bannerbannerbanner
полная версияХранители Врат. Книга 3. Казанова параллельных миров

Леон Василевски
Хранители Врат. Книга 3. Казанова параллельных миров

Полная версия

С чемоданами в руках Неведомские прошли назад по тому же коридору и поднялись на второй этаж. При этом стены перехода и лестничной клетки странным образом поменяли свой цвет. А вот сейчас они слушают непонятную пикировку дяди и соседки.

– Рада была с вами познакомится, – обратилась Вероника к Неверовским, – надеюсь, что мы подружимся. Не буду вас больше задерживать.

      Женщина развернулась и под частый стук каблучков стала спускаться по лестнице.

      Квартира Анджана также стала откровением для супругов. Во-первых, она оказалась в два раза больше. Во-вторых, за время их путешествия в подвал и обратно она коренным образом изменилась: другая мебель, другие обои на стенах, другие шторы на окнах, а в завершении – старинный дисковый и проводной телефонный аппарат на полочке и такой же древний телевизор с выступающим назад кинескопом. Неверовские почувствовали себя участниками какого-то невероятного розыгрыша.

– Где мы, Пётр Антонович? – хрипло промолвила Арина, опускаясь на диван. Такой же обалдевший муж плюхнулся рядом.

Пётр уселся на стул и спокойным голосом сообщил:

– Я вам обещал переправить в такое место, где вас не достанет ни один бандит, что поселю в шестикомнатную квартиру и обеспечу хорошей работой. Вот это место.

Анджан сделал круговое движение рукой, как бы подтверждая свои слова и продолжил:

– Но есть одно «но». Я не мог предупредить вас заранее: я переправил вас в другую реальность.

– Как это понять: «в другую реальность»? – недоумённо переспросила Арина.

– Я перенёс вас в параллельную вашему родному миру реальность и сейчас здесь 1955 год.

Он включил телевизор, дождался, когда появится на экране новостной канал и озвучил точную дату:

– Если быть точнее, то сегодня 8 августа 1955. Вы находитесь в городе Динабурге, Витебской губернии, Российской империи.

– Вы это серьёзно?! – выпучив от удивления глаза почти прокаркал Казимир.

– Куда же серьёзней, – уверил Анджан. – И вам нужно вживаться в новый для вас мир.

– Так мы что, навсегда сюда переехали? – прошептала Арина и в ужасе прикрыла рот.

– Сейчас всё в ваших руках, – заверил Пётр, – если вы не приживётесь здесь, то я верну вас назад. Но это будет ваш выбор и от бандитов и фиников* вы тогда уже будете отбиваться сами.

– А как же наши родители, братья и сёстры? – почти простонала Арина.

– Для них вы эмигрировали на Запад, – пояснил Анджан. – Я буду привозить им ваши письма и доставлять вам их ответы.

– А переправить сюда родителей можно? – осведомилась Арина.

– Давайте не будем бежать впереди паровоза, – предложил Пётр, – Обживитесь сами, осмотритесь, а там видно будет.

      В течении двух недель Анджан, как истинный дядя, опекал семью племянника. Знакомил его и Арину с местной инфраструктурой, с торговыми точками. Представил Казимира генеральному директору фармакологической компании «Возрождение» Давиду Верейке в качестве своего полномочного представителя в компании, в которой Анджан имел пятьдесят один процент паёв. Он оформил у нотариуса доверенность на право представлять интересы Анджан Петра Антоновича в алмазодобывающей компании АО «РОСАЛМ», в которой Пётр владел десятью процентами акций. Кроме того, он познакомил Неверовского с Алексеем Сухониным, управляющим несколькими общими золотоносными приисками, совместной собственностью Петра, Фёдора и Алексея. Также написал приказ о приёме Казимира Неверовского на работу в качестве заведующего антикварным магазином «Предметы старины – антикварная торговля». Он являлся собственности Петра. Также он принял на работу Арину Неверовскую на должность продавца этого магазина. Пётр передал Казимиру списки надёжных антикваров, торговых партнёров Петра.

