Лейф Г. В. Перссон
Таинственное убийство Линды Валлин
Двое находившихся на месте экспертов устроили себе перерыв на кофе как раз перед их приходом, но, поскольку и Бекстрём, и Рогерссон отказались к ним присоединиться, они отставили в сторону свои чашки и предложили провести экскурсию.
– Хотите короткий или длинный тур? – спросил более молодой из них.
– Хватит и короткого, – сказал Бекстрём, надевая резиновые перчатки и не без труда, опираясь на стену, чтобы не потерять равновесие, натянул на обувь полиэтиленовые бахилы.
– Четыре комнаты и кухня, ванная, отдельный санузел плюс прихожая, где мы сейчас стоим. При общей площади восемьдесят два квадратных метра.
Старший из экспертов все показывал по ходу рассказа:
– Прямо перед вами гостиная. Она занимает примерно двадцать пять квадратов и находится в центре квартиры. Со стороны улицы расположены кухня и еще одна комната, которую мать жертвы использует как рабочий кабинет. Да, кстати, вы ведь получили план квартиры?
– Ну да, – подтвердил Бекстрём. – Мы ознакомились с ним, но совсем другое дело – увидеть все собственными глазами.
– Точно. И я того же мнения, – сказал старший из экспертов и улыбнулся.
– Со стороны двора, во-первых, спальня, где нашли убитую, вход в которую из гостиной, – продолжал он. – А стена к стене с ней – ванная комната с большой ванной, душевой кабинкой, туалетом и биде, и туда попадают через дверь с торца спальни. По другую сторону от ванной находится небольшая комната, которая матери заменяет кладовку. Там стоят гладильная доска и пара больших корзин для белья, помимо всякого другого хлама, и туда попадают через идущий вон там коридорчик. – Он показал в том направлении рукой. – И в нем находится встроенный в стену гардероб.
Не слишком шикарно и не очень бедно, размышлял Бекстрём, в то время как он и другие странствовали по квартире. Не особенно хорошо прибрано, но и чрезмерным хаосом не назовешь, если принять во внимание, что здесь поработали эксперты. Все выглядело так, как в его понятии и должно выглядеть жилище учительницы средних лет, типичной представительницы среднего класса. Одинокой женщины с двадцатилетней дочерью, которая вроде бы тоже жила здесь иногда.
Гостиная с большим диваном, с тремя съемными подушками, средняя из которых отсутствовала. Перед диваном маленький столик и два кресла. Небольшой старинный буфет у стены сбоку от дивана, но, поскольку здесь жила женщина, Бекстрём не испытал особого желания подробнее исследовать то, что хранится за его закрытыми дверцами.
Скорее всего, бокалы, салфетки и прочее дерьмо, подумал он.
Книжные полки вдоль стен, что выглядело в порядке вещей при мысли о профессии хозяйки квартиры, и, естественно, довольно большой телевизор, расположенный как раз в нужном месте относительно дивана. Небольшая хрустальная люстра на потолке, пара торшеров и три ковра на полу неизвестного Бекстрёму восточного происхождения. Музыкальный центр с двумя колонками, размещенными на уровне груди посередине одной из книжных полок. Картины на стенах: пейзажи или портреты.
– Отсутствующую на диване подушку мы изъяли, – сообщил молодой эксперт. – А известные на всю страну трусы, о которых мы, по-видимому, скоро тоже сможем прочитать в вечерних газетах открытым текстом, а не под определением «предмет мужской одежды», лежали скомканные на полу под диваном.
«Красиво выражаешься. Побывал на курсах?» – ехидно подумал Бекстрём, но, поскольку ситуация не располагала к подобным вопросам, лишь хмыкнул в знак согласия, тогда как его товарищ и коллега остался верным себе и не проронил ни звука.
В спальне коллеги из технического отдела явно поработали от души. На широкой сосновой кровати отсутствовали как постельное белье, так и матрас и повсюду виднелись следы порошка для снятия отпечатков пальцев и разных химических жидкостей. Вдобавок от лежавшего на полу ковра был отрезан большой кусок.
