Драма жизни Макса Вебера – Леонид Ионин

Так хотел прочитать эту книгу, чтодаже заказал ее купить и привезти поскорее. Идеи М.Вебера, во-многом, являютсяосновой современной социальной и политической науки. Леонид Ионин прославилсяпереводом на русский язык главного и неоконченного веберовского труда«Хозяйство и общество». Век прошел – и, пожалуйста, читайте. Совершив великиепереводческие подвиги, Ионин взялся за биографию своего героя.Честно говоря, читать биографии я нелюблю, всякие ЖЗЛ не терплю. Но здесь из-за автора можно сделатьисключение. Автор оригинален и не тольков связи с подачей материала о немецком классике. В лихие девяностые, когдароссиянские социологи ловили ветер массовых опросов и находились на волне«кейс-стади», он развивал социологию культуры через написание одноименногоучебника. В конце ельцинского десятилетия он сочинил даже роман-антиутопию –проекцию текущего лихолетья. Далее, в те годы, когда доминировали либерализоиды(тогда – главные «бесы») ЛИ выступил за «апдейт консерватизма». И вот теперь – «Вебер без ретуши».Когда-то я прочитал мемуары вдовысоциолога Марианны. Воспоминания былиподробными, но скучными и с многочисленными умолчаниями. Эти «белые пятна»Ионин и решил решительно стереть. Что для этого нужно? Конечно, эрудиция,хорошее знание языка, путешествия по Германии, время и оплата на достойном уровне. (В печально известной «вышке»привилегированные профессора хорошо получают, хотя преподавательскую массуэксплуатируют за гроши. ВШЭ – это дестроер отечественного с образования, есликто не знает. Удивляет также, что один из «нобилей» «ВШИ» выпустил свою книжкуне в «родном» издательстве, а в «Деле» бывшей советской академии нархоза). И вот получается уже русский европейский профессор, который, по примеруевропейский коллег смело лезет в постели и подштаники, чисто висследовательских целях, конечно. (Правда, в другом отношении ЛГИ остаетсявполне «патриотом», отпуская нелестное замечание по поводу восточноевропейских«лимитрофов» и «демократического транзита». Отечественные умники НЕ верят вдемократию! Можно хоть всю Европу исколесить, и прочесть тысячу книг на языке оригинала, но все равно, совковаязакваска неистребима). А вот тема секса Ионину, в социокультурном планевесьма близка, помню опять-таки его работу по порнотопиям или что-то в этомроде. Так что переход к обсуждению в связи с историей жизни Максимилиана темы«поллюций и эрекций» для ЛГИ вполне нормален, возможно, ему это дажеинтереснее, чем какая-нибудь феноменологическая социология.Какая-то филологиня, чей хвалебныйотзыв приведен на обороте ионинской книги, называет ее «драматическимсочинением и романом». Да, но по читательскому восприятию, если это роман, тосатирический. Герой романа предстает как маменькин сынок, подкаблучник,феминист, несдержанный невротик, оскорбивший отца «отцеубийца», импотент, садомазохист,пользующий по возможности жениных подружек, человек с нервной болезнью насексуальной почве, ну, а потом и идеолог со склонностью к германскомушовинизму.Конечно, Веберу с его странным имучительным заболеванием, а также его близким, по-человечески сочувствуешь. Новедь это еще и смешно – если вспомнить такую вещь, как «черный юмор», который,к примеру, обыгрывает случаи нелепой гибели и т.п. К драме добавляетсятрагикомедия. Но ведь можно и восхититься – насколько умные и культурноразвитые люди спокойно (сравнительно, конечно) относятся к «изменам» своихблизких.Но Ионин со своим сексопатологичнымВебером – это еще ничего. Другой «известный социолог» Филиппов АФ, тот и вовсеположил массу усилий для популяризации в России ведущего нацистского«правоведа» Карла Шмитта. Ох, уже эти российские заимствования «сумрачногогерманского гения» – от романтиков до социал-демократов и пр. – многосомнительных вещей положили они в буйну русскую головушку, которая и без тоготрещала, как после похмелья. Да, заимствования у немчиков принесли много бедрусским, идет ли речь о кальках, сделанных дурковатыми славянофилами илифанатичными эсдеками. О современных …поклонниках мрачных нациков – М.Хайдеггера или К.Шмитта и говорить не хочется.