Ледяная вода окатывает тело и лицо. Испуганно распахиваю глаза и подскакиваю на постели. Мокрые джинсы, рубашка, да я весь в воде. Она стекает по лицу, дышу ртом, поднимая недоуменный взгляд.
– Ах ты урод недобитый! Засунь свои бумажки себе в задницу! Убью! – орет Джесс, стоящая с пустым ведром, которое через секунду летит в меня, и я не успеваю увернуться. Такое начало дня и полное непонимание происходящего приводят в ступор. Чувствительный удар ведром по голове вызывает стон.
– Ты с ума сошла? – хрипло возмущаюсь, моргая и вытирая ладонью мокрый лоб.
– Сколько ты обещал парням за работу? Я просила тебя? Нет! Ни о чем не просила, кроме как проследить! Мало того… Ублюдок, как же я тебя ненавижу! – Девушка визжит и вдруг налетает на меня, опрокидывая на спину.
– Джесс!
– Придушу! Ты следил за мной, подонок! Это твои деньги! Жри их! – Вырываю стодолларовые купюры, которые она пытается засунуть мне в рот. Ни черта не понимаю. Я еще не проснулся, а тут снова хаос.
– Джасмин! Хватит! – кричу, хватая ее за талию. Мотаю головой. Брыкание, визг и ругань. Ярость столь сильная, что заставляет перевернуть девушку на спину и вдавить в матрас своим телом. И плевать, что я мокрый, а она едва одета.
– Хватит, прекрати. Объясни, что случилось? – Отвожу ее руки в стороны, сжимая запястья.
– Ты… ненавижу тебя… ненавижу… – шипит она, сдувая с лица пряди волос. Глаза полыхают от злости, словно штормовое небо.
– Почему? Объясни все без крика. Какого черта ты вылила на меня воду, а теперь пытаешься отравить деньгами? – Блокирую коленями любое движение ее ног.
– Ты… ты вчера уехал, парни сказали! Ты следил за мной! Видел, что я делаю! По описанию это ты, чертов блондин с неизвестным цветом глаз! Это твои грязные деньги! Твои чаевые! Ненавижу тебя! Ненавижу! – Черт, она хоть и маленькая, но сильная и довольно успешно борется со мной.
– И что дальше? Да, следил, чтобы узнать, чем ты занимаешься! Следил, чтобы знать, не спишь ли ты с мужиками! Джесс! Хватит! Дерьмо… – скулю от боли и звезд в глазах, когда она попадает коленом прямо по члену, и перекатываюсь на мокрые простыни.
– Урод! Я тебе сейчас все оторву! – Она лупит меня ладонями, до чего достает, а я прийти в себя не могу. Мне больно, черт возьми!
– Хватит… – Пытаюсь уклониться от ударов, но она запрыгивает сверху.
– Не хватит! Ты не имел права! Ты ничего обо мне не знаешь! Ты… боже, как я тебя ненавижу… – Напор ослабевает, и я распахиваю глаза.
– Джесс… конфетка, – пытаюсь ее утихомирить, но крупные слезы выкатываются из ее глаз. Шлепает ладонями по плечам уже слабо, по инерции.
– Тише, прошу, не плачь. Не плачь. – Сжимаю ее в руках, раскачивая туда-сюда, и только сейчас понимаю, что произошло, насколько неверно она все поняла.
И в эту минуту ее разрывает от слез.
– Ненавижу… – шепчет она и так горько плачет, словно я причинил ей невероятную боль.
– Не плачь, конфетка, ничего страшного. Ты хоть знаешь, как мне понравилось смотреть на тебя? Знаешь, как красиво ты играешь? Мне ничего для тебя не жаль, я хотел помочь. Хотя бы так помочь тебе. Ты много делаешь для семьи, которую я бросил. Прости, если тебя это обидело. Но я хотел хоть как-то участвовать в твоей жизни, – шепчу, поглаживая ее по волосам, спадающим на обнаженную спину и короткий топик.
