Андрей Чернецов
Обреченный рыцарь
Глава 6
ТРЕВОЖНЫЕ ВЕСТИ
Серапис, дворец наместника, август того же года
Нет, жить и впрямь хорошо!
Разве можно предаваться унынию, когда перед тобой на столе расположилась этакая‑то благодать? Положительно, только закоренелый мизантроп и мерзкий богохульник станет отрицать очевидное.
Вот хотя бы эти превосходные овощи. Сочный латук, доставленный прямо из Египта. Краснобокие томаты, привезенные из‑за Океана. Крепенькие пупырчатые огурцы (ну, эти «земляки», выращенные в какой‑нибудь из сераписских латифундий).
А фрукты? Наливные яблоки, медовые груши, кисло‑острый ананас…
Тут бы Горация с Вергилием надо, чтобы описать изобилие даров Цереры. На худой конец Стира Максимуса. Правда, тот больше по части политической сатиры мастер. А с чего бы? Неужели ему так плохо живется в благословенной Римской Империи? Вроде и дом полная чаша, и жена красавица, и вес в обществе имеет. Чего еще для счастья надобно? А вот же…
Сколько раз уже приглашал его Эомай на беседу. И не как наместник провинции, а по‑родственному. Просил быть осторожнее в высказываниях. Ведь столько «доброхотов» вокруг. Так и норовят насолить новой власти, отобравшей хлебные места у прежних отцов города. Тут надо бы вести себя скромно, с оглядкой, пока не упрочится их положение.
Стир кивал, соглашался, но, только ступал за порог наместничьего дома, тотчас же забывал все клятвы и обещания. Что с него взять? Одно слово – поэт.
Но что это с утра о грустном?
Не лучше ль заняться вот этой обливающейся каплями золотистого жира перепелкой, фаршированной трюфелями? Или аппетитными аллеманскими колбасками, обжаренными в луково‑томатном соусе?
Что‑то аппетит пропал. Вот так всегда. Стоит лишь подумать о печальном, и он куда‑то улетучивается.
А ведь раньше такого не было. Наоборот, едва видела перед собой накрытый стол, так сразу и приходила в доброе расположение духа.
Правду говорят умные люди, что от высокого положения хорошему человеку одни слезы да неприятности.
Лучше бы Эомай тогда отказался от должности. Знал же, сколько хлопот принесет наместничество в Сераписе. Но попробуй отговорись, когда насели со всех сторон. И старенький август Птолемей, и императрица Клеопатра, и главный советник Потифар. Даже сам цезарь Кар лично просил ее супруга помочь восстановить порядок в Империи.
Кар…
Златокудрый, голубоглазый мальчуган, волею судьбы ставший наследником огромной державы. Как он там?
Совсем забыл свою подружку. Не пишет. Только передает неизменные поклоны в официальной переписке с Эомаем. Обиделся, что не его выбрала? Так ведь сердцу не прикажешь.
Да и не пара они друг дружке. Он ведь природный государь, потомок царей Тартесса, ведущих свой род от атлантов.
А она… Ни рода своего не знает, ни племени. Всего‑то и родственников, что сестра‑близняшка. Пытались они с Лаской разузнать что‑либо о своих родителях, да так у них ничего и не вышло.
Зато Кезия хорошо все ведает о родословной своей бывшей послушницы. Пригрелась у своего братца в Болонье и рассылает по всей провинции хулительные хартии против «впавшей в блуд и ересь дочери сатаны». И ведь прямо по имени не называет ни ее, ни Эомая. Боится, что плюнет наместник на иммунитет, предоставленный кляузнице Святым островом, и таки доставит ее на суд скорый и справедливый.
«Блуд и ересь!» Уж кто бы говорил! Забыла «матушка‑настоятельница» как сама во святых стенах обители предавалась скверне, кувыркаясь, прости Господи, в своей келье со встречным и поперечным, а наипаче же с главным заговорщиком Газдрубалом (упокой, Создатель, его грешную душу).
