Лена Сокол
Любовь по обмену. Разрешите влюбиться
– Много у вас студентов из других стран?
– Да. Но все в основном русско-говорящие: из Казахстана, Узбекистана, Беларуси и стран ближнего Зарубежья. Даже среди тех, кто имеет российское гражданство, много студентов разных национальностей. У нас многонациональная страна.
– Да в Сан-Диего также.
– Оценки у нас не от Fдо А, от 1 до 5. Что еще? – Перебираю в уме информацию, решая, что могло бы быть полезным для иностранца. – В наших университетах тоже есть библиотеки, кафе, спортзал, но они не круглосуточные, и мало напоминают ваши кампусы – маленькие городки. Здесь все гораздо скромнее.
Мы останавливаемся возле главного корпуса. Джастин оглядывается вокруг, и его взгляд падает на стоящий в отдалении большой университетский стадион.
– О, – Глаза парня загораются. – Кажется, здесь я и играл в футбол. Надо же.
Ничего себе. Значит, он все это время вчера кружил поблизости.
Смотрю на часы.
– Ты готов?
Но он застывает на месте. Выглядит удрученным, ссутуленным, смотрит в одну точку и дышит тяжело, точно приговоренный к смерти.
– Нет. – Уголки его губ опускаются. И повторяет уже по-русски: – Нет.
– Эй, – подбадриваю я, вставая на цыпочки, чтобы поймать его взгляд. – Ты чего?
Джастин вздыхает. Смотрит на меня. Синие глаза полны обреченности.
– Может, не надо? – Спрашивает после недолгой паузы.
– Надо, Джастин, надо! – Смеюсь я.
11
Зоя
Мы оформили нужные документы, и теперь идем в аудиторию.
– Помещения для лекций бывают большими, – говорю я, – там преподавателя слушает сразу несколько групп одного потока. Либо маленькими, как это, где сегодня заниматься будем только мы. – Поправляюсь. – Только наша группа.
Указываю на кабинет. Направляемся к нему, и чем мы ближе, тем медленнее Джастин передвигает ноги.
– Ну, вот, пришли.
Кто-то, очевидно, залил американцу бетон в толстовку, потому что он застыл и не достает рук из карманов. Даже не моргает, смотрит на меня сосредоточенно, отчего ярко-синие глаза кажутся огромными, почти безграничными. Как океан.
– Вау, – усмехаюсь. – Такой большой мальчишка, а струсил.
– Я?! – Наконец, оттаивает он, и его руки выбираются из плена кофты. – Это не страх. – Проводит ладонью по лицу. – Я просто в ужасе…
Его лицо так напряжено, что мне хочется взять его за руку и успокоить. Но не могу. Для меня это кажется очень опасным. И несправедливым по отношению к Славе. Ведь и так, (и нужно это признать), о Джастине я думаю слишком часто – гораздо больше, чем полагается девушке, у которой есть парень.
– А где тот крутой спортсмен, который приехал к нам два дня назад, а? Который тушил сигареты в горшке с цветами и смотрел на меня… – Гляжу на него исподлобья, насколько это вообще возможно с позиции моего роста. – Вот так!
Его губы растягиваются в невольной улыбке.
– Вот. Вижу. – Кладу ладонь на ручку двери и тяну на себя. – Такой Джастин как раз подойдет.
Открываю дверь и заглядываю внутрь. Нам повезло – препода еще нет. Ребята оживленно болтают о своем.
– Нет, – громко говорит Вика, усаживаясь на подоконник, – я туда больше ни ногой. Что там делать? Комаров кормить? Или ногти ломать на канатном мосту? Пусть ботаники едут, им полезно: спорт, и все такое.
– Поддерживаю, – соглашается Диана. – Я на турслет в этом году ни ногой.
Открываю дверь шире, выдыхаю и делаю первый шаг внутрь. Оборачиваюсь и показываю жестом Джастину, чтобы входил. Он медлит. Вижу, как будто по мановению волшебной палочки, его лицо опять становится суровым – парень напускает на себя жесткий, неприступный вид. А мне-то казалось, сейчас он включит улыбчивого американца сих привычным «howareyou» или «what’sup», но не тут-то было.
– Всем привет! – Объявляю, взглянув на собравшихся одногруппников.