      Через месяц Пётр наведался в свой бывший коттедж – дом Казимира ХХI веке. Не успел он пройтись по комнатам особняка, проверяя целостность окон и состояние дома, как подъехала машина, из которой вышел невысокий мужчина лет сорока в сопровождении здоровенного качка. В визитёре Пётр признал некогда грозу криминального мира Тимофея Кравченко по кличке Тимоха.

      Надо отдать должное, Тимоха не наглел, а вежливо постучался и в дом не вошёл.

– Чем обязан, господа? – Анджан обратился к Кравченко.

– Мы хотели бы видеть Казимира, – ответил Тимоха, – он остался нам должен крупную сумму.

– Я тоже хотел бы его видеть, – заверил Пётр. – Он задолжал мне арендную плату за два месяца. К телефону не подходит. Его мобильную трубу нашел только что здесь с моими звонками и СМСками.

– А вы кто будете? – вежливо осведомился визитёр. – Вы родственник Казимира?

– Я владелец этого коттеджа Пётр Анджан, – уведомил Пётр, – но родственником Казимира не являюсь. Я сдал ему этот дом Неверомскому по рекомендации друга.

После этого Анджан сокрушённо развёл руками и продолжил:

– Три года он платил день в день, а вот сейчас остался должен за два месяца и куда-то исчез. А вы кто будете и почему интересуетесь Казимиром?

– Я уже сказал, что ваш квартирант задолжал нам крупную сумму. Мы ему сделали предоплату за товар, а он его нам не поставил. На звонки не отвечает, дома не появляется.

– Вот тут я вам ни в чём помочь не смогу, – Пётр разочаровал гостя. – Я понятия не имею, чем занимается мой арендатор и это не моё дело.

– Очень жаль, – на лице Тимохи читалось явное разочарование, – Но мне придётся подать в суд и арестовать всё имущество Неверовских.

– Думаю, что это не легко будет сделать, – возразил Анджан, – вся мебель, бытовая техника и аппаратура принадлежат мне. Вряд ли шмотки Неверовских возместят ваши убытки.

– А вы где живёте, господин Анджан? – закинул удочку Тимоха.

– А вы с какой целью интересуетесь? – вопросом на вопрос ответил Пётр.

– Чтобы знать, где вас найти, – туманно ответил Гость.

– А я здесь причём? – поинтересовался Анджан, сделав удивлённое лицо, – Каким боком я замешан с вашими и Казимира тёрками? Обращайтесь в суд и пусть он вызывает меня как косвенного свидетеля повесткой на этот адрес. А сейчас извините меня, у меня куча дел в доме.

      Сказав это, Пётр закрыл перед визитёрами дверь. Из окна кухни он видел, как гости покинули двор, уселись в машину не последней модели и укатили восвояси.

Возвращаясь домой, Анджан долго кружил по городу, пытаясь выявить слежку. Он заезжал в супермаркеты, посещал кафе. Он понимал, что все его метания по городу – это паранойя чистой воды. Но ничего с собой поделать не мог. На кону могла стоять возможность без опаски навещать родной мир.

      При перемещении в мир 1918 года парня ждал сюрприз. Он должен был забрать Роберта и перенести его домой. Вот тут-то он и был сражён наповал новостью: Роберт сделал предложение Ольге и решил осесть в этом мире.

– А как же Марта, Роберт Карлович? – первое, что спросил Пётр, – Как девушка будет жить одна? Как она воспримет ваш переезд «на постоянное место жительство» в Барселону?

– Так Марта сама меня пилила в последнее время, когда я сделаю предложение графине Головановой? Она прекрасно осознавала, что Ольга не сможет перебраться жить к нам в Двинск согласно вашей теории о двойниках в других мирах. Мы с Мартой обсуждали моё возможное переселение сюда. Она готова переехать к Карлу в Петербург или ко мне сюда, когда я обоснуюсь в Испании.

      Пётр в ответ только пожал плечами и решил уточнить, на какой день назначено венчание и где.

– Нас обвенчает военный капеллан отец Онуфрий, который проходит излечение в госпитале Красного Креста.