– Ты не имеешь права… Ты бросил… бросил меня. – Слабые удары кулачков по плечам, ее тело сотрясается в рыданиях. Мне больно их слышать, меня самого рвет на части, но сделать ничего не могу.
– Прости, конфетка. Умоляю, не нужно меня ненавидеть, больше, чем я сам, ты это сделать не сможешь.
Немного отклоняюсь и обхватываю ее лицо. Огромные, полные слез глаза заставляют сердце лихорадочно содрогаться, судорожно дышу, пока пальцами стираю влагу с ее щек. Она всхлипывает и мотает головой, словно ее так же, как и меня, раздирает от страданий. Это пытка – смотреть на нее и видеть не ребенка, а девушку с кристально чистыми голубыми глазами, в которых отражаются все мои грехи.
– Ты себя обожаешь, Флинт, только о себе и думал все эти годы. И я не верю, что ты можешь себя ненавидеть. – Зло отталкивает меня и вскакивает на ноги.
– Джесс…
– Не надо уверять, что ты хороший. Что в тебе осталось что-то от парня, который хотя бы капельку любил свою семью. Я больше не верю в тебя. Ты стал призраком для нас. – В голосе Джесс столько горечи, что она проникает в мою кровь и отравляет разум.
– Я не уверяю, наоборот, – бормочу с отвращением к себе, поднимаясь с кровати, – поверь, хуже меня человека не было. Я не любил семью так, как правильно, ничего не ценил и теперь расплачиваюсь за все.
– И ты говоришь это мне? – Она облизывает пересохшие губы.
– Да. Хочешь знать правду обо мне? Хорошо, я скажу. Покаюсь, чтобы ты возненавидела меня еще больше. Я должен это вынести, потому что заслужил. – Судорожно сглатываю, чтобы избавиться от кома во рту. – Ты представляешь, что такое одиннадцать лет жить с виной за убийство? И я не знал. Забыл, все забыл. Признаюсь, не думал ни о тебе, ни о Зои, ни о ваших проблемах. Мне было хорошо, я был одурманен возможностями большого города, своими амбициями и женщинами. Я питался самыми лучшими блюдами в знаменитых ресторанах, путешествовал и не вспоминал о вас. Но однажды меня вдруг так сильно долбануло по голове, что я очутился один. Брошенный. Раздавленный. Потерянный. У меня нет цели, чтобы жить. Нет причин, чтобы дышать. И я умираю. Мое сердце давно расколото, а я заливал его алкоголем, только бы не слышать обвинений в голове. – Вспоминаю каждую минуту, отматывая пленку к тому времени, когда все это началось. – Я ни разу не поблагодарил родителей за то, что оплатили мое обучение в Нью-Йорке. За то, что продали дом, все, что у них было, лишь бы у меня была квартира. Да и той я не был доволен. Родители раздражали, потому что постоянно звонили, хотели знать, как я живу, как учусь, с кем встречаюсь. А меня это бесило! Я грубил, ругался. Заявил, что не желаю отчитываться, потому что взрослый, и потом игнорировал звонки. Месяц я о них не слышал, предаваясь пьянкам и травке, несколько раз спускал деньги на кокаин. И женщин. Их у меня было много, столько, что я уже не помнил, с кем трахаюсь. Не запоминал имен. И в тот день, когда родители погибли, я кайфовал. У меня в груди ничего не оборвалось и не ойкнуло, что их уже нет в живых. Ничего, понимаешь? Они ехали ко мне.
Джесс с ужасом смотрит на меня, из ее глаз выкатываются слезы, а мои сухи и безжизненны.
