Лев Карлосович Масиель Санчес
Купола, дворцы, ДК. Судьбы и смыслы архитектуры России
Московские государи и итальянская архитектура
Иван III и Василий III: рождение архитектуры России из духа Италии
Появление нового по своей природе государства, за которым вскоре закрепится наименование Московии, или Московского царства, подготовили несколько обстоятельств, связанных с правлением Ивана III. Во-первых, в результате знаменитого стояния на реке Угре (1480), он положил конец уже к тому времени во многом формальной зависимости русских земель от Орды. С тех пор дань монголам больше не выплачивалась. Во-вторых, Иван буквально слепил новую территориальную целостность, присоединив к Москве – в основном мирно – целый ряд небольших княжеств, а также завоевав Тверское великое княжество (1485) и Новгородскую республику (1478). Отмечу, что параллельно с Москвой в XIV–XV веках сформировался другой мощный политический центр – Великое княжество Литовское. Оно присоединило часть древнерусских земель, в том числе Киев. К концу правления Ивана III из всех не входивших в Великое княжество Литовское территорий Древней Руси независимость от Москвы – и то формальную – сохранили только Псковская республика (до 1510) и Рязанское княжество (до 1521).
Однако главные трансформации заключались не в этом. Иван III жил в эпоху тектонических перемен на европейском континенте – в 1453 году Византийская империя была завоевана османами. Московия претендовала на правопреемство этой великой империи, в первую очередь как крупнейшее православное государство. Иван III был женат на византийской принцессе Зое Палеолог, что дополнительно подчеркивало эту связь. Представления о новом Риме (новом Константинополе) станут идеологической конструкцией молодого Московского царства. Наконец, при Иване III появились первые бюрократические институты, что знаменовало рождение государства нового типа.
Преемники Ивана III – Василий III и Иван IV – продолжили начатое их великим предшественником. Василий завершил «объединение» русских земель, а Иван венчался на царство (1547) и затеял ряд масштабных реформ, которые должны были превратить его аппарат в эффективную бюрократическую машину, способную централизовать власть в стране. Однако вскоре Иван IV, в будущем прозванный Грозным, вступил в тяжелейшую Ливонскую войну (1558–1583) и устроил зловещую многолетнюю акцию – печально знаменитую опричнину, которая была, по всей видимости, фанатичной подготовкой к близящемуся Страшному суду, унесшей жизни десятков тысяч людей. Война внешняя и внутренняя истощили государство, и вскоре его постигла новая беда – пресеклась династия Рюриковичей. Их преемник на русском престоле, энергичный царь Борис Годунов (1598–1605), пытался исправить ситуацию, однако неудачное стечение обстоятельств свело на нет его усилия. Страна вступила в период турбулентности, получивший наименование Смуты (1603–1613).
Программа «собирания» русских земель, претензии на преемственность Византии, амбициозный проект нового государства и другие обрисованные мной сосредоточения смыслов не могли не повлиять на архитектуру, которая всегда была визуальным языком власти. При Иване III в Москве начинается масштабное каменное строительство, какого не знали русские земли со времен Андрея Боголюбского и Всеволода Большое Гнездо.
Центральным архитектурным мероприятием князя Ивана стало возведение нового Успенского собора в Москве. Он претендовал на статус кафедрального, то есть рассматривался как резиденция митрополита. Этот проект возник не случайно – его появление связано с глубокими изменениями в структуре православной церкви XV века. В 1439 году на Ферраро-Флорентийском соборе византийская делегация и ряд других православных иерархов подписали унию, по которой признавали верховную власть Папы Римского над христианской церковью. Это решение диктовалось политическими соображениями: Византии нужна была помощь западных королевств в противостоянии с турками-османами, которые угрожали стереть империю с лица земли. Среди подписавших унию иерархов был в том числе Исидор – киевский митрополит, отправленный на собор московским князем Василием (напомню, что русские митрополиты носили титул киевских, проживали в Москве, но поставлялись на престол в Константинополе). На родине самодеятельность Исидора не оценили, он впал в немилость и бежал. Тогда в 1448 году в Москве избрали нового киевского митрополита – Иону – без согласия Константинополя и соблюдения соответствующей интронизации. Иону не признали ни в Константинополе, ни в Великом княжестве Литовском, где также располагались важные православные центры. Таким образом, с избранием Ионы установилась фактическая автокефалия (то есть самостоятельность) церкви Северо-Восточной Руси. Преемников Ионы выбирали уже только епископы Московского княжества, именовались они митрополитами Московскими, и в Константинополе кандидатуры не утверждались. Исидор же назначил преемником в Киеве своего ученика Григория, которого в Константинополе признали. Таким образом, к 1470‐м годам разделение Киевской и Московской митрополий стало свершившимся фактом. Когда Иван III задумал строительство нового Успенского собора на месте небольшого храма времен Ивана Калиты, он подчеркивал одновременно и свою огромную власть, и церковную самостоятельность Москвы.
