bannerbannerbanner
Женщина лёгкого поведения

Лера Жорина
Женщина лёгкого поведения

Полная версия

1

Эта надпись на крыше соседнего дома всегда была перед её глазами, стоило повернуть голову, сидя за столом на кухне или одёрнув штору в детской, выглянуть в окно. По ночам её подсвечивали прожектора, а чуть позже буквы начали светиться ярким неоновым светом, отчего в комнате маленькой девочки всегда было празднично, даже когда вокруг праздником и не пахло. Это были первые буквы, которые Ларочка осознано сложила в слова, а потом эти слова сложила в предложение. "Летайте самолётами Аэрофлота" – уговаривала горожан надпись на крыше. Лара не знала, чем летают жители её города, но для себя решила, что когда вырастет, то обязательно будет летать только самолётами Аэрофлота, и окончив школу, записалась на курсы стюардесс, тогда это можно было сделать без всяких протекций. Мало того, что она была красива и стройна, так ещё и в совершенстве владела немецким языком, не тем, что преподавали в школе и который не понимали немцы, а живым языком. Мама сразу после войны привела в дом человека, похожего на шпиона, он был в широкополой шляпе, длинном драповом пальто и чёрных лакированных туфлях, и говорил исключительно на этом языке. Так они и учились – он, вместе с маленькой Ларочкой, осваивал русский, а она, благодаря ему, познавала азы настоящего немецкого. Девочка так и не узнала, кем был этот дядя, умевший быстро собирать и разбирать пистолет, делать вкусные бутерброды и одной ногой набивать мяч по столько раз, что Лара сбивалась со счёта. Его через несколько лет увезли ночью дяди в красивых милицейских фуражках, а мама никогда ничего о нём не рассказывала, плакала иногда, но тайну зачем-то хранила, наверное, боялась ранить детскую психику, или просто боялась.

А ещё Ларочке льстило, что её маму можно было увидеть в кино, и что на афишах, висящих на фасадах кинотеатров, писали её имя – Александра Савицкая, она появлялась даже на обложке журнала "Советский экран", и открытки с её портретом продавались в газетных киосках. А потом, вдруг, всё куда-то неожиданно исчезло; и фильмы, и афиши, и открытки, к Ларе перестали приходить даже самые закадычные подруги и по вечерам в их квартире больше не собирались шумные компании маминых приятелей с киностудии. Но несмотря на то, что теперь мама не снималась в кино, а подметала по утрам двор, что чай, который она заваривала, стал невкусным, борщ жидким, а хлеб чёрствым, Ларочка с выбранного пути не свернула, и именно там, на высоте десять тысяч метров, в самолёте Аэрофлота, она встретила свою первую любовь.

Кто не читал тогда повести Альберта Кошкина, да и в лицо его знала почти вся страна, это было время, когда поэты и писатели собирали стадионы и были вершителя дум. В полёте пассажиры следили за каждым его движением, нечасто же встретишь, вот так запросто, настоящую звезду. А вот он неотрывно следил за девушкой в строгом костюме, которая изящно повиливая бёдрами, расхаживала между рядов и угощала всех желающих леденцами "Взлётные" и минеральной водой "Боржоми". В самолёте заговорить не удалось и он подкараулил Лару у служебного выхода для лётного состава, и оттеснив, идущего рядом с ней пилота, протянул девушке огромный букет красных гвоздик.

– Если вы не согласитесь пойти со мной на свидание, я буду летать каждый день, теми же рейсами, что летаете вы, съем все леденцы, что есть на борту и умру от передозировки сладкого, – произнёс писатель, неотрывно глядя в глаза растерянной стюардессы.

Та взглянула на него, но виду не подала, как у неё внутри всё трепещет от осознания того, что с ней рядом стоит знаменитый советский писатель, а тут еще это предложение…

– Лара, соглашайся, – радостно защебетали её коллеги.

