Так я рос балованным семьею медвежонком.
Как то в начале весны, время, когда наш медвежий народ оставляет свою зимнюю спячку, в нашу берлогу пришли гости.
Старый полуслепой медведь Топтыгин, вертлявая лисичка Хитруля с очень желтым и очень пушистым хвостом и большой серый волк, которого звали Удалец за его чрезвычайно смелые выходки и очень уважали за храбрость. Удалец не боялся бросаться на путников в одиночку, когда по лесным волчьим обычаям принято всегда нападать всею стаей. Удалец не трусил ружья и ружейный выстрел действовал на него также, как на взрослого двенадцатилетнего мальчика удар хлопушки.
За то Удалец и пострадал немного. У него был обожженный порохом кончик носа, а правое ухо вовсе отсутствовало, благодаря деревенской овчарке, у которой он намеревался стянуть самую лучшую овцу из стада.
Впрочем, отсутствие уха и обожженный нос нисколько не урезонили Удальца и он продолжал свои боевые похождения, нисколько не устрашенный за их последствия.
И так, слепой Топтыгин, вертлявая и кокетливая Хитруля и безухий Удалец сидели у нас в гостях. Они зашли не случайно в нашу берлогу, а по приглашению моих дражайших родителей. Это были наши старинные друзья и мамаша с папашей очень дорожили их советами. Особенно верили они опытности и мудрости Топтыгина.
Должен был произойти семейный совет по поводу меня, вашего покорного слуги.
Дело в том, что я подрос настолько, что мог ходить на охоту, и в то же время был еще очень молод, чтобы делать это одному. Вот и решили спросить у своих друзей мои родители.
Начинать ли мне свою карьеру взрослого медведя или подождать еще годик, пока я окончательно не выросту и не окрепну.
– По-моему, густым басом начал свою речь Топтыгин, – мальчишку дольше баловать нечего… Сидя дома, только изленится… Теперь молодежь Бог знает какая стала, вольным духом заразилась… Старших не слушается, учиться не хочет и себя умнее отца и матери ставит. Мой совет – учить мальчугана и приучать его к самостоятельному заработку.
– А по-моему, вы далеко не правы, дорогой М-eur Топтыгин, – вильнув своим пушистым хвостиком, произнесла Хитруля: – Мишеньку я бы не выпускала на промысел так рано из берлоги. Смотрите, какой он еще нежненький и миленький, совсем дитя!
И она ласково потрепала меня кончиком хвоста по морде.
– Послушайте, madame, – снова загудел бас Топтыгина, – вы, извините меня, рассуждаете по-бабьи… Ну, виданное ли дело, чтобы такого молодца, – тут он изо всей силы дружески хлопнул меня по плечу, отчего я присел на пол, – виданное ли дело, держать такого парня около материнской юбки?.. Нет, пусть приучается работать с самого раннего возраста и знает, каково в поте лица зарабатывать хлеб.
– Верно! Верно! – почесав у себя за ухом (за единственным, которое у него осталось), произнес Удалец, – мальчик не девчонка и должен рано начать помогать отцу с матерью. – Неправда ли, М-llе Бурка? – обратился Удалец с любезной улыбкой по адресу моей сестрицы.
Сестрица Бурка разносила в эту минуту гостям яйца лесных голубей и дикий мед на больших листах лопуха – самое изысканное, на мой взгляд, угощение.
Сестрица Бурка смутилась и опустила глазки под взглядом безухого Удальца, по которому она тайно вздыхала, и который не сегодня-завтра должен был к ней посвататься.
Но медлил, зная, что мамаша с папашей будут очень противиться этому браку, так как рассчитывали выдать замуж дочку за какого-нибудь молодого человека из нашего медвежьего общества.
От смущения Бурка выронила голубиные яйца… Они совсем неожиданно выскользнули у нее из лап и разбились вдребезги, ударившись о земляной пол берлоги.
– Ну ты, медведица косолапая! – рассердился на Бурку папаша, – ишь под потолок выросла, а с хрупкими вещами еще не научилась обращаться, – бранил он растерявшуюся и сконфузившуюся до слез Бурку.
– Не извольте беспокоиться, мы этому горю поможем – с истинно джентльменскою любезностью вступился за мою обиженную сестру Удалец. – Конечно, было бы приятнее принять угощение из таких прелестных ручек. Тут он кинул восхищенный взгляд на мохнатые огромные лапы Бурки, – но если суждено было мне лишиться этого удовольствия, я нечего делать, поступлю иначе. – И, улегшись на пол он стал подлизывать размазанное по полу угощенье своим красным, длинным волчьими языком.
Его примеру последовал и Топтыгин с Хитрулей. Покончив с одним угощеньем, принялись за другое… Лед, поданный на лопухах, пришелся по вкусу одному только старику медведю, для Хитрули и Удальца были поданы свежезадранные утром молодые зайчата.
Когда гости наугощались на славу, снова состоялся совет. Спорили, говорили, опять спорили и, наконец, окончательно решили выпустить меня из берлоги, учить медвежьему ремеслу и всячески сделать из меня хорошего, благовоспитанного и умного молодого медведя…