Лили Харрис Пепел. Хроники Риада

Глава 2

На горизонте занимался рассвет, голубивший вершины древних гор, укутанных в облака сизого тумана. Светлел небосклон, и холодил лицо стоявшего на террасе Курхо свежий утренний ветер. Мужчина по привычке провёл ладонью по густым усам и коротко стриженой бороде, вглядываясь в раскинувшийся на холмах тёмный еловый лес. Высокий, широкоплечий, с падавшими на спину прямыми чёрными волосами, в укрывавшем плечи мехе, плотных доспехах из бурых пластинок и длинном красном плаще он выглядел воином, не раз встречавшим смерть на поле боя. Взгляд глубоких карих глаз его был печален, но не хмур; в сведённых на переносице бровях и складках вокруг рта скользила задумчивость, отличавшая самый его характер.

– Риад восхитителен в лучах восхода, – отвлёк его от мыслей нежный голос жены.

– Ты проснулась, – обернулся мужчина.

Молодая женщина подошла ближе и обняла его за пояс. Слабо улыбнувшись, Курхо вернулся к созерцанию города, раскинувшегося перед ним. Лес подступал прямо к высоким каменным стенам города, продолжаясь могучими деревьями, что росли между маленькими, зачастую неприметными крестьянскими домами. Ближе к сердцу города выложенные из песчаника строения становились больше, выше, внушительные; возвышавшийся у подножия Цайлома дворец, почти полностью построенный из диорита, слабо искрился зелёным и белым в рассветных сумерках. Постепенно гасли огни, освещавшие Риад ночью; утро наполнялось шумом тележек, голосами начинавших день ремесленников, торговцев и земледельцев. Курхо проводил глазами пролетевшего мимо кокха – белоснежную птицу, похожую на голубя, с длинными вуалеобразным хвостом, чёрными перьями на концах крыльев и яркими голубыми глазами. Кокх был символом династии Эрсала – первого правителя лакхов, построившего ныне процветавший Риад. Выросшая в колыбели гор столица племени Лакх внушала страх и почтение почти всем окружающим племенам, воспитав не одного правителя и множество бесстрашных воинов.

– Ты задержишься? – с робкой надеждой спросила молодая женщина, отвлекая Курхо от размышлений.

– Сегодня вечером Эскар выходит в поход, Мади, – покачал головой мужчина.

Мади скрыла досаду и крепче прижалась к мужу:

– Эскар принёс в Риад много побед и трофеев, – с улыбкой проговорила она. – Твоё войско давно доказало свою преданность правителю.

– И правитель верит нам, – усмехнулся Курхо, от которого не укрылось настроение жены. – Иначе не поручил бы охрану храма Цайлома.

Эскар – войско, собранное и возглавляемое им лично, – было его тайной гордостью. Начав с охоты на оставшихся в этих землях полукровок – потомков преследуемых по закону браков людей с арганталями, – его личный отряд, постепенно увеличиваясь в численности, стал совершать захватнические нападения на земли соседних племен. Так в течении пятнадцати солнц благодаря Эскару Риад захватил почти весь склон окружавших их гор; сейчас же отряд Курхо, наследника и будущего правителя Риада, совершал разведывательные вылазки на противоположный склон.

– Ты уходишь? – вскинула голову Мади, когда муж освободился из её объятий.

Она понимала, что он неспроста одет в доспехи и военный плащ, несмотря на раннее утро, но по-женски мечтала немного продлить выпавшие на её долю мгновения с ним. Курхо с тёплой улыбкой провёл ладонью по её мягким чёрным волосам – жену он любил – и пояснил:

– Правитель уже ждёт меня в Зале Совета.

Мади кивнула и только проводила его тоскливым взглядом. Последние луны она видела его всё реже.

– Блага тебе этим утром, даа, – поприветствовал отца Курхо, входя в Зал широким шагом.

