Лидия Петровна Будрик
Непокорное Эхо
Девки стоят три копейки,
А ребята целый рубль,
Как задумают жениться,
Трехкопеечных берут!
Гармонист весело перебирал клавиши и подзадоривал молодежь:
– А ну, мужики! Не подводить! – а сам на всю растягивал гармошку и вновь собирал ее обратно.
Но девчонки не дали им спеть, и Маруся перебила своей частушкой:
А Белогорьевских ребят,
Можно издали узнать,
Руки ноги колесом,
Две сопелки под носом!
Громов не удержался и весело рассмеялся, глядя то на девчонок, то на ребят, которые стояли чуть в стороне и, подбоченясь, кидали обиженные взгляды в сторону своих подружек. Он был рад, что пришел сюда, ведь ему теперь здесь жить и работать, и вот эту молодежь он должен будет лечить. А какие они, ему предстоит еще узнать. И именно здесь можно всмотреться и понять, как живут люди и чем.
Летела частушка за частушкой, все азартно хлопали в ладоши, а девчата пустились в перепляс с парнями. Но те быстро выдыхались и уходили с круга. На их место становились другие ребята, но и они вскоре удалялись на задний план.
А мне милый изменил,
Я сказала: ох ты!
У тебя одна рубаха
Из матерной кофты!
Пропела Ольга и стала выплясывать перед парнем, поддразнивая его всем своим видом.
Белогорьевские ребята
Чисто лебеди сидят,
Рубахи белые надели,
Шеи грязные торчат!
Вторила ей подружка, понимая, что такими высказываниями сильно обижала всех парней Белогорья.
Хлопцы заметно злились на них и вынашивали план мести. Они поправляли свои картузы и ремни, угрожающе выступали вперед, желая хоть как-то заставить тех замолчать.
Но тут гармонист устал играть и разом свернул гармошку.
– Все, хватит! – сказал он и отставил гармонь в сторону.
Девушки весело засмеялись, поглядывая в сторону парней, а те стали сыпать в их адрес угрозу за угрозой:
– Пойдете домой, мы вас подкараулим у акации! – грозился один из них.
– Пожалеете, что пели про нас такие частушки! – угрожал уже второй.
– Ой, – махнула на них рукой Маруся, – волков бояться в лес не ходить! Вы спросите Мишку Старостина, что с ним было, когда он пожелал нас напугать!
Громов усмехнулся, а сам еще долго стоял на лугу, вслушиваясь в слова и частушки молодежи. Потом решил, что уже пора идти до дома, а-то скоро пропоют первые петухи, проснутся родители и обнаружат его отсутствие. Он повернулся и медленно побрел в сторону имения. А от реки еще долго доносился смех и крики, там продолжала веселиться и гулять задорная молодежь. Григорию стало грустно. Его сердце тосковало по любимой девушке. Да-да, именно любимой! И теперь Громов в этом был уверен. Он влюбился в Веру с первого взгляда и не мог этого отрицать. Он видел, что сердце девушки тоскует по конюху. Но он барин и может враз все изменить. Можно отправить Ваню на хутор или в город, а самому заслать к ней сватов. А что если Никулов зашлет сватов раньше? Просватанную невесту нельзя сватать, тогда ему точно откажут, и он останется один на один со своей любовью и переживаниями. Да к тому же, скорее всего, родители станут его отговаривать и подыскивать ему невесту побогаче. Но не нужна ему богатая, а нужна ему любимая и заботливая, а еще умная и преданная жена. А Вера умнее всех умниц на свете. Он шел в темноте по тропинке и думал: «Как уговорить маменьку заслать в дом Карнауховых сватов»? Вскоре вышел к своему поместью, медленно подошел к дому, но спать ему совсем не хотелось. Барин шагнул к лавочке, что стояла под окошком, опустился на нее и затих.