– Именно там, похоже, главным образом все происходило, – сказал эксперт постарше. – Эпицентр событий, если угодно. То, что мы пока не отослали коллегам в государственную криминалистическую лабораторию в Линчёпинге, лежит у нас в отделе, если у вас есть желание взглянуть.
– Разберемся, – сказал Бекстрём и улыбнулся дружески. – Спасибо вам.
«Самое время выпить бокал-другой пивка», – подумал он.
Бекстрём и Рогерссон заказали себе ужин в номер Бекстрёма. Им хватило короткого взгляда на публику в обеденном зале отеля, и они поняли, что это худшее место во всем Векшё для таких, как они, обычных констеблей из Государственной комиссии по расследованию убийств, которые просто хотели перекусить в спокойной обстановке, выпить один-два бокала легкого пива и, пожалуй, добавить чего-нибудь покрепче.
– За нас! – сказал Рогерссон и поднял свою рюмку еще до того, как Бекстрём успел налить пива им обоим.
«Сейчас он, старый пьяница, выглядит значительно веселей», – подумал Бекстрём, но сам он был не из тех, кто стал бы ссориться из-за того, что они по-прежнему пили исключительно его шнапс.
– За нас, – поддержал Бекстрём.
«Наконец-то суббота», – подумал он и опрокинул в рот свою первую рюмку. «Я – счастливый человек», – констатировал он, когда почувствовал, как тепло разбегается по животу и становится спокойно на душе.
11
Векшё, воскресенье 6 июля
Комиссар Ян Левин никогда раньше не посещал Векшё по службе. Ему почти за двадцать лет работы в Государственной криминальной полиции в качестве специалиста по расследованию убийств пришлось побывать в большинстве шведских городов, среди которых были более крупные, столь же большие и в отдельных случаях поменьше, чем тот, куда теперь его занесла судьба, так что данный факт не имел никакого значения. Просто сейчас он оказался здесь.
«Наконец, в Векшё, – подумал Ян Левин и криво улыбнулся. – Из всех мест на земле».
Как только вводное совещание закончилось, он перекусил на скорую руку, а потом сел за свой письменный стол и постарался навести порядок в скопившихся на нем кипах бумаг. Он просидел там почти двенадцать часов, всю субботу, а когда наконец оставил здание полиции на Сандъердсгатан, чтобы прогуляться до отеля, было уже за полночь, и наступило воскресенье. А горы бумаг на его столе стали еще больше, чем когда он занялся ими сразу после обеда.
В гостиничном коридоре, где жил он и другие командированные из Государственной криминальной полиции, царили тишина и покой. Левин осторожно ступал, чтобы не потревожить коллег, постоял немного перед номером Евы Сванстрём, размышляя, не стоит ли ему постучать тихонько и проверить, не бодрствует ли она и не пожелает ли составить ему компанию, но передумал. Не этой ночью, решил он. Время терпит, и ему еще не раз представится удобный случай.
Затем он прокрался в свою комнату, умылся в раковине, с помощью влажного полотенца освежил подмышки и промежность. Только самое необходимое и именно в таком порядке, хотя ему, пожалуй, более, чем что-то иное, требовалось встать под душ и просто позволить воде сбегать вниз по телу.
«Это оставим на утро, – решил он. – Не сейчас же в разгар ночи, когда другие уже спят».
Он лег в постель, и, как всегда в начале нового расследования, ему было трудно заснуть, а когда наконец удалось, сны просто измучили его. Подобное часто случалось с ним на пороге нового дела, а порой он просто чувствовал странное беспокойство и тоску, причины которых никогда полностью не понимал. Его сновидения имели отношение к реальным событиям, но всегда с различным смыслом и выражением. И так же как во многие другие похожие ночи, сейчас его сон был про то лето, в которое ему исполнилось семь лет и он получил свой первый настоящий велосипед. Огненно-рыжий «Крессент вэлиант».
