Лена Сокол
Небо полное звезд. Другие мы
Глава 20
СРЕДА, 3 ИЮНЯ
9.30
Казалось, что воздух в лесу застыл – ни единого ветерка, ни суетливого щебета птиц. Эта тишина казалась зловещей. Чем дальше я пробиралась в чащу, тем проглядывающие сквозь ветви сосен осенние лучи становились всё реже и бесцветнее. Я слышала только своё частое и тяжёлое дыханье, но кожей чувствовала, что за деревьями притаился кто-то ещё.
Он наблюдал. Ждал меня. Смотрел с укором.
Я побежала вперёд, не разбирая дороги. Под ногами хрустели засохшие ветки, а еловые и сосновые лапы рвали на мне одежду и били по лицу. Я неслась, словно в бреду, но всё ещё отчётливо слышала за собой его шаги.
Вокруг пахло мхом, сырой землёй и прелыми листьями. Я падала, вставала и, задыхаясь, снова бежала. Оглядываясь, видела длинные тени, пляшущие меж стволов. Они гнали меня всё дальше и дальше – в мёртвую чащу. Туда, откуда не было дороги назад.
Внезапно лес зашумел, верхушки сосен заскрипели, где-то высоко над головой жалобно крикнула птица. Я поняла, что окружена. Бежать было больше некуда. Что-то сгустилось вокруг меня, опутало туманом, зашипело и вцепилось в горло. Вдруг стало так холодно – невыносимо.
Я упала на колени и свернулась в клубочек, боясь поднять глаза на это беспощадное чудище. Опустила взгляд на свою руку и медленно разжала пальцы: на ладони лежал маленький серебряный крестик. Неведомая сила уже тянула из меня жизнь, убаюкивала, заставляла закрыть глаза, но я продолжала сопротивляться.
Я знала, что нельзя спать.
Смотрела на крестик в непоколебимой уверенности – он меня спасёт.
Знала это точно.
– Господи!
Я села на постели, не понимая, где я, и что происходит.
В ужасе взглянула на свои руки. Они были мокрыми. Я лихорадочно стала осматривать ладони, затем выше – до локтя, затем наклонила голову и осмотрела грудь. Потом потрогала щёки. Отшвырнув одеяло, уставилась на ноги. На мне была пижама, на ней ни следа крови.
Я вся буквально утопала в поту, и мне ощутимо трясло.
Что за чертовщина?
Я зажмурилась.
– Отсо! – Звенел мой голос, вибрируя.
Бах!
И после него оглушительная тишина.
Я всё ещё ощущала его кровь на своей коже. Горячую, липкую кровь с запахом пороха и привкусом железа. Я видела, как он снёс себе голову, и находилась всего в полуметре от него в этот момент.
– Боже…
Открыв глаза, я снова осмотрела себя.
Ничего. Только трясущиеся пальцы и ходящие ходуном плечи. И пот. Море пота – столько, что пижама сырая насквозь.
Потянувшись, я взяла в руку телефон и провела пальцем по дисплею. «Среда, 3 июня» – светилось на экране. Мне показалось, что комната начала вращаться. Телефон, эти цифры, крики, осенний лес из сна, потная пижама – всё смешалось в ком из картинок и звуков.
Так. Стоп!
Я заставила себя медленно вдохнуть и выдохнуть.
Повернулась к окну. Строители на участке Илоны Пельцер раскладывали трубы рядом с бассейном. Очевидно, собирались проводить коммуникации. Котлован был на месте, а вот от вчерашних поддонов с декоративным камнем – ни следа.
Я медленно повернулась в другую сторону. На тумбочке стояла ваза, и она была целой.
Но ведь я её вчера разбила?
– Доброе утро. – Вошла в комнату мама.
Вместе с ней в помещение ворвался Дрисс и запах блинчиков с кухни.
– Ну, как ты? Удалось хоть немного поспать? – Поинтересовалась она участливо.
Я не могла оторвать взгляда от зажатых в её руке жёлтых тюльпанов.
– Не знаю. – Трескучим голосом проговорила я.
– Заметно. – Покачала головой мама. – Лицо всё опухшее от слёз.
Дрисс ткнулся в мою руку, требуя ласки. Он был очень рад меня видеть.