Ох, надобно хоть кофею испить с пирожным. Чудодейственное зелье из Аунако хорошо способствует исцелению души от тоски и уныния.
Хм, а где же выпечка?
Ну!..
Просто слов нет!
Нигде за ним не поспеешь.
Уж кто не меняется со временем, так это некое пушистое и ушастое существо, обладающее поистине неутолимым аппетитом.
«Ви‑и».
Еще обижается. Будто неправду молвила.
«Ку‑ви‑и» – «А тебе завидно?» – привычно «перевела» она.
Кусик, он и в доме наместника провинции кусик.
Только раздобрел изрядно на патрицианских харчах. Еле передвигается. Не мешало бы кое‑кому и на пост сесть.
«Ви‑и‑и кви!» – «На себя, сестрица, посмотри!»
Ладно, ладно. Правда твоя. Оно хоть и нет аппетита, а как‑то само собой естся. А еще эти постоянные приемы. Гости, угощение… Где тут за фигурой уследить. Ну, прибавила пару фунтов…
«Ви?» – «Сколько, сколько?»
Еще и дразнится, нахлебник!
О, с чего бы это Ваал так встрепенулся? Подобное с ним случается, если…
Ну да, так и есть! Сестрица припожаловала.
Дверь с шумом отворилась, пропуская легионера, стоявшего у дверей на карауле (дурацкий обычай, отменить который, как ни уговаривала она мужа, не удавалось). Бедолага влетел в покои задом вперед, полусогнутый и при этом держась руками за живот. Шлепнувшись на пятую точку, воин забормотал извинения и тут же на четвереньках подался на выход.
По пути он уперся лбом в женские ноги, одетые в кожаные скифские штаны, испуганно чертыхнулся и поспешил обогнуть препятствие, при этом получив ощутимый пинок в мягкое место.
– Ласка! – попробовала мягко пожурить неукротимую амазонку Орланда, но нарвалась на свирепый взгляд сестры и закрыла рот.
Ну не любила воительница «домашних вояк», как она презрительно именовала почетную дворцовую стражу.
Орландина была не одна.
Рядом с нею, испуганно посматривая по сторонам, жался какой‑то подросток, с головы до пят закутанный в парадное облачение авгура (недавно Стир был пожалован этим званием и одеяние наверняка позаимствовали из гардероба поэта).
– Что за маскарад? – недовольно нахмурилась супруга наместника, которой по положению требовалось следить за соблюдением ритуалов, в том числе и пресекать любое надругательство над государственными культами.
– Познакомься! – как ни в чем не бывало молвила Льдинка, при этом отвешивая своему спутнику легонький подзатыльник.
Тот от неожиданности шагнул вперед и отпустил край тоги. Капюшон, до самого носа прикрывавший лицо парня, соскочил, открыв взору пораженной Орланды рыжую шевелюру, из которой озорно торчали… маленькие козьи рожки, круглые юношеские щеки, нос‑картошку и изумрудно‑зеленые глаза, испуганно всматривающиеся в хозяйку дома.
– Да ведь это же!.. – Рука экс‑монашки непроизвольно сотворила крестное знамение.
– Это Бубликус! – торжественно представила гостя амазонка, устремляясь к накрытому столу.
– Бублик! – проблеял малыш, шаркнув ножкой и мило покраснев.
– Сатир!! – взвизгнула Ланда.
– Вообще‑то мы лесные князья, – насупил рыжие бровки «чужачек».
Гордый титул невольно напомнил девушке об одном хорошем знакомом, в компании которого им с сестрой пришлось пережить немало приключений.
– Постой, а ты, часом, не из…
– Вот именно! – перебила ее сестра, жующая фаршированную перепелку. – Иш Куявии он. От нашего друга Вареникша.
– Ой! – обрадовалась юная наместничиха, враз забывая о своем высоком положении. – Да что ж это мы стоим? Милости прошу к столу, гости дорогие.