Ярко светила луна над головой. Небо все сплошь усыпано яркими звездами. Где-то запел первый петух, и мужчина сразу встрепенулся, понимая, что дед Никодим и старый слуга Пантелей встают с первыми петухами, а значит, они сейчас проснутся и увидят его здесь. Он медленно встал и осторожно пошел в дом…
Глава 11. Дом портнихи
Наутро он проснулся рано, не стал нежиться в постели, а быстро встал и решил поговорить с маменькой насчет его кабинета. Он оделся, вышел в парадную и тут же столкнулся с Варварой. Девушка мило улыбнулась ему и радушно поприветствовала:
– Доброе утро, Григорий Владимирович. Вас барыня ждет на веранде, там завтракать изволили.
– Доброе утро, – поприветствовал ее Громов. – Что у нас на завтрак?
– Запеканка с изюмом и сметаной, а еще каша с молоком и омлет.
– Ты меня закормишь, я толстым стану, – пошутил он и пошел на веранду.
Там за столом уже сидела маменька и, просматривая свежую газету, ждала своего завтрака. Увидев сына, радостно проговорила:
– Гришенька проснулся! Доброе утро, сынок, – ласково сказала она и отложила «Московские ведомости» в сторону.
– Доброе утро, – ответил он и подошел к ней.
А сам склонился и поцеловал ее в щеку.
– Что пишут газеты?
– Так, всякую чепуху, – отговорилась женщина.
Он присел на стул напротив нее и, недолго думая, завел разговор:
– Маменька, хочу попросить о помощи.
– Говори, что надобно, и я всегда помогу своему любимому сыну, – счастливыми глазами смотрела на него Анна Федоровна.
– Мне на кабинет нужно пошить шторы, скатерти, да салфетки. Понадобятся еще запасные халаты и нарукавники.
– Попрошу Антонину Павловну, она и сошьет, – пообещала барыня. – К какому дню нужно управиться?
– Чем скорее, тем лучше. Я намереваюсь начать принимать больных.
– Сейчас отзавтракаем, и пошлю за ней.
– А будет ли удобно, если я сам к ней съезжу и попрошу ее лично?
Женщина удивилась такому его желанию и попыталась возразить:
– Ты барин, прикажи, и все будет выполнено в срок.
– Не стану приказывать, хочу прогуляться и посмотреть, как люди живут, их жилище.
– Тогда… ничего неудобного здесь нет, – развела руками мать. – Она портниха занятая, заказов у нее всегда много, и лишний раз ходить по всем, тоже накладно. Но меня она не обижает. Всегда приходит, когда мне надобно, ни разу не отказала.
– Тогда… я загляну к ней сам?
– Хорошо, – согласилась она. – Но надо будет замер сделать: какие шторы на окна, какие на дверь, каких размеров скатерти, мерку на халаты снять.
– Я ее сам попрошу.
Анна Федоровна кивнула головой и с улыбкой ответила:
– Попроси.
– Где найти ее дом?
– Они в конце села живут, ближе к большаку, – пояснила она. – Там у них дом стоит, а на окнах красивые наличники и ставни. Но прикажу Никодиму отвезти тебя к ней.
– Позволь мне самому? – тихо попросил её Григорий.
Барыня в недоумении пожала плечами и, вскинув высоко свои брови, сразу согласилась:
– Хорошо! – сказала она и замолчала.
В этот момент Варя принесла завтрак и стала все выставлять перед хозяевами на стол. Вкусно запахло свежим хлебом, творожной запеканкой и душистым чаем.
Молодой барин с аппетитом посмотрел на свой завтрак, весело подмигнул Варваре, от чего девушка улыбнулась и смущенно отвела взгляд в сторону, а он взял в руки ложку и принялся есть кашу.
Анна Федоровна украдкой наблюдала за сыном и понимала, что тот что-то от нее скрывает. Расспрашивать не стала, решила просто понаблюдать за ним, а выводы назреют сами собой, возможно чуть позже. Она видела, как светились его глаза, как отводил он их в сторону, боясь, что мудрая мать может что-то в них прочесть. Но на то она и мудрая мать, чтобы все понять и взять на вооружение. Сам решил съездить в дом к Карнауховым, сам поедет на дрожках туда, сам попросит все пошить для него и все сам. «Что бы это могло всё значить»? Размышляла барыня. И тут ее вдруг осенило: «Вера! Неужели увлекся этой девчушкой? Но где они могли видеться? Или это только мои предположения»?
