Лина Николаева
Фаза быстрого сна
2. Выжжено войной
На следующий день вместе с Ангуардом пришел улыбчивый круглолицый мужчина, говорящий так, словно был добрым дядюшкой и нес подарок. Штерн, портной, по очереди принимал одного за другим и снимал мерки столько времени, как если бы собирался сшить каждому по целому гардеробу.
Одни пытались порадоваться и называли это честью. Вторые усмехались, неужели, здесь нет магазинов готовой одежды. И те и другие за своими словами прятали растерянность. Марк думал, что людей просто не хотят выводить раньше времени, и тоже был растерян.
– Добрый день, – он широко улыбнулся, заходя в комнату, где принимал портной.
И без того маленькое помещение из-за образцов тканей, сантиметровых лент, зеркала и манекена, наряженного в длинную рубаху, выглядело еще меньше. Штерн будто перенес все свое ателье, и все эти приготовления казались излишними – не стоящими того.
– Как мне к вам обращаться? – аккуратно начал Марк.
– Мое имя Штерн, молодой человек, – портной улыбнулся, берясь за ленту.
– А как же обращение «господин»?
Марк старательно вкладывал в голос дружелюбие и искренность. Выглядел мужчина простовато, смотрел по-доброму, и, казалось, разговорить его, получив еще несколько крох информации – задача простая.
– Что вы, куда мне до господина, я так высоко никогда не поднимусь, – портной махнул рукой.
– Почему?
– Вытяните руки, – измеряя длину от плеч до запястий, он рассказывал: – Господами становятся по праву рождения, а из нас немногие достойны этого обращения. Хотя когда нужно показать уважительное отношение, можно сказать и так.
По поводу рас, населяющих мир, Ангуард так и не дал ответов, раз за разом твердя свое: «Наберитесь терпения». Стражи хранили такое же молчание, да и все они, даже Лаэм, после сообщения об отъезде начали избегать разговоров, поэтому сейчас Марк сразу, точно охотничий пес, уцепился за услышанное.
– Из нас?
– Повернитесь, – скомандовал Штерн и приложил сантиметровую ленту к спине. – Из нас, из эйлов, – он понизил голос. – Вы все узнаете, когда узнаете.
Вот это мудрость! Встав к портному спиной, Марк сохранил улыбку на лице, хоть ответ и покачнул чашу терпения.
– Что бы вы хотели сшить?
– Не знаю, расскажите, что здесь носят?
– О! – продолжая снимать метки, Штерн с удовольствием начал: – У каждого города своя специализация, поэтому и мода у них разная. Крестьяне, конечно, одеваются одинаково, но вам это не нужно. А горожане отличаются, да. Увидите, так не поверите, что все это один народ. Центр армии и гвардии здесь, в Акиде, поэтому в городе даже верхняя одежда напоминает мундиры. И у женщин! Не люблю я шить для акидийцев, да и вам такой крой не пойдет. В Авиле, – послышались нотки пренебрежения. – Одеваются слишком пестро. Авила называет себя открытой каждому из народов, поэтому там и моды нет – все перемешалось, никакого стиля!
Марк ловил каждое слово. Если Акида – центр армии и гвардии, можно предположить, что в городе строгие порядки, усиленная охрана и низкий уровень преступности. Что же, происходящее со сбежавшими не было ни случайностью, ни совпадением? И что это за притесняемые народы, которые принимают только в Авиле?
– Мне по душе Альта, – продолжал Штерн. – Это наша столица наук и искусств, как тонко там чувствуют! Но и какие все капризные! Самые сложные заказчики, скажу я вам, однако я люблю с ними работать – они единственные ценят красоту по-настоящему. Это точно! Еще мне нравится работать с жителями Арьента. Хотя это королевский город, там и своих портных хватает – ко мне обращаются редко. А жаль, понимаете, столичные ведь хорошо платят. Но это и к лучшему, может. Сложно им угодить, а мода меняется так быстро, что я не успеваю за ней. Например, в январе женщины носили короткие рукава, а в следующем месяце им захотелось длинных, да таких, чтобы до самых кончиков пальцев доходили, еще и широких. Ну что это?