– Смотри какой видный мужчина, да ещё и с букетом…

– Здесь цветов рублей на сто…

– Автограф только не забудь взять…

Лара пришла в себя лишь на следующее утро, обнаружив, что лежит голая в чужой постели. До этого ей не доводилось оказываться в такой пикантной ситуации и пугал тот факт, что ничего невозможно было вспомнить. А вспомнить хотелось, ведь это был её первый секс. Как потом жить с пониманием того, что ты не знаешь каково это, стать женщиной. Лара натянула простынь до самого подбородка и привстала, чтобы оглядеться – цветы, пустые бутылки из-под шампанского, разбросанная по полу одежда и сладостная боль во всём теле… Это чувство можно было назвать приятным, если бы не дичайшая головная боль.

Эта была спальня, и на какое-то время она стала её любимым местом, где Лара не только получала заслуженное наслаждение, но уединялась вместе со своими мыслями, чтобы подумать о том, как распорядиться своим счастьем. А ровно через девять месяцев, после первой в её жизни ночи любви, на свет появилась Лерачка. Вот так, не успев попрощаться с детством, девочка вошла во взрослую жизнь.

Родившаяся малышка была такой красивой, что весь роддом приходил посмотреть на чудо ребёнка. Альберт, вдохновлённый страстной любовью, написал новую повесть об очаровательной стюардессе, влюбившейся в пассажира, но книгу почему-то не взяло ни одно издательство, и он впал в свою первую творческую депрессию, о которой Лара даже не узнала, он сумел утаить грусть под маской счастливого молодого папаши. Это потом, когда количество неизданных книг перевалило за десяток и отчисления от того, что издавалось раньше, превратились в жалкие гроши, его депрессии стали трансформировались в многомесячные запои.

А пока, чтобы не рухнула мамина заоблачная карьера, Лерочка была отправлена к бабушке Александре, которая, устав от унижений, решила сменить, предавшую её столицу на тихий посёлок на берегу Азовского моря, где и растила внучку. И городская утончённая девчонка вмиг превратилась в маленькую разбойницу с вечно растрёпанными и выгоревшими на солнце волосами, носящуюся в одних трусах по песчаному берегу с варёной кукурузой наперевес, предлагая её отдыхающим за пять копеек.

Бабушке Александре Фёдоровне в течение дня было некогда – сад, огород, курортники, домашнее вино. Она бралась за воспитание внучки лишь вечером, без занудства прививая той изысканные манеры, читая перед сном правильные книги и иногда давая Лерочке порыться в своей шкатулке с драгоценностями, оставшимися от прошлой жизни, и даже позволяла примерить понравившиеся. А потом та, уже тайком от бабушки, накрывшись одеялом, рассматривала импортные журналы, которые мама привозила из международных рейсов и представляла себя в невообразимых по красоте нарядах, в окружении невероятно красивых мужчин. Это было настоящее счастье…

А вот от счастья Лары ни осталось и следа. Единственной утехой были полёты за границу, которые позволяли ей увидеть мир, пусть на бегу или из окна автомобиля, везущего экипаж в гостиницу, пусть под присмотром бдительных агентов, не дающих и шагу ступить без их ведома, но ей всё равно удавалось насытиться запретным плодом, хватало тех жалких минут свободы, отведённых для проформы кем-то понимающим из высокого руководства. Но больше всего она боялась наступления того дня, когда её начнут называть Ларисой Анатольевной, а потом вообще переведут на внутренние региональные рейсы, где стюардессы превращались в потерявших интерес к жизни бортпроводниц, главная задача которых, вовремя подать пассажиру бумажный пакет, чтобы тот не обрыгал салон.

Но однажды случилось то, что перевернуло жизнь Лары. Вернувшись из очередного рейса чуть раньше, чем планировалось, и едва переступив порог квартиры, она сразу же почувствовала неладное. Нет, её не насторожил запах чужих духов и странные звуки, доносящиеся из спальни, её испугали лаковые женские туфли на высоком каблуке, которые аккуратно стояли возле её домашних тапочек. Если бы Лара сделал ещё шаг, то обязательно наступила бы на них, но она попятилась назад, и тихонько прикрыв дверь, ушла.

– Пал Палыч, поставьте меня, пожалуйста, на ближайший рейс, – попросила она своего начальника, отвечающего за лётный состав.