Говорить ничего не стала, только тихонько допила свой ароматный чай, поправила ажурные манжеты на своем нарядном платье, пожелала сыну приятного аппетита, встала из-за стола и удалилась в свои покои.
После завтрака Громов приказал подать ему экипаж, и уже вскоре, он ехал на пролетке по селу, разыскивая дом Карнауховых.
Вера сидела у окна и вышивала очередной заказ, проворно работая иглой.
Антонина Павловна занялась стиркой, и стоя на улице под окном у корыта, лихо отстирывала тряпку за тряпкой. Тут же складывала белье в корзину, чтобы потом пойти к реке и отполоскать его там в чистой проточной воде. Мужчин в доме не было, а маленькая Полина игралась во дворе в куклы, которые ей смастерила Вера из остающихся от пошива лоскутов.
Неожиданно перед домом остановилась барская пролетка, и Карнауховы разом вздрогнули. Женщина в испуге отложила стирку, медленно бросила тряпку в корыто, вытерла руки о фартук и пошла навстречу ему.
В этот момент Вера прильнула к окну, увидела Григория, и ее сердце забилось от волнения и страха перед встречей с ним. Прижимая к груди вышивку, на её лице застыл неподдельный испуг. Она быстро встала из-за стола и метнулась в комнату, стараясь скрыться от назойливого барина. Там спешно задернула за собой занавеску, как будто она могла ее сейчас спасти, а сама забилась на стул в уголок и затихла, прислушиваясь к каждому шороху, что доносился с улицы через открытые двери.
– Здесь живет Антонина Павловна? – спросил мужчина, подходя ближе.
– Здесь, – настороженно смотрела на него женщина.
– Я по вашу душу, – с улыбкой проговорил Громов и остановился перед ней.
А сам осмотрелся по сторонам, разглядывая, как они здесь живут.
– Если что надобно, могли бы прислать за мной. Я сама бы пришла к вам, – отозвалась Карнаухова.
– Ничего страшного, – успокоил он. – Я теперь, по роду своей деятельности, буду ездить везде, знакомиться с народом, смотреть, как живут люди, помогать им.
– Но… нам пока… Слава Богу, помощь врача не нужна, – пожимая плечами, ответила она.
– Зато мне ваша очень нужна! – добродушно отозвался Григорий Владимирович.
– Пройдемте в дом, – пригласила портниха и пропустила дорогого гостя вперед, а сама пошла следом.
Уверенной и важной походкой мужчина вошел в горницу, остановился у порога и огляделся.
Следом зашла хозяйка и с ходу пригласила его к столу.
Громов принял предложение и сразу шагнул вперед. Он с ходу присел за стол у раскрытого окошка, а сам всё озирался по сторонам, осматривая их жилище.
В горнице было чисто и светло. Мастерицы не только шили людям на заказ, но и себя не обделяли рукоделием. Здесь и вышитые скатерти на столах, а их было два: один в центре комнаты, обставленный лавками, скорее всего, здесь вся семья собиралась в обеденное время, а второй у окна с рукоделием. На окнах ситцевые шторочки, расшитые по кроям шелковой нитью. На образах вышитые рушники. Занавески на дверях и печи были подшиты ажурными, вязанные крючком, подзорами. Судя по дверям, комнат было три. В доме все было убрано и уютно. В углу стоял шкафчик с посудой и кухонной утварью. У печки лавка, на которой спал рыжий кот. Весь дом был устлан чистыми самоткаными дерюжками. У входа на стене красовалась большая вешалка, видно, хозяин сам постарался и вырезал ее из дерева. Получилось очень даже красиво. Под вешалкой были сложены плетеные корзины, их было много, скорее всего, хозяева приготовили их на продажу.
Антонина Павловна позвала дочь:
– Вера, выйди, у нас гости!
И обращаясь к барину пояснила:
– Чаем вас угостим.
Григорий насторожился, ожидая появления девушки. А Карнаухова присела за стол и тихо спросила:
– Что вас привело к нам?
– Видите-ли, – заговорил взволнованно он, – мне порекомендовала вас моя маменька. Я открываю свой кабинет, и мне надобно пошить шторы, скатерти, полотенца. Еще бы салфетки, и халат заказать у вас. И все надо пошить быстро.
