Лесли Поулс Хартли
Ночные страхи
Он машинально убрал ключ в карман. Но ему тут же пришлось поплатиться за свою неуклюжесть. Не успел он сделать и шага, как чья-то рука схватила его за локоть.
– О, это ты, Валентин! – воскликнул Хью Кертис. – А теперь тихо и быстро веди меня к хозяину дома. Мне надо выпить.
– Мне тоже, – ответил Валентин, которого неудержимо трясло. – Жалко, нет света.
– Ну так включи его, балда.
– Не могу… Электричество вырубили во всем доме. Надо дождаться распоряжений Ричарда.
– А где он сам?
– Где-то прячется. Ричард! – позвал Валентин. – Дик! – Он почему-то стеснялся кричать во весь голос. – Беттишер! Меня нашли! Игра закончилась!
Сначала ответом была тишина, а затем раздался звук шагов. Кто-то спускался по лестнице.
– Это ты, Дик? – спросил Валентин в темноту.
– Нет, это я, Беттишер. – Веселость в его голосе казалась наигранной.
– Меня нашли, – повторил Валентин таким тоном, словно это было великое достижение и большая заслуга всех к этому причастных. – Позвольте представить вам моего друга, который, собственно, меня и нашел. Нет, это я. Мы с вами уже познакомились.
Ошибку исправили, и две руки хоть и не сразу, но все же нашли друг друга на ощупь в полной темноте.
– Боюсь, вы будете разочарованы, когда увидите меня воочию, – сказал Хью Кертис приятным голосом, сразу же располагавшим к себе.
– Я хочу вас увидеть, – заявил Беттишер. – И увижу. Давайте уже включим свет.
– Как я понимаю, нет нужды спрашивать, видел ли ты Дика, – шутливо проговорил Валентин. – Он распорядился, чтобы до конца игры во всем доме не было света. С прислугой он строг, они ему подчиняются беспрекословно. Я не осмелился даже попросить свечу. Но вы хорошо знаете верного Франклина.
– Дик наверняка вот-вот будет здесь, – сказал Беттишер, и впервые за весь день в его голосе слышалась неуверенность.
Все трое прислушались.
– Может быть, он пошел переодеться к ужину? – предположил Кертис. – Уже девятый час.
– Как он будет переодеваться в темноте? – спросил Беттишер.
Они опять замолчали.
– Все, мне надоело, – заявил Беттишер. – Франклин! Франклин! – Его голос прогремел по всему дому, и тут же послышался ответ дворецкого, откуда-то из коридора прямо под ними. – Мы думаем, мистер Мант пошел переодеться, – сказал Беттишер. – Будьте любезны, включите свет.
– Да, сэр, но мне кажется, мистер Мант не заходил в свою комнату.
– Ну, в любом случае…
– Хорошо, сэр.
Буквально сразу коридор озарился светом, и гости искренне поразились – кто-то больше, а кто-то меньше, в той мере, в какой каждый из них был знаком с этим домом, – что еще полчаса назад им было так трудно здесь ориентироваться. Даже Валентин на секунду расслабился, несмотря на всю свою нервозность. Они пошутили насчет того, что голос Хью Кертиса, звучащий из темноты, создает совершенно неправильное впечатление о его обладателе. Валентин, как всегда самый бойкий на язык, поклялся, что этот голос наводит на мысли о долговязом и очень худом человеке с заячьей губой. Они начали потихоньку расходиться по комнатам, и Валентин уже почти дошел до своей, как Хью Кертис окликнул его с Беттишером:
– Послушайте, а мне покажут мою комнату?
– Конечно, – обернулся к нему Беттишер. – Франклин! Франклин! Франклин, будьте добры, проводите мистера Кертиса в его комнату. Я сам не в курсе. – Он скрылся за дверью, не дождавшись дворецкого, который медленно поднялся по лестнице.
– Ваша комната здесь, совсем рядом. В конце коридора, сэр, – сказал он. – Прошу прощения, из-за отсутствия света мы не доставили ваш саквояж. Но это дело одной минуты. Сейчас я его принесу. – Дворецкий повернул ручку, но дверь не открылась. – Странно! Похоже, ее заклинило. – Он надавил на дверь плечом и коленом, но она не поддавалась. – Ее никогда раньше не запирали, – пробормотал он, размышляя вслух, явно растерянный столь вопиющим изъяном во внутреннем механизме домашнего быта. – Прошу прощения, сэр, я схожу за ключом.
