Лина Мур
50 и одно дыхание глубже
Пятый вдох
– Марк, прости, но… – замолкаю, теребя чайную ложечку, и не могу найти оправдания своему отказу. Думала, что это будет легче.
– Понимаю, – отвечает он в трубку.
– Спасибо. Хорошо повеселиться, – произношу я, всматриваясь в чай, который остыл как полчаса назад.
– Но я всё же, скажу на проходной, что Мишель Пейн опаздывает. Вдруг ты решишься, – тихо произносит он.
– Пока, Марк, – отключаю вызов и кладу телефон на стол, шумно вздыхая.
Я даже в зеркало ещё не смотрелась, совершенно не интересно, что со мной они сделали. Два часа, если не больше, просто сижу в этой комнате и пытаюсь себя чем-то занять. Даже свет не включаю, в темноте и одиночестве. Встаю и бреду по коридору к ванной комнате. Надо бы всё же, посмотреть, вдруг придётся обстригать всё. Щёлкаю выключателем и вхожу в ванную, останавливаясь напротив зеркала. Надо поднять голову и посмотреть. Всего лишь покрасила волосы, когда я никогда этого не делала. Всего лишь… но это много для меня. Ни краска для волос, ни контактные линзы, ничего не изменит тебя. Никогда. Это всё ерунда.
Резко вскидываю голову, и девушка в зеркале приподнимает брови. Кто она? Волосы изменили меня, мой облик, даже цвет моих глаз стал практически чёрным на контрасте со светлыми прядями. Дотрагиваюсь пальцами до нового цвета и начинаю смеяться. Как больная, полоумная и сошедшая с ума. Я смеюсь. Просто смеюсь, потому что внутри ничего не изменилось. А снаружи эта девушка выглядит, словно не встречала ничего болезненного в жизни. Только скулы слишком резкие, а губы потрескавшиеся и сухие. Но ничего… как же это больно. Ведь я надеялась где-то глубоко, что поможет.
– К чёрту. Всё к чёрту, – шепчу я, мотая головой, и уверенно разворачиваюсь, проходя в спальню. Включаю свет и смотрю на бардак в комнате.
Открывая каждую коробку, ищу одежду, туфли, косметику. Пойду, я пойду туда. И Марк, и его отец были правы. Я хочу пойти туда, хочу улыбаться, хочу смеяться не от боли, а от счастья. Не готова, но я хочу. И это желание жить дальше придаёт сил. Нахожу чёрное платье, неброское, обычное под горло. Ни разу его не надевала, а теперь для него пришло время. Я в трауре и буду уважать память отца. Копаюсь в обуви и нахожу коробку, которая падает из рук. Это его туфли. Те самые туфли, которые я надевала на свидание. Они остались, и причиняют сейчас болезненный укол сердца. Отбрасываю их, как ядовитую змею.
Нет, не позволю ему сейчас снова вернуть меня туда. Нет! Его нет больше! Николаса нет в моей жизни!
Достаю коробку с чёрными туфлями и новую упаковку колготок. Нижнее бельё, самое простое, что есть у меня, тоже чёрного цвета. Нахожу косметичку и выхожу из спальни, бросая всё на диван, кроме сумочки с косметикой. Иду в ванную комнату и переворачиваю в раковину всё содержимое. Немного тональной основы, чтобы замазать синяки под глазами. Тёмные тени и тушь, гигиеническая помада и румяна. Достаточно. Итак, сейчас для себя выгляжу, как разукрашенное полотно.
Мне кажется, если я сейчас остановлюсь, то снова передумаю. Поэтому наспех натягиваю колготки, платье и надеваю туфли. Осталась только сумочка, за которой я снова бегу в спальню и распахиваю другую коробку, отбрасывая волосы назад. Достаю небольшую чёрную сумочку и возвращаюсь обратно. Перекладываю документы, деньги туда, как и телефон кладу в сумку, вылетаю из квартиры, на ходу надевая пальто.
