Поход на Москву

Конечно, полковник Пешня знал и о другом, то есть о своеобразном командовании им полком, о чем свидетельствует и его подчиненный тогда подполковник Павлов¹¹⁸, командир 3-го батальона: что полковник Наумов в бою за город Кромы находился на таком расстоянии от своих двух батальонов, что в течение суток не мог установить с ними телефонной связи. Следовательно, он не мог даже видеть, как держали себя его солдаты в первом для них бою. Помимо этого, полковник Наумов должен был знать, какое значение для нас тогда имел город Кромы и какие усилия он должен был приложить для того, чтобы своевременно оказать нам поддержку в этом пункте, а не отсиживаться где-то.

1 ноября. 3-й Корниловский Ударный полк. С утра возобновились атаки красных, и части 1-го батальона, занимавшие Червяк Знаменский, были оттеснены.

2 ноября. 1-й Корниловский Ударный полк. Полк продолжает оставаться в резерве дивизии.

2-й Корниловский Ударный полк. Приказ 2-му Корниловскому Ударному полку № 80, 1 ноября, Монастырская: «Полк к часу занимает: Жерновец – Чернодье. Вправо 1-й батальон полка с 3-м Марковским полком¹¹⁹ и Черноморским кавалерийским дивизионом занимает Караськово – Зиновьево. 3-й Дроздовский полк¹²⁰ своим правым флангом занимает село Ждановка (12 верст от Чернодье). (Этот полк, упоминавшийся в составе войск для удара на город Кромы 23 и 24 октября, только теперь упоминается, и то на основании данных штаба группы, а не 2-го Корниловского Ударного полка, который связи с ним не имел.) Полку приказано удерживать занимаемые пункты, и при первой попытке противника наступать, контратакой отбросить его за Гостомлю – Ломовец, заняв последний, 2-му батальону атаковать и удерживать Чернодье. Офицерский батальон и штаб полка – Монастырщино».

Из Чернодье противник был отброшен, но попытка наступать на Ломовец успеха не имела. Потери полка за эти дни очень велики. Наступили сильные морозы, и большинство «бесшинельных» выбыло вследствие отмораживания конечностей. На фронте артиллерийская перестрелка.

3-й Корниловский Ударный полк. Положение восстанавливается, и до 5 ноября полк с успехом отбивает противника.

3 ноября. 1-й Корниловский Ударный полк. Полк в резерве дивизии.

2-й Корниловский Ударный полк. Красные с утра вели наступление на Караськово – Зиновьеве. Наступление отбито. Во время наступления 3-й Марковский полк получил приказание о выходе его из подчинения командиру 1-го батальона 2-го Корниловского Ударного полка поручику Левитову и об отходе в глубокий тыл на формирование. 2-й полк занимает: Караськово – Зиновьево – Жизловка (Павловка) – Жерновец – Чернодье. Штаб полка и офицерский батальон – Монастырщино. 2-й батальон выбит из Чернодье. 3-й батальон выбит из Жерновца. Латышская стрелковая дивизия и кавалерийская дивизия Червонного казачества напрягают все свои силы для разгрома левого фланга Корниловской Ударной дивизии с целью отрезать ей путь отступления на Курск.

3-й Корниловский Ударный полк. Атаки красных отбиты.

4 ноября. 1-й Корниловский Ударный полк. Противник занял селение Поныри – 15 верст длиной – с запада, глубоко обойдя Корниловскую Ударную дивизию с городом Фатежем включительно. Однако ротами 1-го Корниловского Ударного полка противник был от селения Поныри отбит.

