Донская армия в борьбе с большевиками

Таким образом, из этого проекта закона, проведению в жизнь которого помешало занятие большевиками всей территории Дона, видно, что донское казачество откликнулось на земельную нужду «малоземельных Донских казаков и крестьян», решив отобрать излишек земли у лиц ее не обрабатывающих и передать в пользование трудящимся.

Говоря о деятельности Круга 4-го созыва, необходимо указать, что плодотворной его работой руководил известный донской политический деятель В.А. Харламов²⁹. В будущем Дон, безусловно, оценит эту энергичную казачью фигуру, мы же для характеристики его авторитета среди казаков можем отметить, что В.А. Харламов был членом всех русских государственных дум от Дона. Естественно, что парламентский опыт его весьма пригодился для работы в местном донском представительном учреждении.

Этот же Круг 17 (30) апреля принял текст благодарности английскому правительству за оказываемую помощь, вручив его главе английской миссии генералу Бриггсу, посетившему Круг, указавшему на помощь Англии и выразившему симпатии по адресу «единой России».

Обстановка весьма благоприятствовала широким операциям. Учитывая это, генерал Деникин отдает свой исторический приказ от 20 июня (3 июля) о дальнейшем наступлении всех армий, имея конечной целью занятие Москвы. Донская армия, по смене ее правого фланга Кавказской, должна была наступать на фронт Тамбов – Елец, причем, по опыту действий конных масс, донское командование решило сосредоточить конницу 1-го корпуса генерала Мамонтова (впоследствии эта конница была переформирована в 4-й Донской конный корпус³⁰, во главе которого стал генерал Мамонтов) в районе Урюпинская – Новохоперск для глубокого рейда в тыл противника. 3 (16) июля 4-му корпусу генерала Мамонтова была поставлена задача «прорвать фронт противника между Борисоглебском и Бобровом и, разрушив тылы красных, способствовать быстрейшему продвижению армии…».

Выдвижение корпуса состоялось в конце июля (середине августа), когда положение на правом фланге сильно осложнилось. К сожалению, утомленная Кавказская армия не только не сменила ослабленный выделением конной группы генерала Мамонтова правый фланг донцов, но ей не удалось уничтожить налетом уцелевшие части Приволжской группы противника. Воспользовавшись задержкой, противник усилил эту группу (8, 9, 10-я армии – общей численностью до 90 тысяч бойцов) за счет Сибирского фронта и в конце июля (середине августа) переходит ею в наступление на всем фронте между Волгой и Хопром. Одновременно большевистская группа Селивачева повела наступление в общем направлении на Волчанск в разрез между Донской и Добровольческой армиями. В результате сильной растяжки фронта Юга России эта группа, перейдя линию железной дороги Купянск – Волчанск, выходит во фланг добровольцам. Тем временем донское командование, ожидая успеха от конницы генерала Мамонтова, решив временно поступиться частными интересами и жертвуя северо-восточным углом Донской области, уже двинуло конницу Мамонтова на север.

В Приволжском районе, воспользовавшись прорывом между донцами и кавказцами, образовавшимся вследствие оттяжки 1-го Донского корпуса (в это время уже подчиненного командующему Кавказской армией) ближе к Волге и отходом 2-го Донского корпуса в район узла Поворино, противник обходит их фланги, вынуждая 1-й и 2-й корпуса к отходу за Дон и Хопер, и обрушивается на Кавказскую армию, тесня ее к Царицыну.

Тем временем угроза группы Селивачева ликвидируется активными действиями добровольцев, что дает одновременно возможность 3- му Донскому корпусу, действовавшему очень вяло, особенно его левым флангом, выдвинуться на фронт Богучар – Павловск – верховье реки Россошь.

Что касается конной группы генерала Мамонтова, то, прорвав с тяжелыми боями фронт противника, она двигается в его глубокий тыл, занимая 5 (18) августа Тамбов, 10 (23) Козлов и 15-го (28) Лебедянь. В это время генерал Мамонтов узнает о неудачах на стыке донцов и добровольцев и сворачивает обратно на помощь фронту. 18-го (31) он занимает Елец, 23 августа (5 сентября) одной колонной Грязи, а другой Касторное (западнее Воронежа), 29 августа (11 сентября) Воронеж и 5 (18) сентября соединяется с войсками фронта юго-западнее города Коротояка, помогая дальше 3-му корпусу занять его и выдвинуться к Лискинскому узлу.