Выбегаю на улицу и иду к дороге, чтобы поймать такси. Называю адрес места, где проходит аукцион, и теперь нет возможности вернуться. Закрываю глаза и дышу, перевожу дыхание. Не знаю, правильно ли я поступаю. Не знаю, нужно ли мне это сейчас. Не знаю, но волнуюсь так сильно, что ладони потеют. Сжимаю сумку и жду, когда меня подвезут к зданию. Расплатившись, выхожу из машины и смотрю на невысокое здание холла, где обычно и проходят такие мероприятия. Страшно шагнуть туда. Хочется развернуться и уйти.
– Нет. Ты должна. Пусть все увидят, что ты есть. Ты не исчезла, и будешь жить. Ты должна. Давай, Мишель, давай, – подбадривая себя, медленно поднимаюсь по ступеням и, приближаясь к охраннику, называю своё имя.
Он проверяет меня в списке приглашённых и кивает. Двери открываются, а я смотрю на мужчину, не понимающего моего замешательства.
– Мисс? – Вопрошает он, держа дверь.
– Да-да, иду, – нервно улыбаясь, вхожу в освещённое пространство.
Музыка доносится до меня, как и вижу людей, что сейчас, видимо, рассматривают лоты перед аукционом и отмечают для себя, что купить. Ещё один вздох. А может быть, два. Множество. Закрываю глаза, а коленки дрожат. От нехватки кислорода даже голова кружится.
– Мишель! – Знакомый голос заставляет меня выдохнуть. Распахивая глаза, смотрю на Марка в сером костюме и голубой рубашке, быстрым шагом подходящего ко мне. Улыбается, странно и тоже нервничает, как и я.
– Ты пришла. Я ждал тебя здесь. Не знаю почему, но ждал. Я рад, пойдём, – произносит он, предлагая мне пройти к стойке, где помогает снять пальто и получить номерок, который прячет в карман брюк. Я на это даже не обращаю внимания, собираясь с силами.
Как бы ты внутри ни уверяла себя, что сможешь, но страх никуда не деть. Он не исчезнет, пока ты его не преодолеешь. Этот страх относится ко всему. А сейчас для меня к жизни и обществу.
– Я только сейчас… прости я не сказал комплимента о твоих волосах… хорошо… то есть красиво… чёрт, – кривится он, а я издаю смешок.
– Всё хорошо, Марк, – заверяю его.
– Прости, я идиот, – вздыхает он и предлагает мне руку. А я смотрю на неё и делаю шаг назад, сжимая руками сумочку.
– Говорю же, идиот. Давай, сначала начнём. Хорошо? – Запускает руку в волосы и тянет их. Хочется смеяться и одновременно пожалеть его.
– Давай, пойдём. Всё нормально, это же не свидание, – произношу я, бросая взгляд на центральный зал.
– Ах, да. Конечно. Родители будут рады видеть тебя. Они присмотрели ковёр, но он такой ужасный. Может быть, ты их отговоришь… чёрт, что я несу, – и тут прорывается снова что-то внутри. Начинаю смеяться, смотря на потерянного Марка. Смеюсь так, что в обществе это назовут вульгарным. Но я смеюсь, наконец-то, смеюсь. Марк тоже улыбается, а затем мы, как два больных человека, уже сгибаемся и хохочем вовсю. Настолько громко, настолько задорно, что слёзы скапливаются в глазах, а челюсть болит.
– Хуже выступить я не мог, – давясь от смеха, говорит Марк.
– Всё, не могу больше, – шепчу я, обмахивая себя рукой.
– И ты улыбалась, Мишель, – замечает он, проходя к залу.
– Да, признаю, – киваю, но веселье мигом улетучивается, когда я вижу знакомые лица, уже заметившие меня.