– Ты вспотела, Анна. – Поставив в вазу жёлтые тюльпаны, мать села на край кровати. Тыльной стороной ладони коснулась моей щеки. – Посмотри-ка, ты вся мокрая! Тебе снились кошмары?
Я кивнула.
– Ничего удивительного. – Вздохнула она.
Пёс продолжал тыкаться носом в мою ладонь, но я была словно заморожена, не могла заставить себя пошевелиться.
– И синяк налился, стал фиолетовым. – Мама потянулась к моему лицу. – Как ты умудрилась, скажи?
– Ай! – Воскликнула я.
От прикосновения к нему боль прострелила аж до самого затылка.
– Прости. – Она с виноватым видом отдёрнула руку. – Я приготовила тебе блинчики. Хочешь?
– Нет.
– Тебе нужно хоть что-то поесть, дорогая. Ты ничего не ела с той минуты, как нам сообщили про Мику. Так нельзя!
– Мика… – Его имя застыло на моём языке.
– Я говорила сегодня с Отсо, – мама опустила взгляд на руки, будто собираясь с духом, – выглядит он ужасно подавленным. Что не удивительно. – Когда она подняла взгляд, её лицо было полным сострадания. – Он сказал, что церемония прощания состоится в два часа, и у тебя ещё будет время привести себя в порядок.
– Прощания?
Она положила руку на моё плечо и сжала:
– Ты точно уверена, что хочешь присутствовать на погребении? До кладбища, конечно, недалеко, но ты не обязана проделывать весь этот путь в связи с твоим состоянием. Все поймут тебя, Анна.
– Ты говорила сегодня с Отсо?! – Перебила её я, словно отойдя ото сна.
– Ну да. – Кивнула мама.
– Но как же… – Я схватилась за голову. – Он же застрелился! Я сама видела!
– Кто застрелился? – Вытаращилась на меня она. – Отсо? Когда?
– Вчера! Из своего охотничьего ружья!
Мама кивнула, будто поняла.
– Я говорила с ним сегодня Анна. С Отсо всё хорошо.
– Но я… – У меня пересохло в горле.
Что вообще здесь творится?
– Похоже, тебе приснился кошмар. – Осторожно произнесла она. – Думаю, нужно позвонить доктору, пусть оценит твоё состояние. Заодно, может, посоветует хорошее успокоительное средство. Мне не нравится, что ты просыпаешься вся в поту и с трудом отличаешь сон от реальности.
Она ничего не понимает. Ничего.
– Какое сегодня число, мам? – Тихо спросила я.
– Третье июня.
– А день недели?
Мама задумалась.
– Среда.
– Среда? Не четверг?
– Да. Анна, что с тобой? Может, всё из-за этого синяка?
Я прикоснулась пальцами к ушибу и задумалась. Откуда он? Где я могла так удариться? Что случилось? Почему я ничего не помнила?
– Мама, мне нужно в дом Ярвиненов. – Решительно сказала я и указала на коляску.
Но она не спешила мне помогать.
– Зачем? – Спросила мама, суживая зрачки.
– Мне нужно увидеть Отсо! Я просто не верю, что он жив, понимаешь? Я своими глазами вчера видела, как он выстрелил себе в лицо. Из собственного ружья! Я…
«Стояла рядом в этот момент, и всё моё лицо, и вся моя одежда были в крови», – но ничего из этого я не произнесла вслух потому, что была поражена реакцией мамы. Она явно всё больше и больше уверялась в том, что я схожу с ума.
– А если он жив, как ты говоришь, – добавила я, – мне нужно предупредить его.
– О чём?
Лицо мамы выражало только одно – скепсис.
– Нужно, чтобы ружьё держали подальше от него! Чтобы не оставляли его одного! Чтобы кто-то был рядом!
– Анна.
Рискуя упасть на пол, я потянулась за инвалидным креслом:
– Я всё равно не верю, что он может быть жив! Я видела, как его мозги разлетелись по комнате! Видела, как он погиб!
– Анна! – В последний момент она успела ухватить меня за талию и не дать рухнуть на пол.
Дрисс, чувствуя тревожность момента, сел и заскулил.
– Анна! – Крикнула мама, возвращая меня на место и потрясая за плечи. – Да что с тобой? Приди уже в себя!
Из моих глаз брызнули слёзы.