Не останавливаясь над захваченными корпусом трофеями, необходимо отметить в военном отношении роспуск громадного числа мобилизованных, разрушение ряда важнейших железнодорожных узлов и уничтожение громадного количества интендантских складов и складов орудий и снарядов. К сожалению, нужно признать ошибочным поворот корпуса на юг. Уже по всему ходу операций было видно, что появление нашей конницы в глубоком тылу противника произвело страшный переполох в Москве, но нисколько не отразилось на фронте. Пожалуй, больше пользы принес бы рейд на Москву, вызвав бегство центральной власти и помощь населению в вооружении.

Судя по легкости выполнения рейда, можно считать вполне вероятным, что коннице удалось бы занять Москву, вопрос же удержания ее находился бы всецело в руках населения и готовности его к борьбе с большевиками. Опасности для конного отряда эта операция никакой не представляла, так как поймать его у советской власти было нечем и, кроме того, в случае угрозы наша конница легко могла в любом месте выйти на фронт и присоединиться к армии.

Непосредственным следствием этого рейда явилось: 1) выдвижение противником из Царицынского района лучшего своего конного корпуса Буденного в район Воронежа, очевидно, для борьбы с нашей конницей и 2) решение формировать крупные конные массы для подобных же операций.

Отрицательной стороной рейда было увлечение многих участников его грабежом. Объяснение, что частные лица и жители не подвергались грабежу, а разбирались только военные и коммунистические склады, причем жителей даже снабжали предметами, забираемыми из складов, не изменяет положения. Грабеж остается грабежом. Если большевики увлеклись этим «спортом» на Дону, то это обязывало противную сторону именно не повторять их ошибки, что дало бы, безусловно, отличные результаты. Попытка донского командования произвести осмотры у возвращавшихся из рейда частей не увенчалась успехом. Части сумели уклониться от осмотров.

Приблизительно с моментом возвращения конного корпуса из рейда совпадает блестящий успех 2-го Донского корпуса. В ряде боев с 24 августа (6 сентября) по 9 (22) сентября корпус не только останавливает наступление противника, переправившегося на правый берег Хопра, но отбрасывает его на левый берег, нанеся серьезные поражения и захватив 15 тысяч пленных, 11 орудий и 70 пулеметов. Однако новое наступление противника с 14 (27) сентября с угрозой обходом обоих флангов отрезать 2-й корпус от переправ через Дон вынуждает 2-й корпус отойти за Дон для перегруппировки.

Соединившись с фронтом, конный корпус генерала Мамонтова выполнил еще одну трудную задачу, порученную ему командованием. Переправившись 12 (25) сентября через Дон севернее Коротояка и пройдя по тылам Лискинской группы противника, конный корпус принудил его 23 сентября (6 октября) очистить Лискинский железнодорожный узел, подступ к которому с юга был совершенно невозможен. В эту же операцию конный корпус установил связь с конницей генерала Шкуро³¹, занявшей легко город Воронеж после первого занятия его донцами, и подготовил начало операции по очищению северной части Дона от противника.

Таким образом, за период борьбы с момента ухода за Донец и до конца сентября Донская армия проявила целый ряд тяжелых подвигов: 1. Прежде всего, она сдержала натиск противника на Донце в то время, когда казачеству грозило полное уничтожение. 2. В период стояния на Донце совместно с Кавказской и Добровольческой армиями сломлен дух советской армии. 3. В период май – июнь ею очищена вся донская территория блестящими рейдами своих конных групп, поддержанных наступлением пехоты. 4. Смелым рейдом в глубокий тыл противника донцы пытались подготовить путь для успешного продвижения армий Юга России к Москве. Этот рейд был произведен в ущерб прямым интересам Дона, так как, воспользовавшись ослаблением правого фланга донцов, противник снова занял весь левый берег Дона. К сожалению, рейд этот не дал ожидаемых от него результатов. 5. Напряжение Дона исключительно бойцами видно из ниже приведенных данных:

Однако движению всех сил на север сильно мешала Приволжская группа противника, состоявшая из 8, 9, 10-й советских армий и заключавшая в себе два лучших боевых корпуса конницы Буденного и Думенко.