И мой подопечный делает первый, несмелый шаг в аудиторию.
– Знакомьтесь, это Джастин. Он из Сан-Диего, и будет учиться с нами ближайшие несколько месяцев.
Все взгляды устремляются на новичка.
Американец молча входит и окидывает группу взглядом. Не спешит пойти и занять свободное место, видимо, ждет от меня хоть каких-то инструкций. Ребята смотрят на него во все глаза, кто-то приглушенно охает.
– Привет, – вдруг бросает он самоуверенно.
По-английски.
– Привет. Привет. Привет! – Раздается в ответ хор голосов.
Все улыбаются. Девчонки начинают шептаться. Бьюсь об заклад – каждой из них кажется, что он поздоровался именно с ней.
– Джастин не понимает по-русски. – Обвожу взглядом в первую очередь парней. – Так что прошу проявить к нему понимание и помочь, кто чем может.
Аудитория взрывается гулом голосов. Первым к незнакомцу спешит Дима. Крепко жмет ему руку:
– Добро пожаловать! – Хлопает по плечу.
– Спасибо, – Джастин удостаивает его сдержанной улыбкой.
И тут Калинин начинает задавать ему вопросы с такой скоростью, что я почти перестаю понимать, о чем они ведут беседу. Три года в Нью-Йорке для него не прошли даром – он владеет английским в совершенстве, и по лицу американца становится заметно, как это его поражает.
– Совсем-совсем не понимает? – Интересуется Танька, подойдя ко мне ближе.
Довольно киваю, видя, как наши парни по очереди подтягиваются вперед, чтобы познакомиться с новичком.
– Совсем.
– Ни словечка? – Глаза девушки расширяются.
Ее подружки уже окружили меня кольцом.
– Привет, пока, спасибо. – Пожимаю плечами. – Это все, что мы успели вчера выучить.
А еще «задница», «зайка» и прочее, но об этом умолчим.
Диана, поправляя розовые локоны, не сдерживается – громко и радостно взвизгивает:
– Ой, а хорошенький какой! Губастенький!
– Высокий, – мечтательно подхватывает Танька.
– Слушай, Градова, – подходит ко мне Вика. Ощущение такое, что ко мне только что королевская кобра подползла. – Он что… у тебя дома живет?
Она неотрывно смотрит на американца.
– Да, – говорю я. – Джастин – брат Челси Реннер, приехал вместо нее.
Кобре больше не интересно, что я ей скажу. Она медленно двигается в сторону будущей жертвы. Мне на секунду даже кажется, что слышу ее шипение, и по спине пробегают мурашки.
– Привет, как дела? – Королева группы протягивает ему руку. Парни расступаются, и ее губ касается довольная улыбка. Она любит эффектные появления.
У них с Джастином не такая большая разница в росте. Хорошо смотрятся. К тому же, парень явно заинтересованно смотрит на нее. Жмет руку, и я вижу, как в его глазах автоматически включается режим «охмурителя».
– Привет, все прекрасно.
– Меня зовут Вика. – Она кокетливо поводит плечом, изображая смущение.
– Я – Джастин, очень приятно.
Их контакт глазами слишком затягивается.
– Ого, – шепчет Машка, подлетая ко мне сбоку.
– Угу, – соглашаюсь я.
Мне уже ясно видится, как змеюка вонзает свои острые зубы поближе к голове и умерщвляет свою жертву, впрыскивая под кожу сильнейший токсин. Не отпускает, удерживает и прикусывает снова и снова.
– Он… интересный, – качая головой, выдает Сурикова.
– А? Кто? – Спрашиваю я, с трудом оторвав взгляд от Джастина, окруженного толпой страждущих пообщаться.
– Кто-кто? Твой новый жилец.
– Я вот только одного понять не могу, – вклинивается Никита Медведев, который уже успел поздороваться с новичком и отошел подальше, чтобы не мешать остальным. – Почему в параллельной группе три тренажера, а нам только одного выделили.
– Это иностранный студент, болван, а не тренажер. – Злюсь я.
И пусть он имеет в виду английский, на ум мне сразу приходит вчерашнее приключение американца. Хорошо вчера на нем потренировались, на губе, вон, до сих пор след виден.
