Лина Мур
Тайна Босса
– Мне не нужно говорить Лазарро о том, что мы уходим? – шепчу я.
– Мы вернёмся. Он не заметит. Это тайна, Винни. Иисусе, женщина, держи рот на замке.
Цокаю от его слов.
– Поедете за нами. Предупреди в госпитале, что мы скоро появимся там, – приглушённо бросает Карл одному из охранников, когда мы оказываемся на подъездной дорожке.
Тот кивает, и нам через несколько минут подгоняют машину Карла.
– Она в ужасном состоянии, да? – шепчу я.
– Сама увидишь. Только потом не говори, что я не предупреждал, – бросает Карл и заводит мотор.
Мы вылетаем на трассу. Меня немного знобит от того, на что я решилась. Лазарро явно будет недоволен… это ещё мягко сказано. Он придушит меня, если узнает. Он напридумывает себе кучу того, чего не было, сам поверит в это и снова подарит мне адскую ночь. Я очень надеюсь, что он ни о чём не узнает.
– Госпиталь на вашей территории? – интересуюсь я.
– Нет, на чужой, но там безопасно. Если помнишь, на банкете за вашим столиком сидел мужчина. Ты ещё его прилюдно унизила…
– Да, очередной мудак, и он первый начал. Я защищалась.
– Не суть, так вот это его территория. Сэл отказал в госпитализации на своей территории, да и далеко было ехать. Марта истекала кровью. В общем, это территория семьи Бьюзе. Наркотики, притоны и рок-н-ролл. Всё по их части.
– Отвратительно, как и их Босс, – кривлюсь я.
– Ты будь осторожна с Ренато. Он на тебя глаз положил. Он только и ждёт момента, чтобы тебе об этом сообщить…
– Карл, час от часу не легче. Зачем ему я? Уверена, что вокруг всех вас вьётся куча красавиц. Почему вы так зациклились на мне?
– Почему? Всё просто, Винни. Ты то, что повысит авторитет Босса на ближайшие пятьдесят лет, если не больше. Ты та, кто умеет соблазнять, даже не делая этого намеренно. Ты та, у кого развито много чувств, а они в нашем мире редкость. Каждый хочет урвать кусок искренности, белоснежной кожи и утереть нос Лазарю.
– Превратили меня в вещь. О тебе я была лучшего мнения, – фыркаю я.
– А я не говорил о себе. Я мечу не на твою киску, Винни. Я мечу в сердце, – усмехается Карл.
– Не надо… просто замолчи. Лучше ехать в тишине, – передёргиваю плечами. Мне хватает Лазарро, так теперь ещё и эти бешеные мужчины подтянулись, устроив на меня забавную охоту. Отвратительно быть вещью в их глазах. Они абсолютно не думают о том, что я живая, и имею своё мнение. Да они никогда о людях не думают, но я уверена, что когда дело касается их самих, то здесь будет вселенская обида за то, что им боль причинили.
Глава 12
Ночь порой не всегда настолько ужасна, насколько мы считаем. Она открывает двери, которые в дневное время могут быть заперты. Она ключ ко многим тайнам. Она распахивает сердца, рождает сожаление, перечёркивает все обиды. Ночь властвует, как мрак и темнота, над разумом человека. В ночи всё кажется возможным.
Бросаю взгляд на здание закрытого госпиталя, и вся моя бравада испаряется. У нас с Мартой были сложные отношения. У меня здесь со всеми сложные отношения. Она во многом была не права, как, может быть, и я. Но я знаю, что должна это сделать. Меня так воспитали, и я цепляюсь за эти воспоминания из прошлого, чтобы не потерять себя. Нас окружают машины и люди, Карл осматривается по сторонам и только потом помогает мне выйти. Отстёгиваю шлейф, бросаю его на сиденье.
– Ты уверена, что хочешь это сделать? – тихо спрашивает Карл.
– Нет, но иначе я не могу, – так же отвечаю ему.
Он кивает мне и взглядом отдаёт приказ ожидать нас. Карл ведёт меня по коридорам, в которых уже приглушён свет. Нас пропускают без каких-либо вопросов. На нас даже особо и не смотрят, пока мы поднимаемся на четвёртый этаж. Медсестра подскакивает с места и кивает нам, возвращаясь затем на своё место. Карл подводит меня к палате.
– Я останусь здесь. У тебя не больше пятнадцати минут, Винни. Нам не нужны проблемы, – шепчет он.