Сначала он пригласил к себе псковских мастеров, однако у них не было опыта строительства столь масштабных зданий. Возведенный ими почти до сводов собор рухнул. Стало очевидно, что мастеров нужно искать на стороне. Взор московского князя обратился к Италии, с которой у Москвы тогда были тесные связи – супруга Ивана III, византийская принцесса Зоя Палеолог, до замужества жила в Риме. К тому же ренессансная Италия того времени славилась строительными кадрами. Московский князь пригласил к себе болонского инженера Aристотеля Фиораванти, в послужном списке которого как раз значились сложные конструктивные проекты. В 1475–1479 годах итальянец возвел собор, который станет прообразом для всех соборных храмов России вплоть до начала XVIII века. В качестве ориентира он выбрал Успенский собор во Владимире, что подчеркивало как преемственность власти московских государей от великих князей Владимирских, так и связь с предшествующим местом пребывания митрополита Руси. Фиораванти позаимствовал у владимирского шедевра наиболее редкую и узнаваемую черту – мощное пятиглавие. На характерный для храмов XII и XIV веков вертикализм не было даже и намека – как и во Владимире. Наконец, мастера повторили систему полуциркульных (а не килевидных, как в раннемосковской архитектуре) закомар и аркатурно-колончатый пояс.
Однако новшеств было больше, чем заимствований. Стены Успенского собора сложены из белого камня, но не как раньше: Фиораванти использовал цельные тесаные белокаменные параллелепипеды (квадры) вместо двух рядов каменных блоков с забутовкой между ними. Все столпы, своды и барабаны сделаны из прочного кирпича, что значительно облегчило их по сравнению с владимирской архитектурой. Особенно заметны различия во внутреннем пространстве храма. Во-первых, вместо пятинефной композиции Фиораванти делает трехнефную: уменьшение количества столбов визуально расширяет внутреннее пространство. Во-вторых, все своды он располагает на одном уровне. Наконец, в западной части храма итальянец ставит четыре круглых столпа, а два восточных прячет за высоким иконостасом. Эти на первый взгляд «технические» изменения оборачиваются настоящей революцией! Возникает поразительный эффект, совершенно отличный от того, что производят древнерусские храмы: взгляд зрителя обтекает круглые столпы, и пространство становится зальным, огромным, совершенно свободным. Оно делится на девять идеально равных ячеек, чего не знала ни русская, ни византийская архитектуры, традиционно делавшие подкупольную ячейку самой крупной. Такая математическая правильность и ясность плана – характерные черты итальянского Ренессанса, с которым был не понаслышке знаком Фиораванти. Равенство ячеек обусловило и абсолютное равенство прясел на фасадах собора – такого в русской архитектуре тоже никогда не наблюдалось. При значительном сходстве Успенского собора с древнерусским образцом Москва получила выдающееся произведение итальянской ренессансной архитектуры.
28 План Успенского собора в Москве
27 Успенский собор в Москве (1475–1479)
Вскоре на московские стройки стали приезжать и другие итальянские мастера. В 1485–1495 годы по образцу североитальянских крепостей был отстроен треугольник кремлевских стен длиной более 2,2 километра. Работами руководили Антонио Джиларди, Пьетро Антонио Солари, Марк Фрязин и Алевиз Старый. Те же Фрязин и Солари создали выдающееся произведение гражданской архитектуры – Грановитую палату (1487–1491), которая использовалась как зал для важнейших государственных торжеств. Название она получила по парадному фасаду, отделанному «бриллиантовым рустом» – декоративными выступами в виде четырехгранных пирамидок. Впечатляющее внутреннее пространство палаты перекрыто четырьмя крестовыми сводами, сходящимися в центр к единственному столпу.