– Ага, ф шамый раз сейшас шлопать какой‑нибудь вкушнятинки! – Рука амазонки потянулась к кувшину с вином. – Давай, пацан, не стешняйшя! Когда ты в последний раз ел по‑человечески?
– И то верно! – не стал ломаться сатиренок.
Ваал подозрительно взглянул на претендента на место за ЕГО столом. Чего это косматый удумал? Что кусик вот так просто позволит первому встречному лопать приготовленные для них с Орландой лакомства?
Зверек, выставив вперед оскаленную мордочку, ринулся мохнатой грудкой на защиту любимой колбасы, и тут…
«Ви‑и!» – сказало существо, отчего‑то не пахнущее вражьим духом. – «Разрешите?»
«Ви‑и‑и!» – растерянно выплюнул кусик. – «Милости просим!»
Ой, неужели же это он такое сказал?
Да что же творится на белом свете?!
«Ку‑ви‑и?» – ткнул рыжим пальчиком гость в колечко колбасы. – «Позволите?»
«Ку‑у‑у‑ви…» – кивнул Ваал. – «Отчего нет…»
Орланда с удивлением вслушивалась в церемонную беседу своего питомца с пришельцем издалека.
Само собой, она не понимала звериного языка, лишь по жестам паренька догадываясь, о чем могла идти «речь».
Кусик любезно соизволил поделиться с рыжим своим любимым кушаньем. Колбасой! Это дорогого стоило. Значит, мальчишка и впрямь из невредных «чужаков».
Исподтишка, чтобы не смущать гостя, девушка принялась рассматривать его.
Пацан как пацан. Если бы не эти его рожки – практически ничем не отличался от человеческих отроков. Ни тебе хвоста, ни копыт. Мускулистый и тонкий, как тростинка. Ну, может, излишне волосатый. Хотя такое и среди людей бывает. Например, у ее Эомая.
Но видно, что воспитанный. Вкушает пищу основательно и неторопливо, как‑то по‑взрослому. При этом не забывая подкладывать маленькие кусочки яств своему крикливому ушастому соседу.
– Тебе сколько лет‑то? – спросила, не удержавшись.
Глаза‑изумруды хитро блеснули.
– Кхм, – прокашлялся. – Сто сорок минуло о прошлом месяце.
– Сколько‑о? – изумилась Ланда.
– Вот заливать горазд! – хлопнула по плечу сотрапезника Орландина. – Почти полтора столетия ему!
– Так и есть! – разобиделся Бублик. – Мы, лесные князья, не врем… Друзьям не врем… – поправился.
– Так ты, выходит, старичок совсем… – ухмыльнулась амазонка.
– Почему старичок? – не понял шутки «чужачек». – По‑вашему, по‑человечьи, мне всего‑то тринадцать сравнялось. Вот дедко Вареник, так тот точно старый. Ему, чай, все две тысячки годочков будет…
– Ско‑олько‑о? – вновь далась диву экс‑монашка.
Нет, она, конечно, догадывалась, что сатиры живут дольше людей. Но не настолько же! Надо будет непременно заглянуть в бестиарий.
– Наелся? – прервала светскую беседу Ласка. – Давай о деле. Расскажи сестре все то, что мне заливал.
Бублик с сожалением поглядел на еще ломящийся от недоеденного стол и так тяжело вздохнул, что у хозяйки сжалось сердце. Потом, вспомнив Вареникса и сравнив его с внучком (или кем ему там приходился пацаненок), она невольно улыбнулась. Ну и горазды ж поесть эти «лесные князья» из Куявии.
– Итак, – приступил к повествованию сатиренок, – началось все это…
Да, началось все, кажись, с тех самых пор, как светлый князь Куявский Велимир решил Русь крестить.
И до него в землях куявцев появлялись христиане, но местные жители принимали проповедников Иисусовых как‑то с прохладцей. Им и с привычными отеческими богами неплохо жилось.