Марк кивал в такт словам Штерна, но нового в его рассказе больше не было.
– Я думаю, вам нужно что-то в духе альтийцев! Черная рубашка и черный жилет подойдут темным волосам и строгим чертам лица. Хотя нет, необходимо их смягчить, точно! Рубашка должна быть светлая. Добавим в области талии несколько лишних сантиметров, чтобы скрыть худобу. И походный костюм, конечно, еще нужен!
– А что носят в других городах?
Штерн тяжело вздохнул – даже, скорее, простонал:
– Нет больше других городов. Все выжжено войной.
Марк попытался узнать больше, но Штерн, испуганно поглядывая на дверь, уже не говорил ни о чем, кроме удачного кроя и модных цветов.
***
Переодевшись, Вадим развел руки в стороны, демонстрируя расшитую звездами мантию. Черный цвет придал лицу болезненное, скорбное выражение, хотя свободный крой и прямые линии одеяния сделали его выше и стройнее.
– Ну как? – не без гордости спросил парень. – Этот портной все отнекивался, но я подумал, что надо сразу показать, что мы маги.
– Здорово, – Андрей прикрыл рот рукой, пряча улыбку.
Марк только покачал головой и снова уткнулся взглядом в страницу. Оставались последние строки, а книги, пожалуй, были единственным, что ему нравилось в этом доме. Все остальное так приелось, что доводило до зубного скрежета, и пусть после отъезда жизнь не обещала стать лучше, хотелось поскорее сбежать.
– Что? – протянул Вадим насупившись.
– Жаль, что я сам не додумался до такого… – Андрей уже с трудом сдерживал смех. – Образа.
– Мы станем магами, надо соответствующе выглядеть, – буркнул Вадим и замолчал, когда Марк засобирался.
– Уже пора? – удивился Андрей, смотря на часы.
Двенадцати еще не было, до отъезда оставалось время, но и слушать набившие оскомину пререкания не хотелось.
– Я побуду на улице, – ответил Марк, подхватывая котомку, выданную вместе со сшитой портным одеждой.
Он раскрыл ее, чтобы проверить собранные вещи, затем посмотрел на то, что оставлял на тумбе: паспорт, зарядку, книгу, какие-то исписанные бумажки, унесенные с работы – кому все это нужно теперь?
Марк открыл паспорт. Мать, наверное, засуетилась и занервничала только потому, что матерям положено переживать за своих детей, этого ждали от нее. Отчим бы пожал плечами и поворчал, что пасынок специально отключил телефон и уехал, никого не предупредив, потому что «характер у него паршивый».
Следом Марк раскрыл книгу. Он взял ее у коллеги «до выходных», как обещал. Пожалуй, первыми забили тревогу на работе, да и то, скорее, из-за прогулов, а не от настоящего переживания. Оставшись наедине с собой на два месяца, Марк понял, что с той же вероятностью о нем мог никто не вспомнить – он сторонился людей, точно заразных, хотя знал, что «зараза» на самом деле сидит в нем, а он с ней просто не сумел справиться.
Поняв, что разглядывание затягивается, Марк быстрым движением закрыл книгу и вышел, успев заметить, как Вадим садится на кровать и бережно поправляет складки мантии.
Едва закрылась дверь, послышался голос Андрея:
– Жаль его.
– Да, такой молодой, а ворчит хуже моей слепой бабки, – откликнулся Вадим.
– Я про другое. Он многих оставил дома, вот и сторонится всех.
– А кто не оставил, но что теперь? Слушай, мы станем магами, что еще нужно?
Марк зашагал по коридору. Он спускался в гостиную во время общих сборов, но предпочитал молчать и наблюдать. Имея слишком много свободного времени, про таких вот «молчунов» жильцы фантазировали, поэтому по дому постоянно ползали слухи – обычно более грязные, отчего слова про «многих оставил» даже умиляли. В этом был весь Андрей.
В гостиной сделалось шумно, горели все лампы, на столе стояла оставшаяся со вчерашнего вечера бутылка вина. Слова прощания не стихали с того же времени. Люди так быстро сошлись, ухватившись друг за друга, как за спасательные плоты, и многие сейчас не разжимали соединенных рук или не переставали обниматься.