Оценивая серьезную угрозу этой группы, донское командование обращалось неоднократно к главнокомандованию с просьбой прежде всего уничтожить эту группу и лишь после этого продолжать марш на север. Предлагалось сосредоточить всю массу конницы Юга России в Воронежском районе и ударом по тылам Приволжской группы в общем направлении на Балашев и далее, по обстановке, на Саратов или Камышин разбить ее. Эта операция сразу изменяла положение на всем Донском фронте и выводила его на всем протяжении за границу области, разрешая тем самым острый вопрос так называемой «пограничной болезни» казаков, неохотно удалявшихся от границ Дона.

Согласие не последовало, и Донской армии пришлось самой взять на себя операцию очищения северных областей Дона от противника, началом чего необходимо считать описанную выше Лискинскую операцию донской конницы и для проведения чего была объявлена новая мобилизация, давшая до 20 тысяч человек. К этому времени у Приволжской группы противника был обнаружен сдвиг к северо-западу с сосредоточиванием крупных сил к Воронежу. К этому же времени относится и начало вспышек восстаний в тылу Добровольческой армии.

Говоря о наступлении летом 1919 года, нельзя обойти молчанием еще одного серьезного фактора, безусловно оказавшего влияние на развитие успеха операций и послужившего одной из главных причин катастрофы 1919–1920 годов на фронте Вооруженных сил Юга России. В Украину следом за наступающей армией двинулись воспрянувшие духом помещики. Они не только приступили к восстановлению своих «законных» прав, но даже начали мстить виновникам своего разорения.

Как только в штабе Донской армии были получены определенные данные по этому возмутительному делу, командованием немедленно было послано в штаб главнокомандующего подробное донесение с указанием фактических данных и с изложением мнения донского командования о необходимости принятия самых энергичных мер против этого зла. Одновременно в издававшейся при штабе армии газете «Вестник Донской Армии» был помещен ряд статей, имевших целью отрезвить тех, кто смотрел на грядущие события с точки зрения личных интересов. Приняты ли были какие меры главнокомандованием и какие – неизвестно. Однако видимых результатов мероприятий, если таковые были сделаны, наблюсти не удалось…

Продолжая удар из Лискинского района на северо-восток, 3-й и 4-й Донские корпуса встретили сильное сопротивление противника со стороны Боброва и Чесменки, что вызывает отдачу приказа об общем наступлении донцов, начавшемся 25 сентября (8 октября). К 15 (28) октября правый фланг донцов вновь выдвигается на Грязе-Царицынскую железную дорогу, а центр (2-й корпус) вновь очищает от противника правый берег Хопра.

В начале (конце) октября получены точные данные о намечающемся прорыве противника в Воронежском районе. К этому же времени относится ослабление донцов в этом районе на конную бригаду полковника Морозова³², двинутую, по требованию главнокомандования, для подавления восстаний в тылу Добровольческой армии. Для этой же цели направлена и одна из кавказских дивизий, предназначавшихся для усиления войск Курско-Воронежского района.

Действительно, в середине (конце) октября противник переходит по всему фронту в энергичное наступление, послужившее началом последнего акта описываемой борьбы и приведшее к отходу Вооруженных сил Юга России в Крым.

Катастрофа 1919–1920 годов на фронте Вооруженных сил Юга России и отход противобольшевистских войск в Крым
Октябрь 1919-го – март 1920 года

С середины (конца) октября положение на фронте Вооруженных сил Юга России сложилось весьма неблагоприятно для них: 1. Усилив свои армии подтянутыми пополнениями и целыми частями за счет Сибирского фронта, противник перешел в решительное наступление по всему фронту. 2. В тылу всей Добровольческой армии вспыхнуло восстание, оттянувшее часть сил фронта и безусловно оказавшее влияние на настроение войск фронта. 3. В войсках Юга, проведших все лето в беспрерывных тяжелых боях, испытывалось переутомление. 4. Слабость сил Юга и непомерное увеличение за лето фронта вызвало сильную растяжку частей при полном отсутствии резервов. 5. Полное неустройство тыла и хозяйничанье темных элементов, решивших использовать успехи армии в своих выгодах и восстановивших этим широкие народные массы против Вооруженных сил Юга России.