Шёпот раздаётся со всех сторон, пока мы идём. И хочется спрятаться за Марка, или же развернуться и бежать, но иду. Мой отец не сделал ничего плохого. А если для них смерть – порок, то пусть горят в аду. И я буду нести в себе эти слова, как сейчас. Гордо вздёргиваю подбородок и иду, кивая знакомым. Меня не волнует их отношение ко мне, никогда не волновало. Отчего я так боялась? Отчего страшилась этого? Ведь сейчас чётко осознаю, что мне плевать на их мнение. Я приглашена, как и они. И да, может быть, теперь у меня нет денег, но я человек, такой же, как и они. И даже лучше их. Начинаю жизнь заново, когда они продолжают не замечать своих недостатков. Я другая, и рада этому. Сейчас я горда собой, горда всем, что сделала. Это вызывает улыбку. Иду, обходя людей, и подходя к компании, в которой стоят Ллойды.
Они замечают меня и отступают от своих друзей, встречая меня улыбкой. Адам слабо кивает мне, и я делаю то же самое.
– Мишель, какая ты красивая. Какой цвет волос. Просто куколка, – радостно произносит Кейтлин.
– Изменения тебе к лицу, дорогая, – подтверждает Адам.
– Спасибо, – отвечаю я, смущённо поправляя волосы назад.
– Мы найдём девочек, – говорит Марк и дёргает меня за локоть.
– Ещё встретимся за столом, – напоследок произносит Кейтлин.
А в груди такой подъём. Невероятный. Кажется, что я могу всё. Всесильна. Могущественна. Это зажигает адреналин, о котором я даже не помню. Это будоражит каждую частичку в теле. Это даёт мне возможность дышать так, как я хочу. Непередаваемое чувство. Чувство возвращения.
Замечаю рыжие волосы Сары, заколотые наверх и её белое платье, а рядом о чём-то ей бурно говорит Амалия в тёмно-зелёном платье.
– Дамы, я вам кое-кого привёл, – громко оповещает Марк, что девушки вздрагивают и оборачиваются.
Их лица вытягиваются, когда они смотрят на меня. Амалия начинает смеяться, хлопая в ладоши. А Сара на секунду хмурится и тоже улыбается.
– Мы проделали шикарную работу, сучка, – Амалия поднимает руку и по ней ударяет Сара.
– Ещё какую, стерва, – отвечает Сара.
– Так, хватит. Вы уже достали меня своими эпитетами. Помойте язык с мылом. Пойду, принесу напитки. Мишель, шампанского? – Закатив глаза от такого обращения, обращается ко мне Марк.
– Воду или сок, – отвечаю я, и он кивает, показывая сестре, что следит за ней.
– Почему ты здесь?
– Я так рада, что решилась!
В один голос говорят они, когда мы остаёмся одни. Относительно одни, не считая людей, стоящих рядом.
– Не знаю почему. Правда. Сидела и что-то щёлкнуло. Боялась передумать и приехала, – честно делюсь я с ними.
– Ты планируешь остаться на ужин? – Спрашивает Ами.
– Пока не знаю… я… ещё привыкаю. Как-то неуютно. И все смотрят на меня. Надеюсь, не узнают, – тихо отвечаю, косо смотря на проходящую пару, и киваю им.
– Даже мне здесь неуютно. Но зато весело. Тут такие вещи смешные. К примеру, они продают столовое серебро за пятьсот тысяч. Прикинь? Пятьсот тысяч за железки! Не дебилы, ли? И ведь купят, – заговорщически шепчет Ами, придвигаясь ко мне.
– Я вот уже миллион раз пожалела, что пришла. Но ты уверена, что готова? – Спрашивает меня Сара.
– Нет, не уверена. Но сейчас… не знаю, это правильно, – пожимая плечами, смотрю в напряжённое лицо подруги.
– Ладно. Хорошо, – кивает она, шумно вздыхая.
В этот момент появляется Марк, передавая мне бокал с апельсиновым соком. Улыбаюсь ему и благодарю.