Марк потоптался в комнате и вышел, забрав дорожный плащ. Прощаться не хотелось, да и не ждали этого от него, но смутное беспокойство все равно заставило дважды обернуться, пока он шел по коридору. Если интуиция и существовала, то сейчас она роптала и щерилась иглами.
Входные двери стояли нараспашку, словно спеша избавиться от непрошеных гостей. Давно сошел снег, солнце вовсю пригревало, и уже робко показалась первая трава, а мимоза не прекращала цвести, и день и ночь наполняя ароматом меда. Март здесь был ласковым и обещал скорое лето.
В сад привели лошадей. Первая пятерка людей ранним утром выехала в столичный Арьент. Следующая в полдень уезжала в прибрежную Альту. Третью направляли в Авилу, названную житницей Ленгерна, а четвертую оставляли в Акиде, но в ее число вошли те, кто постарше.
Сопровождающих набрали из числа стражей, по двое на каждую группу. Это вызывало не меньше сомнений: они казались простой домашней охраной – боровами с грубой силой, но без особого ума или ловкости. Или не так уж эта охрана была проста?
Со второй пятеркой отправлялись Лаэм и Зейн, и Марк подошел к ним, пока они крепили седельные сумки:
– А кроме лошадей у вас есть что-нибудь? На чем вы обычно передвигаетесь? – он остановился от животных на почтительном расстоянии.
– У нас есть паромобили, – ответил Лаэм, с улыбкой щурясь на солнце – ну точно сытый кот, развалившийся на подоконнике.
Марк кивнул. Что-то подобное было ожидаемо: и по прочитанному, и по увиденному. В домах работала канализация, полицейские носили при себе револьверы, с улицы слышались звуки, похожие на скрип шин и гудение клаксонов, а из-за ворот виднелись трубы фабрик, хоть и не слишком много.
– Однако это больше для богачей, – продолжил страж, презрительно фыркая. – Между Акидой и Альтой проходит железная дорога, летают дирижабли, но… В общем, как решили, так и лучше. Что, боишься лошадей? – он ухмыльнулся, взглядом измерив расстояние, на котором остановился Марк.
Тот признался:
– Я любил конные походы, пока лошадь не выкинула меня из седла так, что я сломал руку. Больше не тянет ездить верхом.
Дело было не столько в страхе, сколько в воспоминаниях. Все детство Марк занимался музыкой и хотел связать с этим жизнь, однако сломанная рука перечеркнула мечту, и пусть после неудачи прошло достаточно времени, воспоминание до сих пор вызывали горечь.
Лаэм хохотнул:
– Зейн, покажи своего малыша.
Ехидно улыбаясь, начальник стражи снял с пояса свисток и подул в него. Прошло не больше пятнадцати секунд, как через двухметровую стену перепрыгнула черная псина размером с лошадь. Марк отшатнулся, но зверь подошел к Зейну и склонил перед ним голову, точно в поклоне. Стало ясно, что это не собака. Телосложением он действительно напоминал борзую, однако тело оказалось более вытянутым и с осиной талией, морда – шире и длиннее, в ней угадывалось что-то лисье. Короткая шерсть была не черной, а серой, как припорошенной пылью.
– Что, мой красавец больше нравится?
Зейн потрепал животное по гриве, и впервые на лице мужчины появилась добродушная улыбка. «Красавец» оскалился, по-собачьи вывалив язык.
– Лошади так лошади. Кто это? Не похоже на ездовое животное.
– Орторы. Гордость Акиды, таких больше нигде не выращивают. Выглядят хрупкими, но это обман. Мы их и для езды, и для боя используем.
Марк насторожился. Речь шла про «собачьи» бои или настоящие сражения? Если вспомнить слова Штерна про города, выжженные войной…
Лаэм свойски улыбнулся:
– Вы еще удивитесь, сколько всего есть в этом мире.
«Всего поменьше бы», – Марк не ответил и подошел к буланой лошади, которая выглядела спокойнее остальных.
***
Вся жизнь превратилась в сплошной тракт. Четыре дня пути до Альты стали семью, и каждый из них люди начинали с проклятий, а продолжали ругательствами и бранью.