Около шести утра Левин проснулся в третий раз и именно тогда принял решение. Он надел шорты, голубую футболку с коротким рукавом и эмблемой криминальной полиции на груди, натянул кроссовки, сунул в карман ключ-карточку от своего номера, взял в руку туристическую карту Векшё и быстро и неслышно двинулся к выходу из отеля.
«Лучше разобраться с этим теперь», – подумал он, стоя в ожидании лифта. Судя по тому, как выглядел его письменный стол, он наверняка еще не скоро смог бы посетить место преступления в служебное время, а между тем ему уже давно следовало там побывать.
На улице с бледно-голубого неба светило яркое солнце, и температура достигла уже почти двадцати градусов, хотя часы показывали только без четверти шесть. На площади Стура не было ни души, однако на ней уже успели навести порядок, и он не заметил ни одной пустой банки из-под пива и никаких других свидетельств бурной ночной жизни. Он остановился перед входом в ночной клуб и с помощью карты взял курс на дом Линды. Но сначала посмотрел на часы, чтобы узнать, как много времени у него уйдет на прогулку туда, а потом двинулся в путь, стараясь придерживаться того темпа, в котором, по его разумению, шла она, и, как он надеялся, тем же маршрутом, относительно которого у него все же имелись определенные сомнения.
Направление на северо-восток. Наискось через площадь Стура, мимо восточной стены губернаторской резиденции и по Крунубергсгатан прямо на север и пока исключительно в соответствии со свидетельскими показаниями охранника кабака.
Левин остановился, снова посмотрел на часы.
Самый быстрый путь домой. Разве она не сказала своей подруге, покидая отель, что отправляется к себе спать? На первом перекрестке он повернул направо и через сто метров оказался на Линнегатан.
Идеально. По Линнегатан прямо на север и еще почти через четыреста метров он снова повернул направо и достиг улицы Пера Лагерквиста. Там Левин остановился, чтобы сориентироваться и подвести итог своим наблюдениям.
Примерно шестьсот метров от городского отеля, приблизительно шесть минут ходу для молодой, хорошо тренированной и трезвой девушки, которая шла в ровном ритме по известному ей с детства району. Широкие, тихие центральные улицы, и только сумасшедший решился бы напасть на данном отрезке. Не говоря уже о том, что он находился в Векшё.
На самой улице Пера Лагерквиста условия для спокойной ночной прогулки, пожалуй, были еще лучше. Оставалось примерно семьсот метров до двери ее дома, и весь путь шел по широкой и прямой улице, где стояли небольшие трех– и четырехэтажные жилые дома. С чистыми фасадами и блестящими табличками с надписью «ХСБ», свидетельствовавшими о принадлежности к самой большой в Швеции жилищной организации, а значит, о проживании в них работящих представителей среднего класса, хорошо организованной жизни и приличных соседях. Никаких зарослей кустарников и узких проулков, где кто-то с дурными намерениями мог бы затаиться в ожидании невинной жертвы.
Жертва преступления, которое он расследовал, жила в самом конце улицы в доме, имевшем столь же опрятный вид, как и все другие, но без таблички «ХСБ», поскольку им владело маленькое частное жилищное товарищество, все члены которого обитали здесь же.
Значит, вот где это случилось, подумал Левин и остановился перед бело-синей оградительной лентой, все еще отделявшей от остального мира строение, в котором произошло страшное преступление. По всем параметрам это место никак не подходило для рядового убийства молодой женщины на сексуальной почве.
Есть только одно объяснение, подумал Левин, когда полчаса спустя вернулся к себе в отель. Там жила Линда. Именно поэтому убийца пришел туда. Пришел, чтобы встретиться с ней. Кто-то, кого она знала, кому доверяла, кого любила. Кто-то, похожий на нее.
Потом он разделся, пошел прямо в душ и пять минут простоял под струями воды. И впервые с момента их приезда в этот город почувствовал себя совершенно спокойным и готовым к выполнению той работы, которую предстояло сделать.