– Но ты же лютеранин! – решил напомнить Анджан.

– Я уже прохожу обучение перед крещением в православие под руководством капеллана. Крещение назначено на 6 ноября по европейскому стилю, а венчание – на 9 ноября.

– А кто будет вашими крёстными, Роберт Карлович? – полюбопытствовал Пётр.

– Я осмелился попросить Фёдора Фёдоровича быть моим крёстным отцом, – заявил Роберт, – и он любезно согласился.

– А крёстная мать? – осведомился Анджан.

– Вот с крёстной матерью большая проблема, – пожаловался Роберт, – Православной женщины среди наших знакомых в Барселоне нет.

– Да. Это действительно проблема, – согласился Пётр и задумался как помочь другу.

Друзья некоторое время молча пили кофе в офисе барселонской компании Петра, погружённые в тяжкие размышления.

– А где сейчас Ольга Александровна? – вдруг прервал молчание Анджан.

– Была в лаборатории? – ответил Роберт, – А что?

– У меня есть одна идея, – объявил Пётр. – Вас не затруднит позвать её сюда?

– Да, конечно, – с готовностью ответил Берг, – одну минуту.

Через несколько минут в контору не спеша вошла девушка, а следом за ним Роберт. Пётр встал и предложил Ольге стул.

– Ольга Александровна, – обратился он к Головиной, – у вас осталась в Москве близкая подруга, которая также находится в затруднительном положении.

– Да, у меня там осталось много подруг и знакомых, – подтвердила графиня.

– А с кем вы были наиболее близки? – продолжал расспросы Пётр.

– Я почему-то плохо помню московский период моей жизни, – ответила Ольга и задумалась. – В моей памяти всплыла Татьяна Батурина. Кажется, мы даже планировали вместе бежать из Москвы в Тюмень.

– И что ей помешало?

– Не помню, – с сожалением ответила девушка.

– Если мы навестим её, она согласится быть крёстной матерью Роберта Карловича? – поинтересовался Пётр.

– Таня, возможно, но как? – не совсем понимая, что задумал Анджан.

– Так же как мы все попали сюда? – пожав плечами, ответил Пётр, – Ваша задача будет состоять в том, чтобы уговорить подругу.

– Я попробую, – неуверенно заговорила девушка.

Тут Анджана осенило, что, возможно, Ольга не помнит, каким путём она попала из Москвы сюда.

– Ольга Александровна, вы помните, как вы покинули Россию?

– Увы, нет, – ответила графиня, как бы извиняясь. – Всё, что происходило со мной до нашего острова в океане, как будто произошло в другой моей жизни. Остались только редкие отрывочные воспоминания. Я даже лиц моих родителей не помню.

 

– Хорошо, я постараюсь выяснить всё возможное о теперешнем положении Татьяны Батуриной. А вы готовы навестить подругу в Москве и уговорить её стать крёстной матерью Роберта Карловича и вашей свидетельницей на венчании.

– Да. Конечно, – согласилась девушка, не задумываясь.

– Вот и отлично! – резюмировал Пётр, – Будьте готовы к перемещению в Россию. Я вам сообщу, когда разузнаю всё о Батуриной.

      Пётр не хотел поднимать вопрос выхода Ольги в Земную Инфосеть в присутствии Роберта. Но когда он увидел, что Ольга вернулась в лабораторию, а Роберт вышел из цеха на улицу, Пётр вошёл в телепатический контакт с Головиной и попросил её продемонстрировать образ московской подруги. Затем он сам вошёл в «Интернет» и подумал о Татьяне Батуриной. Из всех предоставленных ему вариантов Татьян парень остановился на аналоге образа из памяти Головиной.

Татьяна продолжала пребывать в Москве в крайне тяжёлом положении. Мать её умерла месяц назад. Потомок знатного боярского рода уже продала все семейные драгоценности, чтобы прокормить себя и младшего брата Михаила.

      Пётр выяснил, что семья Батуриных состоит в списках местного комиссариата как особо неблагонадёжная и обыск в доме Татьяны назначен на 4 ноября. То есть через три дня.