– Но ты же только что прилетела. Нужно отдохнуть.

– Я вас очень прошу. От этого зависит моя жизнь.

– Ну если жизнь зависит, то лети, – согласился тот, а как он мог не согласиться, ведь Ларочка была его любимицей. – Через два часа Москва – Мюнхен. Я сниму с рейса Свиридову. Привезёшь ей какой-нибудь сувенир. Иди в бухгалтерию, они выпишут командировочные, я распоряжусь.

Десятки раз она летала в Мюнхен, и всегда жила вместе с экипажем в одном и том же отеле, здесь всегда гостей селили в одноместные номера, а это было, ой как важно, ведь сейчас ей хотелось побыть одной. Устроившись поудобнее на широченной кровати, Лара включила телевизор, тот забубнил на знакомом языке, от которого через минуту захотелось встать по стойке смирно и строевым шагом пойти на какую-нибудь войну. Она переключила канал и убавила звук, сразу стало легче. На экране стройные девушки, на которых из одежды были лишь перья и узенькие трусики, украшенные стразами, без устали махали ногами и совершали головокружительные па, демонстрируя зрителям свои аппетитные попки. Как у них всё это легко и доступно, и чем мы хуже, подумала Лара, почему мы должны всю жизнь сдерживать себя, стесняться, бояться и осуждать тех, кто решил выбиться из общей серой толпы в бесформенных балахонах, идущей в заданном направлении. А ведь под этими одеждами порой скрывались настоящие красотки, не хуже тех, что были сейчас на экране. Лера откинула в сторону одеяло и с интересом посмотрела на себя. Как не влюбиться в такое тело? Оно ведь создано для любви и наслаждения. А что оно видело? Что такого ощутило, чтобы потом, в конце жизни, вспоминать с замиранием сердца? Первый секс и сразу беременность, потом роды и маленький орущий ребёнок… Неужели это и есть любовь, вечно ждать какого-то чуда, что муж будет не настолько пьян, и сможет, с горем пополам, довести до оргазма. Многие вообще проживают жизнь, так и не узнав о его существовании. А она знала и хотела, чтобы он повторялся снова и снова. Такой была создана, такой хотела быть, но не понимала как…

 

В дверь кто-то тихонечко постучал, прервав её размышления, и Лара заметила, как в узкую щель проскользнул конверт. Она вскочила с кровати, набросила халат и выглянула в коридор, но там было пусто, лишь доносился приглушённый смех из комнаты напротив. О содержимом послания можно было даже не задумываться, сколько до этого таких конвертов было выброшено в урну, в нём обязательно должна была быть рекламная листовка, предлагающая расслабиться в компании восхитительных девочек, и всего-то за пятьдесят долларов в час. Лера задумчиво повертела яркую бумажку в руках, представив, а сколько бы раз за ночь получилось у неё. Три точно, а это сто пятьдесят долларов, но возможно и больше, она ведь не пробовала раньше, Альберту одного раза хватало на неделю… Лара решительно сняла трубку и набрала номер, указанный на листовке.

– Халло. Слушаю вас, – донёсся приятный женский голос с того конца провода.

– Я хотела бы пообщаться с фрау Мартой, – чётко артикулируя, по-немецки произнесла Лара, – Это возможно?

– Я сейчас узнаю, – ответила девушка, и явно прикрыв трубку рукой, начала что-то торопливо говорить. Была слышна какая-то возня и пререкания, наконец раздался другой женский голос. – Фрау Марта, слушаю вас. Кто вы и что хотите от меня?

– Меня зовут Лариса. Я из Советского Союза…

– Так, всё! Разговор окончен, – грубо перебила её дама.

– Подождите, прошу вас.

– Никаких дел с советами!

– Я по важному делу, связанному с вашим бизнесом. Мы можем встретиться? – Лара продолжила уговаривать немку.

– Знаю я, чем заканчиваются встречи с русскими. Всё помню.

– Не надо бояться. Я боюсь больше вас, – она понизила голос, – и сильно рискую. Дайте мне десять минут. Пожалуйста.