– Отказать вам я никак не могу, хотя и так заказов много. Ваша маменька так добра к нам, к нашей семье, что отклонить просьбу самого барина, было бы с нашей стороны совсем некрасиво.
Из комнаты, словно павушка, вышла Вера: в длинной цветастой юбке, в тоненькой блузке, с коротким рукавом, а на груди красовалась ее знатная на всю округу коса. Её смуглая загорелая кожа придавала девушке красоты и изящности. Она мельком взглянула на Громова, поздоровалась с ним почти шепотом и застыла в дверном проеме, теребя в руках занавеску.
– Дочь, поставь самовар, напоим дорогого гостя чаем, – сказала Антонина Павловна и перевела взгляд на мужчину.
Тот хотел отвергнуть такое предложение, так-как только что отзавтракал, но посидеть за одним столом с Верой отказаться не смог.
Ступая босыми ногами по чистому деревянному полу, девчонка покорно прошла мимо них, стеснительно опустив свои реснички.
Григорий залюбовался ее красивой походкой, ее осанкой, ее бесшумной поступью.
Вера подошла к самовару, потрогала его, сразу взглянула на мать и тихо сказала:
– Он еще горячий.
– Угости барина чаем, – вновь попросила Антонина Павловна.
Она тут же скрылась за занавеской у печки, а сама вслушивалась в слова, что доносились до нее от стола.
– Григорий Владимирович, – заговорила Карнаухова, наблюдая то за дочерью, то за барином своим умудренным жизнью взглядом, – для того чтобы шить, надо снять мерку. Полотенца можно пошить наугад, но все остальное надо бы замерить.
– Как скажете, – любезно согласился Громов. – Только вот… сам я не смогу этого сделать. Боюсь напутать что-нибудь. Может, вы сами?
– Конечно-конечно, – поддержала его слова женщина, – надо точно знать высоту и ширину заказа. Да и с вас снять мерку, чтобы пошить вам халат.
В это время из-за печки вышла Вера и подала угощения. Она выставила на стол малиновое варенье в глиняном горшочке, порезанный пшеничный хлеб на деревянной тарелке, большими кусками сахар в аккуратной деревянной плошке. Потом ушла обратно и вернулась уже с кружками. Не глядя на Григория, одну поставила перед ним, а вторую перед маменькой, а сама заспешила за самоваром.
Антонина Павловна сразу смекнула, какими глазами смотрит на ее дочь молодой барин и не на шутку испугалась.
Вера вынесла баранки, накрутив их на самовар, и со всем этим вернулась к столу. Она сама разлила кипяток по кружкам, добавила туда заварку из трав и чая, пододвинула кружку барину и хотела уйти.
Но мать тут же ее остановила:
– Присядь, – сказала она.
Та покорно опустилась на лавку и молчала, глядя себе на руки.
– А Вера попьет с нами чаю? – спросил Громов, рассматривая юное и красивое личико девчонки.
– Я сыта, – ответила она, застенчиво пряча от барина глаза.
– А я думал: мы посидим, обсудим работу, а заодно и чаю попьем. Ведь за чаем говорится легче.
– Вы говорите, я слушаю, – тихо отозвалась она.
– Дочь, – обратилась к ней Антонина Павловна, – надо дойти до барина и принять у него заказ.
Вера резко приподняла голову, бросила испуганный взгляд на мать, потом на Громова и уже вновь смотрела на матушку. А сама взволнованно мотнула головой и, еле шевеля губами, умоляюще проговорила:
– Маменька, может, ты сама… А-то вдруг… я что-нибудь напутаю…
– Пойди прогуляйся. А-то совсем засиделась за работой, – ласково попросила женщина. – Так и зрение испортить можно.
– Зачем идти, я на дрожках, – отозвался барин. – Домчу туда и обратно.
– Нет-нет, – совсем смутилась девушка, и яркий румянец накрыл ее щеки, – я сама… – только и могла выговорить она и засмущалась пуще прежнего.
– Вы пейте чай, – предлагала Антонина Павловна, глядя на дорогого гостя, – а-то совсем остынет.