В частности, против 18 тысяч пехоты, 19 тысяч конницы и 200 орудий донцов советская армия насчитывала 49 800 пехоты, 17 800 конницы и 360 орудий. Это положение вызывает решение донского командования провести мысль о посадке большей части Донской армии на лошадей, для чего в начале (середине) ноября объявляется конская мобилизация и командование обращается с просьбой к главнокомандованию повлиять на Кубанское правительство о напряжении сил для помощи.

Вообще участие кубанцев в активной борьбе нужно признать недостаточным, принимая во внимание процентное отношение войск к численности населения. Каковы причины этой пассивности, это выяснят люди, ближе стоявшие к этому делу, но, без сомнения, халатности кубанцев много способствовало простое чувство шкурничества. Враг был еще далеко, и все утешались мыслью: «Авось до нас не дойдет». Кубанские политики винят во всем ненормально сложившиеся взаимоотношения с главнокомандованием, тем хуже для тех, кто в своей пропаганде опирался именно на этот аргумент, внося развал в части, бывшие на фронте, и увеличивая в них дезертирство.

Начатое противником наступление развивалось быстро, и к концу ноября (середине декабря) его войска уже стояли на северной части излучины Дона, а Воронежская ударная группа, занявшая еще 16 (29) октября Воронеж, уже была у железнодорожного узла Валуйки, угрожая правому флангу и тылу Добровольческой армии.

Сосредоточенная в Валуйском районе конная группа донцов и кавказцев, находившаяся под командой генерала Мамантова, не оправдала возлагавшиеся на нее надежды. Силы этой группы определялись в 3500 донской конницы и около 1 тысячи кавказских казаков, и, кроме того, сюда же было придано 1350 стрелков. Командующий группой генерал Мамантов доносит об изморенности частей непрерывными боями и об их нестойкости; особенно были деморализованы и ослаблены, по его донесению, кубанские части.

Справедливость требует указать, что и 4-й Донской корпус, надломленный в моральном отношении рейдом в глубокий тыл противника, тоже был сильно расшатан. Громадное число рядовых бойцов и начальствующих лиц, устремившихся в тыл со своей «добычей», проявили полное нежелание возвращаться обратно. Этим только и объясняется такой малый боевой состав 4-го Донского конного корпуса.

27 ноября (10 декабря) вся конная группа генерала Мамантова приказом главнокомандующего была изъята из подчинения командующего Донской армией и передана в подчинение Добровольческой армии.

Это распоряжение вызывает телеграмму командующего Донской армией генерала Сидорина от 28 ноября (11 декабря) за № 10209/к, в которой, между прочим, говорится: «…В данное время Донская армия выделила для усиления Добрармии и на внутренний фронт в ее тылу до 6500 шашек и штыков, а всего, с уже находящимися в движении пополнениями, 8000 шашек и штыков, т. е. сняты по нашему масштабу значительные силы, что не может не отразиться на устойчивости Донского фронта, и я опасаюсь, что при дальнейшем нажиме противника армия не будет в состоянии удержаться на берегах Дона»… Далее, ссылаясь на слабую численность кубанцев на фронте, командующий говорит: «Опасаясь самых печальных последствий в ближайшем будущем, прошу Вас уравнять тяготу боевого напряжения всех областей Юга России, прежде всего казачьих войск».

Как видно, при этих условиях на активность со стороны Донской армии, и в частности ее конной группы, рассчитывать было трудно, тем не менее, зацепившиеся за рубеж Дона правофланговые и центральные части армии продолжали оказывать сопротивление, не допуская переправ противника на правый берег Дона.

Хуже сложилась обстановка на левом фланге. Воспользовавшись большим прорывом, образовавшимся между 3-м Донским корпусом и прижавшейся к Купянскому узлу конной группой генерала Мамантова, противник 3 (16) декабря занимает конницей на фланге и в тылу группы Старобельск и Сватово, что вместе с сильным натиском с севера поставило конную группу в серьезное положение, и после тяжелых трехдневных боев она очистила Купянск.

Отрешение командующим Добровольческой армией генералом Врангелем генерала Мамантова от командования группой и назначение на его место одного из кубанских генералов вызывает протест генерала Мамантова. В своем донесении он указывает на то, что в состав его группы входит 4350 шашек и 2000 штыков донцов и всего 1700 бойцов-кавказцев, и говорит: «учитывая боевой состав конной группы, я нахожу несоответствующим достоинству Донской армии и обидным для себя заменение, как командующего конной группой, без видимых причин лицом, не принадлежащим к составу Донской армии и младшим меня по службе. На основании изложенного считаю далее невозможным оставаться на должности командира 4 Донского корпуса» (входившего в состав группы). Этот протест вызвал поддержку донского командования и Донского атамана, и в конце концов вопрос был разрешен обратной передачей 4-го Донского корпуса в Донскую армию. Конечно, и это положение не могло благоприятствовать делу, особенно в такое время.