– Хорошо, но к себе я тебя не пущу, – наконец, смилостивилась фрау Марта. – В каком отеле живёшь?

– "Адриа" на Либигштрассе.

– Спросишь у портье, как пройти к "Ангелу мира". Это совсем рядом, в парке на той стороне реки. Жду тебя ровно в восемь, – деловито произнесла немка. – Я буду сидеть на лавочке справа от фонтана. У меня будет красная лаковая сумочка с металлическими ручками. Жду минуту, если опоздаешь, можешь забыть обо мне.

– Договорились. Спасибо, фрау Марта, – ответила Лара, и положила трубку.

Времени было предостаточно, чтобы ещё раз всё хорошо обдумать и посчитать. Она понимала, что бросать Альберта нельзя, тогда её не выпустят за границу, несмотря на уважение, репутацию и опыт. Этот пункт в анкете должен быть безупречным. Ну и продолжать жить в нищете ей надоело, Лара помнила те годы, когда мама снималась и получала хорошие гонорары, ей нравилось быть лучше всех, вкусно есть, красиво одеваться и знать, что все вокруг им завидуют. Приятное и давно забытое чувство. Но оно не умерло, а лишь затаилось, и вот теперь вырвалось на свободу, пусть даже в таком, извращённом, по советским меркам, виде. И думала Лара не только о себе, ей надоело, что дочь не живёт дома, что мама горбатится на огороде, стараясь прожить на копеечную пенсию, в конце концов, её бесило, что талантливый муж слоняется без работы и от этого сходит с ума. Наверное, и его измена – это лишь попытка оправдать свою никчемность. Но как бы то ни было, это её семья, её любимые люди, которым она очень скоро сможет помочь.

Фрау Марта оказалась весьма привлекательной дамой. Глядя на неё, невозможно было представить, что она хоть каким-то образом связана с проституцией, на лавочке сидела благопристойная, изысканно одетая женщина, и казалось, что она прямо сейчас достанет из своей красной сумочки томик Гёте и погрузится в чтение.

– Это я вам звонила, – присев рядом, произнесла Лара, оглянувшись по сторонам.

– Чётко и без всякой лирики, что ты хочешь от меня? – строго спросила фрау Марта, окинув взглядом незнакомку.

– Я хочу работать у вас… На особых условиях… Быть внештатной сотрудницей…

– Это как?

– Вы же знаете кто я и откуда. Вы видите, что я хороша собой.

– Очень даже, – причмокнула дама, ещё раз взглянув на Лару. – Но у меня Союз никак не ассоциируется с тем, чем занимаются девочки из моего салона. Мне кажется, что у вас вообще нет секса.

– А как же я появилась на свет?

– Милая моя, это другое. Не путай деторождение с удовольствием. Я продаю удовольствие.

– А я предлагаю вам ещё больше заработать на этом. Скольких клиентов одна ваша девочка обслуживает, ну скажем, за двенадцать часов?

– Максимум пять.

– Я гарантирую восемь, и не по пятьдесят, а по сто долларов за час.

– С чего это такая цена? За что клиент будет платить такие деньги?

– За экзотику. Разве состоятельный немец откажется выебать русскую коммунистку?

– Так ты еще и коммунистка? – удивилась фрау Марта.

– А как бы иначе меня выпустил из страны… Хотя вам этого не понять, – махнув рукой, произнесла Лара. – В общем, сто в час, плюс пятьдесят за каждое из извращений.

– Не думала, что ты так продвинута в этих вопросах.

– Можете даже не сомневаться. Ну и моё тело… Не буду скромничать, но вряд ли хоть какая-то из ваших девочек сможет посоревноваться со мной в этом плане.

– Да, вижу я, – вздохнула дама, – называй условия.

– Я работаю стюардессой на международных авиалиниях и дважды в неделю буду останавливаться в том же отеле. С вас шестнадцать клиентов по моему графику. На этот день вы на свое имя снимаете номер в моём отеле и ключ передаёте мне.

– А это ещё зачем?

– Мы все под присмотром, даже наши паспорта находятся у старшего группы. А кем является старший группы?

– Понятно. Забыла, с кем имею дело, – улыбнулась фрау Марта.