– Мам, поверь, просто поверь мне. Происходит что-то очень плохое! Мне нужно его увидеть, нужно предупредить. Если он действительно жив, я…
– Анна, посмотри в окно. – Встряхнула она меня. Её глаза блуждали по моему лицу, а сжатые губы налились мертвенной бледностью. – Посмотри! Привезли тело Мики.
Я повернулась к окну и ощутила, как леденеют конечности. Из остановившегося у дома Ярвиненов большого чёрного автомобиля несколько крепких мужчин выгружали гроб. Навстречу им из собственного жилища выбежал Отсо Ярвинен. На нём была чёрная рубашка и чёрные брюки. Он очень хотел им помочь, но помощь работникам ритуального бюро не требовалась: они пронесли гроб мимо него и втащили в дом.
«Жив» – пронеслось в сознании.
Отсо – необходимое уточнение.
А в гробу тогда…
У меня закружилась голова.
Такое просто невозможно было забыть, но как я могла? Почему никто, кроме меня, не видел никаких странностей в происходящем? Почему никого не волновало, как всё это произошло?!
– Дыши, Анна, дыши. – Погладила меня по руке мама.
Дрисс снова заскулил – будто почувствовал то, что я увидела в окне.
Я закрыла лицо руками и приказала себе вспомнить. Но сколько ни старалась, ничего не получалось. Не было никакого понедельника, не было никакой смерти Мики. Всё это бред.
Моё сознание по-прежнему сопротивлялось тому, чтобы всё это оказалось правдой.
– Мам, мне нужно туда. – Решительно сказала я, отнимая ладони от лица. – Мне нужно всё узнать и понять.
– Что ты хочешь понять, Анна? – Уголок её губ подёргивался в нервном напряжении.
– Хочу понять, почему мир сошёл с ума. – Затараторила я. – Почему ты твердишь, что Мика умер. Почему не веришь, что я видела, как Отсо отправил себя на тот свет. Почему смотришь сейчас на меня, будто я последний псих!
– Так. Я знаю, что делать. – Она тряхнула головой, а затем встала. – Сейчас я позвоню доктору Литвиненко и узнаю, сможет ли он подъехать к нам сегодня, чтобы осмотреть тебя.
– Да не нужен мне твой психотерапевт, мам!
Мне хватило двух сеансов у Литвиненко в прошлом году, чтобы понять, что этому хлыщу с очками в роговой оправе гораздо интереснее, чем занимается в свободное время моя мать, чем моё реальное состояние. Он пытал меня в течение двух часов, задавая наводящие вопросы о том, не испытываю ли я депрессивных состояний и не собираюсь ли покончить с жизнью после аварии.
Мы не говорили о том, как прекрасна жизнь, и о том, что нужно искать положительное в событиях каждого дня. Всё, что я запомнила, это его театрально проницательный взгляд с прищуром и попытки выявить во мне хоть какие-то психологические дефекты.
Спасибо, но нет.
– Побудь тут, а я схожу, позвоню. – Сказала мать.
Её губы дрожали.
– Мама!
– Тебе нужно остаться здесь. – Она взяла коляску за ручки и вытолкала её за дверь.
– Ты не можешь так со мной поступить! – Охрипшим голосом крикнула я. – Мам! Ма-а-ам!
– Сейчас я вернусь, и будем завтракать. – Мать постаралась добавить голосу ласки, но у нее и раньше-то это не очень хорошо получалось. – Потерпи немного!
– Ма-а-ам! – Я практически свешивалась с края кровати.
– Дрисс? – Позвала она.
Но пёс не пожелал выйти. Уткнулся широким лбом в моё бедро и отвёл взгляд.
Тогда она просто вышла и заперла дверь.
Я слышала, как её шаги удаляются по коридору, и захлёбывалась в рыданиях. Лишить меня «ног» даже для неё было жестоким поступком.
– Мам! – Проорала я в последний раз так громко, что зажгло в горле.
И бессильно опустилась на подушку.
Что теперь делать? Ползти? Выскользнуть из окна? А дальше?
Меня колотило от обиды и осознания собственной беспомощности. А ещё от отвращения. Потому что в это самое мгновение я поняла, что даже ради того, чтобы увидеть Мику и убедиться в том, что он действительно мёртв, я не готова встать с кровати и открыть всему миру своей секрет.
Если раньше я лишь мысленно признавала, что ненавижу себя за это, то теперь готова была расписаться под этим утверждением кровью.