Анджан тотчас ментально связался с Ольгой и поставил ту перед фактом перехода в Москву завтра 2 ноября.

«Чем вызвана такая спешка, Пётр Антонович?» – поинтересовалась девушка.

      «Ваша подруга в большой опасности, Ольга Александровна! – сообщил Пётр. – Через три дня в её дом заявится ВЧК с обыском. Татьяну Алексеевну и её брата Михаила наверняка арестуют. Они состоят в списках врагов революции. «Хорошо, я готова» – заявила графиня.

      В полдень Пётр снял повязку с глаз Ольги, когда они вышли из подземелья палат Аверкия на Берсеневской набережной Москвы реки через маленькую дверцу, ведущую во двор. Они быстро поймали извозчика, который за полчаса довёз их до двухэтажного особняка Батуриных на Никольском бульваре. Семью Батуриных ещё в начале 1918 года переселили в небольшой флигель во дворе дома, в который можно было попасть через небольшую калитку. Татьяна и Михаил находились дома. Сестра готовила обед, а брат курочил буфет, чтобы затопить большую изразцовую печь, отапливающую все три комнаты маленького домика. Москву накрыл арктический циклон, принёсший мороз и первый снег.

      Михаил сразу же узнал Ольгу и кликнул Татьяну:

– Таня, беги быстрее сюда! Посмотри кто пришёл!

Батурина, недовольно ворча, вышла в гостиную. На несколько секунд замерла, увидев Ольгу и словно пытаясь понять – это галлюцинации или перед нею действительно стоит её лучшая подруга. Спустя секунду Татьяна со слезами бросилась на шею Головиной с криком:

– Оленька, душа моя!

      Слёзы душили девушку, и её слов невозможно было разобрать. Ольга же довольно сдержанно встретила бывшую подругу. Вероятно, эмоциональная составляющая её дружеских отношений с Батуриной не попала в сохранившуюся часть личности графини Головиной.

      Обед накрыли из испанских продуктов, прихваченных Петром с собой в дорогу. Батурины впервые в жизни попробовали вяленое мясо – хамон, колбасы фуэт, чоризо и лонганиса. На столе появились несколько сортов овечьего сыра и апельсины. Венчал стол котелок отварной картошки с испанским тушенным мясом. Не забыл Пётр прихватить и литровую бутыль сладкой сангрии для дам и испанского бренди для себя и восемнадцатилетнего Михаила.

      Во время обеда Батурин то и дело бросал тайные взгляды на Ольгу. Пётр не умел телепатически внедряться в мозг оппонента, но эмоциональный фон Михаила почувствовал хорошо.

      Первоначально Батурин – младший наотрез отказывался переезжать в Испанию. Пётр понимал, что не любовь к Родине удерживало парня в Москве, а его нежелание присутствовать на свадьбе Ольги, в которую он был по уши влюблён. Только сообщение Анджана о предстоящем визите ВЧК пересилило личные переживания парнишки.

      Венчание Роберта Берга и Ольги Головиной выбивалась из всех виденных Петром воочию и в кино подобных обрядов. Священник, одетый в мундир военного капеллана, установил походный армейский алтарь в центре небольшого склада фармацевтической компании Петра и Фёдора. Помещение предварительно освободили от всех складских запасов. Девушки склеили из картона венчальные короны, которые держали над ними двухметровый великан Фёдор и Татьяна Батурина, девушка невысокого роста. Отец Онуфрий читал нужные молитвы по псалтырю, так как забыл их напрочь, служа двенадцать лет армейским капелланом. Само богослужение он провёл явно в сокращённом виде и «по шпаргалке». Этакий военно-полевой обряд бракосочетания. Неискушённые зрители этого, естественно, не заметили, и ничто не испортило торжественного момента.

      У дверей своего дома Марта, которую Пётр перенёс назад, в мир 1913 года, обернулась к парню и с ехидной улыбкой спросила:

– Итак, Пётр Антонович, как вы будете выполнять наказ моего брата?

– Какой наказ? – удивлённо поинтересовался Пётр.