– Цену за меня ставьте какую хотите, своё я назвала. Это чтобы мы не разосрались раньше времени и не заглядывали в чужие карманы.

– Договорились. Когда начинаем?

– Следующий рейс в четверг. Вот, почасовой график, – Лара протянула листок. – Успеете подобрать клиентов?

– Естественно. Главное, чтобы ты не передумала и была готова. Но учти, пути назад не будет. Подведёшь, и я сдам тебя, сама знаешь кому. Единственное в чём помогу, подберу для тебя наряды, уверена, такого у вас нет. Потом рассчитаешься.

Лара чувствовала себя скованной лишь с первым клиентом, но стыд быстро прошёл, достаточно было просто закрыть глаза, и тело само сделало то, что от него требовалось. А ещё, все они хотели услышать русскую речь, это приводило мужчин в какой-то невообразимый трепет и возбуждало так, что не нужны были никакие прелюдии. И каждый из восьми возжелал дополнительные услуги, что стало первым опытом для Лары, ведь ни разу в жизни она этим не занималась. Именно её непосредственность и неопытность доводила клиентов до исступления, и они безропотно выкладывали свои денежки, не требуя даже сдачи. В итоге, за три часа до вылета, на её тумбочке лежало полторы тысячи долларов, оставался вопрос, как такую сумму провезти через границу. Выход подсказала фрау Марта, когда-то вырвавшаяся из Восточного Берлина, в чреве новенького "Трабанта": Чем заработала, там и прячь.

Так деньги, скрученные в тугой рулон, оказались в презервативе, завязанном у основания, и с лёгкостью разместились внутри. Лера даже не почувствовала дискомфорта, наоборот, появилось какое-то новое ощущение, несравнимое ни с чем. На всякий случай она всё же соорудила защитный блок, испачкав кусок ваты кровью из проколотого пальца и затолкав её в трусы. Не всякий рискнёт прикоснуться к окровавленному тампону, который был зажат между ног у женщины. Таков закон природы. Хотя все эти предосторожности были чрезмерны, ведь за всё то время, что она летала за границу, стюардесс ни разу не досматривали с пристрастием, перетрушивали вещи, в поисках порнографических журналов и запрещённой литературы, а так, чтобы раздеть и заглянуть во все потаённые места, такого не было. Пронесло и на этот раз.

Половину из вырученного, Лара спрятала в тайнике, заранее обустроенном в квартире, а остальное, маленькими порциями, поменяла на рубли через знакомого фарцовщика, который гарантировано не кинул бы и не стуканул, иначе и ей, и ему грозила "вышка". Даже с учётом процентов, которые забрали себе барыги, она получила около пяти тысяч рублей. Эта куча денег обжигала руки и провоцировала на безумные поступки, но Лара опомнилась и начала приводить в исполнение свой план.

Когда Альберт получил первую квитанцию на денежный перевод, он не поверил своим глазам, и тут же побежал за советом к жене.

– Не пойму, от кого такие деньги? За что?

– Может за книги?

– Я уже давно никому ничего не посылаю, и переизданий не было. Странно.

Лара отвела мужа в сторону и усадив на диван, крепко сжала его влажную руку.

– Ты умеешь хранить тайну?

– Не пробовал, – растерянно ответил Альберт.

– Придётся научится. Дело в том, что я вывезла часть твоих рукописей за границу. В Германию. В издательстве всем понравилось. Главный редактор распорядился немедленно отправить в печать. Деньги оттуда. Гонорар будут перечислять каждый месяц. Это делается через немецкое консульство, поэтому ты будешь получать рубли от разных лиц. Для конспирации.

– Господи, неужели я буду, как Солженицын? – чуть не плача произнёс Альберт, крепко обняв Лару.

– Скорее, как Давлатов. Прости, но до Солженицына тебе ещё далековато.

– Да какая разница, как кто, главное, что меня печатают там. Спасибо тебе, Ларочка. Ты так рисковала, вывозя мои рукописи за границу.

– Этот риск оправдан, – улыбнулась она.

– Как тебе это удалось? Что за издательство, и когда я смогу получить отпечатанный экземпляр?