Необходимо остановиться над одним ужасным злом, принесшим громадный вред делу, что особенно рельефно выяснилось в боях у Сватова. Здесь обнаружилось не поддающееся учету количество у войск обозов и поездных составов, находящихся в непосредственном ведении штабов, частей и технических групп. Пока армия шла вперед, все это терялось в глубоком тылу, но при быстром отходе вся эта масса не успевала откатываться от фронта и оказалась на пути войск. Весь этот ненужный хлам был вреден еще и в том отношении, что, нисколько не обслуживая нужд войск, он привлекал к себе толпы дезертиров. По отходе от Сватова, при расформировании генералом Мамантовым обозов 4-го конного корпуса, из одних этих обозов было извлечено до 4 тысяч бойцов, оставшихся без пристанища после уничтожения их «базы». И такие облавы генерал Мамантов делал не раз.

Переправа конного корпуса Думенко в конце ноября (середине декабря) через Дон на Богучарском направлении окончательно усложнила обстановку на Донском фронте, а оставление Добровольческой армией Харькова свидетельствовало о неблагополучии и там. Считаясь по опытам прошлого с возможностью задержки только на рубежах, донское командование отдает распоряжение подготовить к обороне рубеж Донца и объявляет дополнительную мобилизацию, но, к сожалению, ни одна из мер не была проведена в жизнь.

Что касается инженерной подготовки той или другой позиции, то долгий опыт Гражданской войны показал полную несостоятельность инженерного ведомства в полевой работе. Оно было способно к работе лишь в нормальных условиях войны, сейчас же оно не могло ни собрать рабочих, ни достать инструмента, а назначенные для руководства работами начальники участков больше оглядывались на свои тылы и заботились о заблаговременном отходе, а не о работе. Вообще из всех технических войск лишь донские летчики сумели вложить всю душу в работу на полуразрушенных аппаратах, принося особенно большую пользу во время восстания верхнедонцов. К сожалению, большим злом у них были так называемые поездные «базы», занимавшие громадное число вагонов и паровозов.

Больше вреда, чем пользы, принесли также и броневые автомобили. В то время как противник пользовался ими с большим умением, донские броневики, за ничтожным исключением, в самые нужные моменты всегда отказывались служить и объявляли о необходимости какого-либо ремонта. Не принесли пользы и танки, действовавшие так удачно в Добровольческой и Кавказской армиях. Очевидно, донское командование не сумело их заставить работать. Мало того, в самые критические минуты под Новочеркасском в декабре 1919 года танки попали в руки противника. Факт этот подлежит выяснению, так как спасшиеся чины экипажа танков жалуются на то, что их не поддержали донские войска, а войска указывают на отказ танков работать.

Полную несостоятельность проявило и лицо, стоявшее во главе автомобильного дела: можно было постоянно видеть бесконечное число легковых и грузовых автомобилей, занятых работой в тылу, тогда как на фронте никогда автомобилей не было. Даже когда был поднят вопрос об организации автомобильных пулеметных батарей, то провести это в жизнь не удалось, так как тыл не пожелал отказаться от своих личных удобств. Между тем «базы» корпусных автоотрядов отличались такой же громоздкостью, как и «базы» авиапарков. Когда Донская армия отходила за Донец, то на Зверевский железнодорожный узел в числе громадного количества поездных составов прибыла «автобаза» одного из корпусов. Под ней был состав в 22 вагона, на фронте же корпуса не было ни одного автомобиля. Из технических учреждений необходимо отметить необыкновенно полезную деятельность и продуктивность работы технических поездов (инженера Калакуцкого и др.), с поразительной быстротой восстанавливавших все разрушения железнодорожных сооружений и, главное, мостов…

Вообще погубил армию тот самый тыл, который ею прикрывался. Всю войну он был весел, беспечен, кутил, веселился в те моменты, когда на фронте люди гибли за великое дело спасения Родины. И всю войну в тылу можно было видеть одних и тех же лиц, благоденствующих в дни побед армии и распространяющих панику в дни ее неудач.