2-й Корниловский Ударный полк. 1-й батальон – Караськово – Зиновьеве, 3-й батальон – Жизловка (Павловка) – Н. Муханово – Монастырщина. 2-й батальон – Верхне-Муханово, офицерский батальон и штаб полка – Жизловка – Ладыжно. По фронту полка бой с наступающей латышской дивизией. Положение критическое: резервы все израсходованы, а противник вводит в бой все новые и более крупные части. Сначала противник занял Караськово – Зиновьево – Павловку, но контратакой 1-го батальона был выбит, и положение было восстановлено. Только отменная доблесть полка и артиллерии могли преодолеть все трудности природы – был сильный мороз – и отбить во много раз превосходящего противника. Условия борьбы стали для нас страшно тяжелыми: с одной стороны, противник ввел в дело отличные свежие части из резерва, а с другой – началась зима и застала нас без теплого обмундирования. Тяжелые условия отняли у многих надежду на контрнаступление, а местное население в этом было даже уверено, что не ускользало от наблюдения бойцов и скверно отзывалось на них. Командный состав частей ругал высшее начальство за бездействие, так как подкрепления не было видно и управление отсутствовало. Фронт был накануне развала, это все чувствовали и напрягали все усилия к его удержанию, но действительность была неизбежна и неумолима, – отступление началось.

3-й Корниловский Ударный полк. На участке полка без перемен.

5 ноября. 1-й Корниловский Ударный полк. 5-го и 6-го полк начинает выдвигаться от железной дороги к Фатежу с целью прикрытия левого фланга дивизии.

2-й Корниловский Ударный полк. Полк занимает прежний фронт. Обнаружен глубокий обход красной кавалерией Червонного казачества. В связи с общей обстановкой полку приказано с наступлением темноты отходить в село Сеньково.

6 ноября. В 12 часов полк в Сенькове. Поручику Левитову – 1-й батальон и сводный батальон из рот 1-го и 3-го полков – активно оборонять Лечиково – Гремячее; 3-й батальон – Сагин, 2-й – в резерве с пешей разведкой – селение Сеньковские Выселки и Озерки. Офицерский батальон и штаб полка – село Сеньково. Слева прорыв конницы, справа – 3-й Корниловский Ударный полк у станции Глазуновка.

3-й Корниловский Ударный полк. 5 ноября полку приказано вечером отходить к станции Глазуновка. Красные, обойдя дивизию с запада, заняли селение Поныри.

6 ноября. К рассвету полк занимает станцию Красная Слободка – Кунач – Глазуновка. 4-й его батальон занимает Александровку и В. Гнилушку.

7 и 8 ноября. Полк занял село Ольховатка, отбросив оттуда противника на село Самодуровка (по донесениям разъездов 2-го Корниловского Ударного полка, бой протекает с переменным успехом).

7 ноября. 2-й Корниловский Ударный полк. Приказ полку за № 83, от 7 ноября 1919 года: «Противник держится пассивно, 1-й полк занял район села Ольховатки, противник отошел на Самодуровку. Нами заняты Фатеж – Липецы. Справа 3-й полк, слева – 1-й. 2-му полку приказано занять фронт: железная дорога исключительно – Сеньково – Битюк Гнилецк включительно. Поручику Левитову: 1-й батальон полка и две роты 1-го полка со своей артиллерией к утру занять Сеньково – Сеньковские Выселки. Штабс-капитан Померанцев: 2-й батальон и команда пеших разведчиков со своей артиллерией – к утру занять фронт Битюк Подоляне – Гнилец, включительно. Поручик Вихма: 3-й батальон – к утру занять Сабуровку».

Приказ 2-му Корниловскому Ударному полку № 84, 8 ноября: «В Битюк Подоляне полк встретил упорное сопротивление и к вечеру занял фронт: Сеньково, две роты, Сеньковские Выселки – хутор Подоляне. Приказываю занять Битюк Подоляне – Сабуровка. 1-му батальону сосредоточиться и оборонять Озерки, 2-му из хутора Подолянский выступить на Битюк Подоляне, а остальному полку на Сабуровку. Левее – 1-й Корниловский Ударный полк в районе Самодуровки вел бой с переменным успехом, справа – 3-й Корниловский Ударный полк оставил станцию Малоархангельск».