Я хотела встать, но не могла. И этот страх по-прежнему был сильнее меня.
Я могла подняться и уйти, ведь меня больше ничего не держало, но вместо этого достала телефон, пролистала входящие/исходящие за прошедшие дни, нашла входящий от Мики и набрала его.
«Э-хэй, привет, зачем бы ты ни звонил, ты зря делаешь это! – Если я не отвечаю, значит, я занят: смотрю с Анной на звёзды. Ха-ха-ха! А если это ты, профессор, то просто кинь камешек в моё окно! До связи-и-и!»
И слёзы буквально затопили моё лицо, стерев с губ все слова любви, которые я говорила Мике, и всю ложь, которой я кормила его день за днем, чтобы защитить себя.
Глава 21
– Это уже слишком. Даже для нашей матери. – Проворчала сестра, открыв дверь и наблюдая за тем, как я размазываю слёзы по лицу. – Даже, если речь идёт о тебе. Это вообще всё как-то слишком.
Она задумчиво зажевала губу, и маленькое колечко пирсинга спряталось у неё во рту.
– Пришла поиздеваться? – Всхлипнула я, задрав подбородок.
– Не обязательно огрызаться каждый раз, как видишь меня. – Хмыкнула Софья, входя.
– Что тебе нужно?
Она наклонилась, чтобы погладить пса, лежавшего возле моей кровати.
– Пришла убедиться, что с тобой всё в порядке. – Сестра подняла на меня обеспокоенный взгляд. – Ты выла, будто раненый зверь.
– А что со мной будет? – Отвернулась я.
Вдруг стало так тяжело дышать, что пришлось задержать дыхание, а потом вдохнуть медленно и глубоко.
– Я слышала, мама звонит врачу, у которого ты проходила курс обязательной реабилитации.
– Два бесплатных сеанса. Для галочки.
Я повернулась, и Софья понимающе кивнула. Без обилия косметики её лицо выглядело совсем юным.
– В любом случае, его секретарь сообщила, что он в отпуске.
– А. Ясно.
Значит, никто не приедет, не скрутит меня и не увезёт в психлечебницу.
– Ты пропускаешь подготовку к экзаменам? – Спросила я, вытирая влагу под глазами дрожащими пальцами.
– Мама разрешила.
– Почему?
– Из-за тебя.
– Из-за меня?
Софья потрепала Дрисса за загривок и выпрямилась.
– Похороны. Всем тяжело. – Она пожала плечами. – И всё такое.
Похороны. От этого слова будто веяло могильным холодом.
– Похороны? – Переспросила я.
Мне всё ещё хотелось, чтобы это оказалось неправдой.
– Д-да. – Напряглась сестра. Она подняла руку и начертила в воздухе указательным пальцем круг возле своего лба. – Ты из-за этой синей штуки ничего не помнишь?
– Не знаю. – Призналась я. Наклонилась, достала из ящика тумбочки зеркальце и посмотрела в своё отражение. – Ничего себе…
Шишка выглядела препаршиво.
– Да, мощно. – Поморщилась сестра. – Если бы он был посередине, то я до конца жизни дразнила бы тебя единорогом.
Я печально улыбнулась.
– Давай, помогу тебе одеться. – Примирительно сказала она.
Встала, вынула из комода штаны, толстовку и протянула мне.
– Спасибо.
Честно говоря, Софьи даже не было в списке тех, от кого я ожидала помощи в трудной ситуации.
– Ладно, зайду позже. – Сказала сестра, отворачиваясь, чтобы не смущать меня.
И вышла.
А Дрисс так и остался сидеть возле моих ног.
Переодеваться, когда за мной никто не наблюдает, всегда было проще. Надевать штаны на обездвиженные ноги – так себе удовольствие. Нужно очень постараться, чтобы сыграть такое при посторонних. А уж когда я действительно была парализованной – это было настоящей пыткой. Во время переодеваний я потела не хуже, чем в спортзале на физиотерапии.
– Ты успокоилась? Всё хорошо? – Заглянула ко мне мама.
Я кивнула.
– Отлично. – Она вкатила в мою комнату инвалидное кресло. – Тогда давай позавтракаем.
– Что там с доктором Литвиненко? – Поинтересовалась я.
Маме стало неловко.
– Сейчас он в отпуске. – Она потёрла ладони одна о другую. – Но мне удалось ему дозвониться.