– Да я ж по-доброму, – смеется Никита, бросая сумку на стол.
Прислушиваюсь к разговору.
– Тебе у нас понравится, – уверяет Вика, строя глазки Джастину. – Вот увидишь. Здесь нет феминисток, харасмента и прочих вещей, к которым вы привыкли. Здесь можно свободно ухаживать за девушками, подавать им руку, чтобы помочь выйти из машины, оказывать знаки внимания и…
– Ты, правда, думаешь, это первое, что нужно знать иностранцу, который приезжает в Россию? – Насмешливо спрашивает ее Дима, переходя на русский.
Вика продолжается натужно улыбаться – этим ее не прошибешь. Даже бровью не повела. Смотрит на Джастина, как ни в чем не бывало:
– Мы все тебе поможем с учебой. Обращайся. Я вот могу заниматься с тобой русским языком после учебы.
«Языком она может. Ну, это не новость» – думаю я, сжимая зубы.
– Давай, мы сами как-нибудь разберемся, ладно? – Настойчиво отодвигает ее Дима. Парню нужно освоиться. – Переходит на английский. – Пойдем, подыщем тебе местечко, Джастин.
Тот радостно кивает и следует за ним.
– А через две недели у нас выезд на природу всей группой! – Не унимается Вика. Видимо, ей нравится орать им в спину. – Специальное мероприятие для иностранных и наших студентов под названием «Межкультурный диалог». – Растерянно оборачивается к подружкам. – Девочки, кто знает, как перевести на английский слово «турслёт»?
– Давай, потом? – Устало выдыхает Дима, оборачиваясь к ней.
Вика злобно прищуривается. Не привыкла, чтобы ее отшивали, тем более прилюдно. Поправляет светлые локоны, садится на свое место и разворачивается так, чтобы видеть новенького.
– Здесь тебе будет удобно. – Говорит Калинин, указывая иностранцу на парту в конце возле стены.
– А Зоя? – Оглядывается американец и, увидев меня, машет рукой, подзывая.
У меня внутри порхают бабочки. Надо же, вспомнил обо мне…
– Вспомнил про свои костыли, – ворчит Вика, – теперь пока русский не выучит, от Зойки не отстанет.
Теперь у меня все обрывается. А ведь так и есть: я просто помощница, без которой Джастину ни учителя понять, ни обед в столовке купить не получится. Только почему вдруг так обидно это осознавать?
– Так мы и поможем ему, – упирая подбородок в раскрытые ладони, усмехается Диана. – Позанимаемся…
Смотрю на них и качаю головой. «Курицы».
Вика улыбается, заметив мой взгляд:
– Поможем ему провести эти полгода весело и с пользой, чтоб не заскучал там, у Градовой в гостях.
– Ты бы прикусила уже свой язык, Старыгина. – Вмешивается Никита, поворачиваясь к ней. – Вон, и твои костыли уже прибыли. – Кивает на дверь, в которую заходят Игорь, ее бывший, и его приятель, обладатель шикарной кучерявой шевелюры, Макс Данилов по кличке Лысый.
– Привет, – сухо здоровается Вика и тут же напускает на себя скучающий, отстраненный вид.
Между этими двумя еще не все решено, это очевидно. До сих пор точат зуб друг на друга.
– Привет, Зой, – игнорируя бывшую, бросает мне Игорь и следует к своему месту. Останавливается. – Опа. А это у нас кто?
Удивленно вскидывает брови, глядя на американца, окруженного толпой ребят, пробующих себя в английском, общаясь с ним.
– А это у нас Джастин, иностранный студент.
– Круто. – Замечает он, и они с Максом идут знакомиться с новеньким.
Неторопливо иду к своему месту. Наблюдаю за ними. Мой подопечный выглядит довольным, улыбается, он рад, что все присутствующие здесь его понимают. Подхожу ближе, останавливаюсь и нерешительно топчусь на месте, слушая, как Дима обещает американцу провести завтра экскурсию по городу.
– Всем добрый день! – Раздается мужской голос.
Станислав Вячеславович пришел – наш преподаватель грамматики перевода.