Любопытно, что менее ответственные сооружения Кремля продолжали поручать псковским мастерам. Они построили Благовещенский собор (1484–1489, позже добавлены галерея и приделы) при великокняжеском дворце, а также небольшую церковь Ризоположения (1484–1485) – домовый храм московских митрополитов. Ориентация на раннемосковские образцы соединяется в этих зданиях с аккуратным использованием псковских архитектурных элементов.
Второй этап работы итальянских мастеров в Москве связан с именем Алевиза Нового, который приехал ко двору в самом конце правления Ивана III. Пока что исследователям не удалось отождествить Алевиза с каким-либо архитектором, фигурирующим в итальянских источниках. Очевидна только его венецианская выучка. В Московию Алевиз попал через Крым, где принимал участие в перестройке ханского Бахчисарайского дворца. Там сохранился изысканный резной венецианский портал (1503), ближайший родственник кремлевских. Основная деятельность Алевиза и других итальянских мастеров его поколения пришлась уже на правление Василия III (1505–1533), который продолжил и завершил как минимум два великих предприятия отца: объединение земель севера и северо-востока Руси и создание архитектуры нового государства.
Рядом с великим шедевром своего предшественника Фиораванти Алевиз построил Архангельский собор (1505–1508) – новую усыпальницу московских государей, заменившую обветшавший храм времен Ивана Калиты. В постройке итальянца угадываются черты венецианского Ренессанса, крупнейшим представителем которого был Мауро Кодусси, предпочитавший несколько старомодные пространственные решения и композиции и облекавший их в роскошный резной декор. Алевиз следовал тем же принципам. Взяв за основу архитектуру Успенского собора, он придал ей венецианский характер, более декоративный и консервативный. Например, он вернул квадратные столпы, которые обычно ставил и Кодусси, а также отказался от революционного плана с идеально равными ячейками, сделав центральный неф и купол значительно больше боковых. Центральные прясла фасадов стали заметно больше боковых, что было характерно для древнерусских храмов. Однако вовсе не эти новшества сделали Архангельский собор одной из ключевых построек русской архитектуры. Революция Алевиза, в отличие от революции Фиораванти, лежала в плоскости декора. Впервые в истории Руси собор снаружи был украшен настоящим классическим ордером! О смысле и значении ордера в архитектуре я рассказывал в предисловии, поэтому сейчас лишь подчеркну значение этого события.
Стоит обратить внимание не только на само появление ордерной системы, но и на конкретные элементы ее декоративного оформления, которые очень понравились русским заказчикам и мастерам и воспроизводились в течение всего XVI века, а также в раннепетровское время. Это несколько упрощенные формы архитектуры венецианского Ренессанса, часто встречающиеся у того же Кодусси. Обозначу их конспективно. Во-первых, завершения порталов, закомар, фасадов полуциркульными (представляющими собой правильный полукруг) арками с декоративными навершиями и дополнительными орнаментальными архивольтами, то есть декоративными элементами, повторяющими форму арки. Во-вторых, украшающие стены и порталы коринфские пилястры с углубленным полем (филенками), которое иногда занято изысканными растительными орнаментами. В-третьих, филенки в пряслах стен (но уже всегда без орнаментов). В-четвертых, украшение закомар раковинами. В-пятых, круглое окно в закомаре, окруженное тремя окошками той же формы, но меньшего размера. Наконец, завершение здания фризами без заполнения. Если в более поздних постройках соединялись все эти мотивы, то они явно отсылали именно к Архангельскому собору. По отдельности они скорее говорили о знакомстве заказчика и строителей со столичной архитектурой и подчеркивали приверженность ее общим принципам.