Ионин почти сразу заходит с козырей, приводя письмо-донос «великого»нацистского философа Хайдеггера, считает, что другой фашист, Баумгартен, не достоинбыть членом союза нацистских доцентов и штурмовиком. И дело не в отдельныхслучаях, а в том, что с определенного периода в Германии путь к нацизму,хрустальным и ножевым ночам шел почти без поворотов. Сочетание суперэтатизма, «мещанского» образажизни с мистико-романтическими завихрениями и тяжеловесными тупыми философемами– это будет ядовитее топлива для реактивного «мессершмитта». Опасно! И еще уносит от земли в «воздушное царствогрез». Ну, как, к примеру, оценить словеса коммунистических совковых«философов», которые вдохновляясь, немецкой диалектикой гегелей-марксов, наполном серьезе воспевали переход к «новому миру», когда рядом миллионы людейубивались самыми примитивными способами!..Но вернемся к главной теме ионинскойкнижки. В третьей главе, рассказывается о страшной болезни великого мыслителя,из-за которой он несколько лет не мог заниматься ни научной деятельностью, нипреподаванием. Недуг сопровождался апатией, бессонницей. Мигренями,демоническими эротическими видениями и уже упомянутыми, эрекциями иполлюциями. Не ординарный, конечно,случай – следствие «недотраха»? Тяжелый характер Вебера можно списать наинтенсивную умственную работу, а человека, который постоячнно думает чрезвычайнораздражает окружающая бездумная публика, как трудящегося бесит праздностьбогатых. Но ведь в насыщенной культурной среде, где вращалась чета Веберов иостальные герои «романа» многие и много размышляли. Нижепоясные перверсии можно отнести на счетлицемерного религиозного воспитания, ну, или природы, которую «гнали в дверь»,или последствиями детских болезней. Вебер, конечно, был бы идеальным пациентом для венского психиатра (вэтом смысле из отечественных философов на него был очень похож Иван Ильин). Новедь «наука» Фрейда, это во-многом, интуиция, собрание слепых догадок, наследиехасидизма или шарлатанство. Однако на рубеже «нервного века» так не казалось,венский иудей предложил хоть какое-то объяснение для того, что многим доразвития психоанализа казалось непонятным и пугающим. Ионин и в двадцать первомвеке не особенно критично использует некоторые фрейдовские схемы для объясненияболезни, поведения и теоретических построений Максимилиана Вебера.Читатель заинтригован: дойдет лидело до трактовки знаменитой «протестанской этики» как следствие влиянияизлишне религиозной матери Елены, а «рациональность» будет ли объяснена каксредство и/или результат борьбы с демонами плоти?Упрощенную трактовку самой известнойкниги Вебера Ионин третирует как «поп-социологию», доказывая и показывая, что«Протестанская этика» – это гораздо более сложная схема, нежели «протестантысоздали современный капитализм». Также Ионин утверждает, что это трактат поэтике, а не по экономике. Но при огромном количестве нестыковок и критическихзамечаний все же ядровая идея «Этики» представляется глубоко верной и для насактуальной. Почему, спросим, экономическая реформа здесь превратилась всплошной «распил и откат». Нравственное вырождение и анти-отбор непредопределили ли все остальное? И – в какой степени?Но у Ионина опять не только прокапитализм, но и про «любовь-морковь». Читать о страстных «клубках» в окруженииВебера интересно, но скоро становится и скучно, хотя есть и любопытные детали:браться Макс и Альфред соперничали не только на поле науки, но и за доступ ктелу женщины (попеременно); «клубок» затягивает в себя не только наркошу ОттоГросса, но и будущего автора «Любовника леди Чаттерлей» и т.д.В целом, на еще сравнительноредких богемных эксцессах можно проследить многие изгибы «сексуальнойреволюции», которая приобрела массовый характер у поколения бэбибумеров. ЭльзаЯффе тестирует в ограниченных «лабораторных» условиях «свободную любовь», каккакой-нибудь граф Кайзерлинг или К-Г.Юнг ищут формулы «нью-эйджа». Не будьмировых войн, «сексуальная революция» началась бы гораздо раньше – предпосылкав виде обилия молодежи, отвергающей старые ценности была вполне готова к началуХХ века, но молодежь эту поубивали. Также гораздо раньше могла бы утвердитьсяидеология феминизма, «нетрадиционности» и всяческой толерантности. Достаточнообратить внимание на те идеи, которые развивала Марианна Вебер, но торжествотолерастии в гейропах тоже было исторически отодвинуто. (Отметим только, чтотот приват-доцент, которого муж феминистки «затоптал» судебными иадминистративными преследованиями, по сути, был прав относительно женщин,которые не могут быть матерями и т.д.) Конечно, люди бывают очень разными ипреследовать просто иных – это отвратительно. Но когда лесбиянки, феминистки ипрочие квиры-трансгендеры начинают претендовать на всеобщую истину, то этогораздо хуже, чем патриархат. Последний хотя бы обеспечивал воспроизводствонаселения. И слушать мнение феминисток о сущности женщины столь же неразумнокак советоваться с бездетным монахом по поводу ухода за детьми.