О переполнении тыла можно судить по тому факту, что когда начальник штаба Донской армии генерал Кельчевский, назначенный на должность военного министра нового правительства Юга России, затребовал в январе 1920 года списки служащих отдела военного министерства, то оказалось, что их было свыше 1800 человек. Генералом Кельчевским была послана телеграмма своему заместителю о немедленном сокращении штата до минимума, причем сделана ссылка, что такой состав военного министерства превышает боевой состав любой дивизии.

Такой же излишней громоздкостью отличались и все «работающие на оборону», и тыловые учреждения, и «сам» войсковой штаб на Дону. В этих учреждениях зачастую можно было встретить лиц, никогда за всю свою жизнь не видевших фронта и прочно сохранявших свои позиции во время долгих лет. Не обидно бы было, если бы этот «опыт» шел на пользу делу, однако было как раз наоборот. Обросшие мохом бюрократы, служившие темпом мирного времени, занимались всем, чем угодно, но не отстаиванием интересов фронта. Заурядным явлением были постоянные тормозы в наградах фронту, тогда как награды тыловым деятелям проходили с невероятной скоростью. Это вызвало у фронта вполне понятную ненависть к штабным учреждениям.

Образцом деятельности этих учреждений может быть следующий характерный случай.

Надеясь на содействие одного из офицеров Генерального штаба Донской армии, один из знакомых его офицеров-фронтовиков просит продвинуть скорее его производство. Заручившийся согласием соответственной «инстанции» штаба, ходатай через два месяца узнает, что «представление куда-то завалилось».

– Что же делать? – вопрошает ходатай.

– А пусть вышлют дубликат, – отвечает «инстанция».

Дело сделано. Через месяц новая справка. Опять «представление» тщетно ищется в груде бумаг на столе, причем наводящий справку устанавливает чрезмерные надежды высшей «инстанции» отделения штаба на знания своих писарей, о всемогуществе которых вообще ходило много слухов. После неудачных поисков разговор заканчивается приблизительно следующей тирадой изведенного ходатая:

– Я не удивляюсь, что фронт так ненавидит штабы. При таком отношении к делу иначе быть не может. Если Вы позволяете так делать со мной, офицером Генерального штаба армии, что же Вы тогда делаете с рядовым офицерством, которое даже не осмеливается войти в Ваше святое святых. Если Вы завтра к утру не найдете наградного листа, то я, доложив обо всем начальнику штаба, выдавлю этот лист у Вас…

Через час-полтора лист был найден.

К сожалению, среди тонувших в бездне тыла «работников на оборону» можно было видеть офицеров со значками Академии Генерального штаба, занятых работой, ничего общего не имеющей со службой Генерального штаба, а в каких-то комитетах и т. п. Один из таких деятелей в тяжелые декабрьские дни вызывал к аппарату начальника оперативного отделения, занятого оперативной работой, лишь для того, чтобы просить его доложить командующему армией приглашение на предстоящую в каком-то новочеркасском учреждении елку… Попытка командования выживать тыловых «дельцов» на фронт обычно заканчивалась неудачей: пользуясь связями, эти господа лишь переползали из одного тылового органа в другой. Да если бы они и попали на фронт, то принесли бы пользы мало.

Тыловым бичом являлись также органы снабжений. Стоявший во главе их на Дону перед катастрофой 1919–1920 годов талантливый и безупречно честный работник не в силах был бороться с тыловым коршуньем, налетавшим на все заготовления и распределявшим львиную долю, прежде чем заготовленное для армии попадало по назначению. В результате фронт был постоянно раздет, разут, особенно если принять во внимание скаредность казаков, всегда старавшихся не только явиться на фронт в самом оборванном обмундировании, но немедленно отправить домой то обмундирование, какое получалось. В результате в станицах, особенно на юге, можно было видеть одетыми в казенного образца обмундирование не только казаков, но и баб и детей, тогда как фронт был раздет.