12
В половине седьмого утра в воскресенье (в то время как Ян Левин стоял под душем у себя в номере, получая заряд энергии от струек воды, стекавших по его телу) зазвонил служебный мобильный комиссара полиции лена. Тот спросонок с трудом открыл глаза и долго шарил в поисках телефона, прежде чем ответил.
«Наверное, что-то случилось», – подумал он, бросив быстрый взгляд на стоявший на ночном столике будильник.
– Это Нюландер, – сказал голос на другом конце линии. – Надеюсь, я не разбудил тебя.
– Ничего страшного, – промямлил комиссар. – Ничего страшного. «Скорее всего, случилось нечто ужасное», – предположил он.
– Я решил проверить ситуацию, – сообщил Нюландер коротко. – Как там у вас дела?
– Все идет по плану, – ответил комиссар. «Откуда я сейчас могу это знать, – пришло ему в голову, – поскольку спал всю ночь». – Тебя интересует что-то особенное, Нюландер? – добавил он.
Ничего конкретного, если верить Нюландеру. Зато он как шеф Государственной криминальной полиции взвесил «стратегические перспективы» их совместного дела. И в результате у него появилось предложение относительно «оперативных мероприятий».
– И до чего же ты додумался? – спросил шеф деревенских шерифов.
«Стратегические перспективы, оперативные мероприятия? О чем он говорит?»
– На мой взгляд, у вас по улицам бегает настоящий псих, – начал Нюландер, – и, вероятно, довольно скоро он сможет придумать нечто похуже.
– Ты имеешь в виду нечто экстраординарное? – промямлил комиссар, после чего Нюландер описал ему несколько возможных вариантов развития событий из своего богатого опыта высокопоставленного руководителя, ответственного за работу всей полиции страны.
– Да, например, самурая из Мальмё, убившего и изувечившего нескольких соседей из квартала, где он жил. Младшего лейтенанта из Фалуна, застрелившего десяток человек, большинство из которых составляли молодые женщины. Да-а… что там у нас еще… – Главкримп сделал паузу, и комиссар полиции лена подумал, что тот по привычке поглаживает свой подбородок. – Еще мужчина с шампуром, бегавший по перронам метро здесь в городе не так давно. Три трупа и полдюжины раненых, если мне память не изменяет. Опять же сумасшедший из Старого города, сбивший своим автомобилем сотню мирных пешеходов средь бела дня. И это только несколько примеров, – закончил Нюландер.
– Вот как, – сказал комиссар. «Боже праведный! Здесь у меня. В Векшё».
– Я уже пообщался с нашими аналитиками, – поведал Нюландер, – и они полностью со мной согласны. Мы говорим о серийном убийце, который, скорее всего, способен в ближайшее время убить снова или даже устроить резню. За час или за несколько часов уничтожит нескольких человек в самых разных местах. Будет ходить и сеять вокруг себя смерть, – объяснил Нюландер.
– У тебя есть какое-то предложение? – спросил комиссар.
У шефа Государственной криминальной полиции таких предложений было целых три, и все оперативного характера. Он вдобавок уже дал ход двум из них, а третье, можно сказать, ждало своего часа на низком старте.
– Я думаю, нам стоит обязать мою группу ППП обратить свой взор на вашего сумасшедшего уже сейчас. Кроме того, переправить все дело нашему подразделению ВИКЛАС[1]. Приготовиться по полной программе, – прорычал Нюландер.
– Группа ППП, ВИКЛАС, – повторил комиссар полиции лена. «Голову сломаешь со всеми этими сокращениями».
– Группа ППП – психологического портрета преступника – поможет нам более точно понять, кого мы ищем. А ВИКЛАС привяжет его ко всем похожим преступлениям, которые он мог совершить ранее, – коротко подвел итог Нюландер.
– Ты называл что-то третье, – напомнил комиссар.