– И что он сказал?
Мать сглотнула и сделала попытку улыбнуться.
– Что подобные состояния не редки для тех, кто переживает сильнейший стресс. Отрицание – одна из стадий переживания горя.
– Надо же.
Она бросила на меня виноватый взгляд.
– Но он посоветовал препарат, который поможет тебе выспаться. Нужно только заехать сегодня в клинику за рецептом.
– А что он думает по поводу того, что ты отняла у меня мою коляску? – Дрожащим голосом спросила я.
И, придвинув кресло ближе, с трудом в него уселась.
– Прости. – Пробормотала мама, придерживая ручки коляски. – Мне очень стыдно, что я поступила так.
– Угу.
– Просто ты напугала меня своими словами.
– Я давно уже поняла, что тебе больше нравится послушная и молчаливая Анна.
Вращая колёса, чтобы развернуть кресло, я бросила на неё разочарованный взгляд.
– Я понимаю. Тебе сейчас тяжело. – Как мантру повторила мама. – И ты вправе сердиться на меня.
– Я могу сходить в дом Ярвиненов?
– Конечно. – Нехотя кивнула она. – Мы сходим туда вместе, хорошо? – Взглянула на часы. – В два часа дня.
– Хорошо. – Согласилась я.
И решила дождаться момента, когда она уедет в клинику.
Глава 22
За завтраком я наблюдала и выжидала. Намерение матери обсудить моё состояние с психиатром значительно поумерило мой пыл. Нужно было вести себя осторожнее. Что бы ни творилось в этом доме, я намерена была разобраться.
– Может, ты уберёшь телефон? – Вопросительно посмотрела на Софью мама.
Та даже не оторвалась от экрана смартфона.
– Представляешь, директриса не собирается отменять завтрашний школьный бал.
– Софья, а есть что-то отвлечённое, о чём мы можем поговорить за столом? – Раздражение матери нарастало.
– А что может быть важнее смерти соседского парня, мам? – Наконец, сестра подняла на неё взгляд.
Я застыла с вилкой в руке.
Пятно клубничного сиропа, растёкшегося по тарелке, напоминало кровь. Невольно вспомнился Отсо, держащий ружьё дулом к лицу. Я видела, как он спустил курок. Это было так же реально, как и запах блинчиков, наполнивший столовую. Так же реально, как голоса мама и Софьи, как скрип ножа по тарелке, как сладость сиропа во рту.
– Ты же видишь, как тяжело сейчас Анне? – Выпрямилась мать. – К чему провоцировать новые истерики?!
– Конечно ей тяжело, мама. – Она отложила в сторону телефон. – Только почему нужно делать вид, что ничего не происходит?
– Посмотри, она даже ничего не ест!
– Это нормально. – Развела руками сестра. – Погиб единственный близкий для неё человек! Дай ей прожить эту боль!
– Единственный? А как же мы с тобой?!
– Может, ты уже, наконец, начнёшь думать о своих детях, а не о себе?!
Мать ударила кулаком по столу, и Софья вздрогнула. Они впились друг в друга взглядами, тяжело дыша.
– Простите, я пойду, прилягу. – Сказала я, откладывая вилку с ножом и выезжая из-за стола. – Мне нужно полежать.
– Видишь, что ты наделала? – Воскликнула с укором мать.
– Ты нас даже не слышишь! – Отмахнулась сестра.
Я поспешила прочь из столовой.
– Я устала от твоих выходок!
– Ты проклинаешь свою жизнь из-за того, что после смерти отца не можешь начать всё сначала – потому что у тебя есть мы! Строишь из себя заботливую мать, но забота это не только оплата счетов, покупка еды и одежды! Это грёбаное душевное тепло, дать которое ты не способна! Даже когда у тебя выходной, мыслями ты где угодно, только не с нами!
– Неблагодарная…
– А ты счастлива была бы избавиться от нас!
– Как ты смеешь?!
Я закрыла дверь и заткнула ладонями уши, но это было бесполезно. Крики, доносящиеся с кухни, по-прежнему звенели в моих ушах. Теперь к ним добавился ещё и скулёж пса, стоящего за дверью. Пришлось впустить его, чтобы не исцарапал дверь.
Вместо того, чтобы лечь, я подъехала к компьютеру и включила его.