– Об этом забудь. Разве мало того, что тебе приходят хорошие деньги?

– Ну я же писатель, мне хочется видеть плоды своего труда.

– Альберт, не заморачивайся. Ты получаешь гонорар за свои книги, теперь ты кормилец. Понимаешь? Ты много не думай, просто пиши и отдавай рукописи мне. Теперь только от тебя зависит наше благосостояние.

– Ты моя прелесть, – восторженно простонал он. – Что бы я без тебя делал… Я пойду к себе, есть идеи… Буду писать.

– Иди, милый. Чем больше напишешь, тем больше получишь. Заживём. Я всегда верила в тебя. Одна просьба, не болтай языком, а то сядешь, как диссидент, а заодно сяду и я. Ты же этого не хочешь?

Альберт покачал головой, до конца не понимая смысла сказанного, поскольку его сознание было занято мыслями о собственной гениальности.

2

Грядка с зелёными помидорами казалась бесконечной, таким же тягучим было и время, и сколько бы Сашка не поглядывал на часы, скорость движения стрелок не увеличивалась. Всё в этой поездке в колхоз, расположенный на берегу Азовского моря, было хорошо, кроме восьмичасового рабского труда – абсолютно бессмысленного и никому не нужного. Кто купит эти недозревшие помидоры, сваленные в трухлявые ящики или порубленную комбайном картошку, что уж говорить о жухлой капусте и подгнившей кормовой свёкле. Но безропотные студенты каждую осень приезжали сюда, чтобы всё это собирать и даже выполнять нормы, борясь за переходящие знамёна победителей соцсоревнования. Почему же никто не возмущался и не протестовал? Да потому что после нескольких часов трудовой повинности наступало настоящее, никем неконтролируемое счастье.

Можно было бы, конечно, отдыхать после работы, читая книжки, играя в шахматы или смотреть телевизор в ленинской комнате, но в основном подрощенные мальчики и девочки предавались любовным утехам, вперемешку с употреблением дешёвого виноградного вина, купленного в посёлке у предприимчивых бабушек. Вино называлось "барбасянка", продавалось исключительно вёдрами и действовало весьма специфически, сохраняя почти нетронутым сознание и напрочь отключая функции, которые отвечали за гравитацию. После трёх стаканов в теле образовывалась некая лёгкость, движения становились непредсказуемыми и очень плавными, и парочки расползались по укромным местечкам, чтобы предаться юношескому блуду, который в отдельных случаях заканчивался любовью.

Сашка испытал на себе все прелести этой свободы, кроме одной – с блудом у него снова не заладилось, как и с любовью. Он постоянно приглядывался к Римме, даже начал привыкать, что ему становится приятно, когда та садится рядом или случайно дотрагивается до его плеча в автобусе, но никаких попыток перевести этот, едва уловимый флирт, на новый уровень, он не делал. Снова побеждал какой-то необъяснимый страх и непонимание, что делать дальше.

Рабочий день уже близился к завершению, ещё чуть-чуть, и раздаться сигнал колхозного автобуса, и нужно будет бросив всё, рвануть к нему, чтобы занять лучшее место, а не стоять всю дорогу в проходе, вцепившись в ржавый холодный поручень.

– Саша, помоги, пожалуйста, ящик перетащить, – услышал он у себя за спиной голос Риммы.

– Можно, – не глядя ей в глаза ответил он, и схватив ящик, потащил его к месту сбора, тем самым выиграв несколько секунд, чтобы осознать случившееся. Это намёк или она просто попросила помочь? Что делать – поставить ящик и уйти или остаться и продолжить разговор? А о чём говорить? Как себя вести? Что скажут остальные, если увидят их вместе? Саша панически перебирал варианты ответов, но ни на один не смог вразумительно ответить. Помощь пришла откуда он не ждал.

 

– Давай сегодня вечером погуляем, – неожиданно предложила Римма.

