женщины, одетые в городские платья.
– Красавицы, вы откуда идете? – подошел к ним Трошин.
– Из Кром в Орел идем, – охотно ответили ему мещаночки.
– Что у вас в Кромах, благополучно?
Мещаночки замялись.
– Да какие войска там стоят?
– В городе-то войск никаких нет, а вот в пяти верстах от Кром, коли знаете деревню Горки, так там вдоль реки много войск. Солдаты, как боровы откормленные, чистые и в кожаных куртках. А разговор их странный, ничего не поймешь. Нет, это не деникинцы, да и на большевиков не похожи…
На другой день Трошин подошел к Горкам. С гребня последнего перевала он увидел за рекой огромный, насколько глаз хватало, бивак. Горели костры, доносился лагерный шум, крики. Чтобы выяснить хотя бы приблизительно количество вражеских сил, Трошин, посоветовавшись с командиром артиллерийского взвода полковником Петренко, решил обстрелять бивак.
– Гранатами беглый огонь! – скомандовал Петренко.
Одновременно затрещали ружья и пулеметы.
Было видно, как сразу всполошился весь лагерь. Сплошная черная масса покрыла все поле. Через несколько минут она уползла за бугор.
На тревожное донесение Трошина подошел к его роте весь 2-й Корниловский полк, и с 3 октября под Кромами начались бои. Из опроса первых же пленных выяснилось, что с корниловцами здесь дерутся не только латыши, но и сводные части из матросов китайцев и евреев. Бои шли с переменным успехом. Красные принимали штыковые атаки, 2-й полк нес большие потери.
Полковник Скоблин предложил высшему командованию следующий план: фронт Алексеевской дивизии растянуть до Орла, а Корниловскую дивизию собрать в кулак и бросить против латышей. Скоблину было приказано продолжать оборону Орла, не покидая своего фронта перед городом.
Накапливаясь в тылу Корниловской дивизии, большевики в то же время сосредоточили в стыке Добровольческой армии и Донской сильную группу Буденного и прорвали фронт около станции Касторная. Красная кавалерия вышла в тыл правого фланга 1-го корпуса. Генерал Кутепов стал оттягивать свои войска к Курску, но латыши и Буденный продолжали углублять свои прорывы.
Трое суток Корниловская дивизия защищала подступы к Курску – атаки красных сменялись контратаками корниловцев. Корниловская дивизия потеряла треть своего состава, но продолжала отбиваться. Тогда большевики охватили корниловцев с обоих флангов; свободной осталась одна дорога на Фатеж. Полковник Скоблин, чтобы избежать полного окружения своей дивизии, воспользовался этой дорогой и быстрыми маршами вырвался из неприятельских клещей.
Под Белгородом на усиление Корниловской дивизии была прислана бригада в 1500 штыков под начальством генерал-лейтенанта Волховского. Эта бригада была сформирована в Харькове. Впечатление она производила отличное – все солдаты были одеты в полушубки, папахи и сапоги. Полковник Скоблин просил штаб корпуса влить эту бригаду в корниловские ряды, но получил отказ, так как бригаде впоследствии предназначалась самостоятельная задача. Зашел вопрос о подчинении. Казалось неудобным подчинять генерал-лейтенанта полковнику, но Волховский откровенно заявил, что у него нет опыта в Гражданской войне, а кроме того, и нет уверенности в своих солдатах.
На боевых позициях бригаду Волховского расставили между частями 2-го Корниловского полка. В течение дня начальник штаба корпуса несколько раз справлялся у Скоблина, как держится в бою бригада.
– Дерется прилично, – получал в ответ.
К вечеру, когда бой затих, бригада Волховского была направлена для ликвидации прорыва западнее корниловцев, а на другой день от всей бригады остался только один штаб – солдаты немедленно сдались красным.