Погода была отвратительная: шел дождь, а потом дождь и гололедица. Разведкой обнаружены значительные силы противника в Битюк Подоляне и Сабуровке. В 12 часов полк перешел в наступление, 2-й батальон после нескольких неудавшихся атак на Битюк Подоляне понес значительные потери и отступил, 3-й батальон и команда пеших разведчиков тоже встретили в Сабуровке значительные силы красных пехоты и кавалерии. Несколько раз наши занимали окраины Сабуровки, понесли большие потери и стали отступать. Положение было критическим: с фронта пехота противника перешла в контратаку, а слева пошел в атаку кавалерийский полк красных и стал рубить 3-й батальон. Сначала началось настоящее бегство, но потом кавалерия была остановлена сомкнувшейся 3-й ротой офицерского батальона штабс-капитана Панасюка и остановившейся 5-й батареей. Тут же к ним присоединилась 1-я офицерская рота, и по их примеру все стали сбегаться в группы и отбивать рубившую кавалерию. Положение полка было безвыходное, и вряд ли бы кому удалось уйти от свежей кавалерии, но выдающаяся выдержка и примерное мужество штабс-капитана Панасюка и 5-й батареи, остановившейся и встретившей кавалерию огнем с дистанции в 400 шагов, спасли положение, и остаткам отступавших удалось уйти на Поныри. Когда атаки кавалерии были отбиты и части полка преследовались лишь отдельными разъездами, произошла неприятность: были брошены два тяжелых шестидюймовых орудия. Брошена была батарея при обстановке уже нормального боя. За батареей следовали в полном порядке две офицерские роты, и подобное отношение к делу возмутило всех. Командир офицерского батальона капитан Иванов К. В. подал рапорт о привлечении командира этой батареи к ответственности.

До селения Поныри, длина которого 15 верст, полк, без 1-го батальона, добрался с северной стороны к 22 часам, южная же часть селения к этому времени была занята противником. Поэтому полк направился на станцию Поныри, где связался со штабом дивизии и ориентировался в обстановке.

1-й же батальон оставался на месте без всяких указаний. За ходом боя не позволяли следить падавший снег и туман. Телефонная связь была порвана кавалерией. Первый разъезд батальона был отрезан кавалерией противника, а второй не нашел на месте штаба полка. На все это ушла ночь. С утра противник вел разведку, потом перешел в наступление, но был отбит и до ночи был пассивен. Командир батальона решил оставить Озерки и в 24 часа выступил вместе с батареей полковника Думбадзе на Поныри.

7 и 8 ноября. 3-й Корниловский Ударный полк. Утром полку было приказано отойти на линию города Малоархангельск, что и исполняется под огнем наступающего противника. Полк занял линию: город Малоархангельск – село Протасове. К вечеру появляется противник, но изнуренные корниловцы все же отбивают атаку красных и в течение двух суток удерживают город.

9 и 10 ноября. 1-й Корниловский Ударный полк. Из книги советского полковника Агуреева: «В районе по шоссе Кромы – Фатеж части Корниловской пехоты оттеснили 3-ю бригаду латышей ударной группы на север». В эти дни в полк возвратился его командир, полковник Гордеенко, и полк из резерва дивизии переходит на левый ее фланг, и, по словам командира полка, за этот день три латышских полка были просто разгромлены. Собственно, это и нормально, так как 1-й Корниловский Ударный полк, отходя от Орла в резерве и без особых потерь, имел самое большое количество пулеметов. Все свидетельствуют, что здесь латыши еще раз получили урок от корниловцев. Как жаль, что в битве Орел – Кромы командование не рискнуло использовать против ударной группы красных все полки дивизии. Обошедший нас тогда противник должен был быть сам обойден. Изречение фельдмаршала Кутузова говорит нам: «Выигрыш боя важен не сам по себе, а своими последствиями». Если бы латыши и эстонцы и не были бы уничтожены, а только отброшены, этим был бы уничтожен порыв всей Красной армии, и тогда 1-я конная армия Буденного не пошла бы на прорыв. Для нас это было все: надежда на приток пополнения и на продолжение с весной похода на Москву. Не было у нас резервов, но бил же красных генерал Май-Маевский в Каменноугольном бассейне и без них, значит, теперь он был далек от действительности нависшей над нами угрозы под Орлом.