– Заботиться обо мне.

– А это! Я ещё не думал об этом, – ответил парень.

– Хочу вас проинформировать, что Роберт всегда забирал меня из училища, когда мои уроки заканчивались после наступления темноты.

– И как часто это случается? – поинтересовался Анджан.

– Каждый вторник, среду и четверг? – мило улыбаясь, объявила девушка.

– Тогда буду забирать вас из вашей школы каждый вторник, среду и четверг, – спокойно известил Пётр.

– Договорились, Пётр Антонович, – лукаво улыбаясь, заявила Марта и протянула руку для поцелуя, – Не буду вас больше задерживать.

      К себе домой Пётр не вернулся, а решил, наконец, наведаться в «свою квартиру» реальности 1918 года, в которой он ещё ни разу не был. Ожидаемо обстановка шестикомнатных апартаментов повторяла интерьер его квартиры мира 1913 года. Но были и некоторые отличия. В потайная комната оказалась никакой не потайной, а вполне нормально – доступной. Естественно, отсутствовали какие-либо экспонаты, бюро, полки и пирамиды.

      Пётр перетащил в квартиру содержимое сундука, который обнаружился возле стены у входа в Портал. В нём находились старинных рукописи в свитках или сшитые в своеобразные тетради. Пётр аккуратно сложил все бумаги в большие полиэтиленовые пакеты, которых получилось целых пять штук. Пришлось совершить три ходки из подвала в квартиру, чтобы перетащить эти тяжеленные мешки.

Все бумаги оказались писаны или на латыни, или на старославянском языке. На дне сундука лежали рукописи, писанные невиданными ранее знаками, которые буквами можно было назвать с большой натяжкой. Незнакомая письменность осуществлялась разного вида закорючками, на первый взгляд с трудом отличными друг от друга, начертанными чёрными чернилами на диковинного вида бумаге. Ощупав листы этих чужеземных рукописей, Анджан ощутил еле ощутимую упругость пластика.

      В кабинете отсутствовал сейф. Все ящички и полочки стола оказались пустыми. Зато перстень для инициации присутствовал на своём месте в тайнике изразцовой печи. Больше ничего интересного, кроме перстня, в доме не нашлось.

      Вся квартира выглядела так, как будто в ней никто никогда не жил. В шкафах, буфетах и многочисленных сундуках отсутствовала какая-либо одежда, постельное бельё, посуда и многие вещи, необходимые в быту. Но все комнаты выглядели чисто прибранными, и даже тяжёлые бархатные шторы присутствовали на окнах. В квартире присутствовал запах помещения, где только что закончили косметический ремонт: запах свежей краски, побелки и обойного клея. «Вероятно эта реальность образовалась до того, как хранитель врат из семейства Виксне изменил планировку квартиры с созданием потайной комнаты» – решил для себя Пётр.

Переместившись в XXI век, Анджан прихватил с собой свитки, написанные на латинском языке. Он собрался перевести на русский язык эти рукописи и попробовать расшифровать документы, писанные странными каракулями. Пётр сличил принесённые латинские свитки с уже имеющимися у него, чтобы отложить идентичные и уже переведённые. Парень обнаружил неизученными только пять манускриптов, писанных на пергаменте и двух тетрадей из бумаги желтоватого цвета.

Анджан уже набил руку, переводя предыдущие латинские тексты, поэтому эти свитки он перевёл, практически не обращаясь к словарю. Тетради оказались дневниками и описывали хронологию путешествия одного их хранителей Врат через портал в эпоху средневековой Руси. Анджан буквально зачитался своеобразным отчётом хронопутешественника:

      “Нота Бена! Это повествование было начато писаться моим прадедом Целавом из Любосты на древнерусском языке 6721-е (1213 год**) лето и закончено в году 7273(1765**) им же под именем Дмитрия Сергеевич Мономах. Рукопись моего прадеда переведена мною, князем Георгием Мономахом на латинский язык в Динабурге в году 7364(1856**). Мой пращур описал путешествие в мир, где ещё правили древние русские князья».