Он вернулся через пару минут и осторожно вставил ключ в замок, словно ожидая очередного подвоха, но замок щелкнул, и дверь послушно открылась, как положено всякой приличной двери.
– Я принесу ваши вещи, – сказал дворецкий, и Хью Кертис шагнул в комнату.
– Нет, тут нельзя оставаться, – размышлял вслух Валентин, судорожно пытаясь застегнуть запонку. – После стольких предупреждений это было бы просто безумием. Именно так и бывает в бульварных «страшилках», когда никто не торопится уезжать, гости медлят, игнорируя явные знаки опасности, а злодей убивает их всех, одного за другим, кроме главного героя, который обычно самый глупый из всей компании, но зато самый везучий. Если я тут останусь, я точно выступлю главным героем. Значит, я уцелею. Но что будет с Хью и Беттишером, этим скрытным молчуном? – Он изучил свое отражение в зеркале: щеки горели. – У меня подскочило давление, это тревожный сигнал. Я нездоров, мне срочно нужно в больницу, и Хью должен меня проводить. – Он затравленно оглядел элегантно обставленную комнату, с ее полированной мебелью и прелестной обивкой на стульях, такую уютную, безопасную и ничуть не зловещую. И уже в сотый раз за сегодняшний день его мысли совершили крутой разворот и потекли в противоположную сторону.
Не меньшим безумием будет и поспешное бегство, вызванное испугом из-за какого-то замысловатого розыгрыша. Да, это был розыгрыш, несомненно. Мант, конечно, не весельчак, но тоже любил пошутить, игра в прятки – тому подтверждение. И этот его самоходный гроб, несомненно, был мистификацией, испытанием на доверчивость. Мант не особенно популярен в обществе, у него мало друзей, но это не значит, что он потенциальный убийца. Валентину он всегда нравился. Валентин ни разу не слышал, чтобы кто-то плохо о нем отзывался. Хорош же он будет – в смысле, он сам, Валентин, – если сорвется сейчас и сбежит на ночь глядя! Он потеряет как минимум двух друзей, Манта и Беттишера, и выставит на посмешище не только себя, но и Хью Кертиса.
Бедняга Валентин! Он был настолько сбит с толку, что по дороге в библиотеку успел пять раз передумать. Он повторял про себя заготовленную отговорку: «Извини, Дик, у меня подскочило давление, мне срочно надо в больницу… Хью меня отвезет», – пока слова не утратили всякий смысл, даже самый абсурдный.
Хью был в библиотеке один. Сейчас или никогда. Но едва Валентин открыл рот, его друг бросился ему навстречу и не дал сказать ни слова.
– Ох, Валентин, тут такое творится!
– Где? Что? – встревожился Валентин.
– Нет, нет, ничего страшного не случилось. Наоборот, это даже забавно. Хотя очень странно. Этот дом полон сюрпризов. Я рад, что приехал.
– Что случилось? Рассказывай.
– Ты чего так всполошился? Это всего лишь забавный курьез. Но я лучше тебе покажу, так будет даже смешнее. Пойдем в мою комнату, еще минут пять у нас есть.
Но когда они подошли к двери, Валентин испуганно отпрянул.
– Это твоя комната?
– Ну да, моя. У тебя такое лицо, словно ты увидел привидение. Это самая обыкновенная комната, за одним маленьким исключением. Нет, подожди в коридоре, я подготовлю весь реквизит.
Хью шагнул в комнату и через пару секунд пригласил Валентина войти.
– Ничего странного не замечаешь?
– Я вижу лишь обычный беспорядок.
Пальто валялась на полу, разнообразные предметы одежды были разбросаны по всей комнате.
– Да? Ну, ладно… Никакого мошенничества, джентльмены! – Нарочито театральным жестом Хью поднял пальто с пола. – Что ты видишь теперь?
– Еще одно подтверждение твоей неряшливости в быту – пару туфель на том же месте, где было пальто.
– Посмотри хорошенько на эти туфли. Тебе ничего не кажется странным?