9 ноября. 2-й Корниловский Ударный полк. Дорога ночью для 1-го батальона была ужасна: гололедица и снег с сильным ветром в лицо убивали все живое. Грязь была настолько глубока, что местами на руках перетаскивали не только орудия, но даже и лошадей. К 6 часам стали втягиваться в село Поныри, а навстречу, с юга, шли разъезды красных, но все так замерзли, что драться никто не мог, и после отборной ругани разъезды скрылись, батальон стал по квартирам, а далее на юг по квартирам же стояли красные. Разъезд нашей команды конных разведчиков случайно нашел нас и передал приказание двигаться на станцию Поныри, в 3 верстах от села, куда батальон и прибыл еще до рассвета и тут же в составе полка двинулся на юг, вдоль железной дороги. Часам к 12 полк расположился: 2-й батальон – вс. Смородинном, 1-й батальон в Становом, остальной полк со штабом полка в селе Матвеевка.

10 ноября. Справа – 3-й Корниловский Ударный полк в селах Яковлевка, Коровино, слева – 1-й Корниловский Ударный полк в деревне Ржаве, севернее Фатежа. Командир 1-го батальона поручик Левитов вступил во временное командование 3-м Корниловским Ударным полком. Батальон принял поручик Мирзаханов. Командир 3-го Корниловского Ударного полка есаул Милеев был отрешен от командования полком; официальная причина – он не мог поднять боеспособность полка на должную высоту, но на самом деле он разошелся во взглядах с начальником дивизии полковником Скоблиным.

9 – 10 ноября. 3-й Корниловский Ударный полк. По приказу город Малоархангельск оставлен, и полк отходит к деревням Пересуха – Армянка – Озерны, откуда тоже ночью отходит на линию: Гнилая Плота – Никольское и через несколько часов идет на деревни Гнилец, Заболотовка, Архангельское, каковые и занимает к вечеру 10 ноября. Полк составляет правый фланг дивизии, правее – алексеевцы; связи с ними нет, по данным штаба, они отступают на город Щигры.

* * *

Итак, приказ командования Красной армии ударной группе – ударом от города Кромы на восток, в общем направлении на станцию Еропкино, не позднее 16 октября перерезать линию железной дороги Орел – Курск – был исполнен с большим опозданием на 24 дня, только 10 ноября, у станции Поныри, и все же окружения Корниловской Ударной дивизии не получилось. Колоссальный перевес в силах и удачный маневр красных не дал им ожидаемого «молниеносного разгрома» Добровольческой армии, и основной причиной тому было мужество и доблесть Корниловской Ударной дивизии в боях под Орлом.

По-моему, здесь и закончилась Орловско-Кромская операция, а с ней и участь всего фронта Вооруженных сил Юга России. Явная недооценка нашим командованием силы интернациональной ударной группы под Орлом, колоссальный перевес в силах, минимум один против двадцати, отсутствие у нас резервов, особенно кавалерии, исключительно большие потери в рядах 2-го Корниловского Ударного полка, два раза – Орел – Кромы и станция Дьячья – принимавшего на себя главный удар всего прорыва красных, и отсутствие зимнего обмундирования – все это создало то, что называется переломом. Отсюда началось не бегство, а отход с лихими и весьма большими контрударами, и, бог знает, не будь самостийных раздоров с генералом Деникиным и неладов среди генералов, быть может, Красная армия и была бы разбита.

Орловско-Кромское сражение, начавшееся 6 октября с линии село Поныри и станция Дьячья, закончилось на той же линии с отходом от Орла 10 ноября 1919 года.

Несмотря на плохо разрешенный у нас вопрос о привлечении добровольцев, таковые все же были из числа жителей города Орла и пленных, но при определении потерь за это время процент таковых был взят без них, что увеличивает наши потери ровно на число этих добровольцев. Основное же пополнение за это время шло из наших запасных батальонов. Потери Корниловский Ударной дивизии с 6 октября по 10 ноября достигали: 1-й полк – 25 %, то есть 725 человек; 2-й полк – 60 %, – 1560 человек; 3-й полк – 35 %, – 646 человек.