Сашка поставил ящик рядом с кучей таких же, и повернулся… А у неё красивые глаза, подумал он…, и волосы… Да и вся такая прикольная, похожа на строгую училку…

Она нравилась ему, но он до этого ничего не сделал, чтобы хотя бы начать общаться с этой девушкой, не говоря уж об отношениях. Смущало многое, но больше всего то, что она была явно из буржуйской семьи, и как бы ни прикидывалась своей, её всё равно выдавали импортные шмотки, необычный запах и манеры. Эти тоненькие пальцы, слегка вьющиеся длинные волосы, неторопливая походка, худоба и даже её речь – всё говорило об ином происхождении и воспитании. Куда ему – сыну шахтёра и поварихи из ресторана тягаться с такой, что доказывать ей и чем удивлять. И сейчас Сашка мог просто сказать "нет" и ничего бы не изменилось в его жизни, да и чаша внутренних весов клонилась именно в эту сторону, но совершенно неожиданно для себя он произнёс:

– Давай.

– Я буду в семь на лавочке возле виноградника, – как бы вскользь произнесла она, наклонившись к ящику, чтобы никто ничего не заподозрил.

В автобусе Саша хотел было занять место и для Риммы, но она бросила на него такой взгляд, что тот быстро убрал руку с сиденья, на которое тут же кто-то уселся, и автобус тронулся. В этих поездках особым шиком у девчонок считалось усесться на колени своего парня. Видимо близкий контакт, постоянная тряска и завистливые взоры тех, кому не повезло обзавестись парой, возбуждали даже больше, чем обычный секс. Саше тоже внезапно захотелось ощутить на себе этот контакт. Он поглядывал на Римму и мечтал, как будет держать её за талию, а она обнимать его за шею и щекотать волосами нос. Он представлял это, как наяву, но чем ближе был час икс, тем сильнее колотилось сердце, и не столько от волнения и страха, сколько от предвкушения возможных последствий, к которым он, как оказалось, ещё не был готов.

За полчаса до условленного времени Саша уже сидел на лавочке, увитой виноградом, опасаясь, что кто-нибудь займёт её раньше. Надо сказать, что это была вовсе не лавочка, а обычное бревно, лежащее под забором чьего-то дома, но это место считалось самым укромным и было за многие годы использования до блеска отполировано задницами влюблённых парочек.

Римма появилась неслышно, секунду в секунду, словно стояла за углом и всё это время смотрела на часы.

– Помоги мне сесть, – произнесла она, протянув руку.

Сашка вскочил, и крепко сжал её ладонь.

– Что ты вцепился, как дурак. Пальцы сломаешь.

Он ослабил хватку, но не отпустил. Несмотря на обидные слова и капризный тон, ему было приятно ощущать прохладу её гладкой кожи и вдыхать её аромат.

– О чём будем говорить? – спросила Римма.

– Не знаю, – ответил Саша после длинной паузы.

И он действительно не знал, о чём нужно говорить на первом свидании. Что такого произошло в его жизни, чтобы ей было интересно это услышать; что родители чуть не развелись, о том, как он бросил заниматься музыкой или о его прыжке с вышки, а может о девочке Лене, которую он любил в школе. Сомнительно…

– Сегодня красивая Луна, – выдавил из себя Сашка.

– Да… Люблю смотреть на Луну и звёзды.

– Я тоже, – промямлил он, и робко подвинулся чуть ближе.

И наступила глупая тишина. Они просто сидели рядом и молча смотрели на звёздное небо. Никаких попыток ни с его, ни с её стороны. Саша чувствовал себя полным идиотом, ему было одновременно и стыдно и страшно сделать первый шаг, а вдруг ей не понравится, а вдруг она обидится и уйдёт или захочет чего-то большего…

Когда молчать и думать чёрте о чём уже не было никаких сил, откуда-то сзади раздался детский крик:

– Да целуйтесь вы уже! Надоело ждать!

Саша и Римма испуганно вскочили. По ту сторону забора стояла загорелая девочка, жующая виноград.

– Лера! Ты где!? Домой быстро! Темно уже! – донеслось из глубины двора.

– Ба, иду! – крикнула она, сплюнула косточки, и презрительно взглянув на перепуганную парочку, тихо добавила. – Не интересно с вами, пойду я.