Валентин присмотрелся. Это были самые обыкновенные коричневые мужские туфли, лежавшие рядом, подошвами вверх, буквально в шаге от шкафа. Как будто кто-то снял их и забыл убрать в шкаф или, наоборот, вынул из шкафа и забыл надеть.
– Ну, – наконец проговорил Валентин, – обычно я не кладу туфли подошвами вверх, но тебе, может быть, так удобнее.
– Ага! – Голос Хью звенел ликованием. – Вот тут ты и ошибся. Это не мои туфли.
– Не твои? Значит, их тут оставили по ошибке. Франклин должен был их убрать.
– Да, но я же не зря их накрыл. Я восстанавливаю последовательность событий, в надежде тебя впечатлить. Пока он ходил вниз за моим саквояжем, я начал раздеваться, чтобы не тратить зря время: снял пальто и бросил на пол. Когда Франклин ушел, я поднял пальто. Так что туфель он даже не видел.
– Ну, и зачем столько волнений? Они все равно никому не понадобятся до утра. Или позовем Франклина, пусть он их унесет.
– Вот! – с восторгом воскликнул Хью. – Наконец мы добрались до самой сути. Он не сможет их унести.
– Почему?
– Потому что они приколочены к полу!
– Что за бред?! – отмахнулся Валентин. – Не может быть.
Он наклонился, взялся за туфли и слегка потянул. Туфли не сдвинулись с места.
– Вот видишь! – воскликнул Хью. – Проси прощения. И согласись, это как-то не слишком обычно: обнаружить в комнате странную пару туфель, прилипших к полу.
Вместо ответа Валентин потянул туфли сильнее. С тем же успехом.
– Ничего не получится, – сказал Хью. – Они то ли прибиты гвоздями, то ли приклеены, то ли я даже не знаю. К ужину еще не звонили, давай все-таки позовем Франклина. Может быть, он поможет нам разгадать эту загадку.
Когда явился дворецкий, вид у него был смущенный и даже встревоженный, и он удивил джентльменов, заговорив с ними первым.
– Вы ищете мистера Манта, сэр? – обратился он к Валентину. – Я не знаю, где он. Искал его по всему дому, но не нашел.
– Это случайно не его туфли? – спросил Валентин.
Они не могли отказать себе в удовольствии наблюдать, как Франклин наклонился, чтобы поднять туфли, и нахмурился в замешательстве, не сумев оторвать их от пола.
– Это наверняка туфли мистера Манта, сэр, – с сомнением проговорил он. – Наверняка. Но что с ними такое? Почему они не поднимаются?
Друзья весело рассмеялись.
– Вот и нам тоже хотелось бы знать, – сказал Хью Кертис сквозь смех. – Мы поэтому вас и позвали. Думали, вы нам подскажете.
– Это и впрямь туфли мистера Манта, – пробормотал дворецкий. – Наверное, там внутри что-то очень тяжелое.
– Чертовски тяжелое, – кивнул Валентин, изобразив шутливую серьезность.
Все трое как завороженные уставились на подошвы туфель, которые располагались так близко друг к другу, что между ними прошел бы один большой палец, а два больших пальца уже не прошли бы.
Дворецкий опять наклонился и принялся с опаской ощупывать туфли с боков. Это было не так уж и просто, потому что туфли плотно прижимались к полу, словно на них давил сверху какой-то невидимый груз.
Когда Франклин распрямился, его лицо было белым как мел.
– Там внутри что-то есть, – испуганно проговорил он.
– На ногах ботинки, а в ботинках ноги, – беззаботно пропел Валентин строчку из шуточной детской песенки. – Может, там деревяшки?
– Там что-то мягкое, – сказал дворецкий. – Можете сами пощупать.
Они переглянулись, и в комнате явно почувствовалось напряжение.
– Есть лишь один способ узнать, – внезапно объявил Хью Кертис решительным тоном, которого от него никто не ожидал.
– Как?
– Надо их снять.
– Что снять?
– Туфли, дубина!
– С чего?
– Вот сейчас и узнаем, тупой болван! – Кертис почти кричал. Встав на колени, он рывком развязал шнурки на одной туфле и попытался ее стянуть.
– Вроде пошла, – сообщил он. – Валентин, обхвати-ка меня за пояс и тяни. Вот молодец. Пятка мешает, сейчас мы ее…
Внезапно туфля снялась.