– А нам? – Возмущается Ами.
– Не маленькая, сама возьмёшь. И тебе нет двадцати одного, поэтому спиртное под запретом, – хмыкает Марк.
– Ага, ты не принёс мне, потому что моё имя не Мишель, – поддевает брата она.
– Отвали. Запарила ты меня. И что дальше? Да хоть мать Тереза, всё равно не принесу тебе алкоголь, – шипит зло Марк.
– Эй, ребята, хватит. Мы на мероприятии, хотя бы здесь постарайтесь не убить друг друга. Вот видишь, с кем я общаюсь, – вздыхает Сара, на что я издаю смешок, пригубив сок.
– Я хочу посмотреть лоты. Просто прогуляться, – произношу я.
– О, мы с тобой, – в один голос говорят они.
– Даже не сомневалась, – хмыкаю я.
Мы проходим во второй зал, где стоят скульптуры, украшения за стеклянными витринами. Подхожу к ним, и не трогает меня блеск драгоценных камней. Закрываю глаза и чувствую тяжесть колье на шее. Судорожно подношу руку и нащупываю только ткань платья. Вздыхаю и распахиваю глаза, а над губой выступает холодный пот. В отражении стекла вижу себя и такое забытое, когда-то любимое лицо. Карие глаза блестят от счастья, а губы растянуты в улыбке. Внутри меня всё холодеет, начинаю дышать чаще, резко оборачиваясь, и никого нет, даже друзей нет. Перевожу дыхание, проводя ладонью по лбу. Мне надо сесть, иначе я просто упаду. Зачем же так жестоко память подводит меня? Голова буквально наполняется воздухом, ещё немного и взорвётся.
Отхожу от стеклянной витрины и, прислоняясь к стене, упираюсь затылком о неё. Выпиваю залпом сок, но сухость во рту это не снимает. Вижу проходящего мимо официанта.
– Подождите, – шепчу я. Быстро, на едва гнущихся ногах буквально добегая до него, ставлю пустой бокал на поднос и беру шампанское.
– Спасибо, – бросаю я, исчезая из этой комнаты. До сих пор не могу восстановить равновесие внутри. Руки трясутся, как и зубы стучат о стекло бокала. Делаю глоток шипучего напитка, и он покалывает горло. Легче ли? Ни черта. Меня буквально трясёт от холода, бушующего внутри. Прохожу мимо людей и, оглядываясь по сторонам, ищу свою группу поддержки. Но не вижу никого. Ни Амалии, ни Марка, ни Сары, ни четы Ллойдов. Ну кто-нибудь, прошу, хоть кто-то. Словно меня выбрасывает на берег после кораблекрушения, и я паникую. Паникую до чёрных точек перед глазами. Сжимаю пальцами ножку бокала и кружусь вокруг себя.
«Так, дыши. Давай.»
Приказывая себе, останавливаюсь и закрываю глаза. Делаю медленные вдохи, пока сердце, как бешеное, разрывает грудную клетку. Пытаюсь не трястись среди этих людей. Но хочется плакать от бессилия. Не могу побороть страх в груди, а это всё из-за воспоминаний. Хороших. Красивых. Любимых. Наших. Лучше бы другое. Мрачное. Болезненное. Но и так больно. Дышать не могу. Задыхаюсь. Открываю глаза, и меня шатает, что едва могу добраться до стены и прислониться к ней. Боже, как больно. Как плохо мне. Делаю ещё глоток, но алкоголь лишь усугубляет моё состояние. Ноги подкашиваются, и сложно их держать прямыми. Прижимаюсь спиной, а она уже мокрая от страха. Всё моё лицо покрылось испариной и тошнит так сильно. Откидываю голову и упираюсь затылком, заставляя себя успокоиться. Всё хорошо. Всё хорошо. Да, всё хорошо. Всё…
Мой взгляд проходится по верхнему этажу, где стоят люди, общаясь друг с другом. За ними висят картины, которые тоже выставлены на продажу. Глазами пробегаюсь по лицам, и останавливаюсь на лестнице, что ведёт с верхнего этажа. Одни спускаются, другие поднимаются. Внимание привлекает тёмно-синий костюм, облегающий мускулистое мужское тело. Он не двигается отчего-то, стоит посреди лестницы и не спускается. Поднимаюсь глазами по галстуку, и внутри меня раздаётся громкий взрыв. Бокал падает из рук, когда мои глаза встречаются с тёмными, карими, шоколадными и удивлёнными. Каштановые волосы блестят в свете люстр над ним. Время замирает, оставляя меня одну. И его. Это он. Он, смотрящий на меня, и не двигающийся. Николас Холд. Это Николас. Ник…
Дышать не могу, а сердце даже не стучит. Его губы двигаются, а в моей голове такой шум. Огни начинают кружиться вокруг меня, звук резко включается, и я читаю по его губам. «Мишель.»