Все тут же дружно подрываются и начинают занимать свои места. С облегчением наблюдаю, что рядом с Джастином стул пустует. Сажусь и чувствую, как он смотрит на меня, будто ждет, что я ему что-то скажу.
Достаю из сумки тетрадки, ручки, кладу на стол. Шум постепенно стихает. Поднимаю глаза и вижу, что Вика сидит вполоборота и смотрит на нас. Заметив мой взгляд, неохотно отворачивается.
– Ну, что? Как ты? – Спрашиваю шепотом у Джастина.
Медленно поворачиваюсь к нему.
Он глядит пристально, будто душу планирует из меня вытянуть одним взглядом. Между нами всего несколько десятков сантиметров, поэтому я непроизвольно съеживаюсь. Сердце начинает грохотать от волнения.
– Русские… доброжелательны. – Выдает он, наклонившись к моему уху.
Я перестаю дышать, а он, как ни в чем не бывало, сканирует взглядом аудиторию.
Все сидящие вокруг пялятся на него, как стадо баранов на новые ворота. И даже Маша с Димой, сидящие теперь перед нами, устроились вполоборота, чтобы удобней было смотреть на Джастина.
– О, я смотрю у нас новенький. – Замечает Станислав Вячеславович, складывая руки в замок.
– Да, – произношу еле слышно. – Это Дж… Джастин. Прошу любить… – «Любить. Любить. Любить. – Стучит в висках». Прочищаю горло. – И жаловать…
Вся покрываюсь краской. От ушей до кончиков пальцев ног.
Так начинается наше первое совместное занятие.
12
Джастин
Старался быть сильным и не паниковать. Днем, на занятиях. И после, когда мы с Зоей получали мои новые учебники и тащили их домой. И за ужином, когда меня по третьему разу спрашивали, нравится ли мне здесь.
Нравится? Да. Да так нравится, что с утра хочется петь, а к вечеру застрелиться.
Меня пугает буквально все, но я, конечно, никогда в этом не признаюсь открыто. Пугают их дома, улицы, люди, обычаи. С ума сводит их язык, который кажется просто изощренной пыткой – в нем все сложное, начиная от букв и заканчивая произношением слов. Любых. Потому что все они, кажется, созданы именно для того, чтобы вывернуть или завязать узлом мой язык.
Лежу в темноте на своей кровати. Большой, здоровый детина, которому хочется выть, как девке, от безысходности и усталости. Меня будто тихоокеанская волна пришибла со всей дури. Хочется встать, послать их всех подальше, собрать вещи и свалить. Но что-то держит, не отпускает. Какой-то невидимый якорь, тяжелый и крепкий.
Зоя вечером предлагала помощь в изучении алфавита. Отказался. Захлопнул дверь прямо у нее перед носом. В моем поступке мало приятного, но я злился, мне так хотелось побыть одному. Знал ведь, что будет трудно, что не раз захочется опустить руки, все бросить… и все равно ввязался в эту авантюру!
А она… Она, кажется, переживала даже больше меня. На занятии пыталась переводить мне шепотом, писала на бумажке слова-подсказки, ободряла. Хотя и преподаватели у них понимающие: тоже старались объяснять все так, чтобы и мне было понятно, много говорили на английском.
Вот же черт…
Ударяю кулаком в подушку и встаю. Иду на кухню, завариваю кофе. Она так старалась. На каждом шагу пыталась меня уберечь от ситуаций, где бы я ничего не понял. Все показывала, рассказывала, объясняла. А я вместо того, чтобы принять ее помощь в выполнении самостоятельного задания, просто захлопнул дверь.
Идиот.
Нужно скорее все исправить.
В доме тихо, все уже легли спать. Беру кофе, поднимаюсь с ним наверх. Захожу в свою комнату, закрываю на дверь на замок. Открываю окно, выкидываю на крышу плед с кровати, беру кружку с дымящимся напитком и вылезаю вместе с ней наружу. Осторожно прикрываю за собой створку.
На улице ветрено. Луна стоит высоко над домом. Крадусь на цыпочках к окну Зои, свет там не горит. Голые пятки прилипают к поверхности крыши – вечером моросил дождик. Холодно.
Наклоняюсь, встаю на колени и долго всматриваюсь в черный прямоугольник, пытаясь выхватить из темноты ее очертания, свет мобильника или хотя бы что-то, но, похоже, Зоя спит.