– Там только носок, – прошептал Валентин. – Такой тонкий.
– Да, но стопа внутри очень даже нормальная, – воскликнул Кертис странным громким голосом и заговорил быстро-быстро, захлебываясь словами: – А вот, видишь, лодыжка, и вот тут она уходит в пол; он, наверное, был невысоким, миниатюрным, я-то ни разу его не видел. Смотри, все так расплющено…
Глухой звук удара заставил их обернуться.
Франклин упал в обморок.
Вперед ногами[41]
Новоселье в Лоу-Трэшолд-Холле не привлекло особого внимания общественности. Разве что местная газета уделила этому событию полколонки, да еще один-два ежедневника восполнили обычное для августа мелкотемье фотографиями дома. Все они были сняты с одного ракурса и изображали длинное, приземистое здание в стиле королевы Анны, с квадратной зубчатой башней, очевидно построенной значительно раньше самого дома. На первый взгляд строение напоминало бывшую церковь или даже небольшой железнодорожный состав, вставший на вечную стоянку в парке. Фотографии сопровождались подписью примерно следующего содержания: «Усадьба в Саффолке, пустовавшая полтора века, вновь заселяется», а также: «На снимке: мистер Чарльз Эмплфорт, владелец Лоу-Трэшолд-Холла (слева), сэр Джордж Уиллингс, архитектор, руководивший реставрацией данного примечательного памятника средневековой архитектуры (справа)». Голова франтоватого, чем-то неуловимо похожего на лорда Дизраэли мистера Эмплфорта казалась нанизанной на флагшток его нового владения и торжественно улыбалась седовласому, круглолицему сэру Джорджу Уиллингсу, который сдержанно улыбался в ответ, напоминая воздушный шарик, маячивший над крылом королевы Анны.
Если судить по фотографии, время пощадило Лоу-Трэшолд-Холл. Только опытный наблюдатель мог бы заметить, как сильно пришлось подновить старую кладку. Особенно убедительно смотрелась башня. Что же касалось садов, спускавшихся к обрамлявшему снимок на переднем плане ручью, то они дышали атмосферой минувших дней, как это свойственно почти всем садам. Заросшие лужайки, обнесенные истертым кирпичным забором под строительными мостками, могли бы сойти за луг только при очень богатом воображении.
Однако гостям, собравшимся после обеда в гостиной мистера Эмплфорта и внимавшим радушному хозяину – который уже не впервые расписывал все препятствия, каковые ему пришлось преодолеть в процессе реставрации, – с не меньшим трудом верилось в почтенный возраст дома. Большинство из них видели его раньше, на том или ином этапе реконструкции, и даже за несколько дней до окончания работ дом представлялся категорически незавершенным. Но теперь все изменилось. Магдален Уинтроп, чье прекрасное, выразительное лицо все еще (в сентиментальных глазах хозяина) выражало легкое разочарование, испытанное ею в начале вечера, чувствовала себя так, словно попала во дворец Аладдина. Ее одобрительный взгляд переходил от самаркандских ковров к бледно-зеленым стенам и внимательно ощупывал высокую арку, обрамленную стройными колоннами, чьи изысканные линии подчеркивались сумраком коридора сразу за ними. Все казалось таким безупречным и новым: исчезли не только признаки увядания, но и само ощущение возраста. Как это странно – не суметь найти, образно выражаясь, ни единого седого волоска в доме, простоявшем пустым полтора века! Взгляд Магдален, по-прежнему слегка озадаченный, остановился на компании, расположившейся неровным кругом перед камином.
– В чем дело, Мэгги? – спросил мужчина рядом с ней, очевидно пресытившийся кирпичами с известкой и желавший сменить тему беседы. – Ты что-то ищешь?
Миссис Эмплфорт, чье лицо под копной белых волос сохранило вполне свежий вид, что придавало ей сходство с розой в снегу, наклонилась над кремовым атласным покрывалом, которое вышивала, и улыбнулась.
– Я просто подумала, – сказала Мэгги, повернувшись к хозяину дома, отчего тот прервал свой рассказ на полуслове, – как удивились бы совы и летучие мыши, если бы прилетели сюда и увидели, насколько переменился их старый дом.
– Ой, лучше не надо! – воскликнул высокий женский голос из глубин кресла, чьи немалые размеры чуть ли не полностью скрывали говорившую.