Бокал с громким стуком разбивается перед моими ногами, обрызгивая шампанским туфли и колготки. Испуганно смотрю на людей, что обратили на меня внимание. Паника накрывает с головой, как цунами, не давая мне выжить в этой схватке.
– Простите… простите… – шепчу я, двигаясь по стенке, и не могу отвести от него взгляда. Вот он мой страх. Вот он, далеко от меня и так близко. Сковывает меня и не даёт дышать. Не двигается. Стоит и смотрит на меня. Забирает снова… Больно! Боже, спаси меня! Боже… это он… он… это он.
Разворачиваюсь и несусь на дрожащих ногах к гардеробу, слыша позади своё имя. В уши словно наложили ваты, и я не понимаю ничего. Меня штормит, хватаясь за стойку, быстро дышу.
– Моё пальто… чёрное… пальто, – торопливо прошу я у мужчины.
– Ваш номерок? – Спрашивает он.
– Я…у Марка… мы недавно… золотые пуговицы…
– Мишель!
– Чёрт, – оборачиваясь, вижу, как Николас прорывается сквозь толпу, пытается догнать меня. Нет! Нет! Не могу!
Плюю на своё пальто и бегу к дверям, распахивая их и выбегая на холод.
– Мисс…
К чёрту, всё к чёрту! Боюсь, что упаду сейчас на высоких каблуках и ступенях, что прыгают перед глазами.
– Мишель! Стой! – Крик остаётся за моей спиной, пока я перебираю ногами и бегу, но чувствую, что упаду. Ещё немного и лишусь чувств. Тонкие каблуки застревают в кладке камня под ногами. Мне так плохо, голова сильно кружится. Останавливаюсь и закрываю лицо ладонями, только бы пережить. Нет… не ходи за мной… нет… дай мне дышать… сейчас упаду…
– Мишель? Это ты? Правда, ты? – Тихий и такой сочный голос из моих воспоминаний раздаётся за спиной. Чувствую каждой клеточкой его. Чувствую так сильно, что сердце болит. Давит на грудь, и дышать сложно. Чувствую. Его.
Распахиваю глаза и опускаю руки, собирая себя по кусочкам, чтобы обернуться. Обернуться и встретиться с ним лицом к лицу.
– Здравствуй, Николас.
Это мой голос? Почему такой сиплый и болезненный? Почему несильный? Не показывающий ему, что мне плевать. Да потому что не могу смотреть на него. Изъедает меня изнутри, когда встречаюсь с ним взглядом. Тёмные глаза блестят только ему понятным безумием крови. Молчит, осматривая меня, поднимает голову и делает шаг, а я от него.
– Здравствуй, Мишель. Ты… ты выглядишь иначе. Ты изменилась. Очень сильно похудела. Но ты красивая, очень красивая, – произносит он, постоянно сглатывая, словно ему не хватает воздуха.