Григорий Владимирович взял кружку, вдохнул ароматный запах предложенного ему напитка, отпил немного и похвалил:
– Такой аромат! Такой букет трав!
– Это всё Вера нас балует, – призналась Карнаухова. – Они там с бабушкой вдвоем ходят за травами, сушат их, смешивают. Какие оставляют на лечение, какие на чай, какие для баньки попариться. Настойки лечебные делают.
– Ваша мама лечит травами? – осторожно полюбопытствовал Громов.
Хозяйка отпираться не стала, а уверенно заявила:
– Лечит.
– И какие результаты?
– На всё воля Божия, – вздыхая, ответила она. – Кому суждено, тот вылечится, а кому нет, те так и останутся хворыми. Вот вы будете лечить лекарствами, и-то не все вылечатся.
Григорий Владимирович промолчал, понимая, что так оно в жизни и бывает.
– В вашей практике были случаи смертельного исхода? – внимательно смотрела на него женщина, теребя мозолистыми руками свою кружку.
– Были, – грустно признался он.
– Вот! Казалось бы, все есть: и знания, и лекарство, и умение. Но нет на то воли Божьей и нет человека.
– Я должен с вами согласиться, – покачивая головой, проговорил Громов и вновь взглянул на Веру.
В какой-то момент девушка заслушалась разговором взрослых, но под его пристальным взглядом, вновь потупила взгляд на стол.
– Моя мама стара становится, но хочет успеть научить всему внучку, передать свои знания. Ведь одна и та же трава, собранная в разное время суток, может вылечить или убить человека. Есть травы, которые надо собирать только до восхода солнца, трава, собранная после заката, несет яд. Вот мухомор, вроде ядовитый гриб, а настойками из него лечат больные спины, больные ноги.
– Как интересно, – отозвался барин, внимательно слушая портниху, – я изучал травы в городе и когда был за границей, но думаю… мне не мешало бы еще подучиться у вашей бабушки и… возможно… у Веры.
– Она не раскрывает своих секретов, – честно ответила Антонина Павловна и вновь взглянула на дочь.
– Вера, ты тоже знаешь травы? – спросил Громов, а сам не отрываясь разглядывал ее всю. – Бабушка уже научила тебя чему-нибудь?
Она пожала плечами, и не глядя на него, тихо ответила:
– Да. Я уже знаю, когда собирать, как сушить и какие травы от какой хвори.
– Это уже очень много! – порадовался барин. – И настойки готовить умеешь?
– Умею, – робко отозвалась девушка. – Очень важно ничего не перепутать… А-то можно загубить человека.
– А еще, – стала рассказывать Антонина Павловна, – мама много молится, перед тем, как взяться лечить больного. Поклоны кладет за него, на коленочках перед образами стоит. Без молитвы – это не лечение.
– Да, я, пожалуй, с вами соглашусь, без молитвы – это не лечение. Только молитвенник из меня никудышный, – вздыхая, признался он. – По воскресным дням к обедне хожу, да в большие праздники бываю в храме. А так, все времени не хватает. За границей был, так скучал по дому, по храму.
– Дом божий грех забывать, – строго напомнила женщина. – «Без Бога – не до порога», гласит одна мудрая пословица. И мы все должны об этом помнить.
– Думаю, после ваших наставлений, я обязательно исправлюсь. Уж больно вы убедительно все говорите, – с улыбкой ответил он.
А сам похвалил хозяев за угощения и встал из-за стола.
– Благодарю за вкусный чай. И извините, что ничего не отпробовал у вас, потому что мы с маменькой только что отзавтракали.
– Вера, принеси метр. Я сниму мерки с нашего барина, – попросила Антонина Павловна, глядя на дочь, и тоже встала.
Девушка легко приподнялась с лавки и шагнула к столу, что стоял под окном. Там взяла тряпочный метр, тихо вернулась обратно и протянула его матери, и сама осталась стоять рядом.
Громов подошел ближе к портнихе, поднял руки, расставляя их в стороны, и весело сказал:
– Как давно меня никто не обмерял.
Карнаухова взялась снимать с него мерки, а Вера тут же записывала все его обмеры на клочке бумаги.