– Я поняла.
Делаю глубокий вдох и вхожу в палату. Это роскошная комната, вся заваленная цветами. Их вонь отравляет меня. Бросаю взгляд на кушетку, с лежащей на ней Мартой, и кровь отливает от моего лица. При иных обстоятельствах я бы даже не узнала её. Отёки под глазами, огромные гематомы, гипс на носу, разбитые губы, царапины. Всё её лицо – это месиво фиолетово-синего цвета. Марта подключена к аппаратам обеспечения жизнедеятельности.
Мои ноги подкашиваются от ужаса и сострадания к ней, но я медленно подхожу к кушетке. Слабый свет торшера играет тенями, и действительность кажется ещё хуже. Здесь так воняет. Направляюсь к окну, раздвигаю тяжёлые шторы и открываю окна, чтобы проветрить палату. Хотя я знаю, что иммунитет любого пациента очень низкий, но свежий воздух обычно помогал маме. Это чистый кислород, а не спёртые воспоминания о насилии.
– Лавиния.
Оборачиваюсь на шёпот Марты. Она едва может шевелить губами, как и открыть глаза, сейчас превратившиеся в щёлки, окружённые вспухшей фиолетовой кожей.
– Привет, – шепчу, обходя кровать и натягивая улыбку.
– Я в порядке, – с трудом говорит она. – Как ты? Выглядишь прекрасно.
– Со мной всё хорошо. Карл сказал о том, что случилось. Мне очень жаль, что ты потеряла ребёнка.
– Я рада… лучше бы Сэл убил меня. – Она прикрывает глаза, а я сглатываю ком горечи в горле.
– Зачем? Зачем ты это сделала? Марта, – с болью спрашиваю и касаюсь её руки.
– Для тебя… ты не понимаешь, что чем дольше он тебя прячет от себя, тем быстрее теряет связь. У тебя есть шанс… у него есть. Прости меня… ты мне дорога. – Она шевелит пальцами руки, обмотанной до локтя гипсовой повязкой, и я сжимаю её ладонь.
– Пожалуйста, живи. Не стоит это всё того, что я вижу.
– Стоит… кто тебя защитит, если не я? Ты моя девочка. Я не дам им тебя испортить и превратить в подобную мне. Ты будешь бороться за нас обеих, – хрипит Марта. – Не позволяй ему лишить тебя воли, Лавиния. Никогда. Иначе ты сойдёшь с ума от боли. Не отдавай ему сердце. Не заметишь, как побои станут нормой. Сначала ты думаешь, что он так заботится о тебе. Шикарный мужчина, который охотится и готов бросить весь мир к твоим ногам… – она замолкает и облизывает потрескавшиеся губы.
– Он носится за тобой, как безумный. Потом говорит тебе о том, что ему не нравится, как ты одета, и ты думаешь, что он просто хочет уберечь тебя от неприятных последствий. Затем он бьёт тебя раз, и ты прощаешь, ведь он умоляет со слезами на глазах, обещая, что такого больше не повторится. Ты веришь, потому что любишь его. Но это повторяется. Ударив раз, мужчина не может остановиться, если его не остановишь ты. Уходи. Беги. Скрывайся. Дерись. Никогда не позволяй… ему ударить тебя. Не дай ему сломать тебя, ты сама не заметишь, как окажешься на этой койке. Ты будешь лелеять надежду, что его любовь сильнее. Ложь. Ты ненавидишь себя и его, а потом встречаешь женщину, полную надежд и грёз. Узнаёшь в ней себя прежнюю и знаешь, что если ты не сделаешь этого, то никто не подскажет ей, как выжить. Не люби их… никогда. Люби себя… – она закашливается и издаёт стон.
– Тише-тише, не разговаривай. Не надо…
– Лавиния, мне не жаль. Я сделала то, что должна была. Я не рожу ему ещё одного. Никогда. Я знала о беременности. Я рада… рада… – хрипит Марта.
С одной стороны, её слова ужасают. А с другой… жить с таким чудовищем и знать, что это всё насильно, навязано, и уже ничего хорошего не будет, это понятно. Не знаю, как бы я поступила на её месте, но не осуждаю Марту за её выбор.
– Лазарро может тебе помочь избавиться от него? – шепчу я.
– Он не пойдёт против Сэла. Не беспокойся. Он когда-нибудь сам сдохнет…
– Марта…
– Или его убьют.