По-утреннему холодный свет сочился сквозь полупрозрачную ткань занавесей на окнах, убранных резными решётками. Сумерки копились в углах, отступали к нишам в стенах, на камне которых высеченными символами виднелись изображения кокхов в сизых завихрениях дыма. Такое же изображение синим контуром виднелось на бледно-жёлтом полотне знамени, висевшего на торцевой стене зала. Горели свечи в роскошных медных канделябрах, и пол просторной комнаты устилал тонкий ковер, расписанный богатым орнаментом.

– Счастлив твой приход, Курхо, – оглянулся стоявший возле окна правитель Риада.

Высокий, как и сын, в роскошных изумрудных одеждах, с собранными в хвост длинными серебристыми волосами, супившимися бровями и пронзительным взглядом, отец Курхо был целеустремлённым и даже упрямым человеком, добившегося немалых успехов в правлении городом во многом благодаря несгибаемой воле и полной убеждённости в собственной правоте. На груди его блестел золотом тяжелый медальон, висевший на боку меч с инкрустированной изумрудами рукоятью также свидетельствовал о власти – он передавался наследнику в день его вступления на трон.

– Ты хотел меня видеть, даа, – подошёл ближе Курхо.

– Я обсудил на Совете кланов твой военный план, – перешёл сразу к делу Правитель. – Можешь поступать, как планировал, – кивнул он на вопрос в глазах сына. – Только отложи нападение на две луны.

Курхо нахмурился и уточнил:

– На две луны? К чему?

– Времени, что ты оставил на изучение земель горного племени, недостаточно, – его отец отошёл к одному из канделябров и провёл ладонью над пламенем. – Твои воины должны хорошо узнать все тропы, чтобы вернуться с победой. Разглядеть все лазейки, – весомо добавил он. – И застать ламарцев врасплох.

– Даа, ты полагаешь, что они будут рассчитывать уйти в горы? – спросил наследник.

– Племя Ламар, – медленно выговорил Правитель, помолчав, – знает горы лучше всех. Они истинные дети гор. Они защищают горы, и горы защищают их. Чтобы взять их в плен и захватить их земли, Эскар должен пройти по каждой проложенной ими тропе… и протоптать новые. – Он сложил ладонь куполом и накрыл ею одну из свеч. Пламя потухло и потянулось вверх тонкой ниточкой дыма.

Внимательно выслушав отца, Курхо склонил голову с почтительным:

– Мы так и сделаем, даа.

– Ты вернёшься как раз к сроку, – тихо проговорил его отец. – Преподнесёшь ему в подарок победу над горцами, о которой он так часто говорит. И вступишь на трон, получив его благословение.

Наследник отвёл взгляд: он знал, о ком говорит отец. О ком все жители Риада и окружавших его земель говорили со страхом. Кого видели лишь жрецы, правители города и преподнесённые ему в дар жертвы.

Попрощавшись с отцом, Курхо устремился в правое крыло дворца, к которому длинными галереями примыкали комнаты, где отдыхали после походов и жили со своими семьями воины Эскара. В той же части величественного строения, только на нижних этажах, жили многочисленные слуги и рабы. Отдельный коридор тянулся к возвышавшемуся неподалёку Дому знаний и мудрости, в котором хранились труды риадских философов и учёных, а также привезённые трофеями свитки и глиняные таблички других племён. Туда и направился спустившийся вниз Курхо в надежде встретить в тиши огромного читального зала давнего друга и прорицателя Хэжара, с которым он всегда советовался, прежде чем выйти в поход.

– Я ждал тебя, Курхо, – отвлекшись от чтения свитков, улыбнулся прорицатель, когда наследник вступил в главный зал Дома знаний.

Курхо окинул взором заполненные свитками стеллажи, возвышавшиеся до края куполообразного потолка, тенями скользивших между ними слуг, которые беспрестанно смахивали пыль с полок – из-за постоянных работ каменотесов воздух в Риаде всегда дышал взвесью пылинок, – и подошёл к длинному дубовому столу, окружённому тяжёлыми стульями. Сидевший во главе стола Хэжар встал и сердечно обнял друга.