Опять же, кто таков этот самый Христос? Никто на Гебе о нем отродясь не слыхивал. А то, что баяли забредшие невесть откуда «крестоносцы» (так называли себя закованные в латы мореходы, захватившие две сотни лет тому назад Кандию, переименованную впоследствии в Святой остров), поди проверь. Где она, эта загадочная планета Земля, с которой якобы «приплыли» люди с нашитыми на плащах алыми крестами? Сгинула, как некогда Атлантида? То‑то и оно…
Римские августы, хоть и дали волю христианам проповедовать всем и каждому о своем боге, сами не спешили принимать непонятную веру и Иисуса Распятого в официальный пантеон Империи не включили. Потому как не желали молящиеся Христу признавать божественность императора и приносить жертвы перед статуями государей. Ну, не хотят, и не надо. Насильно мил не будешь. Однако ж, в свою очередь, тоже кое в чем права христиан по сравнению с прочими подданными ущемили.
Велимировы дед и отец, привыкшие во всем подражать александрийским владыкам, не привечали молящихся Спасителю, но и не преследовали, хотя некоторые полоумные монахи сами напрашивались на «муки адские», желая «пострадать во славу Искупителя». Таковых по княжескому распоряжению сажали на пару дней в холодную, чтоб поостыли малость, а потом высылали за границу. Негоже, ежели о государях Куявии пойдет в Европе недобрая слава как о варварах, мучителях и душегубцах. Они ж не какие‑нибудь аунакские касики, которые до сих пор приносят кровавые жертвы своим жестоким богам, потчуя тех человечьими сердцами.
Первые два десятилетия Велимирова правления также не отличались никакими новшествами. Правил великий князь себе по старинке, по заветам славных предков своих. И вот год назад словно подменил его кто.
Ни с того ни с сего приблизил к себе главу куявских христиан архидьякона Ифигениуса, мужика весьма зловредного, жадного до денег, а по слухам, и до замужних молодиц (с девками крутить не решался, ибо куявский закон в этом отношении суров: спортил девку – либо женись, либо мужеска достоинства лишайся). За дурной норов народ прозывал его втихомолку Фигой или Кукишем. Откеле тот лихоимец взялся – никто не ведает. Даже отцы со Святого острова, коих князь попросил возвести его нового любимца в епископский сан. Возвели. Им‑то что, лишь бы их вера «в языческих землях торжествовала».
Она и принялась «торжествовать». Согнали всех жителей Клева к Борисфену‑Данапру да и окрестили в речной водице. Люди повздыхали, пообсохли… И по‑прежнему стали величать старых богов.
Велимир, посчитав, что полдела сделано, малость подуспокоился. И даже жертвы Перуну принес за успешное начало многотрудного пути. Кукиш покривился, но перечить грозному князю не стал (что, мол, возьмешь с закоренелого язычника).
Но тут воротилась из дальних странствий Князева дочка Светланка. И учинила родителю такой разнос, что бедный владыка не знал, куда спрятаться от гнева чада своего. Дескать, как можно служить Богу и Мамоне?! Надобно искоренить ересь! А начать с того, что изгнать из Куявии «всякую нечисть». Это она так о представителях Малых Народцев молвила. О леших, кикиморах, водяных, банниках с овинниками, русалках, домовых… Ой, да всех и не перечислишь.
Фига, найдя такого знатного союзника, воспрянул духом. Организовал из княжих гридней специальную дружину, которая занялась розыском и выдворением «нечистиков» за пределы государства Куявского.
Вот тогда‑то и пошел дедко Вареник по наказу обчества во святые Дельфы, чтоб испросить совета у Аполлонова оракула…
– Что было дате, вы сами ведаете… – сделал паузу сатиренок и, пока сестры переглядывались между собой, запихнул за щеку пирожное.
…Воротясь домой, старый леший явился на княжое подворье и передал Велимиру послание от самого августа Птолемея, а Светлане – от императрицы Клеопатры и цезаря Кара…
– Я тоже ей писала! – возмутилась Орланда. – Просила не обижать бедных «соседей»! Разве не так, Ласка?!