В одно время с возведением Архангельского собора другой итальянский мастер Бон Фрязин, приехавший, по всей видимости, вместе с Алевизом, сооружает столпообразную церковь-колокольню Иоанна Лествичника (1505–1508), известную как Иван Великий. Общепринятый вариант «колокольня Ивана Великого» – ошибка. К Ивану III, которого иногда называли Великим в поздней историографии, она не имеет отношения. Первый храм-колокольня в память Иоанна Лествичника был построен более чем за полтора столетия до правления великого князя. Иван – сама колокольня. Храмы часто называли и называют по имени святых или праздников – Никола Мокрый, Старое Вознесение и др. Здание Ивана Великого поставили на месте старого, времен Ивана Калиты, одноименного храма-колокольни, который был первой постройкой такого типа на Руси. Гигантский столпообразный храм, достигавший более 60 метров в высоту, был для современников совершенно невиданным сооружением; в 1600 году его надстроили до 81 метра. Иван Великий около трехсот лет (не подряд!) был самым высоким зданием Москвы. Исключительная прочность конструкции позволила выдержать даже взрывы мин, заложенных французами в 1812 году под соседние пристройки.
29 Архангельский собор в Москве (1505–1508)
Это был не единственный эксперимент итальянских архитекторов второго призыва. Алевиз Новый возвел в Москве одиннадцать церквей, среди которых выделяется причудливый собор Петра Митрополита (1514–1518) в Высоко-Петровском монастыре. Это октаконх, на который поставлен восьмерик (восьмигранный объем) – тип храма, разрабатывавшийся в проектах итальянского Возрождения. Такая композиция оказалась столь необычной, что не повторялась более 150 лет – а потом неожиданно оказалась востребованной в раннепетровское время на волне интереса к западноевропейским архитектурным формам.
Вероятно, с приездом итальянцев связано появление в Москве бесстолпных храмов с трехлопастными фасадами, напоминающих некоторые произведения того же Мауро Кодусси. Точные даты возведения этих церквей неизвестны, происхождение тоже туманно. Строились они как минимум до 1560‐х годов. Их фасады очень напоминают поздние новгородские храмы, однако за ними скрывается совсем другая конструкция. Новгородские церкви четырехстолпные, а в московских столпов нет. Они перекрыты особым типом свода, который называется крещатым. Самый известный пример такой постройки – храм Зачатия Анны, что в Углу (возможно, середина XVI века) в Китай-городе.
К третьей волне итальянского влияния, которая пришлась на 1530‐е годы, относят крайне необычный храм, сыгравший огромную роль в развитии всей русской архитектуры. Это последний заказ великого князя Василия – церковь Вознесения в Коломенском, построенная к 1532 году и связанная с рождением долгожданного наследника, будущего Ивана Грозного. В настоящее время считается, что ее архитектором был итальянец, известный в русских летописях как Петрок Малой. Сложная и новаторская архитектура храма явно несла какой-то символический посыл, детали которого разгадать довольно проблематично; в целом он связан с образом храма Гроба господня. Крестообразная нижняя часть здания стоит на высоком подклете с эффектными лестницами, ведущими в главный храм. Внутри стены завершаются изящным кольцом арок, над которыми разверзается устремленное ввысь пространство шатра. Это выдающееся архитектурное произведение свидетельствует об исключительно успешном результате полувекового взаимодействия итальянских архитекторов и русских строителей.
Высокий восьмигранный шатер Коломенского – первый в истории русской архитектуры. В течение двадцати лет после его появления ничего подобного, скорее всего, не строилось, однако затем пошли подражания. В 1550‐е годы было возведено сразу несколько небольших шатровых церквей, но главное то, что эта форма увенчала центральный объем самого знаменитого русского храма – собора Покрова на Рву. После этого по всей России начали возводить каменные и деревянные шатровые храмы, ставшие своего рода символом русской архитектуры. Так выглядит история шатра в свете новейших научных изысканий. Однако с XIX века и до сих пор остается очень популярной иная точка зрения, о несостоятельности которой стоит поговорить. Речь идет о представлении, будто шатровые храмы существовали на Руси в дереве, и Коломенское повторило их формы. Аргументов против такого взгляда очень много, я приведу основные доводы в пользу того, что шатер в Коломенском был первым:
Церковь Вознесения в Коломенском (1532)
1. Нет ни одного точно датированного более раннего шатрового деревянного храма. Самый старый – храм в Лявле 1580‐х годов.