Когда все было готово, он решил уточнить:
– И в кабинете тоже нужны замеры?
– Сегодня и сделаем, – пообещала женщина и перевела взгляд на дочь.
Та умоляюще взглянула на мать, намереваясь отговорить ее от такой затеи.
Но Антонина Павловна строго спросила:
– Когда сходишь?
– Маменька, может, потом… – взволнованно отозвалась девушка.
А сама с замиранием сердца слушала слова кормилицы, при этом никак не могла скрыть своего волнения, жутко стесняясь барина.
А он смотрел на нее, не отрывая глаз, и ждал, что она ответит. Ведь от этого зависело многое, а главное, он сможет стребовать с нее тот долгожданный поцелуй. И он обязательно его стребует, только бы девчонка согласилась прийти к нему в дом.
Женщина понимала волнение дочери, знала, что дочка у нее очень красивая, и никакой барин не устоит перед такой красотой. Но в душе очень боялась, ведь к такой красивой невесте будет свататься не один жених. И кому отказать, а кому доверить свою любимое чадо, ей еще предстояло выбрать.
– Что же ты меня так боишься? – ласково спросил ее Григорий. – Я довезу тебя туда и верну обратно в целости и сохранности.
– Я сама… потом… чуть позже, – запинаясь, ответила ему Вера.
Он с умилением смотрел на эту смуглую девчонку и был безумно рад, что она придет к нему в имение. И очень надеялся дождаться этого момента. Настаивать не стал, было совсем неприлично давить на такую чудную красавицу, которая и так сильно переволновалась из-за его неожиданного визита в их дом. Он еще раз извинился и нехотя покинул их жилище.
Антонина Павловна поспешила следом за ним, чтобы проводить такого дорогого гостя, а Вера вздохнула с облегчением и медленно опустилась на лавку. Она уронила голову на стол и стала думать: как уговорить маменьку, чтобы в усадьбу к Громовым сходила она сама.
Барин распрощался с хозяйкой, отвязал своего коня, уверенно забрался в дрожки и довольный поехал от дома Карнауховых в свое имение.
Женщина вздохнула с облегчением и спешно вернулась в горницу. От порога взглянула на Веру, подошла к столу, присела перед ней на лавку и молча смотрела на неё.
Девушка медленно подняла голову и ее печальные глаза сказали все сами.
– Маменька, пожалейте меня, – взмолилась она, – не хочу я идти к ним.
– Раньше ты туда с удовольствием бегала, – упрекнула ее Антонина Павловна, – подарки от барыни получала, возвращалась веселая от них. Платья себе новые шила из ее отрезов, так что подружки завидовали. А сейчас, что случилось?
– Ты же видишь, как он на меня смотрит… Боюсь, Ваня обидится…
– Ваня не муж тебе, чтобы обижаться! – строго напомнила мать. – А потом, это наша с тобой работа. Не будет барыня заказы делать, чем жить станем? Ведь большая часть заказов от нее идет.
– Маменька, не губи меня! – уговаривала ее Вера, а на глазах выступили слезы. – Мне Ваня люб. Очень люб! – призналась она, умоляя смиловаться над ними.
– Не волнуйся, барин найдет себе ровню, – стала успокаивать ее женщина. – Это он так, на красоту твою позарился. А как дело до свадьбы дойдет, так матушка ему богатую невесту сосватает. Так что, твой Ваня никуда от тебя не денется.
Вера смахнула набежавшие слезы, помолчала немного, а потом обреченно спросила:
– Когда идти?
– Сейчас и иди. Негоже заставлять барина ждать. Тем более, что сам пожаловал и сам попросил.
Девушка встала из-за стола, взяла карандаш, кусочек бумаги, метр и покорно пошла к двери, понимая, что перечить матери бесполезная затея.
К тому времени Громов уже вернулся домой, передал коня слуге и радостный вбежал в дом. От порога огляделся, никого нигде не увидел, прошелся по залам, заглядывая в комнаты и на кухню, и решил поискать матушку на улице.