**Примечания автора.

*финики – разговорное прозвище финансовых инспекторов в Латвии.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

      «Сегодня я получил письмо от отца, написанное церковным буквицами на бересте. Торговые люди из Копец-городка передали мне это письмо. В нём сообщалось, что мой старший брат Даумант погиб при набеге на литовское городище, а отец вернулся с битвы сильно израненным. Поэтому мой отец, которого звали Ужвалд, велел мне спешно плыть домой в наше селище Любосты, что стоит вблизи озера Любоста и речки Любостянка. Наша речка буквально в двух поприщах* от нашего селения впадает в большую реку Даугову, которая в Полоцке зовётся Двина. В это время я учился в Борисоглебском Полоцком монастыре, который располагается в Бельчицах, в двух поприщах от града.

      За три дня я на попутных малых торговых ладьях добрался до дома и застал отца, пребывающего на ложе. Буквально в день моего прибытия домой, папа собрался с силами и встал с постели, на котором он возлежал последний месяц своей болезни. Этим он вызвал большое недовольство матушки. Он позвал меня и объявил, что настало время, посвятить меня в великую тайну, которую наш род хранит ни один век. Отец приказал снарядить нашу среднюю ладью, и взять ещё трёх гребцов.

      Мы спустились к озеру Любоста и сели в ладью. По речке Любостянка дошли до Дауговы. Отец указал плыть вверх по течению к Древнему городу. Причалив к высокому берегу реки, мы оставили гребцов в ладье, а сами поднялись наверх.

Опираясь о моё плечо, Ужвалд повёл меня в сторону развалин города. Название его уже никто из ныне живущих не помнит. Он давно зарос лесом и кустами. Местные жители называли его просто «Древний город». Мы подошли к груде каменных блоков, поросших мхом и кустарником. Мы с трудом продирались сквозь сплошную стену густого ельника, окружавшего древнее каменное строение почти в центре развалин, и очутились у разлома в стене. Стена была до того древней, что камни, слагающие её, покрывал сплошной слой густого мха.

Отец повелел мне запомнить, где находится этот вход: у большого идеально круглого камня перед ельником.

– Вот, сын, – сказал отец, остановившись возле пролома в стене, – настало время посвятить тебя в тайну нашего рода. Следуй за мной и запоминай всё, что я делаю.

Отец высек кресалом искру и зажёг небольшой факел, который он взял из каменной кадушки справа от входа в пролом. Вниз вели пологие каменные ступеньки. Дойдя до ниши в стене, которая перегораживала нам дальнейший путь, папа показал, как устранить препятствие. Он демонстративно отсчитал два камня от верхнего правого угла грота и дважды нажал на третий. Фронтальная стена ниши бесшумно сдвинулась в сторону, открыв нам проход. Спустившись по ступенькам, мы очутились в огромном зале, чей свод покоился на многочисленных колоннах. Отец указал мне на стрелки, вырезанные в каменном полу, и сказал, что следует идти туда, куда указывают эти стрелы. Через десять раз по десять шагов (я специально посчитал) мы упёрлись в новую стену.

– Пришла пара, сынок, посвятить тебя в сан Хранителя Врат. Из поколения в поколение эта тайна передаётся второму сыну или дочери нашего рода, – заговорил отец, повернувшись ко мне вполоборота. – После гибели Дауманта, старшим сыном стал Вилк, а ты – вторым. Поэтому тебе надобно принять на себя бремя Хранителя. В этой стене скрыты Врата в неведомый мне мир или миры. Чтобы их открыть, ты должен пройти посвящение.

      Тогда папа достал из мешочка, висящего на его груди, перстень и показал его мне. «Это перстень, который необходим, чтобы провести посвящение нового Хранителя» – поведал он. Я взял кольцо в руки и внимательно рассмотрел. Я держал в руках массивный перстень из серого металла с основанием овальной формы с восьмигранным камнем ярко-жёлтого цвета в центре.