2. Каменные храмы почти никогда не копировали формы деревянных, заимствования делались в противоположном направлении. В случае Коломенского это тем более сложно себе представить, поскольку заказчиком был государь. Зачем ему ориентироваться на «обиходные» деревянные храмы – непонятно.
30 Интерьер церкви Вознесения в Коломенском
3. Храм в Коломенском производил на современников впечатление абсолютной новизны, о чем свидетельствует запись современника («Воскресенская летопись», пер. пол. 1540‐х): «Велми чудна высотою, и красотою, и светлостию, такова не бывала преже сего в Руси».
4. Наконец, формы Коломенского храма находят довольно приблизительные, но все же узнаваемые прототипы в итальянской архитектуре.
Как и в случае построек Фиораванти, Алевиза и Бона, Вознесенская церковь не была бесхитростной копией какого-то итальянского образца. Напротив, речь идет об умном и творческом новаторстве, отвечавшем символическому замыслу Василия III. В основу экспериментальной постройки приезжий итальянский архитектор положил, по всей видимости, неожиданные романские и готические образцы – итальянские копии Гроба Господня, среди которых можно назвать, например, знаменитый баптистерий в Пизе.
Иван Грозный: присвоение и усложнение
Когда в 1533 году умер Василий III, власть сначала перешла к матери малолетнего наследника Ивана – Елене Глинской, а после ее неожиданной смерти в 1538 году бразды правления взяли несколько боярских группировок. На двадцать лет русская архитектура лишилась главного заказчика – государя. Все придворные итальянцы ушли с архитектурной сцены. Работавшие с ними артели продолжали возводить храмы, которые, однако, заметно уступали предшественникам в масштабах и количестве. Строили теперь в основном бояре (в вотчинах) и церковные иерархи (в монастырях). Какой была эта архитектура? Консервативные и высокопоставленные заказчики, с одной стороны, стремились создавать нечто модное, с другой – ценили старые формы. Как следствие, мастера соединяли наиболее простые и удобные элементы итальянского происхождения со старомодными раннемосковскими.
Наиболее интересное и качественное произведение той поры – Успенский собор в Старице (вероятно, конец 1520‐х – начало 1530‐х), построенный в уделе младшим братом Василия III князем Андреем, который вскоре был лишен владений и умер в московской темнице в 1537 году. Москва не случайно видела в нем амбициозного политика, претендовавшего на пересмотр властных отношений в молодом государстве. Об этом можно судить в том числе по его постройке. Одно посвящение Успенского храма говорит само за себя. Внешне он скорее похож на раннемосковские образцы, в первую очередь благодаря поднятому центральному куполу с двумя рядами кокошников. Подобно раннемосковским храмам и Успенскому собору Фиораванти, церковь Андрея сложена из белого камня. Для пущей недвусмысленности князь придал детищу и другие узнаваемые черты главного московского собора – аркатурно-колончатый пояс и дополнительные четыре главы. В результате получился весьма оригинальный гибрид двух эпох московской архитектуры.
После небольшой передышки Москва продолжила наступление на былую самостоятельность удельных центров. Его возглавил повзрослевший князь Иван IV, в январе 1547 года венчавшийся на царство. Таким образом он официально закрепил за собой титул, который применялся к византийским императорам и регулярно использовался его отцом и дедом. Молодой царь не только вознамерился уничтожить любые очаги регионального сопротивления Москве и создать мощную христианскую империю – наследницу Византии, но и стремился покорить и обратить в православие ближайших соседей, которые тоже должны были подчиниться воле нового Константинополя. В 1552 году Иван перешел к реализации этих планов, завоевав Казанское ханство и сделав первый шаг на пути к многонациональной империи. Это событие нашло отражение в столичной архитектуре, где молодой царь возродил амбициозность, присущую замыслам его отца и деда. На Красной площади вскоре после одержанной победы возводится самое необычное здание Московского царства и, возможно, самое знаменитое произведение русской архитектуры – собор Покрова на Рву (1555–1561), известный всем как храм Василия Блаженного (по названию пристроенного в 1588 году придела).