Сухой, согбенный, с измождённым лицом и блестевшими добрыми глазами, с падавшей на грудь мягкой бородой и собранными в хвост волосами, в длинной серой мантии и тончайшей работы кулоном песочных часов на груди, прорицатель внушал доверию всякому, кто его встречал. Залегшие вокруг глаз и рта морщины выдавали привычку часто улыбаться, а тёплое сияние взгляда сразу располагало к себе собеседника. И лишь немногие знали о том, каким проницательным становится временами взор Хэжара, сколько тайн похоронено в его послушном молчании. Верный и надёжный, прорицатель был близким другом ещё прадеда Курхо.

– К сожалению, наша встреча будет короткой, наставник, – почтительно склонив голову, признался наследник, когда они опустились на стулья друг напротив друга.

– Этот поход будет твоим последним, – вымолвил Хэжар в ответ. – Он принесёт тебе и радость и горе. Ты приобретёшь столько, сколько потеряешь.

Прорицатель подтянул к себе один из лежавших на правом краю пустых свитков и, развернув пергамент, обмакнул тонкую кисть в пузырёк с чернилами. Курхо подался вперёд и вгляделся в знаки, которые тонким чёрным узором полукружий и зигзагов начали ложиться на бледно-коричневое полотно.

– Временные линии твоего пути смыкаются в двух местах, – проронил Хэжар. Рука его, казалось, наносила символы безо всяких приказов сознания. – Тебе дважды придётся сделать выбор, – пояснил прорицатель и надолго замолчал.

– Какой выбор? – спросил наследник, когда безмолвие затянулось.

– Между сражением и отступлением, между гордыней и мудростью, – задумчиво, делая паузы между словами, промолвил Хэжар. – Послушай, Курхо, то, что я говорил тебе перед каждым походом: не поступай в приступе гнева. Позволь мыслям вернуть ясность и лишь тогда принимай решение.

Курхо кивнул:

– Я помню ваш завет, наставник.

Проступивший на пергаменте рисунок напоминал ряд знакомых наследнику символов, связанных между собой изящным геометрическим орнаментом: ступней, означавших шаги, крыльев, напоминавших о победе, изображенного контуром песочных часов времени и вписанных друг в друга кругов, символизировавших смерть. Курхо нахмурился. За время обучения у прорицателя он немного научился читать эти знаки.

– Поход продлится много лун, – не то спрашивая, не то утверждая, протянул он. – Мы сделаем тысячи шагов, но наша дорога увенчается победой. Однако… Отчего этот символ стоит в отдалении от других? – поинтересовался он, указав на круг, лёгким штрихом нанесённый отдельно от других.

– Смерти на вашей тропе, – подтвердил его догадку Хэжар. – И одна из них будет гибелью пленника. Случайной гибелью, – всматриваясь в знаки, добавил он.

Курхо кивнул: знак смерти пленника был изображён небрежно, едва ли не прерывающейся линией.

– Я думаю… – в глубокой задумчивости начал наследник.

– И ты прав, – не дал ему договорить прорицатель, словно услышал его мысли. – Эту смерть можно будет избежать. И вот, погляди, – он провёл указательным пальцем по линии, которая вела от этого знака к группе похожих, – она повлечёт за собой другие. Смерти твоих воинов, – уточнил он.

– Как же не допустить этой смерти? – Курхо скрыл волнение.

– Выбор, Курхо, – усмехнулся Хэжар. – Я говорил тебе о выборе. В конечном итоге только твоё решение позволит либо сохранить либо потерять жизни тех, кто служит тебе верой и правдой.