Анна Федоровна прогуливалась по саду. Она тихонько расхаживала в тенечке под высокими раскидистыми деревьями и рассматривала цветущие розы, которых в барском саду было в изобилии, и что-то напевала себе под нос. Завидев сына, очень обрадовалась и, приподняв подол своего нарядного платья, заспешила ему навстречу.
– Маменька, – заговорил Григорий, подходя ближе, – я позвал Веру к нам в дом, чтобы снять мерку с окон и дверей, для пошива штор. Ты не против?
– Чего же я буду против? – развела она руками. – Раз надо, так надо!
– А еще Антонина Павловна сняла с меня мерки и пошьет мне белый халат, – радостно сообщил он, а сам сорвал цветок и понюхал его.
– Вот и ладненько! – отозвалась добродушно барыня.
– Может, ты встретишь Веру сама?
Вскинув удивленно брови, женщина взглянула на сына, подумала о чем-то, но тут же согласилась:
– Хорошо, – произнесла она, пожимая плечами.
– Тогда пойдем в дом, она сейчас придет, – попросил Григорий совсем тихо.
Анна Федоровна мило улыбнулась, не совсем понимая волнение взрослого наследника, и тихонько пошла по тропинке, сквозь буйно цветущий розарий. Она знала, Вера слишком красивая девочка, и сын не просто так волнуется. Устоять перед такой красотой, надо иметь хорошую силу воли. В голове крутились мысли, подтверждая догадки, которые пронеслись утром за завтраком: «Наверняка, хотел увидеть девчонку своими глазами и увидел. А теперь волнуется, словно он и не барин, а какой-то дворовый мальчишка, и даже скрыть этого не может». Но не догадывалась еще барыня про то, что их единственный наследник был по уши влюблен в эту чудную девочку.
Вера не заставила себя ждать и вскоре появилась в поместье Громовых. Озираясь по сторонам, она медленно прошла через двор и остановилась перед ступеньками у самого входа.
Первой ее заметила Варвара и поспешила незамедлительно доложить о ее приходе барыне. Она вошла на веранду и объявила:
– К вам Вера, дочка портнихи. Звать?
– Зови, – спокойно попросила Анна Федоровна, поправляя рюшки на своем пышном платье.
Она сидела за столом с ажурным веером в руках и помахивала себе на лицо. Мельком взглянула на сына, хотя и держался он уверенно и спокойно, но мудрая мать заметила волнение в его глазах.
Григорий встал из-за стола и пошел сам встречать такую необычную гостью.
Женщина проводила его взглядом до двери, но останавливать не стала, решила понаблюдать, что будет дальше.
Вера робко вошла в дом, поклонилась хозяевам, а барыня с ходу пригласила ее к столу. Карнаухова прошла вперед, а мужчина уже шел за ней, рассматривая ее красивую стройную фигуру.
– Присаживайся, – указала Громова на стул.
– Я постою… дома за шитьем насиделась, – отказалась она и краем глаза уловила, как смотрит на нее молодой барин.
– Ну что ж, – сказала Анна Федоровна и встала, – пойдем в кабинет, будем все мерить.
Она повернулась и пошла по комнате, на ходу поправляя свое платье, за ней следом поспешила и Вера, боясь остаться с Григорием наедине. За ними шагнул и барин.
Но тут в парадной появился дворецкий и прямо с порога громко объявил:
– Ваше светлость, там по вашу душу дед Пантелей пришел. Говорит, что срочно надо вас видеть.
Вскинув высоко брови, Громова строго спросила:
– Что ему надо?
– Не говорит. Сказал только: «Дюжа вас надобно»!
– Иди и скажи ему: сейчас выйду, – приказала она, и тот спешно скрылся за дверью.
Барыня повернулась, взглянула на Веру, потом на сына, вновь перевела взгляд на девушку и ласково попросила:
– Голубушка, обойдетесь без меня? Если что, Григорий Владимирович подскажет, что ему надо. А я сейчас вернусь.
А сама неспеша пошла к двери и вскоре скрылась за ней.
Барин внимательно следил за своей гостьей, он видел, как она смущалась, но как только маменька вышла, Вера заволновалась пуще прежнего. Он решил помочь ей успокоиться и тихим спокойным голосом предложил:
– Пройдем в кабинет. Он там, – указал мужчина рукой вперед и застыл в ожидании.