– Не пугай меня. Прошу, это того не стоит. Ты должна поберечь себя, ведь у тебя сын. Не лишай его матери, Марта. Пусть он всего лишь один из многих для тебя, но ты для него единственная. Я поговорю с Лазарро…
– Нет, – она крепче сжимает мою руку пальцами. – Нет. Лазарь может поступить крайне необдуманно. Нет. Я справлюсь. Не впервой мне лежать здесь и прятаться от всех, пока не поправлюсь. Потом Сэл будет умолять меня о прощении, он уже делает это. Заставил всю палату этой вонью… спасибо за кислород.
– Но так не может дальше продолжаться. А если однажды он убьёт тебя?
– Тогда я заберу его с собой. Я знаю Сэла и понимала, чем мне всё это грозит. Я знала, Лавиния. Я не жертва и не чувствую себя сломленной благодаря тебе. Спасибо тебе… за новую надежду.
– Боже, Марта, ты безумная, раз решилась на это, зная обо всех возможных последствиях. Я только не понимаю зачем? Почему ты делаешь это? Я виню себя сильнее…
– Не вини себя. Я взяла на себя ответственность за всё. Я этого хотела, и у меня теперь будет новый нос… во всём есть плюсы. – Она старается улыбнуться, а смотрю на неё, и у меня сердце кровью обливается.
– Но ты…
Меня прерывают. Оборачиваюсь и вижу медсестру, вносящую в палату металлический поднос со шприцами.
– Простите, что прерываю, но сейчас время отдыха. Мне нужно сделать укол со снотворным, – мямлит женщина.
– Да, конечно, – кивая, поворачиваю голову к Марте.
– Я посижу здесь с тобой, пока ты не заснёшь. Мне так будет спокойнее. А завтра с утра снова приеду. Хочешь, я привезу книгу и почитаю тебе?
– Тебе нужно думать о другом…
– Плевать, ты важнее. Я хочу и приеду. Никто меня не остановит, – улыбаюсь ей.
Слышу шорох шагов медсестры за спиной и наклоняюсь ближе к Марте.
– Всё будет хорошо. Я подумаю, как тебе помочь, – шепчу ей.
Целую Марту в лоб и поднимаю взгляд к окну. Меня пронзает дикий страх, когда я вижу отражение в стекле. Медсестра стоит у меня за спиной, и надо мной, в её занесённой для удара руке, поблескивает игла. Вот чёрт!
– Потерпи, – прошептав Марте, резко хватаю её и разворачиваю набок.
– Карл! – кричу и, нагибаясь и отталкиваясь от койки, сбиваю медсестру с ног. Я лечу с грохотом на пол вместе с женщиной. Моё сердце буквально вырывается из грудной клетки. Из рук медсестры на пол падает шприц, наполненный белёсой жидкостью, и в этот момент в палату врывается Карл.
Женщина в ужасе хватает шприц и засаживает иглу себе в бедро.
Скуля, отползаю, наблюдая за тем, как яд быстро проникает в её тело. Я уверена, что это яд, иначе бы она не была настолько напугана тем, что он оказался не во мне. Она падает на пол, а меня рывком поднимают на ноги.
– Она… я… – не могу сложить даже слова в единое предложение. Тело моментально покрывается липким потом.
Медсестра на полу начинает трястись. Её рот распахивается, и из него вырывается белая пена, вызывая у меня приступ тошноты.
– Не смотри. Иди сюда, Винни. Не смотри. – Карл разворачивает меня и одной рукой прижимает к себе. Жмурюсь и цепляюсь пальцами за его пиджак, и в этот момент раздаётся выстрел. Вздрагиваю, вся сжимаюсь, больше не слыша прекратившегося хрипа. Карл щёлкает замком на двери, достаёт телефон и кому-то сообщает о том, что случилось. Меня же сотрясает дрожь.
– Всё в порядке. Не оборачивайся. Не самое приятное зрелище, – целуя в лоб, Карл отпускает меня, а я заваливаюсь к стене. Слышу топот ног, крики в коридоре. В дверь кто-то стучит, за ручку резко дёргают, а у меня перед глазами стоят выпученные огромные глаза и белая, извергающаяся изо рта пена. Меня рвёт. Прямо на пол. Рвёт от вида очередного трупа, лежащего прямо за моей спиной.
– Помоги ей… убери её отсюда… – слышу хрип Марты.