После этих слов наследник ещё недолго посидел с другом, не прерывая взаимного молчания. Каждый думал о своём, но у мыслей было слишком много веса, и оба не желали их озвучивать. Наконец Курхо встал. Уходить он не хотел, однако времени у него было немного.

– Счастлив твой поход, – пожелал прорицатель, прощаясь.

– Мира и знаний! – вернул пожеланием наследник и уверенным шагом устремился к тяжёлых дубовым дверям, ведшим в коридор.

С вершины холма, на который с лёгкостью серны взбежала ХынСаа, открывался прекрасный вид на раскинувшиеся в подножии гор луга. Хрустальной лентой серебрилась в зелени долины пересекавшая её река, седыми пятнами коснулся полотна равнин молодой ковыль, и стекал с гор густыми потоками туман. Девушка вдохнула свежий горный воздух полной грудью и почувствовала острый укол в сердце, вспомнив, что племя уже много недель готовится к нападению лакхов. Она понимала нежелание горцев уходить из этих земель, их возмущение и стремление отбросить войска чужаков при первом же нападении: она чувствовала ту же любовь к горам, что жила в сердце каждого ламарца. Эти места были их колыбелью.

ХынСаа удобнее перехватила суму с ячменными лепешками и сыром и продолжила свой путь к ущелью, где пас многочисленный табун её старший брат БийсХа, почти не возвращавшийся в селение и днями и ночами пропадавший в горах вместе с конями. Если бы не вездесущие ребятишки, бегавшие по склонам и долам, как когда-то в детстве сама ХынСаа, девушка и не знала бы, где искать юношу.

С лёгкостью сбегая по выступу утёса к берегу притока Хий, несшему свои воды с гор в Таргам, ХынСаа заметила коня, который стремительной тенью отделился от табуна и помчался в её сторону. Девушка счастливо улыбнулась при виде любимого питомца: сильный, быстрый и неукротимый, Дикий был грациозным скакуном, не подпускавшим к себе никого, кроме неё. С умными чёрными глазами, лоснившейся шерстью цвета эбенового дерева и белыми носочками на ногах, конь отличался упрямым характером, отпугнувшим от него всех, кроме ХынСаа, и удивительно преданностью, которая обращала его в защитника. Нийсхо не раз замечал, что дочери не нужен иной страж, раз у неё есть такой друг.

– Дикий, Дикий, хороший мой! – заворковала ХынСаа, когда, обежав её несколько раз, конь подбежал и чуть боднул её головой в плечо. – Ты же мой сильный, ты же мой быстрый, – ласково прошептала девушка, обняв Дикого за шею.

– А-а, сайре, счастлив твой приход! – донёсся до неё обрадованный возглас брата.

– Да будет благим твой день, ийре, – улыбнулась ХынСаа, отвлекшись от питомца.

БийсХа спешился, ловко соскользнув с гнедого коня, и, схватив сестру в охапку, закружил под её испуганно-радостное:

– Ай, отпусти, ийре! Пусти, я же боюсь!

– Даа не возвращался? – как ни в чём не бывало спросил брат, опуская её на землю.

Девушка скрыла печаль, вызванную воспоминаниями, и беззаботно ответила:

– Ещё нет. Думаешь, племя Сетт пришлёт своих воинов, чтобы они помогли нам? – с трудом скрывая волнение, подаренное отсутствием новостей, спросила она у юноши.

Занятый содержимым сумы, протянутой ею, БийсХа пожал плечами:

– Мы и сами сможем отразить любую атаку этих гярахов. Не переживай, сайре, – ободряюще улыбнулся он, подняв голову и заметив блеск испуга в глазах сестры, – ты же знаешь, какие смелые у нас мужчины: каждый один против десятка будет сражаться, а не отступит.

– А вдруг их будет слишком много? – прошептала ХынСаа, рассеянно пробегая пальцами по голове стоявшего рядом скакуна.

Её пугали становившаяся всё более осязаемой угроза и страшная мысль, что грядущие битвы могут отнять у неё отца и брата.