– У них не было денег на самолет, поэтому, волнуясь за меня, они выехали на машине. Они погибли из-за меня. Я убил их и не винил себя. Но сейчас навалились все эти воспоминания, боль и потеря. А мне мало! Хочу умереть, разодрав себя от этих чувств. Я ублюдок! – Ударяю кулаком по двери. Джесс вздрагивает и прикрывает глаза. – Я никогда не думал о семье, хотя стремился к ней. И твои небеса ни черта не помогали! Только смотрели, как я убиваю! Они смеялись в тот день, когда хоронили родителей! Я везде лишний, ненужный. Одинокий. Вот мое веселое время. Так скажи, достаточно я ненавижу себя? Достаточно, чтобы ты хотя бы немного меня поняла? Мне плохо… – Хватаю ее за локти, словно от этой девушки зависят моя жизнь, мой путь и мое сердце. – Скажи, есть ли у меня шанс спастись из этого ада? И я вижу все! Вижу, как вы выживаете в этом мире, а я шикую! Вижу, черт возьми, и хочу быть частью вас! – кричу в ее бледное лицо, всматриваясь в широко распахнутые глаза. – Знаю, что без меня вы будете счастливы. А я без вас – нет. Мне нужна только вера… чуть-чуть. Понимаешь? Джасмин, ты же всегда была для меня особенной, хоть и маленькой, но такой родной. Прости… Если бы я тогда ценил помощь, ценил любовь и семью, ничего бы не произошло. Я бы не потерял себя и не вернулся бы в отчаянном поиске хотя бы капли искренности. Но вот это «бы» не изменить. Бесплодные мечты… Я ничего не могу поправить. – В сумасшедшей торопливости вытираю слезы с ее нежной кожи, не тронутой сегодня макияжем.
– Ничего не могу исправить. Я очень хочу, но мне нужна помощь. Ты мне нужна, потому что вчера, когда слушал, как ты играешь, корил себя за невыполненные обещания. За все прошедшее время я ни разу не был таким умиротворенным. Пожалуйста, я каюсь, молю тебя… ты так нужна мне. И из моего прошлого, и вот такая, уже взрослая, умная, немного странная. Ты та самая часть, которая напоминает, что я могу быть собой, не потеряв человеческого обличья и не растворившись среди миллионов людей. Я не хочу исчезать, – последние слова шепчу, приближая к ней свое лицо.
И она так близко. Незаметно для меня положив ладони на мою грудь, теребит пуговицы. Хочет что-то сказать, но закусывает нижнюю губу. Мне так плохо, что сейчас хочется ощутить вкус этих губ. Узнать, смогут ли они подарить мне спокойствие? Смогут ли снять с души этот крест, который придавливает меня?
– Флинт… – Глаза ее бегают по моему лицу, она слишком близко. А я больной, одинокий и жаждущий ласки, незнакомой, новой и в то же время когда-то испытанной. Сейчас в моих руках просто девушка, первая и единственная, кому я открыл свою тайну. Одну из многих.
– Я не знаю, что сказать. Не думала, что ты винишь себя до сих пор. Может, мои слова и не переубедят тебя, но… Нельзя изменить прошлого, но настоящее в наших руках. Если ты это понял, значит, пришло твое время, – шепчет Джесс.
Моргаю и резко выпускаю ее из рук. Мысли, возникшие в голове, пугают. И я отхожу, чтобы не натворить дел похлеще, чем есть.
– Прости, что вылил на тебя все свое дерьмо. Ты не должна думать об этом, только развлекаться и…
– Почему? – перебивает меня, делая шаг ко мне. А я от нее. Со страхом смотрю на распущенные длинные волосы, которые хотел бы сжать, заставив запрокинуть голову. Страшно от фантазий о тяжести и мягкости ее полной груди, выпирающей из топика, о податливости тела, когда его ласкают. Черт возьми…
– Ты права, мне не следовало узнавать все таким способом, это твоя жизнь, и ты можешь делать с ней все, что хочешь. – Отвожу взгляд, надеясь, что она не представляет, какие картинки мелькают в голове.
– Я не об этом. Ты отскочил, словно я прокаженная. – Джесс снова подходит ближе, а я морщусь от отвращения к себе.