Римма первой пришла в себя и взяла Сашу под руку:

– Погуляем?

– Угу, – ответил тот.

И они до самого отбоя молча прохаживались по улицам спящего посёлка, пугая дворовых собак.

– А завтра погуляем? – спросил Саша, перед тем как войти в общежитие.

– Погуляем, – ответила Римма.

И он был счастлив, и не столько от её ответа – теперь можно было рвануть в туалет, не мог он при ней показать свою слабость, ему казалось стыдным сообщать девушке о том, что очень сильно хочется писать.

Утром Сашка, как всегда, одним из первых прорвался в автобус и наученный вчерашним опытом, не стал занимать место для Риммы, но чуть не потерял сознание, когда она, неожиданно для всех, уселась к нему на колени и обняла за шею. После этого он уже не имел права не полюбить её.

Вечером Сашка сидел на той же лавочке, но только пришёл ещё раньше, чтобы всё хорошенько обдумать и настроиться. И вот послышались шаги, но вместо Риммы на лавочку рядом с ним уселась девчонка, напугавшая их вчера.

– Хочешь виноград? – сказала она, протянув Саше гроздь Дамских пальчиков. – С этой стороны ваши уже всё ободрали, я во дворе сорвала. Последний. Правда вкусный?

Он раскусил несколько виноградин и кивнул.

– Ты не стесняйся, поцелуй её сегодня. Я не буду подглядывать. Меня, кстати, Лера зовут.

– Я знаю. Слушал как бабушка твоя вчера кричала. Строгая?

– Не.

– Уже сентябрь, почему не в школе?

– Я здесь живу. Но мама пообещала, что скоро заберёт нас к себе.

– А в каком ты классе?

– В пятом.

– Учиться нравится?

– Не.

– А почему подглядывала за нами?

– Я за всеми подглядываю. Вы тут не первые сидите. А что ещё делать? Чайку вылечила, креветок наелась, виноград собрала, вина с бабушкой нагнали. Пробовал наше вино?

– Пробовал.

– А вы правда архитекторы?

– Правда. Но пока только учимся в техникуме, – с чувством гордости ответил Саша.

– А то бабушка сказала, что вы хоть и архитекторы, а пьёте и буяните как колхозное мужичьё, чтоб держалась от вас подальше… А что нужно, чтобы выучится на архитектора?

– Для начала нужно научиться рисовать.

– А я умею, – похвасталась Лера, – недавно Аллу Пугачёву нарисовала акварельными красками. Меня бабушка научила, она у меня актриса, в кино снималась.

– А родители кто?

– Мама на самолётах летает. Она у нас стюардесса. А папа писатель. Я сейчас его книжку читаю.

Саша с изумлением смотрел на эту маленькую девчонку с копной выгоревших волос, и удивлялся тому, как устроен мир. Разве можно было подумать, что бабушка из этого двора, где они почти каждый день воровали виноград и покупали вино, актриса. И почему эти люди всегда находят себе соответствующую пару. Что может быть романтичней – писатель и стюардесса… У Сашки аж дыхание перехватило.

Кем же станет их дочь? Ну да, хочет выучится на архитектора, продолжить элитный ряд и выйти потом замуж, скажем, за звезду Большого театра или за космонавта. Она обречена на это. А как вырваться из жизненного круга, уготованного судьбой для его семьи? Железнодорожник, шахтёр, повар, домохозяйка… Получится ли у него с архитектурой? Кто знает.

А ещё он обратил внимание, что Лера фантастически красивая девочка, даже несмотря на её обгрызанные ноги, сбитые коленки и причёску, вернее на отсутствие таковой. Можно только представить, как хороши её родители, и это тоже было предметом зависти.

– А почему ты здесь? Почему живёшь с бабушкой, а не с родителями? – спросил Сашка, пытаясь хоть немного разобраться.

– Мама сказала, что так будет лучше. Она занята на работе, всё время летает, дома бывает редко. Папа не выходит из комнаты, пишет свои книги. А у бабушки хорошо. Я уже и плавать научилась, и вино делать. Не пропаду.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11 
Рейтинг@Mail.ru