Пока ждала, когда он загрузится, мой взгляд упал на цветы, стоящие в вазе. Вчера весь пол был в осколках стекла от этой вазы. Они скрипели под колёсами, и я отчётливо могла воспроизвести в голове этот звук по памяти. «Кхр-р»…
Компьютер загрузился, и так как шум за дверью никак не стихал, я поспешила отвлечься на поиски информации о происшествиях в Сампо за последние дни.
Электронные версии местных изданий не спешили радовать обширными сводками: я нашла всего пару заметок о том, как ученик местной школы ночью сорвался с вышки на озере. Власти называли случившееся несчастным случаем и никак не комментировали.
В одной из статей журналист рассуждал о том, что берег озера давно стал местом посиделок для молодёжи, и там ни единожды задерживали пьяных подростков. К тому же, с наступлением тепла, старшеклассников местных школ потянуло на природу, и «не удивительно, что без должного присмотра со стороны взрослых, молодые люди бесконтрольно имеют доступ к опасным для жизни строительным объектам, запрещённым веществам и могут заниматься всем, чем вздумается».
Какая наглая ложь!
Мика никогда не пил, не употреблял никаких запрещённых веществ и не совершал дурных поступков. Что заставило его пойти на эту вышку? Как он там оказался?
В следующей статье из другого источника говорилось о том, что тело погибшего парня обнаружили в понедельник. Исходя из данных отчёта о вскрытии и со слов Полиции, он ничего не употреблял накануне. Сотрудники органов продолжали опрашивать возможных свидетелей, но не исключали ни версию самоубийства, ни возможность того, что произошла трагическая случайность. По их данным, парень погиб около полуночи в ночь с воскресенья на понедельник.
По моим венам будто пустили лёд.
В ночь с воскресенья на понедельник?
Но ведь он пожелал мне спокойной ночи и отправился домой? Или нет?.. Что заставило его отправиться на озеро?
Я закрыла пальцами веками и принялась их массировать. «Думай, думай, думай».
И в этот момент послышался знакомый сигнал соединения. Я открыла глаза и поняла, что автоматически загружается чат. Через пару секунд передо мной были лица ребят.
– Анна… – Женя, кажется, была ошеломлена моим появлением.
Матиас нерешительно махнул рукой, а Алекс придвинулся ближе к экрану, и его изображение стало крупнее.
– Привет, ребята. – Тихо проронила я.
Хоть что-то оставалось неизменным в этом мире – наш чат.
– Как ты? – Спросил Алекс.
И только сейчас я заметила, что он был весь в чёрном.
Значит, всё же, кое-что меняется.
Видеть его не ярким пятном на экране было непривычно.
– Я нормально.
А что мне было ещё ответить?
– Ты с понедельника не выходила на связь и не отвечала на звонки. Мы переживали.
Все трое глядели на меня вопросительно.
– Я даже не знаю, какой сегодня день. – Призналась я, придвигаясь ближе к столу. – Не помню, что было вчера, и было ли оно.
– У меня то же самое! – Положив руку на грудь, воскликнул Алекс.
Что? Неужели, это происходит? Он тоже, как и я, оказался в этой чудовищной ситуации? Слава богу, хоть кто-то мог меня понять!
– Ты тоже не помнишь событий последних дней так, будто не проживал их вовсе?
Алекс кивнул.
– Я вообще ничего не помню!
– Правда?
– С тех пор, как в понедельник обнаружили тело Мики, я не смотрю на часы, не записываю видео для блога, ничего не читаю, не смотрю и ужасно переживаю за тебя, Анна! – Он всплеснул руками. – Даже не представляю, что ты чувствуешь. И прекрасно понимаю, почему не хочешь с нами разговаривать. Случись со мной что-то подобное, я тоже ушёл бы в себя.
Надежда угасла.
– Значит, его тело нашли в понедельник… – Произнесла я, опуская взгляд.
– А что это у тебя на лбу? – Поинтересовалась Женя.
Она прильнула к экрану, прищурившись.
– А, это. – Я коснулась пальцем шишки. – Даже не представляю…
Если бы разговор происходил оффлайн, ребята бы переглянулись, а так – просто застыли с настороженными лицами.
– Болит? – Спросил Алекс.
– Нет. – Отмахнулась я. – Кстати, вы не знаете, что я делала в понедельник, когда нашли тело Мики?