– Все в порядке. Не ожидал такого пробуждения, вот и дал слабину. Забудь, ладно? Забудь, что я сказал и… Не знаю, голова болит. – Тру виски, чтобы убедить ее, насколько мне гадко. А это так, потому что она – моя племянница, хоть и неродная.
– Флинт… – Ладонь проходит по моему плечу, а я готов взвыть: не прикасайся ко мне так нежно, не надо, я не заслуживаю. – Я прощаю тебя, но тебе не нужно мое прощение. Ты должен простить самого себя.
Она хватает меня за подбородок и с силой поворачивает к себе, словно это я девочка, а она сильный и уверенный мужчина, знающий все наперед. Подчиняюсь и встречаюсь с ее темными, насыщенными синевой глазами.
– Спасибо, и я хотел бы, чтобы ты забыла об этом, – убираю ее руку от своего лица.
– К сожалению, не смогу, потому что у меня больше нет причин ненавидеть тебя. Мне очень хочется отомстить за ту боль, что ты причинил маме, но я не могу. Я устала воевать с тобой и с собой. Когда ты тоже устанешь, сообщи. – Джесс направляется к двери.
Но она же не может знать, что борьба идет с неожиданным влечением, которое испытал. Или может? Я со стыда сгорю, если она узнает. Сам себя прибью.
– Джасмин, – на выдохе зову ее, и она поворачивается. – Ты моя племянница, я знаю тебя с юного возраста, и ты моя семья, – напоминаю то ли себе, то ли ей.
– Занимательно, Флинт, но свою родословную я знаю, и тебя в ней нет, – усмехается и качает головой. – Ты просто мужчина, который когда-то встретился на моем пути. – Пожимая плечами, выходит из комнаты и тихо затворяет за собой дверь.
Падаю на мокрую постель, прокручиваю в голове разговор. Нет, вру. Я повторяю про себя последние ее слова. Стало немного легче оттого, что поделился с ней, но вину с себя не снял. И очень волнует, каким она воспринимает меня – не как дядю, как старшего – у нас же разница в двенадцать лет, а как мужчину, который начинает сходить с ума. По идее, должны бы уже появиться мысли, что следует бежать, гнать от себя чувства и желание узнать ее ближе, но их нет. Слишком устал от выплеснутых утром эмоций. Но я буду продолжать бороться. С собой. Это ведь ненормально, что меня возбуждает Джесс, но только ей я могу доверить самого себя. Ни к кому из бывших жен и любовниц такого доверия не испытывал. А между нами оно возникло с первого ее появления в моей жизни. И я вернулся, чтобы честно взглянуть в глаза страхам. На попятную не пойду, но и своей больной фантазии взять верх не позволю. Никогда. Это станет концом для нас обоих.
Спускаюсь вниз, прислушиваясь к мужскому смеху на кухне, и зло сцепляю зубы. Меня чертовски раздражает это, вмиг, словно у безумца, появляется беспричинное желание орать. Совершенно на меня не похоже.
– Не понял, неужели рабочий день завершен? – холодно интересуюсь, входя в столовую. Джесс удивленно замирает с упаковкой молока в руках, ребята завтракают за столом, нагло мне улыбаясь.
– Хм, нет, босс, он только начинается. Пошли, парни, доедим на улице, – предлагает один из них и подхватывает тарелку с хлопьями.
С ледяной яростью осматриваю полураздетых мужчин. Они специально так выглядят, чтобы показать мне разницу и напомнить, что пора заняться своим телом?
– Спасибо, детка, – самый здоровый подскакивает к Джесс и смачно целует ее в щеку.
– «Спасибо» еще отработаешь, – смеясь, она подмигивает наглецу, быстро сбежавшему из кухни под моим пристальным взглядом.
– Настроение плохое? – спокойно спрашивает девушка, сметая крошки со стола.
– Меня еще не будили ледяной водой. И что за черт? Почему ты их кормишь? Они работают на тебя и должны быть во дворе, а не в доме.