– Точно, – сказал Нюландер. – Когда придет время его брать, мне кажется, лучше, если этим займется наше Национальное спецподразделение. Во избежание ненужного кровопролития. Я уже предупредил их. В обычном случае они могут прибыть на место в течение трех часов с момента получения приказа. Мы пытаемся сократить это время, и при условии, что летная погода будет такой, какой она держится все лето, по мнению их командира, можно управиться и за два часа. Мы уже повысили состояние готовности для трех ударных групп с синего до оранжевого.
– Боже праведный, – сказал комиссар.
«Боже праведный, – повторил он про себя. – И о каких цифрах идет речь, когда дело касается кровопролития».
Четверть часа спустя комиссар полиции лена, несмотря на ранний час, позвонил своему подчиненному, руководителю расследования комиссару Олссону и сообщил, что он и шеф Государственной криминальной полиции, посоветовавшись, совместно решили усилить работающую по делу команду экспертами из группы ППП и подразделения ВИКЛАС, а также при возможном задержании задействовать НС – Национальное спецподразделение. Олссон, как ни странно, по его словам, размышлял о том же самом и был двумя руками за.
– Я фактически подумывал позвонить и предложить это позднее сегодня и решил подождать, поскольку знаю, что ты наслаждаешься своим на сто процентов заслуженным отпуском.
Бекстрём пребывал не в лучшем настроении, он не выспался, и голова у него гудела с похмелья. Предыдущим вечером он и Рогерссон от души постарались компенсировать затянувшееся воздержание, вызванное служебной необходимостью. Бекстрём отрубился в своей постели около полуночи, утром проспал, на ходу проглотил завтрак и не успел перелистать утренние газеты. Кроме того, им пришлось остановиться около магазина и купить пастилки с ментолом и пару бутылок энергетического напитка, чтобы привести хоть в какой-то порядок свое дыхание и баланс жидкости в организме.
В довершение всего, когда они спешили по коридору на встречу с разыскной группой, на него насел придурок Олссон и принялся трещать о различных кризисных сценариях, коими он и комиссар полиции лена считали необходимым заняться, не подключая Бекстрёма.
– Что ты думаешь об этом, Бекстрём? – спросил Олссон. – О наших попытках связаться с твоими коллегами из подразделений ППП и ВИКЛАС?
– Звучит здорово, – сказал Бекстрём, хотя он вовсе не собирался тратить драгоценное время, выслушивая нравоучения своего главного босса Нюландера.
Потом он наконец приземлился на своем месте за столом в совещательной комнате. Конечно, без фляжки на шее, как у героя знаменитого романа Стриндберга, но с большой чашкой кофе с приличной порцией молока и сахара, а вся его разыскная группа уже была в сборе.
– Итак, – сказал Бекстрём, – начинаем.
Сначала инспектор Сандберг рассказала о камерах наружного наблюдения на пути жертвы, возвращавшейся домой. Та, что находилась у банкомата, где девушка ранее сняла деньги, не дала ничего и, скорее всего, по той простой причине, что жертва оказалась вне зоны ее досягаемости, когда покинула городской отель.
– Эта камера перекрывает только тротуар и небольшой кусок проезжей части перед банкоматом, – объяснила Сандберг. – Зато мы нашли вариант получше, и заслуга здесь, прежде всего, принадлежит нашему шефу, – констатировала она, кивнув и улыбнувшись Бекстрёму.
– Я слушаю, – сказал он и улыбнулся в ответ.
Сандберг и ее коллеги отыскали другую и гораздо лучшую камеру, на которую владелец некогда получил временное разрешение, так что она пока осталась у него. Эта камера находилась над прилавком в магазине, расположенном в начале улицы Пера Лагерквиста, всего в пятистах метрах от дома жертвы, и в ночное время контролировала также часть улицы перед бутиком. Без четырех три в пятницу ночью Линда Валлин попала в ее объектив, когда возвращалась домой. Зато она не зафиксировала больше ни одного человека в течение ближайшего получаса и никого, кто шел бы за жертвой.