Г. Головань¹²¹
Прошлое обязывает¹²²

Вечная слава и вечный покой бойцам 10-й роты 3-го Корниловского Ударного полка, погибшим в борьбе за Россию, и братский привет всем оставшимся в живых и сохранившим на чужбине безграничную любовь к родному полку, выраженную следующими словами державным поэтом К. Р.:

 
Наш полк, заветное чарующее слово
Для тех, кто смолоду и всей душой в строю.
Иным оно старо, для нас все так же ново
И знаменует нам и братство, и семью…
 

Вместе с родными корниловцами 3-го полка хочу вспомнить прекрасное прошлое, безгранично дорогое, особенно сегодня, в том возрасте, когда все чаще и неотвратимее возвращаешься к щемящим и сладостным воспоминаниям своих юных лет. Хочу вспомнить то полное надежд время 1919 года, когда русский богатырь, Вождь Добровольческой армии генерал Деникин отдал свой исторический приказ: «На Москву!» – и, выйдя на ее прямую и широкую дорогу, шли к Белокаменной бойцы-добровольцы вновь сформированного 3-го Ударного полка под командой одного из лучших корниловцев есаула Милеева, офицера 6-го Оренбургского казачьего атамана Нагого полка.

Николай Васильевич Милеев – кадровый офицер Оренбургского казачьего войска, человек с высшим образованием, умный и чрезвычайно храбрый, в бою всегда спокойный и решительный, весьма честный и заботливый в отношении своих подчиненных.

После напутственного молебна в Змиевских казармах прогремел Корниловский гимн, затрубили трубачи, и стройными рядами, весело и бодро двинулся полк Ударный по улицам еще спавшего Харькова. Лихо шагала 10-я рота. Образцовое равнение штыков, радостные и горделивые улыбки на молодых здоровых лицах и щемящие сердце прощальные взоры в сторону окон —

 
…а там, чуть подняв занавеску,
лишь пара голубеньких глаз…
 

Сколько уютного, прекрасного, чистого и непорочного осталось позади…

 
Старые песни… Мотивы забытые,
Снова звучите вы силой былой, —
Милого прошлого дни пережитые
Вы воскрешаете вместе с собой.
 
 
Пусть эта жизнь лишь мираж сновидений,
Пусть безвозвратно проходят года;
Счастья былого живые мгновенья
Живы в тебе и твои навсегда…
 

(К.Д. Кульнев)

Твердо отбивая ногу, весело пели добровольцы: «…За Русь Святую, мы, как один, умрем за дорогую»… И не случайно сложилась эта песня добровольческая. Корниловцы знают и свято хранят завещанное им их Вождем и Шефом: «Только смерть может освободить русского солдата от борьбы за честь и славу Родины!» – и такими были все корниловцы тогда, в 1919 году, такими остались и когда унесли с собой Пушкинскую Россию, такими были в Болгарии, Чехии, Югославии, Австрии и Германии, а голые и сухие страшные цифры тому подтверждение: убитыми и ранеными корниловцы потеряли 48 002 человека.

На Харьковском вокзале были уже поданы эшелоны… Погрузились и, быстро минуя станцию за станцией, по украинским бескрайним степям, мимо украинских сел с их белыми вымазанными хатами приближались к фронту. Из соседнего вагона доносилась чудная мелодия, кто-то исполнял ее на гитаре, и невольно вспомнил я, как незабвенный Роман Филиппович часто в Кубанском походе напевал под гитару печальную нежно-трогательную украинскую песенку:

 
Бабуся ридненька, ты всим помагаешь,
Яке в мене горе, ты, може, вгдаешьь…
 

Теперь его уже нет среди нас, доблестного из достойнейших корниловца полковника Пуха Р.Ф.¹²³, он спит вечным сном в земле люксембургской…

У всех тогда было одно желание, одно стремление – скорее встретиться с врагом, закалить новых бойцов в огне, влиться в общую фронтовую группу Цветной Дивизии, про которую была сложена песня:

 
С Иртыша, Кубани, Дона,
С Волги-матушки реки,
Развернув свои знамена,
На Москву идут полки.
 