– Странный ты, Флинт. Они мои друзья и уже больше года помогают папе. Один развозит заказы, когда они есть, другой иногда подсобляет по дому, третий…
– О-о-о, радушие глубинки, как же я забыл?! И как они благодарят тебя? Опускаются на колени? Или ты? – Взглядом, полным отвращения, смеряю ее с головы до ног – полуголую, в излюбленных шортах-трусиках и топике.
– Когда как.
– Джесс! – Хватаю ее за локоть, не позволяя увильнуть от разговора.
– А тебя-то почему это волнует? Ревнуешь? – Прищуривается и издает издевательский смешок.
– Ревную? Я забочусь о тебе и твоей репутации! – Дергаю ее, чтобы хоть как-то избавить себя от жгучего желания разогнать всех к чертям.
– Чтобы заботиться о чьей-то репутации, для начала надо иметь свою не подмоченную. – Подмигивает мне и вырывается из рук.
Стерва. Вот может же выводить из себя одним только словом! Как ей это удается? Постоянно. Раздражает.
– Что найдешь в холодильнике – твое. А я в душ, – бросает Джесс и скрывается в гостиной. Но через секунду возвращается и нацеливает в меня палец.
– И скажи им правду, Флинт.
– Не понял?
– Ребятам скажи, что ты пошутил по поводу высокой оплаты их труда.
– Нет. Я сдержу обещание, если они сделают все так, как у тебя на чертежах, – складываю руки на груди. Еще чего, выполнять приказы девчонки!
– Неужели? Ну хотя бы одно. Вау, – наигранно восхищается, затем лицо снова становится серьезным. – А теперь пораскинь своими пропитыми мозгами. Они не видели таких заработков. Как отец потом будет с ними расплачиваться? Они ведь не станут больше помогать бесплатно. Хочешь разрушить нашу жизнь, вперед, Флинт, ты же любишь сорить деньгами для других.
– Джесс, я предлагал тебе деньги и продолжаю это делать! – взрываюсь. Она снова мне об этом напоминает, постоянно давит на болезненную точку.
– Мне они не нужны, как и им. Поэтому признайся парням в своей богатой фантазии. – Джесс упрямо поджимает губы.
– О, у меня очень богатая фантазия. К примеру, ты закроешь свой рот и как хорошая девочка поднимешься к себе, примешь душ и начнешь мне улыбаться. Затем прекратишь это издевательство над собой и надо мной. Как тебе? – Ехидно улыбаюсь.
– Я никогда не была хорошей девочкой, Трахни меня. – Смеясь, она выходит из кухни.
Я опять готов заорать. Она просто невыносима! Как в ней уживается столько личностей? То мегера, то соблазнительная стерва, то нежная нимфа. И чаще всего – заботливая дочь. Одуреть. Но я не собираюсь следовать ее приказам. Парням поощрение не помешает, а Скотта как-нибудь уломаю, чтобы он принял мою помощь. Но сначала уломаю Джесс. Все девушки любят дорогую одежду, духи, подарки, и она не исключение. Куплю ее внимание, отношение ко мне… М-да, только проговаривая слова про себя, уже понимаю – неправдоподобно. Нереально. У нее тяжелый характер, признаю, хотя и у меня был когда-то не самый простой. Стал мягче, ослабел. Все из-за женщин. А сейчас именно женщина в лице Джасмин вытаскивает из недр сознания другого, забытого человека, желающего добиться цели.
Не помню, когда ощущал такое желание противостоять этому миру и противоположному полу. Да, я жалкий, и жалею себя, и чувствую отвращение. А началось все очень давно, даже точку отсчета не запомнил. В эту секунду, наливая себе в хлопья молоко, вдруг осознаю, как гадко выгляжу со стороны. Вся моя жизнь была полна жалости к себе и к своим неудачам в любви. Любовь для меня – самое желанное на этом свете, я искал ее. Подбирал даже объедки, чтобы упрочить самомнение. Когда же я потерял свои яйца?