– Ты ни капли не изменился, – выдавливая из себя, облизываю губы. – Мне надо… меня ждут… мне надо идти…
– Подожди. Секунду. Нет, минуту. Хотя бы минуту, – быстро говорит он, перекрывая мне путь.
Опуская голову, смотрю на его галстук. И так близко, что ветер доносит аромат его одеколона, что пропитал мою кожу, въелся в кровь и сейчас заставляет бежать её, заводя сердце на максимальную скорость. Не дышать. Задохнуться бы.
– Я соболезную твоей утрате. Мне жаль, что операция не помогла. Я отослал цветы…
– Не нуждаюсь, Николас. Если это всё, то дай пройти, – обрываю его, не желая слушать об этом. Не сейчас. Потому что на грани. На грани истерики. Сердце взрывается медленно на тысячи осколков, не давая мне возможности держаться. Трясёт изнутри. Ощущаю, как дрожу, что даже ему видно. А сердце всё рвётся на части, туманя мой разум.
– Нет. Не всё. Я прошу прощения за ту ночь. Мне жаль. Прошу тебя, Мишель, позволь мне объяснить всё. Я был неправ. Давай, поговорим. Обсудим. Не знаю, но я должен что-то сделать. Пожалуйста. Крошка…
Буквально в секунду кровь загорается ядовитым огнём, и моя рука, взлетая, с размахом ударяет его по щеке. Больно! Чёрт побери, как дерёт ладонь! Но это ничто по сравнению с тем, как болезненно это слово!
– Не смей! – Вскрикиваю я, когда он подносит свою руку к щеке. – Тебе жаль? Тебе всего лишь жаль, Николас? Засунь свои соболезнования себе в задницу, понял? Пошёл ты туда же со своими словами извинения! Ненавижу тебя!
Разворачиваюсь, чтобы уйти, но не могу. Злость такая сильная внутри. Она просто не даёт думать здраво, она наполняет мою голову алым дымом. Она повелевает мной, открывая все чувства во мне. Больше нет возможности сдерживаться. Не хочу. Поворачиваюсь и ударяю кулаками по его груди, отчего он делает шаг назад.
– Тебя не было там! Ты не пришёл! А я ждала! После всего я ждала тебя! Сукин сын! Ненавижу тебя! Ты не пришёл на похороны! Ты не пришёл! – Кричу я, глотая слёзы, которые появляются из ниоткуда. Ударяю по нему, а он даже не защищается. Принимает безвольно мои удары.
– Ты не пришёл, – вытираю трясущейся рукой слёзы и отступаю. – Тебе только жаль?! Но мне больше чем жаль, Николас. Я ненавижу тебя, да так сильно, что готова убить. Я не прощу тебя! Никогда и ни за что! Ты не пришёл! Я не позволю тебе забрать ещё что-то у меня!
Закрываю рот рукой, только бы больше не кричать от этой невыносимой боли, что раздирает мои вены. Бежать! Я должна бежать! Хватит! Только разворачиваюсь, как слышу его голос. Тихий. Мёртвый. Незнакомый. Охрипший.
– Я был там. Сидел в машине и не смел выйти. Я был там, Мишель.
Эти слова застревают во мне, и огненная волна наполняет сердце, ещё сильнее принося боль. Жмурюсь так сильно, что глаза болят. Отнимаю руку ото рта, которая безвольно падает вдоль тела.
– Ты всегда боялся. Всего. А я сгорела в тебе. Сгорела дотла, Николас. Ты трус. Ты обещал… чёрт возьми, ты обещал и не сдержал обещания. Ты оставил раны на мне, – произношу я, поворачиваясь к нему. – Нет, не на теле. А внутри. Ты убил меня. Ты забрал меня и бросил. Ты обвинил меня. Ты предал меня. Я никогда тебя не прощу…
– Мишель, прошу. Возможно, это кажется трусостью. Но откуда мне было знать, что ты ждёшь? Я писал тебе! Писал, но не отправил ни единого сообщения! Ты должна ненавидеть меня! Это правильно. Твоя ненависть верная ко мне, но и я…Я не знал, что делать. Не знал, когда мне рассказали правду, которую ты скрыла от меня. Почему? – Повышает он голос, а потом уже тише и снова. Пробегаясь по моему лицу глазами, ищет помощи, как и раньше. Только сейчас всё изменилось. Он ещё глубже засел во мне. И смотрю на него, такого красивого, одинокого и предаю себя. Ещё секунда и я брошусь в его руки, умоляя вернуть мою душу. Но боль имеет прекрасное свойство останавливать.
