Шекспир и его критик Брандес – Лев Исаакович Шестов

Шестов с самого начала книги берёт мощный «замах» -«..вся моя задача состояла именно в том, чтоб раз навсегда избавиться от всякого рода начал и концов, с таким непонятным упорством навязываемых нам всевозможными основателями великих и не великих философских систем». Далее автор более-менее успешно машет этим «замахом» и под конец всё-таки как-то сдувается (но это уже простительно -в принципе, мало кому удавалось сделать целиком шедевральным (или хорошим) всё произведение).

Другое дело, что да, для публики того времени брошюрка эта произвела желаемый (для автора) эффект –ведь он явно хотел (думаю) одновременно и красиво выпендриться (не только мол, Ницше, но и мы, мол могём кое-что), но и красиво стать звездой-властителем дум (впрочем, ненадолго, но тем не менее) творческо-гуманитарной тусовки.

Далее, как обычно –разберем коротко несколько его цитат и мыслят.

–«Вот что значит быть любимым и иметь учеников! Даже умереть спокойно не дадут… Самая лучшая смерть это та, которая почитается самой худшей: когда никого нет при человеке – умереть далеко на чужбине, в больнице, что называется, как собака под забором», -и Шестов действительно умер «на чужбине» -в Парижской клинике, но, боюсь не «как собака под забором», но хоть наполовину, как хотел).

–«мы, в конце концов, принуждены сказать себе, что все, что угодно, может произойти из всего, чего угодно… Отсюда вывод: философия должна бросить попытки отыскания veritates æternæ [„вечной истины“ (лат.)]. Ее задача научить человека жить в неизвестности – того человека, который больше всего боится неизвестности и прячется от нее за разными догматами. Короче: задача философии не успокаивать, а смущать людей». -Вот оно, прям практически начало экзистенциализма, который появится, как новое философское явление позднее, так что не зря все-таки экзистенциалисты признавали Шестова одним из своих отцов-основателей.

Что мне не очень понравилось в книге? -Лев Исаакович всё-таки лукавит –он одновременно пытается бунтовать против логики, упорядоченности, здравого смысла и тп. и в то же время «разоблачает» Достоевского и Ницше в том, что «Они притворялись душевно здоровыми, хотя были душевно больными». –Неужели? А о чем тогда было Ваше только что разобранное произведение? «Радикал» перестарался в своей радикальности –пропагандируя «революцию» он апеллирует к «здоровой» правильности.

Степень парлептипности 0,19. Степень густоты (крови) 0,11.

Шестов своей книгой служит голосом ребенка, кричащего, что разум «голый». Блестяще, почти в постмодернистском дискурсе, разоблачает всякие общепризнанные философские системы, бессильные дать ответы на основополагающие вопросы жизни. Для меня важны были мысли Шестова о созидающей роли условности в человеческой культуре. Но тут же он своей книгой срывает с нее всяческие одежды. Нагота – новая мода? Не думаю, что это конечный ответ Шестова. Вначале книги у него проскальзывают мысли о «великой жизненной тайне». Но основной посыл все же раздеть, выбить почву из под ног, все подвергнуть сомнению. Для 1905 года, когда все жили в «измах», это был скандал.

Все стали обсуждать с азартом книгу Шестова… Но больше всех слушал, как завороженный, Боря Пастернак. Он мне шепнул, расширяя свои прекрасные глаза: «Тебе не понять этого! А я весь дрожу!..»

И.Корвин-ХорватскийКнига – собрание 168 коротких эссе от нескольких предложений до нескольких страничек. Это и философский труд о человеке и литературная критика. «Литература и жизнь – не одно и то же», – рассуждает он. В книге много оригинальных мыслей, из нее можно узнать о Толстом, Достоевском, Тургеневе, Чехове, Ницше, о других, о себе. В чем-то согласиться, в чем-то нет. Книга не устарела. Мысли Шестова продолжают оставаться искрами, способными разжечь мировоззренческие поиски.

Автор этой книги – великий мистик и фаталист.Шестов воевал со всеми мировоззрениями, видя в них тюрьму для духа и свободной, не скованной «системой» мысли. Выводы, к которым он приходит, зачастую парадоксальны. Иногда он впадает в крайности, предлагая полностью отвергнуть мораль, прославляя хаос, болезни и тьму, а также всевозможные человеческие пороки. Впрочем, поставить знак равенства между Шестовым и де Садом никак нельзя. Шестов дразнит читателя, возмущает его, высказывая сомнение и скепсис для того, чтобы выбить у него из-под ног почву привычных аксиом и предположений. И делается это вовсе не из-за соображений нигилизма – доказать, что Бога нет, – а наоборот, для того, чтобы человек больше полагался на случай, был любопытен и верил жизни.Сократ не верил в богов и потому хотел оправдать расчетом добродетель. Кант тоже не верил в Бога и потому выводил свою мораль из закона. Но если есть Бог, если все люди – дети Бога, то, значит, можно ничего не бояться и ничего не жалеть.

Кроме того, чего у автора не отнять, так это того, что он тонкий психолог. В одном из отрывков – а Шестов пишет, как Розанов: в форме небольших записочек, на первый взгляд, не связанных друг с другом, – он раскусил меня и мой характер с его проблемами, включающими определенные жизненные ситуации, с интуицией ясновидящего, как будто бы знал меня лично. Это и есть психология высшей пробы – основанная на собственном печальном опыте и знании закономерностей жизни.Эти закономерность, впрочем, Шестов не жалует, стремясь к полной свободе и везде ища исключений. И это, как ни крути, очень оптимистичный взгляд на жизнь и на все, что происходит с человеком.