За короткое время невозможно измениться, но я попробую благодаря Джесс. У нее есть все недостатки, которых я избегал. Максималистка, готовая бороться. Уже давно не смотрю на нее как на подростка, поставил на один уровень с собой и анализирую ее жизнь, но… никак не свою. Трус. Мне страшно заглядывать глубже в сердце и разум. Вытащить из себя всю грязь и разобраться в ней. Без этого не обойтись, чтобы иметь власть над единственной женщиной, которая никогда не будет мне принадлежать. Над собственной племянницей. Нет, я не думаю о ней как о спутнице жизни, это даже не обсуждается. Хочу ей показать, что такая жизнь ни к чему хорошему не приведет. Только к полному разрушению и постоянным метаниям. Терпение. Для начала стоит поучиться ему.
Позавтракав и приняв, как мне кажется, верное решение, поднимаюсь на второй этаж и стучусь к Джесс. Она открывает. Волосы собраны в непривычно тугую косу, сама все в таком же полуголом виде, но я улыбаюсь. Молодец.
– Чего надо? – недовольно спрашивает.
– Хотел поинтересоваться о твоих планах на сегодня, – отвечаю мягко, вежливо. В голубых глазах вспыхивает недоверие.
– Как мои планы касаются тебя? – ехидно усмехается, прислоняясь плечом к косяку.
– Напрямую. Могу помочь, могу быть полезным.
– Нет, ты мне не нужен. Я собираюсь в мастерскую, тебе там делать нечего, – отрезает она, собираясь захлопнуть дверь перед моим носом. Упираюсь ладонью в створку, не давая ее закрыть. Не позволю, чтобы меня и дальше щелкали по носу.
– Конфетка, не будь букой. – Растягиваю губы в соблазнительной улыбке, обычно от нее тают все женщины. Увы, кроме прищурившейся Джесс. – Давай поедем вместе. Хоть я не умею пилить и строгать, но прекрасно сведущ в основах бизнеса и могу что-то посоветовать, чтобы дела улучшились. Я ведь не чужой. Не хочешь денег – не надо, но мои знания могут пригодиться. – Склонив голову набок, не мигая удерживаю ее взгляд.
– Ладно. Уговорил. Но запоминай правила – делаешь то, что я попрошу. Ни больше, ни меньше. Согласен?
– Идет. Дай мне минуту, я возьму вещи. Встретимся у машины Скотта.
Посвистывая, направляюсь к себе. Получилось! Немного настойчивости, и все пойдет как по маслу. Опыт общения с женщинами мне определенно поможет.
Пихаю портмоне в карман джинсов, приглаживаю отросшие светлые вихры и… забываю о наличии мобильного. Я и раньше так делал время от времени, но сейчас иная причина: он мне не нужен. Связь с миром, от которого убежал, – лишнее. И, черт возьми, меня это радует.
Пролетаю мимо пустой спальни Джесс и сбегаю по ступеням, подхватив ключи от машины. На влажном воздухе рубашка моментально липнет к коже, душит, и от желания сорвать ее расстегиваю верхние пуговицы.
– Губки подкрасил? – насмешливо спрашивает Джесс.
– А как же, и реснички заодно. Нравится? – строю гримаску и слышу громкий смех.
Опускаюсь в салон и завожу мотор, наслаждаясь изменившимся отношением.
– Тушь потекла, и не видишь дорогу? – хрюкает от смеха Джесс, указывая на выезд.
– Ты не пристегнулась.
– Я и не пристегиваюсь. Смысл? – Пожимает плечами, пристраивая на коленях рюкзак.
– С ума сошла? Это правила безопасности…
– Боже, Флинт, не нуди, – раздраженно закатывает глаза, – я не пристегиваюсь. В этом городе невозможно развить высокую скорость. Тем более что в обеих наших машинах ремни изношены и заедают. Оставь нравоучительные тирады очередной жене и двигай. Не нарушай моего условия, а то поеду одна, – машет в сторону дороги.