– Береги себя.
Вытираю рот рукой, и слёзы капают из глаз. Я не могу стоять.
– Винни. – Карл подхватывает меня за талию, и в его руках оказывается бутылка с водой. Он открывает её зубами и брызгает мне в лицо. Ударяет по щекам, но такой шум в ушах. Лазарро меня убьёт. Это единственное, что бьётся в мозгу. Он придушит меня, ведь я лишила его улики. Серьёзной улики.
Меня куда-то ведут, точнее, тащат, прижимая к крепкому мужскому телу. Вокруг люди, незнакомые мне люди. Они все в чёрном. Они окружают меня, пока Карл выговаривает претензии. Он требует, чтобы немедленно произвели вскрытие и держали всё в тайне. Никто не должен знать, что здесь случилось. Никто.
– Давай, выпей воды. – Карл вкладывает в мою руку бокал. Моргая, оглядываю небольшую комнату со стеклянной стеной, за которой виден коридор.
– Она меня хотела убить. Она знала, что я приду. Откуда она могла знать об этом, если всё случилось спонтанно? – сиплю, горло саднит. Карл подносит бокал к моим губам. Делаю пару глотков.
– Она не знала. Ей дал чёткие указания тот, кто охотится на тебя. Он знал, что ты милосердна и обязательно придёшь к Марте, чтобы проверить её. Понимаешь, почему я говорил, что это опасно? Чёрт, Винни. – Карл прижимает меня к себе, а в моей голове лихорадочно бегают мысли. Насколько хорошо изучил меня этот работорговец? Видимо, очень хорошо, раз везде расставил ловушки. В одну из которых я снова угодила. Дура.
– Он меня убьёт, – шепчу. – Убьёт. Надо было схватить шприц, а я заторможенная. У меня нет быстрой реакции. Тогда бы вы взяли эту женщину и узнали у неё, кто её нанял. Я тупая гуппи. Тупая. Тупая. Гуппи.
– Нет, Винни, ты не такая. Не говори про себя так. Ты выжила. Ты перевернула Марту, считая, что она может пострадать. Ты защитила и её, и себя. Ты всё обдумала. Автоматически ты проработала схему и выжила. Винни, послушай меня. – Карл обхватывает моё лицо ладонями. Мои губы трясутся, а из глаз текут слёзы.
– Они всегда убивают себя, если не выполняют задание, понимаешь? Если бы это был не шприц, то она бы убила себя раньше, чем начала говорить. Никакие пытки на них не действуют, они словно запрограммированы. Они смертники.
– Но она работала здесь… работала с людьми… и умерла из-за меня…
– Чёрт, Винни, ей было насрать на то, кто тебя любит, и кого любишь ты. Она не думала о том, что у тебя есть семья, которая будет горевать. Она не думала, что ты важный человек, и твоя жизнь ценна для многих. Она ни о чём не думала, поэтому не вини себя в её смерти. Не вини себя в смерти тех, кому ты безразлична, потому что они просто выполняют задание. Не вини себя. – Карл обнимает меня, укачивая в своих руках, а мне неожиданно становится больно. Везде больно. Словно в мою кожу впиваются осколки.
– Не трогай меня… не прикасайся, – шепчу, отталкивая его от себя.
– Винни…
– Я хочу уйти. Уйти хочу… домой… хочу уйти, – бормочу, подскакивая с места. Я кружусь вокруг своей оси, не понимая, что делать дальше. Я должна что-то сделать, а вижу, как пена всё течёт, пузырится во рту… пены так много, и там кровь… она алая… и глаза такие огромные, как будто сейчас взорвутся.
– Винни…
– Не трогай меня! Не трогай! – кричу, вылетая в коридор, и быстро иду по нему.
Меня трясёт. Меня знобит. Шоковое состояние делает меня сумасшедшей. Мне кажется, что так быстро всё случилось. Мне повезло… снова дело случая. Я просто увидела отражение в окне и потом уже ни о чём не думала. Она даже ничего не сказала… она готовилась к моему появлению в больнице, но я вот не готова была увидеть очередной труп.
Выскакиваю на улицу, и по моему лицу бьют капли дождя. С губ срываются рваные вздохи. Поднимаю голову и хриплю. Мне что-то нужно, но я не понимаю что. Мне так сложно дышать. Жить сложно… ужасно.