– Что ты как маленькая, Эйлин, – произнес сосед Мэгги таким тоном, какой мог позволить себе только законный муж. – Подожди, вот увидишь фамильного призрака…
– Рональд, пожалуйста! Пожалей мои бедные нервы!
Из-за спинки кресла показалась, словно луна из-за облака, верхняя половина крошечного девичьего личика с умоляющим выражением в глазах.
– Если здесь обитает призрак, – сказала Мэгги, опасаясь, что ее первое замечание могло быть воспринято в критическом смысле, – я завидую его прекрасному жилищу. Я бы с радостью заняла его место.
– Вот-вот, – согласился Рональд. – Счастливые потусторонние пенаты. Есть тут призрак, Чарльз?
Все почтительно смолкли и обернулись к хозяину дома.
– Ну, – произнес мистер Эмплфорт, редко когда говоривший без некоторой манерности и не выдержав предварительно долгую паузу, – можно сказать, и да, и нет.
Тишина сделалась еще более почтительной.
– Призрак Лоу-Трэшолд-Холла, – продолжил мистер Эмплфорт, – призрак неординарный.
– Ну еще бы, – пробормотал вполголоса Рональд, и Мэгги со страхом подумала, что его услышала не только она.
– Начнем с того, – продолжал мистер Эмплфорт, – что он чрезвычайно воспитан и деликатен.
– Это как же? – воскликнули сразу два или три гостя.
– Он появляется только по приглашению.
– И кто угодно может его пригласить?
– Да, кто угодно. – Мистер Эмплфорт любил отвечать на вопросы, вот и сейчас было видно, что он упивается вниманием слушателей.
– И как же его приглашать? – спросил Рональд. – По телефону или письмом? «Миссис Эмплфорт имеет честь пригласить мистера призрака к себе в гости… ну, скажем… что у нас завтра? Восемнадцатого августа. В программе вечера: вздохи, и охи, и звон цепей. С нетерпением жду ответа».
– Это было бы досадным просчетом, – ответил мистер Эмплфорт. – Призрак Лоу-Трэшолд-Холла – юная леди.
– Ой, – с чувством воскликнула Эйлин. – Вот хорошо! Женский фантом не так страшен.
– Она не достигла совершеннолетия, – сказал мистер Эмплфорт. – Ей было всего шестнадцать, когда…
– То есть, она не выходит в свет?
– Не в том смысле, какой вы имели в виду. И надеюсь, ни в каком ином. – Мистер Эмплфорт изобразил шутливую серьезность.
Все дружно вздрогнули.
– Что ж, я рад, что нельзя пригласить юную барышню на вечерний прием, – заключил Рональд. – Явление призрака к дневному чаю не столь тревожно. А ее можно назвать девушкой, как теперь говорят, «популярной»?
– Боюсь, что нет.
– Тогда зачем же ее приглашают?
– Они просто не ведают, что творят.
– Получается вроде как «кошка в мешке»? Но вы так и не рассказали, как нам заполучить эту юную леди.
– Очень просто, – с готовностью отозвался мистер Эмплфорт. – Она подходит к двери…
В этот момент каминные часы начали бить одиннадцать, и все замолчали в ожидании последнего удара.
– Она подходит к двери, – задумчиво проговорил Рональд, – и ждет… не перебивай, Эйлин, я веду перекрестный допрос… Ждет подходящего случая…
– Она ждет, чтобы ее попросили войти.
– Полагаю, имеется освященное давностью пригласительное обращение: «Милая Эрминтруда, от имени хозяина дома я любезно приглашаю вас в Лоу-Трэшолд-Холл. Крыльца и ступенек нет, так что входите без всяких препон». Знаете, Чарльз, как бы я ни восхищался вашим домом, я все же считаю, что ему не хватает крыльца. Любой призрак вплывет сюда запросто.
– Здесь вы ошибаетесь, – многозначительно проговорил мистер Эмплфорт. – Наш призрак не войдет в дом, если ее не перенесут через порог.
– Как невесту, – воскликнула Магдален.
– Да, – сказал мистер Эмплфорт. – Потому что она и была невестой. – Он обвел взглядом гостей, улыбаясь с таинственным видом.
Едва ли он мог бы найти себе более благодарную аудиторию.