Что касается войскового интендантства и войсковых обозов, то эти учреждения были буквально бесполезны. Доказательством, например, может служить, что интендантство и обозы 4-го конного корпуса генерала Мамантова, отставшие от него в момент отправления корпуса в рейд, так и не присоединились к корпусу до самого отхода на Кубань. Отставшие от частей обозы привлекали к себе уклоняющихся от фронта чинов, а при частях создавались новые обозы, грабившие и озлоблявшие население. Борьба с грабежом была очень трудна хотя бы потому, что казачество смотрело на него как на средство пополнить все то, что было «реквизировано», «национализировано» и т. п. большевиками при нашествии их на Дон.

Еще большим злом было железнодорожное дело. Исправление разрушений производилось, как сказано выше, с поразительной быстротой техническими поездами, наладить же эксплуатацию железной дороги начальники военных сообщений так и не могли. Вся их деятельность сводилась к переписке, тогда как ничего не знающие по этой специальности станционные коменданты заигрывали с мелкими железнодорожными агентами, стараясь добиться у них популярности, а все эти власти, плохо обеспеченные, брали на каждом шагу взятки, как брали и многие коменданты. Нужна была суровая расправа со всем этим болотом, тогда как верховная власть была чересчур гуманна.

Еще один кошмар – это медицинское ведомство. Допустим, что трудно было найти медикаменты и высший медицинский персонал, но не найти санитаров и сестер милосердия для больных – это совершенно непонятно. Образцом деятельности военно-медицинского ведомства может служить следующий возмутительный случай: по донесению военно-санитарного инспектора во второй половине января 1920 года, то есть когда Донская армия стояла по левому берегу Дона и Маныча, часть лечебных заведений оказалась расположенной на правом берегу Маныча. Составляя донесение в штаб армии, санитарный инспектор не только не знал, где у него фактически расположены госпиталя, но даже не потрудился взглянуть на карту, чтобы хотя бы установить невозможность такого абсурдного случая, когда лечебные заведения оказались в тылу противника.

Еще один фактор, облегчавший большевикам борьбу, – это плохое отношение в штабных сферах «белых» офицеров к «красному» офицерству, особенно к «красному» Генеральному штабу, что служило помехой к переходу «красного» офицерства на сторону «белых». Уже во время осеннего отхода 1919 года из штаба главнокомандующего был разослан циркулярный запрос в штабы армий по этому поводу, в котором указывалось на существующую ненормальность и спрашивалось мнение командующих армией.

В ответе донского командования указывалось, что еще после объединения командования Вооруженными силами Юга России в начале 1919 года донским командованием по собственному почину уже было изложено свое мнение в особом донесении. Это мнение подтверждалось и теперь и в общем сводилось к следующему: офицеры, попавшие в «белую» армию, не должны смотреть на своих братьев, принужденных служить в советской армии, с точки зрения «непогрешимых судей». Считаясь с принудительной системой службы офицеров в советской России, с террором, с институтом заложников и с системой поруки, нужно смотреть на громадное большинство советских офицеров как на лиц, вынужденных к этой службе обстоятельствами. Этот взгляд требовал иного отношения к переходящим на нашу сторону офицерам, чем укоренившийся в глубоком тылу Вооруженных сил Юга России, что вызывало бы более свободный переход «красного» офицерства на сторону «белых». Не говоря уже о том, что указанный запрос главнокомандования был запоздалым, он, собственно говоря, принес очень мало пользы, так как вышедшее весной 1920 года новое положение «с амнистиями» перешедшим «красным» офицерам мало чем меняло установившуюся систему «хождения по мукам» во время церемонии их «реабилитации».

В таких условиях, осложняемых еще воцарившейся распутицей, армия двинулась на юг к Донцу, причем последняя мобилизация не оправдала ожиданий, так как с приближением противника мобилизуемых неудержимо тянуло в тыл.

Директива к отходу на Донец была отдана 5 (18) декабря. Здесь командование предполагало задержаться, оправиться и потом повторить весеннюю операцию 1919 года, тем более что теперь наученное горьким опытом казачество уже не оставалось по домам, а отходило с армией.

К сожалению, большей частью командного состава, видимо, тоже был потерян дух. В середине (конце) декабря это определилось настолько ясно, что поступил ряд самых отчаянных донесений вплоть до советов о капитуляции, от чего, видимо, не прочь была и часть тыловых дельцов Новочеркасска. Командующий Донской армией генерал Сидорин отнесся к этому резко отрицательно, отлично понимая, что вопроса о капитуляции быть не может. Однако ему уже не удалось восстановить потерянного начальниками духа.