В нескольких метрах от меня останавливается машина, её дверь открывается, и я просто смотрю на то, как выходит мужчина. Над его головой сразу же появляется зонт. Слёзы смешиваются с дождём. Я иду к нему. Протягиваю руку. Он не двигается. Глаза застилают солёные слёзы. Ноги не двигаются больше. Я вся промокла под дождём, и из горла вырывается вой. Мне больно. Вина за то, что я ничего не получила, рвёт меня в клочья. Никакого результата. Я бесполезна. Корю себя. Я бичую себя, стоя под дождём.
– Винни!
Всхлипывая, оборачиваюсь на крик Карла.
– Белоснежка.
Сквозь удары дождя по зонту слышу спокойный голос Лазарро.
Я не хочу никакого выбора. Я просто хочу тепла. Колени дрожат. Смотрю на Лазарро, и горечь наполняет моё сердце. Итан, держащий зонт, делает шаг ко мне навстречу, но Лазарро поднимает руку, останавливая его. Разочарование настигает меня, словно мне мало было за этот день боли. Она накапливается. Снова и снова. Я стою. Одна. В полном одиночестве стою и понимаю, что никому не нужна. Всё остальное – фарс. Игра в салочки с моей жизнью. А она ведь единственная у меня. Другой не будет. И никто её не ценит, даже я сама.
Когда теряю последнюю надежду, то замечаю движение. Лазарро быстрым шагом идёт ко мне прямо под дождём. Мой пульс оглушает меня. Лазарро обхватывает моё лицо ладонями, и я, совершенно обессилившая, падаю на него, цепляясь пальцами за пиджак.
– Прости меня… – шепчу. – Прости, что я гуппи. Я глупая. Я упустила улику… я должна была… хоть что-то должна была сделать… помочь тебе. Прости меня…
– Ты не упустила свою жизнь, Белоснежка. Это для меня намного важнее.
Всхлипываю от его слов. Лазарро прижимается к моим губам, и я отвечаю ему на поцелуй. Он обнимает моё тело, заставляя поверить снова, что не всё ещё потеряно. Есть слабая надежда. И я снова обретаю веру.
– Поехали домой. – Он подхватывает меня на руки и несёт к машине. Я прижимаюсь к нему, ища защиты и тепла.
Лазарро усаживает меня себе на колени, придерживая и постоянно поглаживая по спине. Я знаю, что близость с ним опасна и неправильна. Знаю, что всё это выйдет мне боком. Но я ничего не могу поделать сейчас со своим сердцем. Оно снова взорвалось от боли, и мне нужен тот, кто знает, как вырваться из её оков.
Глава 13
Я не думала, что после ссоры и сильных, ранящих слов, можно просто спокойно жить дальше. На самом деле ведь это странно, да? Тебе вроде бы стыдно за то, что ты сказала. Ты вроде бы была права. Вроде бы поступила так, чтобы защитить своё достоинство и показать, что не половая тряпка, а личность. Вроде бы это был конец. Но оказывается, люди бывают умнее, чем это кажется в минутный порыв эмоций. Да, именно умнее. Они не припоминают твоих слов, не обвиняют тебя, не насмехаются над твоей слабостью. Они просто молча берут тебя и несут на руках, не возмущаясь при этом и не унижая прошлым.
Хотя я и нахожусь в непонятном состоянии, но мой разум чист. Да, там много грязи и ненужного мусора, но сейчас их прибрали. Очень быстро. Лазарро одной рукой сгрёб всё ненужное в охапку и отодвинул, как, в принципе, всегда и поступал. То, что мешает, он или не замечает, или игнорирует, или расчищает путь любым способом. Я наблюдаю за ним. Каждую минуту жду, что Лазарро начнёт говорить со мной, обвиняя в импульсивности, обмане, предательстве и во многом другом из того, что ему придёт в голову. Он молчит. Ставит меня под душ. Снимает с меня обувь, отбрасывая затем в сторону. Расстёгивает комбинезон и помогает вылезти из него. Раздевается сам. Он действует словно машинально, снимая мои трусики и даже не возбуждаясь при этом. Он спокоен, и вот это для меня самое страшное. Значит, он разумен и сейчас не готов воспринимать меня. От слова «никак». Просто молча выполняет какую-то задачу, которую выстроил в своей голове. Моет меня, растирая кожу ладонями, убирает с лица потёкшую косметику, трёт волосы шампунем, ополаскивает и вытирает на сухую. Одевает меня в халат, набрасывает такой же себе на плечи и выносит из ванной. Осторожно сажает на матрас и уходит.