– Чарли, зачем столько тайн?! Рассказывай, не томи! Рассказывай все как есть.
Мистер Эмплфорт поудобнее устроился в кресле.
– Да рассказывать почти и нечего, – произнес он с видом человека, намеренного поведать интереснейшую историю, – но я расскажу все, что знаю. В годы Войны Алой и Белой розы тогдашний владелец Лоу-Трэшолд-Холла (стоит ли говорить, что это был не Эмплфорт?) женился en troisièmes noces[42] на дочери соседа-барона, человека не столь знатного и родовитого, как он сам. Леди Элинор Стортфорд было в то время шестнадцать, и она не дожила до своего семнадцатилетия. Ее муж был негодяем (как ни прискорбно говорить такие слова о моем предшественнике), форменным негодяем. Он скверно с ней обращался, довел ее до безумия своими угрозами и в конце концов убил.
Рассказчик выдержал театральную паузу, но гости были немного разочарованы. Они слышали немало историй подобного рода.
– Бедняжка, – произнесла Магдален, чувствуя необходимость хоть что-то сказать, пусть даже такую банальность. – И теперь ее неупокоенная душа бродит по этим местам. Видимо, такова природа призраков – оставаться там, где они страдали. Хотя мне это кажется нелогичным. Мне бы наверняка захотелось сбежать подальше.
– Леди Элинор, как я понимаю, разделяет ваше мнение. Как только она попадает в дом, то тут же ищет возможность поскорее его покинуть. Ее визиты, насколько я знаю, всегда кратковременны.
– Тогда зачем же она приходит? – спросила Эйлин.
– Она приходит, чтобы отомстить, – сказал мистер Эмплфорт, понизив голос. – И очевидно, ей это удается. Вскоре после ее появления кто-нибудь в доме всегда умирает.
– Гадкая, вредная девчонка, – сказал Рональд, скрывая зевок. – И как долго она остается в доме?
– Пока не добьется желаемого.
– Ее уход происходит с подобающим драматизмом – громы, молнии, все как положено?
– Нет, ее просто выносят.
– Кто же выносит ее в этот раз?
– Служащие похоронного бюро. Она покидает дом вместе с трупом. Хотя кое-кто говорит…
– Ох, Чарли, да хватит уже! – вмешалась миссис Эмплфорт, наклоняясь, чтобы поднять уголки покрывала. – Эйлин теперь не уснет. Да, кстати. Пойдемте спать.
– Нет! Нет! – воскликнул Рональд. – Так просто он не отделается. Я должен дослушать все до конца. Моя кожа только-только начала покрываться мурашками.
Мистер Эмплфорт взглянул на жену.
– Мне было велено идти спать.
– Ну что ж, ладно, – примирительно проговорил Рональд. – В любом случае, запомните, что я сказал. Пройдет сильный дождь, и у вас под башней скопится лужа глубиной по колено, если не пристроите крыльцо.
Мистер Эмплфорт помрачнел.
– Нет, пристраивать крыльцо мы не будем. Это значило бы спровоцировать… э… неприятности. Отсутствие крыльца было мерой предосторожности. Поместье не зря получило свое название[43].
– Предосторожности против чего?
– Против леди Элинор.
– Да? По-моему, подъемный мост был бы куда эффективней.
– Прямые наследники лорда Дэдхема думали так же. Согласно преданию, они выстроили всяческие барьеры, чтобы воспрепятствовать призраку. Даже сейчас в башне остались щели, откуда спускались решетки. Крыльцо тоже имелось. С такой крутой и опасной лестницей, что по ней можно было ходить только с риском для жизни. Но это лишь упрощало задачу леди Элинор.
– Каким образом?
– Ну как же, разве не ясно? Никто из прибывающих в дом, будь то друзья или незнакомцы, не мог переступить через порог без посторонней помощи! Отличить одних от других не представлялось возможным. Наконец, когда слишком многие члены семьи отошли в мир иной и возникла реальная угроза вымирания рода, кто-то подал блестящую идею. Ты уже догадалась, в чем она состояла, Мэгги?
– Они убрали все барьеры и сровняли крыльцо с землей, и если какая-то незнакомка подходила к порогу, но не могла его самостоятельно переступить, то ее просто не пускали в дом.