– Магазинчик открыт до одиннадцати вечера. И в обычном случае камера перекрывает его входную дверь и кассы, но перед тем, как уйти домой около полуночи, владелец имеет привычку менять ее положение так, что она начинает контролировать происходящее снаружи. У него в свое время были проблемы с местной публикой. Они мочились на входную дверь и краской из баллончика делали на окнах расистские надписи. Хозяин бутика приехал из Ирана, – объяснила Сандберг.
– И мы абсолютно уверены, что это Линда? – спросил Бекстрём, посчитав необходимым уточнить столь маленькую, но очень важную для поисков преступника деталь.
– На сто процентов, – сказала Сандберг. – Я сама просмотрела видеозапись вместе с экспертами. Мы же в большинстве своем знаем… знали… ее.
Потом все покатилось в обычном эффективном ритме, к которому он привык, когда сам стоял у руля.
– Поквартирный обход и прочесывание местности, – продолжал Бекстрём. – Мы нашли что-то интересное со вчерашнего дня?
К сожалению, нет, если верить коллеге, отвечавшему за это дело. Во всяком случае, ничего, помимо обнаруженной ранее спермы и следов крови на подоконнике спальни, где произошло убийство.
– Тогда мы увеличиваем район поисков, – отчеканил Бекстрём. – Нас интересуют все странности, случившиеся в городе за интересующие нас сутки. По полной программе, включая все на свете – кражи со взломом, драки, угоны автомобилей, неправильные парковки, таинственные машины, события и люди. Подготовьте мне список до обеда.
«Чертовы лентяи, обо всем приходится заботиться самому!»
– Кто-нибудь сам дал знать о себе и рассказал что-нибудь интересное? – продолжил Бекстрём и посмотрел на коллегу Левина.
«Посмотрим, повезет ли тебе сейчас отделаться от малышки Сванстрём, похотливый черт», – подумал он.
– У нас сотни сигналов, – сообщил Левин. – Мы получали их по телефону, по электронной почте, они приходили даже в СМС некоторым сотрудникам нашей группы, чьи телефоны известны осведомителям. Пожалуй, в этом нет ничего странного, поскольку получавшие их коллеги обычно работают в сыске и в отделе по борьбе с наркотиками и у всех нас есть собственные агенты, которым мы даем номера наших мобильников. Если кто-то написал нам простые письма, они должны в лучшем случае прийти завтра. Так ведь сегодня обстоит дело с почтой.
– И как там все выглядит? – поинтересовался Бекстрём. – Есть что-нибудь горячее, чем следует сразу заняться?
По словам Левина, к сожалению, ничего подобного не было. Все традиционно. Взволнованные граждане с жалобами на падение нравов в обществе и на преступность вообще. Обычные всезнайки, жаждущие указать полицейским, как им правильно работать, и, скорее всего, почерпнувшие свои знания, сидя у телевизора и смотря детективные сериалы. Естественно, также несколько экстрасенсов, ясновидящих, пожелавших поделиться своими видениями, предсказаниями, предчувствиями.
– Ничего конкретного, ничего из того, во что стоило бы вцепиться зубами? – настаивал Бекстрём.
– Некоторые из них ужасно конкретны, – сказал Левин. – Но, к сожалению, они, похоже, просто что-то путают.
– Дай несколько примеров, – распорядился Бекстрём.
– Конечно.
Левин заглянул в свои бумаги.
– Ну, например, бывшая одноклассница Линды по гимназии. Она, по ее словам, на сто процентов уверена, что разговаривала с Линдой на концерте в Боргхольме в Эланде интересующим нас вечером. Там выступали какие-то «Юллене тидер» в рамках своего летнего турне.
– Боргхольм, – задумчиво произнес Бекстрём. – Он ведь находится по меньшей мере в ста пятидесяти километрах от Векшё?