31 Успенский собор в Старице (конец 1520-х – начало 1530-х)
Через два года после взятия Казани в Москве возвели временный собор с восемью престолами. Вскоре его сменил каменный, у которого престолов стало девять и который дошел до нашего времени. В древнерусских храмах дополнительные престолы бывали, но все же один или два, в южной апсиде или специально пристроенном приделе. Здесь же мы видим уникальный тип храма с несколькими престолами, каждый из которых помещен в отдельный придел и становится частью общей символической программы. Престолы посвящены святым, в чьи дни были одержаны основные победы казанского похода, и покровителям членов царской семьи. Уникальность архитектурного замысла собора Покрова на Рву состоит в том, что каждый из девяти приделов – центральный шатровый, расположенные по сторонам света столпообразные, стоящие по диагоналям невысокие бесстолпные – в сущности представляет собой отдельный храм. Все они, как свечи на подсвечнике, стоят на высоком цоколе. Этот образ, увы, был уничтожен в результате cооружения крытых галерей и крылец в начале 1680‐х годов – они объединили нижние части всех храмов в единое целое. Знаменитые причудливые главы собора появились в конце XVI века.
Поздние письменные источники приписывают строительство собора неким Постнику и Барме, однако его архитектура вновь отчетливо указывает на иностранный след, особенно на контрасте с постройками предыдущего периода. Тут явно возникают близкие немецкой и польской архитектуре того времени формы поздней готики, встречающиеся, кстати, и в некоторых других русских храмах, например, в церкви Косьмы и Дамиана в Муроме (1565). Наконец, общая идея собора восходит к неосуществленным проектам идеальных храмов с боковыми капеллами, которые разрабатывали некоторые архитекторы итальянского Ренессанса – Леонардо да Винчи, Себастьяно Серлио и другие. Так или иначе, строительство собора Покрова на Рву стало совершенно необыкновенным для русской и мировой архитектуры событием.
32 План собора Покрова на Рву (1555–1561)
Вопрос, какой именно символический смысл вкладывали создатели в это причудливое строение, пока не имеет очевидного ответа. По всей видимости, он был как-то связан с идеей Небесного Иерусалима, который теперь, по мысли Ивана IV, обретался в Московском царстве. С конца XVI века собор действительно называли Иерусалимом, а в день Входа Господня в Иерусалим от его северного придела, посвященного этому празднику, в Кремль отправлялась торжественная процессия, в которой принимали участие патриарх и царь. Первый восседал на осле, изображая Христа, а второй вел животное под уздцы. Также недавно была высказана гипотеза, что шатер собора с его замысловатыми украшениями (металлические кольца, первые в истории русской архитектуры изразцы и др.) мог изображать скинию Моисея из Ветхого завета.
33 Преображенский собор Соловецкого монастыря (1558–1566)
Мотив многопрестольности оказался центральным для зодчества эпохи Ивана Грозного. При этом новые многопрестольные храмы никогда точным образом не повторяли собор Покрова на Рву (это вряд ли было возможно!), но каждый раз придавали этому мотиву новое архитектурное прочтение.
Как ни удивительно, одним из первых подобных храмов стал Преображенский собор Соловецкого монастыря (1558–1566) в тысяче километров от столицы, на архипелаге среди Белого моря. Его возвели по замыслу настоятеля обители Филиппа, который вскоре получил сан митрополита, однако из-за протестов против опричного террора был низложен Иваном Грозным и затем убит царским приспешником Малютой Скуратовым. Преображенский собор – один из первых каменных храмов на огромных северных территориях, подчинявшихся Москве. Трудно представить себе нечто более далекое по визуальному впечатлению от затейливого собора Покрова на Рву. Выразительные неровные наклонные стены, поросшие мхом булыжники, укрепляющие основание здания, серые тучи на ярко-голубом небе, чайки, море… Тем не менее Преображенский собор следует той же иконографической парадигме, что и сверкающий фигурными деталями многоцветный кирпичный храм в столице. Семь приделов соловецкого собора посвящены святым покровителям монашеского служения и миссионерства, а также святым, соименным членам царской семьи. Однако архитектурное воплощение этой парадигмы совсем иное. Основной объем необычно растянут в ширину, его свод опирается всего на два столпа. Два придела разместились в боковых частях, еще четыре – в миниатюрных храмиках на углах крыши (в этом здание повторяет произведенную только что перестройку Благовещенского собора в Московском кремле). В центре возвышается глава с граненым барабаном, внутри похожая на шатер, – уникальное изобретение мастеров собора. В цокольном этаже располагались хозяйственные помещения, что роднит соловецкий собор с новгородскими храмами. Это не случайно – строили его пришедшие из Новгорода мастера.