Я недоумённо смотрю на тёмный коридор и не понимаю, что делать дальше. Нужно ли с ним поговорить? Нужны ли ему объяснения? Нужны ли они мне? Я просто не знаю, как поступить, ведь всё кажется таким потерянным и холодным.
Лазарро возвращается с бутылкой виски, двумя бокалами и упаковкой сыра. Ставит всё на матрас и садится. Наливает в один бокал виски, вкладывает его в мою руку и подносит её к моим губам вместе со своей.
– Пей, – сухо бросает он. Делаю глоток и кривлюсь.
– Всё пей.
Молча, опрокидываю в себя алкоголь, и меня снова начинает тошнить. Лазарро разрывает упаковку с сыром и подносит кусочек к моим губам. Послушно открываю их и жую. Хотя бы так. Резь в желудке проходит. Лазарро обновляет мой бокал и наливает себе. Он отодвигается к стене и прислоняется к ней спиной. Закрывает глаза, делает глоток виски и облизывает губы.
Что делать? Должна ли я что-то делать?
– Подай мне сигареты и спички. В углу где-то валяются, – сухо отдаёт распоряжение. Поворачиваю голову к складу оружия, затем оглядываюсь на Лазарро.
– Сам встань и возьми, – обиженно отвечаю. Я ему не служанка. И приносить выпивку я не просила, как и сыр. Он сам это сделал.
Демонстративно ползу к стене и сажусь в такую же позу, как и он. Лазарро даже не открывает глаз. Он тянется рукой через меня и достаёт из-под матраса помятую пачку.
– Серьёзно? Она была у тебя под рукой, а ты приказал мне тащиться к этим пушкам? – недовольно бурчу.
– Ты никогда не будешь послушной, Белоснежка. Никогда, – глубоко вздыхает и, открыв глаза, зубами достаёт сигарету из пачки. Закуривает её с помощью зажигалки, которая тоже была в этой же пачке.
– Быть послушной и прислугой – разные вещи, – замечаю я.
– Давай, скорее переваривай информацию, затем поплачь, покричи, и я посплю. У меня был тяжёлый день, я не хочу подскочить ночью из-за того, что ты больше не в шоке, – равнодушно бросает Лазарро, выпуская дым. Удивлённо поворачиваю к нему голову. Он запивает горький привкус табака виски.
– Я уже поплакала и покричала. Если это всё, чего ты ждёшь от меня, то план выполнен. Можешь ложиться спать, бесчувственная скотина. – Разочарованно качаю головой и делаю глоток виски. Теперь он только согревает.
– Ты оскорбила меня, – не смотря на меня, констатирует Лазарро.
– Правда? Я даже и не заметила, думала по имени тебя назвала, – фыркаю я.
– За это я наказываю.
– Ну, всегда бывают исключения. Воспринимай это, как синоним своего имени. Очень похоже. Тебе не кажется?
– Знаешь, что советуют делать, когда кажется?
– Бежать к чёрту от того, кто советует.
– Дверь открыта. Вперёд. Только далеко ли ты убежишь, Белоснежка?
– Мне лень. Утром воспользуюсь твоим предложением. И уж поверь, убегать я умею.
– Охренеть, сделала открытие.
– Ты меня что, выгнал?
– Я тебя не держу. Больше не держу.
Его слова ранят меня. Когда-то он рычал и повторял, что я его.
Моя. Моя. Моя.
А теперь? Так безразлично говорит. Насколько спокойно. Болезненно равнодушно. И ведь это то, чего я добивалась всё время. Выходит, что обманывала себя и довольно сильно.
– Хорошо, раз ты так хочешь, то уйду утром. И раз это моя последняя ночь, то мне больше бояться ничего не нужно, да и, в принципе, тебе не важны мои слова. Значит, я могу сказать. Мне жаль. Не думала, что так сложно добывать доказательства и ловить улики. Мне следовало перехватить шприц или ударить медсестру сильнее, чтобы хоть как-то отплатить тебе за то, что ты для меня сделал. Но я имею то, что имею. Думаю, я могла бы больше, если бы умела это. Мне казалось, что я многому научилась, а на самом деле ничего не смогла, не выжала из этого покушения. Мне жаль. Просто жаль. Прости, что разочаровала, потому что себя я очень разочаровала. – Допиваю виски из стакана и тянусь к бутылке. Наливаю себе и добавляю порцию Лазарро.