Вера строго взглянула ему в глаза и, немного помедлив, неуверенно шагнула к двери.
Они прошли через залу и спустились вниз по лесенке, что вела в полуподвальное помещение. Громов толкнул деверь рукой, пропуская её вперед.
Вера вновь остановилась, умным взглядом посмотрела на него, а сама тихонько вздохнула, и первая вошла в пустую комнату. Следом за ней зашел и барин. Он тихонько прикрыл за собой дверь и шагнул ближе к своей юной гостье.
– Вот смотри, – заговорил он, – вот здесь должна стоять ширма. Вот тут нужны занавески, чтобы не видеть, как люди раздеваются. На столы потребно пошить светлые скатерти, их должно быть несколько, чтобы было на смену. – Указывая рукой, пояснил Григорий, а сам не отводил от неё своих внимательных и влюбленных глаз. – На окна и на дверь тоже необходимы шторы. Во время жары комнату не мешало бы проветривать, а-то со двора мухи и оводы налетят.
– Хорошо, – тихо соглашалась Вера и стала делать замеры.
Мужчина неотступно следовал за ней и внимательно наблюдал за ее действиями. В ней нравилось все – ее походка, ее черные как угольки глаза, ее красивые черты лица, ее стройная утонченная фигура, ее голос, ее волосы, ее манера надувать свои пухленькие губки, а ещё улыбка и ее строгий непринужденный взгляд. Он знал и был уверен, что это та девушка, которая ему нужна. И никакие барышни знатного рода не смогут сделать его счастливым, потому что он знает, что на этом свете и в их Белогорье живет эта чудная девочка по имени Верочка.
– Вроде все, – тихо проговорила она и взглянула на барина. – Если что-то забудем, можно будет потом дошить или переделать.
– Хорошо, – сразу согласился он, – сколько надо материи на все это?
Он видел, как взлетели дугой ее брови, как приподняла она свои длинные реснички и, глядя чуть в сторону, неуверенно отозвалась:
– Судя по замерам, в двадцать метров уложимся.
– Завтра же я постараюсь прислать вам нужный материал.
– Тогда всё. Я пойду? – робко спросила его Карнаухова.
– А поцелуй? – спросил Громов и засмотрелся в ее растерянные глаза.
Вера в испуге отшатнулась от него, сделала шаг назад, намереваясь убежать, но он резко взял ее за руку и притянул к себе.
– Долги надо возвращать, – напомнил он. – На лугу были подружки, и я выполнил твою просьбу: не стал тебя там целовать! Но тут мы одни, и нас никто не увидит.
Вера в страхе мотнула головой, потянул руку на себя, пытаясь убежать от назойливого барина, а сама взмолилась:
– Отступитесь от меня! Я Ваню люблю.
Её признания больно обожгли душу молодого мужчины, но он даже вида не подал, а только незаметно усмехнулся, а сам все смотрел в её глаза.
– А меня ты могла бы полюбить? – тихо спросил он, слегка склоняясь к ее лицу.
– Нет! – выпалила она и отвернулась от него в сторону.
– А жаль, – грустно ответил он, – я бы тебя так поцеловал, ты и Ваню напрочь забыла.
– Не люб вы мне! – выкрикнула девушка и толкнула его в грудь своим хрупким кулачком.
Она повернулась и бросилась бежать из дома на улицу, пулей пронеслась по барскому двору, и со всех ног пустилась по селу, убегая от имения подальше.
Громов перевел дыхание, постоял так немного в одиночестве, потом шагнул к двери и вышел на улицу. Он остановился на ступеньках крылечка, с досадой мотнул головой и на мгновение закрыл лицо руками. Потом убрал их, неспеша спустился по ступенькам во двор и побрел, не зная куда. Так хотелось побыть сейчас одному, уйти от всей домашней суеты и шума, хоть немного успокоиться и прийти в себя. Признания Веры слишком больно ранили его сердце: он не люб ей, а люб ей тот конюх, что работает у них в конюшне. Надо было владеть собой, чтобы не наделать никаких глупостей. Он долго бродил по окрестностям своего большого имения, и никак не находил покоя…