 
Впереди на правом фланге
Красных шапок виден ряд:
То Корниловцы лихие,
То Корниловский отряд.
 
 
А у них на правом фланге
Черно-белый цвет видать:
Это их родные братья,
Это Марковцы спешат…
 

В Сумах разместились в здании Сумского кадетского корпуса. Отсюда полк получает первое боевое сложное задание. В боевую линию полк влился. Большевики в это время, оправившись после нанесенных им ударов, значительно пополнившись, направили свой главный удар в направлении Сум. Первая серьезная встреча с врагом, первый встречный бой…

– Корниловцы, вперед! – подал команду есаул Милеев, любимый всеми командир.

И, ощетинив штыки, корниловцы бросились вперед и обратили в бегство колонну большевистских солдат. Настроение бодрое и радостное.

Десятая рота выдвинута вперед. Идем на деревню Саевщину, Харьковской губернии. По дороге, на марше, я был вызван к командиру полка и получил приказание занять село. Подошли совсем в сумерках, и приблизительно верстах в трех от села я расположил роту биваком, решив атаковать деревню ночью.

Обрадовались добровольцы ночному набегу. В то же время такая ночная операция, впервые с непроверенными солдатами, не была лишена риска за верность солдатской массы: ряды полка, при формировании его, были пополнены по мобилизации, частью бывшими пленными красноармейцами с Колчаковского фронта. Часто в роте во время словесных занятий офицеры старались простым языком разъяснять солдатам, почему мы вступили в борьбу с коммунистами, что они враги России и русского народа, что мы боремся за нашу Родину-Мать, за великую и свободную Россию. «И мы, корниловцы, считаем, – говорили мы, – что и у вас, бывших солдат Красной армии, бьется такое же русское сердце, как и у солдата-«кадета», корниловца. Вы все наши братья, русские люди, мы против братоубийственной войны, мы идем вместе с вами, рука об руку с русским народом, и вы поможете нам изгнать из стен Белокаменной и Златоглавой Москвы засевших там врагов России, иностранных ставленников». Но несмотря на все это, все же какое-то смутное опасение за тех, кто только «сегодня» нацепил черно-красный погон, было!

Около полуночи тихой прекрасной августовской ночью я поднял солдат и направился к деревне. Чудесно было вокруг: пряный, особенный аромат созревших, местами еще не скошенных хлебов, далекое, едва слышное кукование кукушки – все это уносило далеко от действительности, в далекое детство, кода я гимназистом приезжал с родителями в Малороссию, недалеко отсюда.

Выслав вперед разведку, я приказал им подойти к окраине села, по возможности не ввязываясь в перестрелку, и, выяснив силы противника, захватить с собой проводника.

Ко времени подхода роты офицер, посланный с командой разведчиков (фамилии не помню), вышел из села мне навстречу и доложил, что с вечера село занято 4-м Лебединским пехотным полком, штаб полка расположен в здании волостного управления, обоз тут же на площади.

В полной тишине продвигалась рота, войдя в мирно спавшее село, вдоль плетня по обе стороны типично сельской украинской дороги, ведущей к Волостной площади. Не обнаруживая себя, мы подошли шагов на 150. Уже был виден в беспорядке размещенный обоз на большой площади, причем некоторые повозки стояли в упряжке, что говорило о готовящемся выступлении красных. Суетились солдаты вокруг костра, входили и выходили группами из здания волости. Трудно уже было сдерживать добровольцев, рвались вперед. Наконец я подал команду, и рота бросилась вперед, устремляясь к зданию волости… Штаб 4-го Лебединского полка был захвачен, также много пленных и часть обоза. Захваченные врасплох большевики бежали, скрываясь в темноте.

Экзамен ротой был выдержан блестяще – ни одного из «новых корниловцев» не пришлось записать в графу «без вести пропавших».