– О, Дрисс! – Расплылась в улыбке Женя.
И тут я заметила, что пёс подошёл и положил голову мне на подлокотник.
– Как дела? Утешаешь там Анну? – Помахал ему Матиас.
– В обед ты сказала нам, что приходил отец Мики. – Не отвлекаясь на пса, ответил Алекс. – Сказал, что тот не ночевал дома.
– Я не помню ничего этого. – Прошептала я, потирая лоб. – Для меня будто вообще не было понедельника.
– Может, всё дело в твоём… – он показал на себе, – ушибе?
– Я не знаю. – Мне снова хотелось плакать. – Я ничего не знаю. Мне кажется, что все вокруг сговорились, чтобы свести меня с ума.
– Так, спокойно, Анна. – Вздохнул Алекс. – Давай, по порядку.
– Может, это нормально в её состоянии? – Предположила Женя. – Мозг отказывает верить в случившееся.
– Так, значит, Мика не ночевал дома? – Переспросила я, пытаясь разложить в мозгу по полочкам полученную информацию.
– Его нигде не могли найти. – Напомнил Алекс.
– И… потом нашли?
– Да.
– Где?
– У вышки на озере.
– У той, что на окраине?
– Верно.
Я прикусила кожу на пальце и отвернулась.
– Анна, мы же с тобой созванивались. – Попытался привлечь моё внимание Алекс.
– Мы с тобой? Правда?
Он кивнул.
– Вечером.
– В понедельник?
– Да.
– А почему я этого не помню? – Простонала я. – Подожди!
Достала телефон, пролистала список звонков и в исходящих обнаружила номер Алекса. Я звонила ему вечером в понедельник, разговор длился шестнадцать минут.
– Ты сказала, что его нашли у вышки. Он разбился или свернул шею при падении, точно неизвестно. Ты не хотела верить потому, что вы договорились о встрече на понедельник. О свидании – так ты говорила. Мика должен был отправиться домой, а утром встретиться с тобой. Мы разговаривали, я пытался тебя успокоить, а ты всё рыдала и повторяла, что он не мог оказаться на озере. И что его не должно было там быть.
– Я должна это помнить, но не помню. – Призналась я, глядя на свои дрожащие руки. – Я помню только вчерашний день, и это был четверг.
– Четверг – завтра. – Подсказала Женя.
Я сжала пальцами виски и зажмурилась.
Вчера должен был быть вторник? Но был четверг. Или вчера должен быть понедельник?
«Аа-а-а-а-а!»
– Ещё ты сказала, что Отсо уехал на опознание, а тебя опрашивали полицейские.
– В понедельник? – Я подняла взгляд на экран.
– Да. – Кивнул Алекс. В его взгляде были сожаление и беспокойство. – Они интересовались, зачем Мика мог пойти на озеро ночью.
– Действительно. – Прошептала я. – Зачем? Глупость какая-то.
– Спрашивали, не говорил ли он о том, что хочет совершить самоубийство.
Как вообще люди дышат, когда слышат эти страшные слова?
– Нет, только не он. – Замотала головой я.
Мне стало не хватать воздуха.
– Я тоже никогда бы не поверил. – Твёрдо заявил Алекс.
– И я. – Кивнула Женя.
Матиас тоже кивнул.
– Я сначала посчитал его чудаковатым. – Алекс расстегнул пару пуговиц на своей чёрной рубашке. – Вся эта его восторженность. Ну, понимаете, о чём говорю? Я ещё тогда подумал, что на заводе, где производят людей, по ошибке отсыпали ему не щепотку, а целую бочку позитива.
Все закивали, а я вспомнила свои первые мысли о Мике: он будто светился изнутри. Всегда излучал радость и свет.
– Я не верю, что он мог погибнуть. – Задумчиво произнесла я.
А перед глазами упрямо встало фото в рамке, перетянутое чёрной лентой.
– По крайней мере, сам. – Внёс уточнение Алекс.
И тут меня словно обожгло пришедшей на ум внезапной мыслью.
– Простите, мне нужно идти.
– Анна! – Крикнули они почти хором.
Но их голоса оборвались в тот же момент, когда закрылось окошко чата.
– Отойди, Дрисс, не то наеду тебе на лапы, – предупредила я.
Объехала его по дуге, и пёс, словно почувствовав важность момента, засеменил следом за мной.