– Именно. Этот план, как я понимаю, действовал на редкость исправно.
– Однако род все-таки вымер, – заметила Мэгги.
– Да, – согласился мистер Эмплфорт, – во второй половине восемнадцатого века. Лучшие людские планы имеют изъяны, а леди Элинор была очень настойчива. – Он обвел слушателей прищуренным взглядом опытного рассказчика.
Но миссис Эмплфорт уже поднялась на ноги.
– Все, хватит уже, – сказала она, – я и так сделала тебе двадцатиминутную поблажку. Скоро полночь. Пойдем, Мэгги, я тебя провожу. Ты, должно быть, устала с дороги. Там темно, я зажгу тебе свечу. – Миссис Эмплфорт взяла девушку за руку и вывела в сумрачный коридор. – Кажется, свечи были на этом столе, – сказала она, шаря рукой в темноте. – Я сама еще толком не знаю этот дом. Надо бы провести сюда свет. Это все Чарли с его ухищрениями по части экономии, даже на освещении. Я непременно с ним поговорю. Но в такой глуши все делается небыстро. Почти три мили до ближайшего священника, милочка, четыре – до ближайшего врача! Ага, вот они. Я, пожалуй, зажгу свечи и всем остальным. Чарли сегодня в ударе, он вообще любит поразглагольствовать о леди Элинор. Тебя, надеюсь, не утомил его долгий рассказ? – спросила она, пока они поднимались по лестнице в окружении своих теней. – Чарли так нравится, когда его слушают. Тебе не было неуютно или как-то не по себе? Мне очень жалко леди Элинор, бедняжку, если она и вправду существовала. Ой, да! Я хотела сказать, что мы все очень расстроились из-за Энтони. Ты же на нас не в обиде? А то у меня ощущение, будто сегодня мы заманили тебя к нам обманом. Что-то в конторе его задержало. Но завтра он непременно приедет. Когда у вас свадьба, милая?
– В середине сентября.
– Уже совсем скоро. Не могу передать, как я рада за вас обоих. Он такой душка. Вы оба душки. Так, а куда тебе теперь: налево, направо или прямо? Стыдно сказать, я забыла.
Мэгги задумалась.
– Я помню, что мне налево.
– В эту черную бездну? Ой, милая, чуть не забыла: ты выдержишь завтрашний пикник? Мы вернемся не раньше пяти. День будет длинный. Если хочешь, оставайся дома, а я останусь с тобой – честно сказать, я уже подустала от всех этих руин.
– Я бы хотела поехать.
– Тогда доброй ночи.
– Доброй ночи.
Двое мужчин, оставшихся без женского общества, за десять минут весьма преуспели в превращении элегантной гостиной в нечто, видом и запахом напоминавшее клубный бар.
– Что ж, – произнес Рональд, чей вклад в деградацию комнаты был гораздо весомее, чем хозяина дома, – пора закругляться. У меня рандеву с леди Элинор. Кстати, Чарльз, ты уже дал указания прислуге относительно анти-Элиноровских мер? Впускать только тех визитеров, которые в состоянии войти в дом, так сказать, своим ходом!
– Милдред решила, и я с ней согласен, – сказал мистер Эмплфорт, – что лучше не говорить слугам вообще ничего. Они могли бы переполошиться, а то и вовсе попросить расчет, и нам пришлось бы потрудиться, чтобы их удержать.
– Наверное, ты прав, – согласился Рональд. – В любом случае, в их обязанности не входит выпроваживать бедную леди из дома. Чарльз, а что такое неподходящее для нежных ушек ты собирался сказать, когда Милдред тебя остановила?
Мистер Эмплфорт задумался.
– Я не совсем понимаю…
– Ну как же, она, можно сказать, задушила в зародыше твою историю. Я спросил: «Кто выносит леди Элинор?» И ты ответил: «Служащие похоронного бюро. Она покидает дом вместе с трупом», – и собирался сказать что-то еще, но тут тебя призвали к порядку.
– А, вспомнил, – сказал мистер Эмплфорт. – Это такой пустяк. Не понимаю, почему Милдред вдруг воспротивилась. Согласно одной из легенд, она покидает дом не вместе с трупом, а в самом трупе.
Рональд озадаченно нахмурился.
– Не вижу особой разницы.
– Сказать по правде, я тоже.