В селе был назначен отдых до следующего дня. Наутро новый поход, преследование бегущего противника. Долго не расходились корниловцы 10-й роты по отведенным квартирам, радостнее было поделиться впечатлениями лихого ночного набега и радостными переживаниями от полученной похвалы любимого командира. Кто захватил адъютанта полка, кто тянул комиссара, кто складывал на повозки захваченные винтовки и патроны, а кто заботливо суетился по части баранов, и уже через полчаса свежее мясо кипело в ротной кухне. А кто-то из молодых с более нежной душой, оставшись небольшой группой у догорающего костра, нежно напевал:

 
Повий, витре, на Вкраину,
Де спокинув я дивчину,
Де покинув кари очи —
Повий, витре, у пивночи…
 

На другой день наступление на деревню Речки. Красные не выдерживают стремительного марша корниловцев, идущих во весь рост на их губительный пулеметный и ружейный огонь, и после упорного боя корниловцы захватили деревню, взяв богатую добычу. Помню, кому-то из офицеров, если память не изменила, капитану Буракевичу, сентиментальному блондину, командиру 2-й роты, достался мотоциклет, с которым он долго потом возился, прежде чем сделать пробег «Речки – Москва».

Отсюда полк разделился на три группы: каждый батальон получал самостоятельную задачу, указывались разные участки и разные направления движений. Есаул Милеев оставался с нами, с 3-м батальоном.

Опомнившиеся большевики, подтянув значительные резервы – бригаду пехоты и бригаду Кубанской Черноморской красной конницы, – повели упорное наступление на Речки. Геройски отбивался 3-й батальон, но, видя превосходство красных, есаул Милеев решил оставить деревню, и мы вышли в поле для более выгодного маневрирования. Местность была весьма пересеченной. Большевики нас окружали. Нужно было пробиться к железной дороге и занять Белополье, где предполагалось соединение с 1-м и 2-м батальонами, которые были заняты ликвидацией другой группы красных.

Положение нашего участка было очень серьезным, кольцо окружения сужалось, было трудно, доставки патронов из тыла не было. Есаула Милеева можно было видеть бодрым и спокойным на всех направлениях и часто впереди цепей. Он воодушевлял всех нас своей беззаветной храбростью. Вот он дает указания и советы артиллеристам, то куда-то усылает конных. И в самый угрожающий момент, выдержанный и спокойный, он внушал веру в победу и, действительно, победу блестяще одержал. Из окружения мы вышли, понеся сравнительно небольшие потери.

10-я рота, уже хорошо отмеченная, получила приказание выдвигаться вперед и идти в авангарде на Белополье.

– Вот в этом направлении, – показал есаул Милеев рукою на север, – должно быть Белополье. Вперед, с Богом!

– Так точно, слушаюсь!.. – ответил я и стал подниматься на бугор. Поднявшись, рота сразу молча остановилась, и, казалось, каждый обдумывал про себя, что же дальше?

Шагах в трехстах против нас справа у опушки леса и слева значительно дальше стояла развернутым строем красная кавалерия. Продвинувшись чуть вперед, я тотчас же построил роту для встречи кавалерии: часть с колена, а часть, два взвода, стоя сзади; все молча следили за врагом. Слева от меня артиллеристы быстро снимали с передков орудие. Конница не шевелилась, видно было, как всадники сдерживали лошадей.

В это время я видел, что есаул Милеев что-то решал… Он вырвал инициативу у красных и, вскочив в пулеметную двуколку, на рысях направился к правой группе конницы. Быстро повернув двуколку, сам сел за пулемет… и пошла одна очередь за другой… Это и послужило как бы негласным приказанием…

– Десятая рота!., по кавалерии… слушать мою команду… пли…

Из орудия блеснул первый выстрел, второй, беглый огонь!.. Красный командир повернул коня, и конница поскакала назад.