…Как бы там ни было, но обращения столь высоких особ возымели действие. Гонения официально прекратились. Хотя дружина Ифигениуса распущена не была. Объявили, что отныне она служит не для нападения, но для «обороны веры истинной»…
– Хотя по мне сие что в лоб, что по лбу! – прокомментировал Бублик, защекав очередную сладость.
Надо отдать ему должное, не забывал гость потчевать и ушастика. Отчего тот смирно наблюдал, как медленно, но верно исчезают со стола лакомства, отправляясь в поистине бездонный желудок рыжего.
«И куда оно в него лезет?» – дивилась экс‑монашка, окидывая взором тощую фигурку бесенка.
Однако ж дурной пример заразителен.
Орланда положила себе на тарелку порцию окорока, запеченного в тесте, и кусочек сыра. Своего любимого, с плесенью.
…Но месяца три назад шаткое равновесие резко нарушилось.
То тут, то там стали пропадать малонародцы.
Конечно, в первую очередь заподозрили Кукиша. Видать, не унялся лиходей. Втихую да в одиночку решил с врагами своей веры разделаться.
Хотя какие ж они «враги»? Большое им дело до чужих обычаев. Тут бы со своим хозяйством управиться.
Дедко Вареник побывал в местах пропаж и понял, что напрасно хулу на Ифигениуса возводили. Тот хоть и блажной, а смертоубийством свою душу не отягощал. Ибо его Спаситель велел: «Не убий!» Выгонять «соседей» выгонял, но и только.
А здесь было понятно, что лесные да водные существа именно исчезли.
Навсегда, а не на время.
Это всегда понятно, когда кто‑то из НИХ переступает за грань бытия. Особенно тем, кто постарше да посильнее. Но и столетний несмышленыш вроде Бублика кое о чем может догадаться. Тем более когда рядом с покинутым обиталищем родича явственно отпечатывается навий след…
– Navij? – переспросила Орландина. – Что бы это значило? Я еще в первый раз хотела спросить, но как‑то позабылось.
– Ну, – наморщил лоб пацан, – это… Как бы тебе попонятней объяснить‑то?
Озадаченно поскреб лоб между рожками.
– Навьи – это что‑то вроде умертвий. Восставшие мертвецы, умеющие превращаться во что и в кого попало.
– Ага! – догадалась Орланда. – Метаморфусы! Вот это кто!
– Пожалуй, что и так, – согласился Бублик. – Но еще страшнее. Потому как нет у них живой души.
– Все равно непонятно, – стукнула кулаком по столу амазонка, едва не прихлопнув мирно прикорнувшего рядом с ней кусика.
Тот испуганно взвизгнул и сверзился на пол.
– Неважно, – сделала нетерпеливый жест хозяйка. – Продолжай.
Навий след сначала озадачил, а затем и испугал старого лешего. Ладно там единожды на оный нападешь. Всяко бывает. Вдруг кто по неосторожности выпустил или призвал чудище. Но коли таковские следы начинают встречаться часто‑густо…
Тут уже не до смеху. Как бы плакать горючими слезами не пришлось.
– Что, так опасно? – загорелись хищным огнем охотницы глаза Ласки.
Бублик горестно вздохнул, не забыв оприходовать очередной кусочек пирожного.
– А мы‑то здесь при чем? – наконец опомнилась Орланда. – Все тобой рассказанное – это, конечно, очень плохо. Но мы чем можем помочь? Мы ведь не из Малых Народцев и даже не волшебницы!
Сатиренок набычился.
– Дедко Вареник видел. Сказывал, что непременно вас известить и покликать надобно. Вы, дескать, пособить беде сможете…
– Ага! – гордо выпятила грудь Льдинка. – Видишь, сеструха, каково быть победительницами всемирно известного чародея!