– Проблема в том, что данное мероприятие состоялось в пятницу, а тогда наша жертва уже находилась в морге в Лунде, – вздохнул Левин. – То есть, похоже, свидетельница даже не читала вечерних газет. Потом у нас есть еще один, – продолжил он, перелистывая стопку бумаг перед собой. – Молодое местное дарование. Сам связался с коллегой из полиции правопорядка здесь в Векшё и рассказал, что рано утром в пятницу видел Линду в пятистах метрах слева от городского отеля, на Нора-Эспланаден в районе здания муниципалитета, если я все правильно понял.
– Что с ним тогда не так? – поинтересовался Бекстрём.
– Если не обращать внимания на прочие нестыковки, проблема с ним, – доложил Левин, – сводится к тому, что все якобы происходило около четырех утра и совсем в другой стороне относительно ее предполагаемого маршрута, опять же она якобы была в компании (это не мои слова, а свидетеля) с огромным негром.
– Тогда, мне кажется, я знаю, кого ты имеешь в виду, – неожиданно подал голос один из местных коллег с другого конца стола.
– Я уже все понял, когда читал выписку из его досье в регистре преступлений, – сказал Левин и улыбнулся.
– Ага, да, – сказал Бекстрём. – Вопросы? Мнения? Предложения?
«Ни одной разумной мысли, все сидят, словно воды в рот набрав», – подумал он, увидев, как коллеги вокруг стола в унисон качают головой.
– Тогда за дело, – заключил он и поднялся рывком. – Чего вы ждете? Нечего здесь сидеть и толочь воду в ступе. За работу! Самое позднее к обеду мне нужен тот, кто это сделал. Дайте мне подходящую кандидатуру, и я угощу вас тортом к кофе.
Все радостно заулыбались.
«Они как дети», – подумал Бекстрём, не собиравшийся ни при каких обстоятельствах тратить на угощение доставшиеся ему потом и кровью деньги.
Сам он запасся бумагой, ручкой и уединился в пустой комнате для допросов, намереваясь подумать в тишине и покое. И прежде всего включил красную электротабличку, предупреждавшую всех и каждого, что внутри полным ходом идет работа, потом закрыл за собой дверь и с шумом испортил воздух, тем самым осуществив то, на чем давно настаивал его организм и чего ему ценой огромных усилий удалось избежать в ходе встречи. Наконец один, подумал Бекстрём и помахал рукой в попытке очистить атмосферу перед собой от одного из последствий бурно проведенного вечера.
Она пришла домой сразу после трех, решил он. Не похоже, чтобы кто-то ее преследовал или договорился о встрече с ней у нее в квартире. И все равно преступник потом сразу же появляется на сцене. И события почти мгновенно начинают развиваться по наихудшему сценарию с учетом того, как все выглядело на месте преступления. Неизвестный психопат сотворил свое черное дело в течение по меньшей мере полутора часов.
– Затем она умирает, вероятно, между половиной пятого и пятью, – продолжал он свои рассуждения.
А преступник идет в ванную, под душем «очиститься от скверны». А около пяти приносят газеты, и, вообразив, что кто-то собирается войти в квартиру, он натягивает на себя первое попавшееся из одежды и выпрыгивает в окно в спальне, когда на часах чуть больше пяти.
«И куда нас это привело?» – подумал Бекстрём. Бросил взгляд на свой наручный хронометр и занялся расчетами, взяв за исходную точку утро пятницы. Прошло почти двое с половиной суток с тех пор, как его подключили к делу.
«Наш сумасшедший уже может находиться на Луне в данный момент», – подумал он мрачно. Собрал все свои бумаги и решил вернуться к группе и попинать немного своих помощников.
Однако глупо заниматься этим на пустой желудок, подумал он, выходя в коридор. А поскольку из-за случившегося ресторан для персонала кормил сотрудников и в воскресенье, не стоило отказывать себе в удовольствии закинуть что-нибудь в желудок.
«Смоландские клецки со свининой», – восторженно подумал Бекстрём, изучая меню. На том он и остановился. А закончил трапезу большой чашкой кофе с миндальным пирожным, в тишине и покое читая прихваченные из отеля вечерние газеты, которые еще не успел посмотреть.