К вечеру входили в Белополье, и, несмотря на усталость после продолжавшегося весь день боя, несмотря на то что в роте пришлось по очереди нести на руках нескольких убитых, чтобы похоронить их в Белополье, рота, разместившись в станционных постройках, снова собралась у костра, и снова бодро и весело поет юношество:

 
Марш вперед, Москва нас ждет,
Корниловцы лихие!
Славный полк не победит
Советская Россия…
 

Ударники делятся впечатлениями дня, восторгаясь решительностью и храбростью любимого командира. Его любили все, весь полк, до последнего ездового за его строгость, справедливость и заботливость. А артиллерийские старшие офицеры, бывшие при отряде, отзывались о есауле Милееве, офицере казачьего кавалерийского полка, как о выдающемся пехотном военачальнике, блестящем практике и беззаветно храбром воине. Помню, как старший полковник Алексеевского артиллерийского дивизиона говорил мне: «Вы, корниловцы, должны гордиться таким командиром, должны беречь его, с ним радостно в бою быть, не страшно и в окружении быть – выведет!»

Впоследствии, сломленный морально, не пережив поражения Белой борьбы за наши же грехи, за наши же ошибки, уйдя после Новороссийской эвакуации в Кубанскую кавалерийскую часть, он в Крыму выстрелом из винтовки покончил с жизнью. Вечная память честному Белому Воину, прекрасному начальнику, доброму русскому человеку и хорошему другу.

Дальше победоносное шествие по линии железной дороги. 10-я рота впереди. Идем на станцию Коренево, для овладения которой были направлены две роты, 10-я и 12-я.

Разведка выяснила, что станция занята небольшим отрядом красных, а на входных путях с южной стороны стоит под парами их бронепоезд. Уже вырисовывались станционные здания. Чудны солнечный день, живописная Украина… как привольно, весело и безбедно жилось в этом краю раньше…

Из штаба полка догнал нас ординарец, привезший приказание, в котором указывалось: «Шт. капитану Реке, командиру 12-й роты, выйти в тыл станции Коренево и, взорвав железнодорожный путь, приостановить наступление. Командиру 10-й роты поручику Головань, наступая вдоль линии жел. дороги за посадками, атаковать станцию с фронта».

Операция была блестяще выполнена, но дорого обошлась корниловцам: уже после того, как был 12-й ротой подорван путь, пал смертью храбрых командир их, капитан Реке. Броневик остался в наших руках.

Дальнейшее движение на Льгов. Большевики занимают укрепленную позицию у станции Артаково, что в 4 верстах от станции Льгов 2-й.

Братцы, вперед!.. Ура, 10-я рота!.. И после короткого боя станция Артаково занята. Двигаемся дальше.

В это время, тяжело пыхтя, влево от станции ползет красный бронепоезд и, выбрав позицию, открывает по роте частый огонь; к счастью, снаряды давали перелет. Наша артиллерия, то есть захваченные у красных впервые шестидюймовки, с которыми должен быть и командир полка, идущий с западной стороны на город, почему-то молчит. Но вот блеснули орудия, полетели наши снаряды и стали рваться по линии, по которой маневрировал бронепоезд, пытаясь уйти от обстрела. Но скоро судьба его была решена – корниловцы были уже со всех сторон…

Ура, родные!., и рота бросилась на вокзал, на запасных путях которого было захвачено до 50 груженых эшелонов. Начальникам хозяйственных частей было много интересной работы и богатой добычи.

Помнится, как потом в жутких боях помогал нам капитан Ткаченко Николай¹²⁴. Потеряв в 1-м Кубанском походе один глаз, он теперь занимал нестроевую должность начальника полевой хозяйственной части. Передаст, бывало, фляжку «сыровца» градусов на 60, и веселее наступать по открытому полю! В настоящее время дорогой, всегда близкий и родной соратник Николай Григорьевич Ткаченко живет неутомимым тружеником в США, мой братский привет ему из Европы!

К вечеру был занят и железнодорожный мост через Сейм, взят и город Льгов, при штурме которого был убит командир нашего 3-го батальона. На другой день, отдохнув, подтянувшись и почистившись, свободные от служебных нарядов добровольцы ходили по городу, ласково приветствуемые освобожденными жителями. Настроение радостное!