– Тогда пересаживайся на заднее сиденье, – выключаю мотор.
– Флинт, давай не будем снова выяснять отношения, – шипит Джесс. – Ты тратишь время, а его остается все меньше и меньше до приезда родителей. Так что побудь плохим, Трахни меня, каким я тебя и помню, – пихает меня в плечо, – стань тем, кто рулил ногами.
– Что? Откуда такие познания?!
– Мама по вечерам часто рассказывала о твоих проделках в юности. У меня целое досье на тебя. А еще она вспоминала, как ты после вечеринки взял ее машину, и наутро она там обнаружила…
– Все! Мы едем! – сдаюсь я, торопливо завожу мотор и резко газую, уши режет смех Джесс.
Поверить не могу, что Зои это сделала. Да-да, я был таким вальяжным парнем, который ходит как в замедленной съемке и сверкает белоснежной улыбкой. Внешность всегда помогала мне затащить очередную красотку в постель или на заднее сиденье машины. В тот день мою забрали родители, пришлось влезть в автомобиль Зои, и на сиденье остались презервативы. Использованные. Глупо, конечно, но кто думает головой в шестнадцать лет? Парнями точно иное место двигает.
По памяти доезжаю до неприметной мастерской. Джесс выходит первой и отпирает ключом пыльную, даже какую-то мрачную дверь в небольшое захламленное помещение, пропахшее деревом, краской и лаком.
– Ничего не говори, Флинт. Я и без твоей оценки знаю, что здесь просто воняет безысходностью.
Мебель накрыта грязными чехлами, полки пусты. Интерьер больше напоминает склад, чем магазин. Под ногами толстый слой пыли и опилок, разорванная бумага – заброшенное место, где давно никто не работает.
– Расскажи, что у вас происходит, – прошу, прочистив словно скребущее наждаком горло.
– Это помещение папа купил шесть лет назад. Сначала было хорошо, он набрал достаточно заказов, пропадал здесь днем и ночью, – говорит она и проходит между столами, я следую за ней. – Но уже три месяца, как мы закрылись. Дела идут хреново, мало кто заказывает мебель, потому как появилась возможность сделать это по интернету. Люди предпочитают эксклюзивные и именитые бренды, чтобы хвалиться ими перед гостями и друзьями.
Джесс отпирает заднюю дверь, и мы оказываемся в самой мастерской. Здесь творится бедлам – штабеля дерева, металла, горы банок с краской, брошенные инструменты и оборудование. От запаха затхлости мутит, а еще больше от того, как здесь все мертво.
– Папе остается только помогать старым друзьям и старожилам города, которые помнят его. Он берется за любую работу – что-то починить, покрасить, заменить крышу, подновить забор. Здесь он давно уже не работает, не создает новые предметы мебели. – Девушка бросает рюкзак на один из стульев и подходит к длинному столу.
– Черт, – я все четче понимаю, насколько туго им живется, вина вновь дает о себе знать, – но ты… вчера ты приезжала сюда. Для чего? – Голос хриплый от пыли, и даже не хочется его менять.
– Иди сюда, – с улыбкой подзывает Джесс, и я аккуратно пробираюсь к ней. – Вот причина, – указывает она на пластиковую вывеску, которую только начали красить в ярко-голубой цвет. – Моя задумка, которую хочу осуществить. У папы нет времени, мама в этом не понимает, остаюсь я. Новая жизнь. Новые возможности. И начать хочу с названия. Вместо старого теперь будет…
– «Уютные небеса», – читаю вслух.
– Точно. Пока родителей нет, планирую доделать вывеску, прибраться, все отмыть, восстановить папины работы. Есть и вещи, что сделала я сама. После их приезда мы устроим открытие и что-то вроде ярмарки, где будут продаваться изделия. Я уже просчитала себестоимость, старую цену и наценку. Мало кто помнит стоимость товара, поэтому мы укажем ту цену минус доллар. Особенно люди ведутся, если стоит, например, двадцать девять девяносто девять. Главное, не тридцать, хоть всего на цент меньше. Психология, – спокойно рассуждает она. Чувствую, как мое лицо вытягивается от удивления. – Времени осталось мало. Часть мебели готова, часть нужно отполировать. Не боишься запачкать руки, Флинт? – Смеясь, она срывает ткань с видавшей виды мебели.