Другая вариация на тему многопрестольности – шатровый храм с двумя симметричными приделами. Таких церквей было не очень много, особенно выразительна среди них Преображенская в селе Остров начала 1560‐х годов. Храм в загородном царском селе возведен из белого камня, детали скромны, но выполнены с безупречным качеством. Величественный центральный шатер, возвышающийся на холме у поймы Москвы-реки и заметный за километры, по декоративному оформлению похож на шатер собора Покрова на Рву. Одноглавые приделы храма с тремя рядами кокошников также повторяют угловые приделы московского памятника, а их резные круглые окна с необычно тонкой резьбой явно выполнены западноевропейским мастером. При этом ряд деталей и, главное, редкая конструкция сводов говорят о том, что их сооружали псковские мастера. Скорее всего, они приехали сюда, возвращаясь из Казани, куда были отправлены царем на строительство первых после завоевания православных храмов.
34 Северный придел Преображенской церкви в селе Остров (начало 1560‑х)
Наконец, наиболее близкое воспроизведение идеи Покровского собора можно найти в Коломенском, тогда находившемся за пределами города. Речь идет о загадочной церкви Иоанна Предтечи на Дьяковом Городище (вероятно, конец 1560‐х). Толком мы ничего о ней не знаем: кто и когда построил, каков идейный замысел и символическое значение композиции. Очевидно только, что это своего рода компактная версия собора Покрова на Рву. Пять столпообразных храмов соединяются в единый объем с однородным внутренним пространством. Их сложный декор повторяет и даже усложняет мотивы столичного образца. В западный фасад встроены еще два миниатюрных придела с главками, но храм (престол) находится только в одном из них, другой же сделан, очевидно, для симметрии. Между ними возвышается небольшая звонница (как колокольня, но не объемная, а плоская). Однако самый диковинный элемент – это главный барабан. Он обстроен восемью полуцилиндрами с крохотными главками и завершен плоским куполом. Храм этот в целом уникальный и причудливый, скорее даже перегруженный сложными формами и деталями.
Новгород, Псков, Казань: архитектурные жертвы Москвы
В конце 1560‐х годов Московское царство вступило в полосу тяжелого экономического кризиса, связанного с Ливонской войной и разорительными опричными репрессиями. Каменное строительство в стране сначала сократилось, а затем и вовсе практически замерло. В этой точке довольно разумно сделать паузу в нашем повествовании о царях и их отношениях с западноевропейскими мастерами, которые снова появятся в России только в 1630‐е годы. Осмотримся: архитектурный процесс не ограничивался Москвой. Региональные сюжеты обычно полностью исключаются из рассказов об истории архитектуры России, что я считаю в корне неправильным. Как же складывалась судьба местных традиций в государствах, которые были присоединены к Москве?
35 Церковь Иоанна Предтечи на Дьяковом Городище (конец 1560‐х)
Как мы помним, архитектура средневекового Пскова находилась под сильным влиянием новгородской. Самостоятельная традиция сложилась лишь в последней четверти XV века, когда Псковская республика уже находилась в тесной зависимости от Москвы. От этого периода до нас дошло около десятка храмов. Тогда псковские мастера активно участвовали в строительстве зданий Московского Кремля и были хорошо знакомы с новой архитектурой. В 1521 году республика была присоединена к Москве, однако, в отличие от ситуации в Новгороде, здесь это не привело к угасанию местной традиции, поскольку влияние Москвы было и прежде очень сильным. Напротив, на 1530–1550‐е годы приходится новый пик. После взятия Казани в 1552 году многие псковские каменщики, пользовавшиеся, видимо, хорошей репутацией у Москвы, были направлены на строительные работы в завоеванный город. В связи с этим с конца 1550‐х годов архитектурная деятельность в Пскове затухает и до конца столетия появляются лишь единичные здания. В целом в XVI веке здесь строили значительно активнее, чем в Новгороде, причем не только в городе, но и в сельской округе. До нашего времени дошло около 40 псковских храмов XVI века.