– Тогда уйдёте в горы и воспитаете младших воинами, – невозмутимо ответил БийсХа, откусив от лепешки.

Опомнившись, что не угостила брата, как надлежит, девушка поспешно постелила на лужайке близ берега покрывало и разложила на льняной салфетке лепешки, сыр, полоски вяленого мяса и шарики диких яблок. Сбегала к реке и набрала воды в кожаный бурдюк БийсХа, висевший на луке седла. С тёплой улыбкой, забыв о недавних переживаниях, залюбовалась тем, с каким удовольствием брат принялся за трапезу, и присела на валун неподалёку.

– Ийре-е, – с едва заметным лукавством в голосе позвала она, понаблюдав за ним недолго.

БийсХа вскинул голову: этот тон сестры он хорошо знал.

– Не проси меня, сайре, – строго ответил он, проглотив кусок лепешки с сыром. – Даа запретил.

– Ийре-е, – повторила ХынСаа. – Ты же ему не скажешь, ийре? Я недолго, – склонив голову к плечу, попросила она. – Хороший мой, ийре, – ласково добавила девушка.

Брат сокрушенно вздохнул, сдавшись её мягкой настойчивости, – противостоять её просьбам он не мог с тех пор, как она родилась, – и твёрдо потребовал:

– Не смей подниматься на холмы!

– Ты же мой хороший, ийре! – обрадовалась ХынСаа и, вскочив, с лёгкостью и грацией кошки подбежала к Дикому.

Верный скакун склонился, согнув одну ногу в колене и помогая тем не отличавшейся высоким ростом ХынСаа сесть в седло. Девушка посмотрела на брата с нескрываемой радостью и, одними губами прошептав обещание не совершать безрассудных поступков, с силой ударила пятками в бока коня. Дикий с места взял в галоп, вспугнув пасшихся неподалёку кобылиц; наклонив стан к луке, ХынСаа забыла о тревогах и волнениях последних дней, захваченная самым большим удовольствием в своей скромной жизни: эйфории мчаться по Таргаму на быстроногом коне, столь же бесстрашном, как и она.

Холодный ветер свистел в ушах, бил в лицо, расплетая мягкие золотисто-каштановые пряди, заплетённые в две косы, как у всех ламарских девушек. Проносились мимо кусты боярышника, терна и барбариса, прохладный бег реки вторил карьеру Дикого, и девушка в какой-то миг, не сдержавшись, рассмеялась. Жизнь била в ней ключом, все тревоги казались разрешимыми, и ненадолго расслабился узел беспокойства в груди. Вопреки требованию брата, ХынСаа направила коня к самому высокому холму; Дикий пролетел по тропе, змеёй обвивавшей крутой склон, и замедлил бег на вершине, когда девушка умела натянула поводья.

Залюбовавшаяся долиной ХынСаа не сразу вспомнила, что мать наказала ей вернуться как можно скорее, и с сожалением развернула коня обратно.

– Опять на вершину поднималась! – обличил её БийсХа, едва она вернулась в ущелье.

У девушки пылали щеки, и он хорошо понимал, что не от скорого бега коня. Протянув руки, юноша помог сестре спешиться и только покачал головой, выражая своё неодобрение. ХынСаа смущённо молчала.

– Завтра не нужно приходить с едой, – не став долго сердиться, заметил БийсХа. Девушка вскинула удивлённый взгляд, и он пояснил: – Ахир обещал, что принесёт долю после охоты, я не буду голоден.

– Хорошо, ийре, – склонила голову ХынСаа.

– Я скоро присоединюсь к воинам, – продолжил юноша.

– Даа решил…

– Да, – твёрдо проговорил БийсХа.

Девушка не стала больше задавать вопросов, но она осознавала, что, если на сражение идут все мужчины племени, угроза намного серьёзнее, чем ей дают понять.