Другой вопрос – это насколькоадекватны социологические выкладки Вебера в свете трагического опыта столетияпосле его смерти. Да, Макс Вебер своими титаническими трудами добыл многоважных знаний об обществе, его первенство в социологической науке смешноотрицать. Но как же тяжело и мучительно это доставалось – как будто сама«природа» не хотела, чтобы люди узнавали «тайны» своей жизни. Мучительная жизньи преждевременная смерть великого ученого – тому подтверждение. Судьба как быстремится уничтожить тех, кто претендует на «похищение огня». Автор книги дажеприводит мнение реакционного истранного Л.Клагеса, который отсылает клегенде о «покрывале Изиды» – стремление к познанию истины, оборачиваетсягибелью. Но наряду с отзывом Клагеса Иониным также приводится посмертный отзывКарла Ясперса – этого автора философских мифов. Этот экзистенциалист и о Вебересотворил миф, а в конце жизни был страшно ирритирован, когда просочились сведения о связи рыцаря разума с роковой иопытной женщиной Эльзой Яффе. Не обречены ли мы постоянно жить в мире(рас)согласованных мифов, без которых просто погибднем, как юноша из балладыпро покрывало Изиды?И как быть с «рациональностью» – не слишком ли погорячились Вебер и егопоследователи, приписывая это качество сообществу сапиенсов? В этом отношениикниге Ионина, может быть, недостает градуса иронии, если она только незашифрована в описании того, как Макс валялся на диване со своей идеальнолюбовницей-пианисткой – это после того, как разобраны темы господства,легитимности и т.д. Тема Господства вновь всплывает в биографии Вебера, послетого, как оно вновь сошелся с роковой женщиной Эльзой Яффе. Эта связь,основанная на эротическом господстве любовницы, привела Макса в Мюнхен, с условиями,гораздо хуже, чем предлагались в Бонне, и, как оказалось, к ранней смерти.Автор протестует против того, чтобы называть своего персонажа «мазохистом», Нокто же тогда МВ, отдавшийся в полную зависимость женщине, даже если это и не сопровождалось ношением ошейника вбуквальном смысле (в письма ошейник «фигурирует фигурально). Немцам в ХХ векенравилось не только убивать, но и подчиняться. И вообще, путь от „стальногопанциря“ до садомазохистской атрибутикене слишком далек.События двух лет после Великой войныдаются в книге конспективно, интереснысюжеты о мюнхенских подражателях Бронштейна, которых удалось быстро придушить или об участии профессора какэксперта в Версальской мирной конференции (разве это не Драма!), но центрионинского изложения в ценлом решительно сдвинут в сторону любовныхвзаимодействий. Тем не менее, тема отношения к России все же мелькомвсплывает. Веберовские работы о русскойреволюции пр., известны, вроде бы их публиковал „независимый публицист“ А.Кустарев.Но характеристика Вебером бывшего военного врага заставляет задаться вопросом остепени его антироссийскости и русофобии (что здесь связано с конкретнымиполитическими обстоятельствами, а что является константой).В целом, немецкий „Ткач“ московскимпрофессором интерпретируется довольно оригинально (для российской веберианы,где Ионин стал специалистом №1). Но вот вопрос, не приведет ли этаоригинальность (или оригинальничанье) к пересмотру не только портрета Вебера –как оказалось гораздо более живого, но и его наследия, лежащего, повторим вфундаменте современной социологии. На практике все идет как-то не так и„рациональность“ может оказаться очередным мифом (о противоречиях в пониманиирациональности писал, например, Р.Коллинз). Сейчас кажется, что надежды познатьобщество с целью сделать жизнь в нем более „нормальной“ летят ко всем чертям,хотя масса ученых „муравьев“ продолжают копошиться собирая большую иразнородную кучу „научной дисциплины“, но, в основном, уже не понимая общегозамысла своего „вавилонского“ муравейника, а просто повышая „индексцитирования“ и сражаясь за грантовые подачки.Особых (не принципиальных, то есть,осуждающих сам замысел и композицию труда) замечаний, в общем-то, нет. Иногдавстречаются опечатки – например, в хронике убийство Столыпина относится к 1912году. Большим упущением является экономия издательства на фотографическихвкладках. Словесных описаний портретов веберовского окружения явнонедостаточно. Хорошо бы было, не откладывая книги, сразу посмотреть портреты ееперсонажей. Если кто-то посмотрит в интернете, то может и удивиться былымстрастям. Но любовь, как известно, зла, а жизнь смертельно жестока. Быть может,„драма“ – это слишком мягко сказано.