Вот черт. Черт. И уже вслух и по-русски: «черт»!
А на их языке мне даже больше нравится ругаться. Русский словно для этого и создан: получается смачно, хлестко, ярко и звучно.
С досады шумно выдыхаю, и вдруг в окне появляется ее силуэт. Узкие плечики с рассыпанными по ним светлыми волосами, распахнутые от удивления глазищи, тонкая талия, которую так умело подчеркивает маечка на бретельках. И губы. Бледные, но так притягательно припухшие, будто она спала или ревела…
– Что? – Спрашивает Зоя одними глазами.
От моего дыхания на стекле расползается белая дымка:
– Выходи. – Прошу, состроив свое самое виноватое и просящее лицо.
Поднимаю вверх кружку с кофе.
Мне хочется сказать dinnerdate[3], но это было бы слишком. Хотя и выглядит это как свидание, и мне хотелось бы, что бы так оно и было, если честно. Но нет. Нужно выбросить эту дурь из головы.
Зоя что-то берет со стола, накидывает легкую кофточку, распахивает окно и вылезает. Подаю ей руку, она хватается за нее и спрыгивает. От вида ее голых ножек в шортиках моя мужская природа просыпается, поэтому, едва девчонка оказывается на крыше рядом со мной, передаю ей кофе и отворачиваюсь.
– Пойдем. – Говорю. Сам уже спешу к ветке яблони, где валяется плед.
«С ума сойти можно, у нас с ней уже есть свое собственное тайное место»
– Не спится? – Спрашивает она едва слышно.
– Да. – Поднимаю плед, несу его к дощечке, служащей сидением, кладу сверху и жду, когда Зоя подойдет. – Садись.
Держу его так, чтобы она села, и еще хватило длины, чтобы накрыть ее плечи. Мог бы согреть ее своим телом, без проблем, но эта девочка не из таких. Она вообще другая. И только с ней впервые за последние месяцы я не чувствую себя неудачником и не думаю о Фло или об отце.
– Спасибо за кофе, – тихо благодарит Зоя, и я вижу, как ее щеки розовеют в отблесках лунного света.
– Не стоит.
Сажусь рядом и укрываюсь свободным концом пледа.
Молчим. Мне впервые ужасно неловко наедине с девушкой. Это очень интимно, вот так сидеть вдвоем, в опасной близости под теплым пледом, вдыхать свежий, почти морозный воздух, любоваться только появляющимися на небосводе звездочками и чувствовать рядом ее горячее плечо.
– Прости, что… – начинаю неуклюже.
– Не надо. – Отвечает она, касаясь губами края кружки. – Все в порядке.
– Мне просто стыдно было признаться самому себе, что я нуждаюсь в твоей помощи. Без тебя я, вообще, вряд ли выживу здесь.
– Это тебе. – Зоя, наконец, достает то, что прятала все это время подмышкой.
Это маленькая баночка колы.
– О… – восклицаю я. – Вау… Спасибо…
Беру банку, открываю и жадно пью. Напиток прохладный, он мало похож на колу со льдом, которая продается у нас на каждом шагу, но я этого почти не замечаю. На пару секунд оказываюсь на берегу океана с доской для серфа в руке. Мне хорошо. Я слышу плеск волн, щурюсь от лучей обжигающего солнца и улыбаюсь. Широко и искренне улыбаюсь.
Еще глоток, и вот я снова рядом с ней – в России. И мне почему-то все еще хорошо.
– Вот. – Она протягивает мне что-то маленькое и черное. – Тоже тебе.
– Что это? – Разглядываю штуковину, кручу в руках и вдруг понимаю: – Адаптер для моего смартфона? Но как…
– Пока ты был на занятиях по русскому, сходила и купила. Думала, тебе пригодится.
Мне очень хочется ее поцеловать, но я опять сдерживаюсь. Зоя отворачивается и смотрит на небо, будто тоже боится, что я могу это сделать.
– Спасибо, Зоя. – Продолжаю разглядывать ее белую в свете луны кожу, каждую черточку и колышущиеся на ветру пряди волос.
– Пожалуйста.
Сидим. Пьем каждый свой напиток. Молчим.