 

      Папа заставил надеть кольцо на левую руку и перевернуть его камнем внутрь ладони. Он смочил стену тряпкой, принесённой в туеске с водой, и указал мне на открывшиеся после этого рисунки. В центре одного из рисунков, который папа назвал «Сварогом», символом Рода, находилось отверстие. На этот рисунок следовало полошить ладонь с кольцом, а в отверстие в центре символа – вставить камень моего перстня. Я сделал это.

—Теперь начни петь первую молитву, которую мы каждую ночь поём всей семьёй перед сном – приказал папа. – Это и будет заклинание, посвящение в Хранители Врат.

      Я запел нужную молитву. Мне было незнакомо содержание этого заклинания, но его я разучил с раннего детства, так же как и мелодию. Я почувствовал, как странная волна прошлась по телу от левой руки вниз до пят. На наружной стороне руки возникло изображение Сварога и тут же исчезло.

—Теперь ты посвящён в Хранители Врат и можешь их отворять – заявил отец, – приложи ладонь левой руки знаку Рода, но уже без перстня и пропой вторую молитву. При помощи её ты сможешь отворить Врата.

      Я сделал так, как повелел отец. Когда я запел второе заклинание, то моё сердце не успело произвести и десять ударов, как стена передо мной заколыхалась, словно поверхность воды от резкого дуновения ветра. Я протянул руку, прекратив при этом песнопение. Рябь тотчас исчезла и мои пальцы упёрлись в твёрдый камень стены.

– Не прекращай петь заклинания до тех пор, пока твоя рука не пройдёт сквозь стену и не вернётся назад, – пояснил папа, – или пока ты не переступишь порог Врат.

Тогда я снова запел вторую молитву и продолжал её исполнять, вновь пытаясь просунуть руку через мерцающий полог. На этот раз рука свободно прошла, не встретив преграды. Но я тут же в страхе отдернул руку.

– А что находится там за пологом Врат.

– Не знаю, – пожал плечами отец, – я там не был, и отец мой там не был, иначе он поведал бы мне об этом. Может кто из наших предков, хранителей Врат и побывали на той стороне, но никто не оставил никаких свидетельств этого. Возможно, это указано в старинных свитках. Но они написаны на языке, которого уже никто не помнит, и буквицами, которые уже никто не может прочесть.

– Ясно, – грустно ответил я.

– Теперь я могу спокойно отправиться в мир моих усопших предков, – заявил папа, когда мы возвращались домой, – Теперь ты Хранитель и тебе подчиняются Врата. Но ты должен будешь посвятить своего сына или дочь в тайну Врат и посвятить его или её в сан их Хранителя.

– Нет, – возразил я. – Тебе ещё рано уходить. Ты обязательно поправишься.

– Это как боги рассудят, – смиренно заявил папа.

      Несмотря на то, что отец принял крещение, он оставался язычником. Крестился он чисто формально, чтобы священники из Герсики отстали со своими наездами на него, старосты селища Любосты. Наше селение называлось так, потому что укрепилось на горе, в густом бору, между озером Любоста и речкой Любостянкой.

      Папа выздоровел. Свершилось чудо, Болезнь, державшая его прикованным к постели более месяца, совершенно отступила в течении одного дня и одной ночи сразу же после посещения нами таинственной залы. Но судьба есть судьба. Через шесть месяцев после выздоровления отец погиб во время зимнего набега на литваков. Его бренное тело привезли дружинники на санях вместе с двумя десятками других павших воинов.

      Буквально на следующий день после похорон отца я не вытерпел и спустился в то чудное подземелье с диковинными каменными столбами, подпирающими каменный небосвод.

      Я запел молитву, отворяющую Врата и замер перед их мерцающим пологом. Я в нерешительности застыл, не осмеливаясь сделать шаг вперёд. Рябь, переливаясь и извиваясь мелкими волнами, манила и отпугивала. Манила познанием неведомого и пугала неизвестностью. Так и не осмелившись перешагнуть через порог Врат, я завершил песнопения и покинул подземелье.

Я ещё три раза за лето навещал тайную залу, но никак не мог решиться на последний шаг. Потом и вообще закрутилось, завертелось.