– Дай мне возможность, Мишель. Давай поговорим. Мишель…
– Ты недостоин объяснений, – холодно произношу я, потирая руки, которые сейчас уже чувствуются. – Ты ничего не достоин, даже разговора. Ты оборвал всё, что было между нами. И больше я не буду дышать тобой. Я не желаю видеть тебя. Я хочу забыть тебя. Я… прощай.
– Мишель…
– Нет! – Повышаю голос и, выставляя руку вперёд, отхожу от него. – Теренс. Сейчас тройной Теренс, Николас. Ты понимаешь ведь боль только так? Ты ведь там, а я больше не собираюсь идти к тебе. С меня достаточно твоей боли, Николас. Так вот ответ на любой твой вопрос и предложение – Теренс.
– Ты не можешь, – шепчет он, качая головой.
– Это ты не можешь вот так появляться и просить у меня что-то. Время ушло, Николас. И я не желаю его возвращать. Я думала, ты вознёс меня на небеса, а это был ад. Но туда я не пойду более. Нет. Не приближайся ко мне. Никогда. Ни на секунду в этой грёбаной жизни. Дай мне дышать… хотя бы дышать… без тебя… исчезни навечно из моей судьбы. Просто исчезни и оставь меня в покое. Нет! Ни за что!
Поджимает губы, больше не двигаясь. Не могу контролировать дыхания, когда разворачиваюсь и иду к дороге, на ходу стирая слёзы. Вот и всё. Но почему до сих пор так больно? Почему хочется кричать? Разрывать свою глотку и кричать? Выпустить из себя этого демона, что терзает моё сердце. Люблю ли?
Сажусь в машину и называю свой адрес, стеклянным взглядом смотря впереди себя. Потухает с каждым мигом всё внутри. Но ненадолго. Как по амплитуде чувства возвращаются и забирают меня в себя. Выскакивая из машины и бегу в дом, поднимаюсь в лифте, и только открываю дверь, как падаю на пол. Кричу, и меня трясёт от боли. Я до сих пор его люблю. И это так отвратительно, после того, что он сделал. Я вижу его. Сейчас. Рядом. И это больно. Всё больно. Его голос в моей голове. Эти руки, в которые упала когда-то, то сжимались, то разжимались в кулаки. Эти губы, которые он подарил мне, сурово поджатые. Эта щетина, что была мягкой… всё… помню всё до единой крупицы этой встречи. Кричу от этого. Плачу. Навзрыд. Горько. Одиноко. Больно.
Это не справедливо ко мне! Жизнь меня возненавидела, она свела меня с ним снова. И я поддалась своим страхам, сказав ему, что нужен… так нужен, что это сводит с ума. Нужен каждой клеточке моего тела, каждому стуку сердца. Нужен. Воспоминания сильным ветром врываются в меня, отчего уже скулю, валяясь на полу в коридоре, и стону. Всё, как в фильме, проносится перед глазами и замирает на последнем. Он, стоящий в свете люстр. Статный. Холодный. Прекрасный. Мрачный. Этот взгляд, пронзающий моё сердце и выжимающий из него последние силы, что теплились в нём. Я не переживу это… не смогу… нужен и так ненавижу его. Себя.
Любовь не исчезла. Почему? Должна! Я заставлю её оставить меня в покое. Заставлю… а пока мне так больно.