– Зоя, а что такое «yopaninasos»? – Решаюсь спросить.
И зря. Кофе сразу идет у нее носом. Она трясется, не в силах сдержать смех, и вытирает руки и лицо пледом.
– Что? – Спрашивает, хихикая.
– Дима велел у тебя это спросить вечером, когда мы останемся вдвоем.
– Он такой, он может. – Кивает она и продолжает смеяться.
– Прикольный чувак. – Соглашаюсь.
И мы хохочем вместе.
Наконец, Зоя признается:
– Это непереводимое выражение. Нецензурное. Вроде того, что «черт, как это могло произойти» по-вашему… или «вау, вот это да»… Не знаю… Мало что из русского мата можно перевести. И наоборот – одно слово можно перевести десятью разными способами.
– Зачем он просил меня сказать это тебе?
Она так резко поворачивается и смотрит мне в глаза, что сердце перестает биться.
– Наверное, хотел, чтобы я посмеялась. Ты ведь сохранил интонацию, поэтому вышло очень забавно.
– Рад, что все получилось. – Выдыхаю с трудом. – И что ты… улыбаешься…
Она, конечно же, прячет взгляд. А я думаю о ее парне. Что за парень еще? Меня совершенно не волнует наличие какого-то там парня, кем бы он ни был.
– Я сегодня разрезал банковскую карту отца. – Признаюсь.
– Ого. – Произносит Зоя. – Тогда у тебя обратного пути нет.
– Да. Теперь мне придется подрабатывать на руднике или валить лес.
– Ну… Это вряд ли. Здесь для тебя все бесплатно, – высоко поднимает кружку, – в том числе и кофе.
– А если я захочу пригласить тебя в кафе, например?
Она не успевает скрыть удивление, ее брови взлетают вверх.
– Тогда… рудник, другого выхода нет. – Шутит, быстро взяв себя в руки.
Но я уже видел в ее глазах то, что хотел – она не против, даже если станет это отрицать.
– Зоя, а что такое… ту… т… – Тщетно пытаюсь воспроизвести услышанное утром слово. – Этот выезд на природу, о котором все говорят.
– Ааа, – она легко произносит его и затем пожимает плечами. – Это такое мероприятие, вроде тимбилдинга. Чтобы студенты сплотились, пообщались. Мы выезжаем на природу, живем сутки в маленьких деревянных домиках, участвуем в конкурсах: полоса препятствий, армрестлинг, ориентирование и прочее. Поем песни, жарим мясо на костре, много гуляем. Не переживай, это весело.
– Скаутинг? Что-то вроде, да?
– Хм. – Зоя хихикает. – Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
– Наверное.
– Меня беспокоит другой вопрос. – Она потягивается, глубоко выгибая спину, совсем как кошка, и зевает. – Во что мы тебя оденем? Нужно что-то похуже, и явно не эти твои, белые сникерсы. Замараются.
– Да, я уже думал, что мне нужна новая одежда, у вас тут становится холодно.
– Да погоди ты с новой. – Зоя встает. – Можно взять что-то у Степы, у него полно… – подбирает слово, – барахла. Пошли!
Она идет к моему окну. Я оборачиваю плед вокруг тела и думаю только об одном: эта девушка хочет зайти ночью в мою комнату. Как не наброситься на нее? Связать, что ли, себе руки за спиной?
Через полминуты мы уже стоим посреди комнаты. Горит свет, и Зое уже не так комфортно – она понимает, что предстает передо мной полураздетой в своей пикантной пижамке. Выхватывает из моих рук плед и накидывает сверху.
– Так, посмотрим, – говорит шепотом, открывая шкаф. Слева висят мои вещи, справа – ее брата. Зоя быстро перебирает одежду и выносит приговор. – Не то. – Садится на корточки и выдвигает ящик. – Вот здесь была куртка. Держи. – Подает мне. – Сейчас поищем еще.
Бросаю куртку на кровать.
– В другом шкафу я видел обувь, может, там что найдется? – Иду к противоположной стене, открываю створки низкого шкафа и вытаскиваю несколько коробок.
– Черт, – доносится вдруг со спины.
Но я уже снял крышку с самой нижней коробки и в недоумении уставился на ее содержимое.