«Ничего нового по делу, – подумал Бекстрём, потягивая горячий ароматный напиток. – Главным образом пустые измышления с целью поднять волну».
В одном из изданий муссировался новый вариант старого доброго полицейского следа.
Злодей, вероятно, был ненавидевшим полицию преступником, «питавшим необоснованную ненависть к жертве из-за ее работы», констатировал один из экспертов из числа тех, к кому обратились сотрудники газеты, имевшие привычку при каждом удобном случае интервьюировать самых известных мозгокрутов в округе.
«Наверняка, наверняка, – подумал Бекстрём, с аппетитом пережевывая кусок пирожного. – Пожалуй, кто-то из ее преподавателей из полицейской школы в Векшё. А наличие спермы ничего не значило в ее случае, поскольку это могло быть ложным следом. Если же верить конкурентам и их экспертам, все выглядело совсем иначе. Те считали, что речь идет о серийном убийце с маниакальной ненавистью к женщинам, и о чуть ли не ритуальном способе действия, с которым он совершал свои преступления. Похоже на коллегу Олссона. И на кой черт им все это?»
В описаниях, приведенных обоими конкурирующими изданиями, имелись, правда, и общие черты. Не особенно явные, но тем не менее. Еще один эксперт первой газеты, тоже поддержавший полицейский след, не исключал, однако, что речь могла идти о серийном убийце особого типа, нацеленном именно на полицейских, но абсолютно равнодушном к другим, поскольку именно униформа разжигала в нем сексуальный аппетит. При виде формы его просто клинило, если верить газете.
Какой-то сумасшедший, вероятно, завел себе сайт в Сети, и к нему они все обращаются за духовной подпиткой, предположил Бекстрём. Он уже собирался отложить газеты в сторону, когда ему на глаза попалась статья, заставившая его вздрогнуть.
В ней некий эксперт, доцент в области так называемой судебной психиатрии из психиатрической лечебницы Святого Зигфрида в Векшё, отвечая на заданные ему вопросы, пустился в пространное разглагольствование о следах пыток, которые полиция нашла на теле жертвы.
Ничего себе, подумал Бекстрём, он ведь явно смог увидеть те же самые фотографии, с которыми только облеченная особым доверием часть разыскной группы ознакомилась предыдущим вечером. Или кто-то из тех, кто видел их, описал ему все очень правильно и подробно.
Также этот доцент, имевший странный и специфический взгляд на разыскную работу, присоединился к тому, что в любом случае следовало рассматривать как главную версию. Они имели дело с серийным убийцей. При мысли о жестокости совершенного преступления он, скорее всего, и раньше уже отметился чем-то подобным, а вероятность того, что он сделает это снова и в ближайшее время, была высокая, если не сказать стопроцентная.
Кроме того, речь не шла о «каком-то обычном сексуальном садисте с хорошо развитой фантазией», как, похоже, считали менее сведущие коллеги доцента из числа криминологов. И уже точно не о ком-то, кого возбуждали будущие полицейские женского пола в униформе или без нее. Автор утверждал, что дело касалось «серьезного психического отклонения» как раз сейчас чуть ли не «хаотически действующего» преступника. Вдобавок он был «молодым человеком с иммигрантскими корнями, который в детстве или на пороге юности пережил тяжелый стресс, связанный с насилием». Например, его самого пытали, или он стал жертвой грубого сексуального домогательства. На этом Бекстрём закончил чтение, быстро допил остатки кофе, сунул газету в карман и отправился на поиски собственного пресс-секретаря расследования.
– Ты видела эту статью? – спросил он, когда пять минут спустя вошел в ее комнату и протянул ей газету, раскрытую на нужной странице.
– Я понимаю, о чем ты думаешь, – сказала она. – Прочитала ее сегодня утром и отреагировала точно так же, как ты. Наша посудина здорово течет, – констатировала она, – и, если попытаться найти позитив в этом деле, нет ничего странного в том, что все попало именно к этому эксперту.