– У тебя никогда не было ощущения, что ты потерялся? Просто потерялся в этом большом мире и не знаешь, что нужно сказать, что нужно сделать. Стоит ли, вообще, что-то делать или лучше просто остановиться и не делать ничего, потому что всё, что ты делаешь, впустую. Твои мысли постоянно скачут. То ты вроде бы уверен в том, что делаешь, а через секунду понимаешь, что зря это сделал. И постоянно на языке крутится «вроде бы». Неуверенность во всём, даже в самом себе. В адекватности. В разумности. В выборе. Ты чувствуешь себя таким глупым. Очень глупым, словно мозгов в голове нет, а раньше ведь казалось, что ты умён и всегда можешь найти выход. Что делать в этом случае? Идти или стоять? Бежать или прятаться? – задумчиво произношу, запивая алкоголем свои глупые слова.
– Ничего не делать. Отпустить проблему. Дать ей время созреть, как гнойному прыщу, а когда он воспалится, то раздавить, – отвечает Лазарро.
– Но ведь время… упущено, разве нет? Когда горит что-то, то не лучше ли хватать прямо сейчас и тушить или же позволить полностью сгореть? Ведь когда огонь гаснет сам без твоего воздействия, то всё меняется. Остаётся лишь неприятный осадок внутри от ощущения, что ты что-то сделал не так, раз в ответ лишь тишина и непонимание.
– Можно обжечься, если схватить сразу. Иногда ожоги необходимы. Иногда их так много, что нет желания вновь оставлять на своей коже раны. Ты знаешь о возможных последствиях, потому что воспоминания ещё свежи в памяти. Ты избегаешь их, и пепел после огня приносит тишину для того, чтобы понять, стоит ли двигаться. Иногда отходишь в сторону для наблюдения, потому что ты словно потерялся. Тебе нужно время для раздумий и для создания нового плана. А чтобы был новый план, необходимы желание и интрига. Именно их и ждёшь. Снова ждёшь. Опять ждёшь. И видишь, что всё потеряно. Сколько бы ты трудов ни вкладывал, они всё равно сгорят. Жизнь с постоянным разочарованием для обычных смертных. Для таких, как я, это роскошь. Ты привыкаешь к тому, что каждый предаст, и тебе придётся его убить. Ты знаешь, что верить в человека опасно. Доверять ему тоже. Никогда люди не бывают полноценно честными, потому что ложь самим себе намного понятнее и проще, чем правда.
– Выходит, что мы всегда заведомо выбираем ложь? Мы врём на каждом шагу, избегая, быть честными и, боясь того, что наши сердца разобьют? Получается, чтобы выжить нужно превратиться в бесчувственный камень и не позволять себе милосердия? Это же так жестоко, – шепчу и делаю глоток… а виски нет в моём бокале. Я весь выпила. Лазарро хватает бутылку и снова наливает мне и себе алкоголь.
– Иногда жестокость – единственное, что может помочь. За жестокостью скрываются самые гнойные нарывы и глубокие раны. Жестокость не рождается с младенцем, она приобретается с годами и словно срастается с тобой, превращаясь в защитную оболочку. И зачастую только она может помочь не совершить то, о чём потом будешь сожалеть.
– Но разве жестокость можно и нужно оправдывать? Я видела Марту и то, в каком она состоянии сейчас. Не важно по какой причине она поступила так, а не иначе. Но ведь есть же слова. Есть сотня других способов сказать, что она не права. Да просто запереть, в конце концов, но только не поднимать руку на женщину, которая по определению слабее тебя физически. Она не может ответить тебе равноценно…
– Ошибаешься, женщина может ответить иначе. Ей не нужна физическая сила, чтобы причинить боль. Ей достаточно улыбнуться.
– Не меняй тему, Босс. Сэл избил её. Ужасно избил. И ты тоже бил Бруну. Почему для вас это нормально? Почему вы себе позволяете подобное? – возмущаюсь я.
– Ты пьяна…
– Не увиливай от моих вопросов. Отвечай. – Придвигаюсь к нему ближе и пихаю в плечо.
– Я не могу ответить за Сэла, как и лезть в их отношения с Мартой не буду. Даже не смотри на меня так. Это его семья, а мне хватает разборок в своей.