Сразу найти, что ответить, сложно. Никак не могу прийти в себя от увиденной разрухи и банкротства, и в то же время меня распирает от гордости за эту девочку.
– Ну так что? Ты хотел помочь…
– Да-да, конечно. Боже, Джасмин! Да у меня слов нет, чтобы передать тебе, насколько поражен тем, что ты сделала. Я готов помогать. – Смеясь от понятных только мне эмоций, подхожу к ней и ловлю недоумение во взгляде. – Все что угодно, конфетка, хоть рубашку отдам на тряпки, – продолжаю, сжимая в руках ее прохладные пальцы.
– Надеюсь, этого мы избежим.
– Зачем ты прячешь это, Джесс? – Всматриваюсь в красивое утонченное лицо, в глаза, сверкающие лучше любых драгоценностей.
– Что именно? – удивляется, делая шаг ко мне. Аромат ее шампуня будто возвращает меня в прошлое.
– Себя, конфетка. Ты прячешь настоящую себя, любящую родителей и пытающуюся поправить положение, хотя тебе всего восемнадцать. Прости, что не был рядом, но сейчас здесь и готов, чтобы мной руководили, – шепчу, а сердце бьется в висках от пыльной близости. Мир Джесс ограничен этим местом и в то же время богат, а у меня все наоборот.
– Тебя возраст сделал чересчур сентиментальным, Флинт? Или женщины, которые любят тебя использовать? Бога ради, останови занудство, льющееся из тебя подобно помоям. Противно. – Она с отвращением вырывает свои руки и отскакивает от меня.
– Почему? Что я сказал не так, раз получил очередное оскорбление? Я не вправе тобой восхищаться? Почему не могу быть ведомым, если не представляю, что делать, с чего начать?! Хватит, Джасмин, не хочу ссориться. Буду молчать. – Обиженно поджав губы, изучаю стену с инструментами.
– Тебя это задело? – изумляется она.
– Да. Потому что я говорю то, что чувствую, – ворчу, глядя в ее потемневшие глаза.
– Хм… Мне показалось, что это отработанные годами фразы и… Черт, Флинт, ты другой. Я постоянно ожидаю чего-то оскорбительного или жестокого. Или что ты на все плюнешь и опять исчезнешь, – морщится и мотает головой, – не хочу снова верить. Больно разочаровываться.
Шокированный объяснением, тяжело вздыхаю. Хочется дотронуться до нее, уверить, что я не кусок дерьма, но не позволяю себе, так и стою, пытаясь подобрать слова.
– Джесс, я докажу тебе, что где-то есть тот Флинт, которого ты знала. Мне он так же необходим, как и тебе. Сделаю все, что в моих силах, чтобы твои мечты стали реальностью. Обещаю не небесам, а тебе, конфетка.
Смотрит на меня, словно выискивая подвох в словах. Улыбаюсь через силу.
– Хорошо. Тогда приготовься быть потным и вонючим, иначе не выйдет.
Столько лет блюсти правила, которые написал сам для себя, и в один миг забыть их. Идеальная внешность и дорогие костюмы – ничто. Деньги – пыль. А сам я застрял между прошлым и настоящим. Но настоящее меняется, как и наши отношения с Джесс, уверенно рассказывающей мне о предстоящей работе. Не помню, когда мои руки в последний раз держали тряпку. Не помню, чтобы у меня не вызвал отвращения пыльный пол, по которому ползаю на коленях, вдыхая запах лака. Не помню. Хотя именно мелочи иногда необходимы, чтобы сорвать чехол, скрывший человека, а не его подобие.