– Женщины – странные создания, – сказал Рональд. – Ну, ладно. До завтра.
Кошка мяукала под дверью в библиотеку. Ее намерение не вызывало сомнений. Сперва она хотела выйти, затем принялась фланировать вдоль окна, требуя, чтобы ее впустили, теперь снова просилась наружу. В третий раз за последние полчаса Энтони Фэйрфилд поднялся из удобного кресла, чтобы выполнить требование кошки. Он мягко открыл дверь – все его движения отличала необычайная мягкость, – но кошка вылетела с такой скоростью, будто он поддал ей ногой. Энтони огляделся. Как бы ему оградить себя от беспокойства, не препятствуя свободе передвижений кошки? Можно было бы оставить открытыми окно и дверь, чтобы животное могло свободно входить и выходить, и, хоть сам Энтони терпеть не мог сидеть в комнате с открытой дверью, он был согласен на такую жертву. Но оставить открытым окно он не мог, потому что тогда дождь испортил бы прелестные шелковые подушки миссис Эмплфорт.
Боже, какой дождь! Не повезло здешним фермерам, подумал Энтони, чей разум всегда занимали злоключения других людей. Посевы так хорошо взошли – он заметил это, когда ехал под солнцем от станции, – а теперь эта внезапная буря все побьет. Он поставил свое кресло так, чтобы видеть окно и кошку, если той вздумается нанести ему очередной визит. Его убаюкивал шум дождя. Еще полчаса, и они вернутся, Мэгги вернется. Он попытался представить их лица – такие знакомые, – но ничего не получилось. Образ Мэгги вытеснил все остальные: ее голова даже гротескно возникла на плечах Рональда в модном костюме. Не надо, чтобы они застали меня спящим, подумал Энтони, получится как-то по-стариковски. Так что он поднял с пола газету и вернулся к кроссворду. «Девять десятых права на имущество», девять букв. Ну, это просто! «Обладание». Обладание, подумал Энтони, надо бы записать. Но карандаша под рукой не нашлось, а вставать ему было лень, поэтому он вновь и вновь повторял про себя: «Обладание, обладание». Слово сработало как усыпляющее заклинание. Энтони уснул и увидел сон.
Во сне он по-прежнему сидел в библиотеке, но была ночь, и каким-то образом его кресло оказалось повернуто в другую сторону, так что он больше не видел окно, но доподлинно знал, что за ним кошка просится в дом, только кто-то – не кто-то, а Мэгги – убеждала его, что не надо ее впускать.
– Это вовсе не кошка, – повторяла она. – Это обладание. Девять десятых права.
Энтони не понимал, при чем тут закон, и обладание, и какие-то девять десятых – речь наверняка шла о жизнях, которых по девять у каждой кошки, – поэтому отстранил Мэгги, подбежал к окну и распахнул его настежь. Снаружи было темно и вообще ничего не видно, и он выставил руку, пытаясь нащупать кошку, ожидая почувствовать под ладонью ее теплую шерсть, но то, чего он коснулся, было вовсе не теплым. И вовсе не шерстью… Он, вздрогнув, проснулся и увидел стоящего перед ним дворецкого. Комнату заливал солнечный свет.
– Ой, Рандл, – воскликнул Энтони, – я, похоже, заснул. Они уже вернулись?
Дворецкий улыбнулся.
– Нет, сэр, но я ожидаю их с минуты на минуту.
– Однако вам нужен я?
– Да, сэр. Пришла юная леди, и я сказал, что хозяев нет дома, но она спросила, можно ли ей побеседовать с джентльменом в библиотеке. Должно быть, она вас увидела, сэр, проходя под окном.
– Это весьма странно. Она меня знает?
– Так она сказала, сэр. У нее довольно забавный говор.
– Ну ладно, пойдемте.
Энтони последовал за дворецким по длинному коридору. Когда они добрались до башни, их шаги гулко застучали по каменным плитам. После прошедшего ливня перед входной дверью образовалась внушительная лужа. Дверь была открыта, лужа блестела на солнце, но никакой таинственной гостьи они не увидели.
– Она только что была здесь, – сказал дворецкий.
– О, я ее вижу! – воскликнул Энтони. – То есть вижу ее отражение в воде. Она, должно быть, стоит, прислонившись к притолоке.