– Тогда ответь за себя. Тебе не бывает противно после того, как ты бьёшь женщин кулаками?
– Нет. Мне безразлично. Сделал и сделал. Насрать. Я не думаю о чувствах Бруны и предупреждал её. Она ослушалась меня. Единственное, как я могу ей показать, что она совершила грёбаную ошибку и не повторила её, это сила. Иначе такие женщины не понимают. Их боль для меня пустая. Я не вижу в них того, что боюсь разбить и уничтожить. Мне плевать.
– Ничего не отзывается в сердце? Совсем ничего? – с ужасом шепчу.
– Ничего. У меня нет сердца. Давно уже нет. Те, у кого оно было, уже в земле. Я туда пока не собираюсь. Так что, меня не волнуют чувства других.
Мне нечего сказать Лазарро. Абсолютно нечего. Ведь ничего не изменится в будущем. Он не изменится, пока не встретит кого-то особенного. Понимаю, что это буду не я.
– Ударишь меня, я тебя никогда не прощу. Никогда. Мне будет больно. Я, может быть, буду даже страдать без тебя, но не прощу. Удар будет означать, что я пустое место для тебя. Никто. Пыль. Пепел. Никогда не прощу, – выпаливаю, мотая головой.
– Я знаю, Белоснежка.
– И ты планируешь меня ударить? Тебе хотелось этого? – шепчу, поворачивая к нему голову.
– Каждый чёртов день мне хочется тебе врезать. Но не по лицу, ведь тогда я тебя сломаю. Разобью не нос, а что-то другое. Я хочу врезать тебе по заднице. Бить её так больно и так сильно, чтобы она понимала, кому принадлежит. Я сдерживаю себя. На самом деле, в последнее время, из последних сил.
Признание Лазарро поражает и шокирует. Удивлённо смотрю на Лазарро.
– И когда ты хотел сделать это за последние сутки?
– Когда увидел, что Карл успокаивает тебя. Ты думала, что я не узнаю? А я всегда всё о тебе знаю, Белоснежка. Ты думала, что я отпустил тебя и не поехал следом? Это было глупо. И я остановился. Остановился и увидел стекло, которое нас разделяет. Я мог бы войти в ту комнату и, на хрен, разнести её, утащить тебя и показать Карлу, где его место, – в его, ставшем вдруг низким, голосе клокочет злость. Лазарро снова закуривает, и его грудь начинает подниматься быстрее.
– Почему тогда ты не сделал этого? Почему не дал понять, что ты рядом?
Он бросает на меня взгляд и хмыкает.
– Я отошёл в сторону. Ты спрашивала меня, было ли у меня ощущение, что я потерялся? Так вот, в тот момент именно это я и чувствовал. Я ушёл. Ушёл, чтобы не причинить тебе боль. Весь этот вечер был как грёбаное испытание для моей выдержки. Дерьмовый день, – кривится Лазарро, вдыхая в себя дым.
Я удивлена ещё больше его словами. Не думала, что он был в госпитале. А я искала его. Только сейчас понимаю это. Мне нужен был Лазарро, чтобы убедить его в том, что ничего страшного не случилось, а он волновался за меня, несмотря на ту ссору, которая произошла ранее. Мне необходимо было услышать это от него, а не от кого-то другого.
Осторожно кладу голову ему на плечо. Я чувствую, как Лазарро напрягается, а потом перекладывает бокал в одну руку, а другой обнимает меня, прижимая ближе к себе. Утыкаюсь носом ему в шею, забираясь на его ноги. Он молчит, не сбрасывает меня с себя, не возмущается, не отталкивает. Ничего. Обнимает и затягивается сигаретой, словно это так обычно для нас, просто сидеть в тишине, прижавшись тесно-тесно друг к другу, но при этом между нами огромные рвы с кровью и острыми ножами.
– Мне нравится Карл, – шепчу я.
– Я знаю, Белоснежка. Я это видел, – спокойно отвечает он.
– Но ты не прав в том, что я занимаюсь с ним любовью. Нет… любовь может быть разной. Она бывает грубой и подавляющей. Она может быть тихой и незаметной. Я не хочу его… но мне нравится с ним флиртовать. Со мной никто раньше не заигрывал. Никогда в жизни. Наверное, мне просто хотелось побывать на месте тех красоток из фильмов, которым постоянно делают комплименты. Это так глупо, да? Я глупая, хотя должна быть взрослой…