      Селище готовилось к прибытию ежегодного каравана из Кукенойса, который каждый Сулу менес (апрель*) проплывал мимо нашего селения в сторону Полоцка. К веренице каждый раз присоединялась по пути ладьи купцов из Герсики и селищ, стоящих на реке Даугова. К каравану в назначенное время спускались и суда по рекам Эвикшта и Дубна. Каждый год челны делали остановку возле городища Новене, где отдыхали гребцы и куда приплывали ладьи из городищ и селищ нашей округи.

В это время проходил ежегодный весенний торг. Из заморских земель привозили топоры, железные ножи, косы – горбуши, серпы и различную глиняную посуду. Высоким спросом пользовались свейские мечи, наконечники стрел и копий. Торговля осуществлялась преимущественно посредством обмена. Те жители из ближайших земель, которые не хотели посылать своих купцов в далёкие земли, меняли тут свои товары на нужные им заморские.

      Наше поселение также готовило большую торговую ладью – однодревку. В прошедшую осень на сходке постановили, что наша однодеревка пойдёт до Булгара. В этот раз походом должен будет руководить мой старший брат Вилк, как глава семьи. Наша семья владела большим торговым судном и несколькими более мелкими лодками. Моя семья загружала половину корабля, вторая половина отдавалась под загрузку нашим родичам, живущим в Любостах и в окрестных поселениях. Все они являлись нашими кровными родственниками.

      В прошлогоднее торговое плавание отец взял с собой и меня. Так вот тогда в Полоцке нам удалось подпоить одного тверского купца, который проболтался, что сейчас не очень выгодно везти товар в Киев.

      После разграбления Царьграда франкскими рыцарями в лето 6713(1205*) торговля с Царьградом перестала быть столь выгодной как прежде. Жители поразбежались, греческие купцы со своей мошной в основном покинули город. Всем там заправляют венетские купцы из Срединного моря. Сейчас вся русская торговля начала перемещаться на Волгу, в сторону Булгар, потом до Хвалынского моря и дальше в Дербент и Персию. Там хорошо покупают наш лён, мёд, выделанные кожи, особенно юфть, ну и, конечно, пушной товар. Особенно ценен там мех соболя, горностая, куницы и белки. Ещё в дальних землях ценится наш речной жемчуг, который у нас на месте никто не добывает, а в верховьях этим занимаются многие псковские и смоленские кривичи.

      Тогда же на вече порешили заготовить побольше шкурок пушных зверей, а также в осенние, зимние и весенние торги наменять побольше льняных тканей и пряжи. Постановили продать в Полоцке не ходовой в Булгаре товар и на вырученное серебро скупить юфтевую кожу в Полоцке и, в особенности, в Витебске, тогдашнем центре кожевенного производства в Полоцком княжестве. Летом же юнаки должны наковырять побольше жемчуга из ракушек местных моллюсков, в изобилии живущих в наших речках и ручьях.

      Селище Любосты по меркам нашего времени, считалось крупным поселением с двадцатью пятью дворами. Кроме этого, в округе двадцать вёрст находилось с десяток селищ поменьше: на пять – десять дворов, где жили наши родичи. Непосредственно перед весенним Большим торговым походом в Полоцк я с братом и холопами объезжали эти поселения и выменивали или скупали плоды их труда: мёд, воск, льняные ткани и пряжу, поташ, необработанные кожи. Кто-то передавал свои товары нам для последующей продажи на Полоцком рынке. Многие наши зажиточные родичи из окрестных деревень поддержали нашу идею плавания в Булгары и дали нам свой товар. Помимо этого, из Герсики должен был приплыть младший брат отца на своём судне. Он тоже готов плыть с нами по Волжскому торговому пути.

      Приплыв домой после визита дальних поселений на озере Стропы и перегрузив товары в большую ладью, я не выдержал и навестил Врата. Я всё-таки решился сходить на ту сторону. Какая-то неведомая сила манила меня то, что лежит за их порогом. На всякий случай я положил в котомку краюху хлеба и головку сыра. Надел боевые доспехи и подпоясался мечом. Щита я не брал.

Рейтинг@Mail.ru