– Перестань! – приструнила ее экс‑монашка. – Как будто не помнишь, чего нам это стоило?
– Так, говоришь, Вареникс видел? – обратилась она к пришлецу из далекой Куявии. – Где и что?
– А он мне не докладывался, – пожал плечами нечистик. – Сказал, что не моего ума это дело. Не дорос еще. Попросил лишь молвить, что непременно надобно с собой ваши Дивьи Ключи, ну, Амулеты Силы взять. В них вроде бы спасение.
– Ха! – хмыкнула юная наместничиха. – Он был так уверен, что мы по первому же его зову бросим все и помчимся сломя голову в дикие леса? Как бы не так! Что нам за дело до Куявии? Вот если бы это Империи касалось…
– Ланда?! – поразилась воительница. – Ты что?!
– Не боись, дева, – презрительно скривился бесенок. – И до вас дойдет черед. Сказывали, что навий след ужо и в Артании видали. А это ведь самый порог вашего царствия.
– Короче! – подвела итог Орландина. – Ты едешь или нет?
– Нет!
– Почему?
– Не могу…
– Муж не отпустит? – фыркнула амазонка и тут же осеклась. – Кстати, а где Эомай?
Теперь уже и хозяйка посмотрела на нее с нескрываемым изумлением.
– Как? Разве тебе Стир не сказал?..
– Да не видела я его еще сегодня! С утра куда‑то завеялся. Наверное, в каком‑нибудь трактире вдохновение ищет!
– Так они же ночью вместе с Эомаем уплыли…
– За каким дьяволом? Вино в ваших подвалах перевелось, что ли?!
Экс‑монашка с подозрительным прищуром оглядела притихшего Бублика, прикидывая, можно ли при нем говорить сокровенное.
«Пожалуй, можно», – решила.
– В полночь из Александрии прибыл гонец от Потифара. С августом плохо. Не жилец наш государь Птолемей. Вот и позвал верховный советник всех верных людей, чтоб к престолу были поближе. Не ровен час какая заварушка… Арторий‑то так и не присмирел… Волком жадным на трон смотрит… А наш друг Кар слишком молод… Нуждается в помощи…
Худая новость поразила Орландину. Вот уж точно: пришла беда – отворяй ворота.
– А мой Стир при чем? – спохватилась.
– Так он ведь член жреческой коллегии, верховный авгур Сераписа…
– Ну да…
Ласка никогда всерьез не воспринимала казавшееся ей слишком уж декоративным жреческое звание супруга. А вот ведь как повернулось.
– И ведь, главное, мне ничего не сказал…
Обида комком подкатила к горлу.
– Когда вернутся, не говорили?
– Нет. Но, думаю, не раньше чем через месяц. Понимаешь теперь, что я не могу сейчас оставить город? Как бы мне этого ни хотелось, не могу, – прижав руки к груди, виновато улыбнулась сатиренку Орланда.
– Знамо дело, – кивнул тот. – На хозяйстве осталась.
Умоляюще воззрился на вторую сестру.
– А что я?
И решительно прищелкнула перстами.
– Я женщина свободная, нечиновная. Могу и попутешествовать…
– Ур‑ра‑а!! – повисло у нее на шее чудо лесное.
– Без фамильярностей! – с деланой суровостью хлопнула его пониже спины амазонка. – Вперед, собираться, пока не передумала!
– Ты точно решила ехать? – справилась хозяйка дома. – Не хочешь подождать, пока наши мужчины вернутся? Тогда бы все вместе чего и придумали…
Воительница решительно тряхнула коротко стриженными волосами.
– Сама же слышала, время не ждет. Нужно опять спасать мир. Как он, такой маленький, без могучей меня? Топай, парень! – подтолкнула сатиренка к выходу.
На пороге обернулась.
– Если удумаешь присоединиться ко мне, жду в Киеве. Или там же оставлю весточку. А Стиру передай… – Задумалась. – Скажи, что я его очень люблю… И… надеюсь на его помощь…
